Пересадка

      …        Комментарии к твиту: «А вам знакомо чувство…»       DefF04kAsPriVet0W: «Лох-пидр!»       dimonemo44: «Да пиздит как дышит :DD хотя если в прошлый раз ты бомжевал на вокзале то вопросов нет :)0)» 1 отметка «Нравится»       dotalenka: «Когда новые фоточки, зайка? :33»       anytka_trasher: «Хочешь, помогу освоить? ;))»       JekaCandy: «@anytka_trasher Мне уже ничего не поможет ;)»       ***       — А почему ты без очков, если зрение плохое? — спросил меня Маш, как только мы оказались в вагоне.       Мест свободных не оказалось, поэтому мы встали около дверей.       — Чтоб я на тебя был похож? — я ехидно улыбнулся, думая, что остроумно пошутил.       Но Маш не разделил эту мою уверенность и шокированно уставился на меня:       — Почему ты так говоришь? — растерялся мой собеседник, — Что здесь такого?.. — он аж покраснел от смущения.       Мда, мне надо быть сдержаннее на поворотах.       — Я имею в виду, что у меня немного другой образ, понимаешь? — я снова поймал его растерянный взгляд. — Да они мне только мешать будут, я уверен.       — Образ другой, — хмыкнул Маш, оглядев меня во весь рост, — я бы тоже не подумал, что ты в топовый технический вуз подашься.       — Почему?       — У таких, как ты, увлечения совсем другие.       Ехидничает в ответочку. Что ж, справедливо.       — Возможно просто в отличие от московских хуепинов, у меня ещё осталась щепотка мозгов.       — Ха, — хохотнул Маш. — Но материшься ты даже круче, — с улыбкой добавил он.       Почаще бы улыбался, ботаноид, у тебя классная улыбка! И почему же я её раньше не замечал? Ах да, наверное, потому, что вот уже как минимум второй год Маш обычно сидит, уткнувшись в учебник, и почти ни с кем не разговаривает. Как тут заметишь.       На самом деле, его удивление мне вполне понятно. Я ведь совершенно не похож на типичного отличника, в отличие от Маша. Ведь кому ещё захочется таскаться с длинными патлами, в дырявых джинсах, потасканной футболке с говнарского концерта и пятном чьей-то блевотины со вписки, слушать какую-то непонятную музыку, в которой только орут, и писать плохие романтические стихи. При этом иметь пару тысяч подписчиков в ВК и Твиттере — да, это определённо портрет приличного и чопорного медалиста, а не какого-то еблана по жизни, любящего бухать Блейзер и курить плюшки. Но в отличие от меня он прекрасно ориентируется в метро, и поэтому мне придётся эксплуатировать его следующий учебный год.       — Эм, давно хотел спросить… — промямлил он, когда мы стояли на ЭТОЙ АДСКОЙ ДВИЖУЩЕЙСЯ САМА ПО СЕБЕ ЛЕСТНИЦЕ.       Я стоял на ступеньку ниже моего одноклассника, что заставляло его глядеть на меня непривычно сверху. Огни фонарей стремительно пролетали мимо, сверкая мягким светом в линзах Машкиных очков.       — Чего спросить?       — Тебе не больно от этих штук? — Маш поднёс палец к своим губам, намекая на мой симметричный пирсинг над подбородком.       — Конечно нет, — удивился я наивности произнесённого вопроса, — я даже их не чувствую, о чём ты, — я продолжал лыбиться, желая, чтобы он ещё о чём-нибудь спросил меня.       — А у тебя ещё есть?       — Есть, — снова хохотнул я, — в брови, — я поднял чёлку с лица, чтобы показать ему упомянутое, — на… а-а-а, — в языке Маш увидел штангу, — и… — я не мог сдержать хитрой улыбки, — на соске, — шепнул напоследок я.       — Да ты чё! — изумился он, что опять же удивило меня.       — Показать?       — Прям здесь? — снова засмущался Маш.       — Да чё тут, вот — гляди, — хмыкнул я и задрал подол футболки так, что на всеобщее обозрение оголился мой сосок с небольшой блестящей штангочкой.       — Ого, — удивился Маш, с интересом уставившись на мой сосок, — ну ты даёшь.       На противоположном эскалаторе вниз спускались девчонки, которые, завидев такую картинку, визгливо захихикали. Я тут же сопроводил их кокетливым подмигиванием, что также заметил Маш и смущенно заулыбался, толкнув меня в плечо:       — Прекращай, шутник, блин.       — Понравилось же, а? — опуская футболку обратно, съязвил снова я.       — Ох, господи, — всё ещё смущённый Маш развернулся от меня, чтобы сойти с полотна эскалатора.       Ох, и что это за реакция? И разве она не пиздецки милая?!       Сойдя с эскалатора, мы двинулись к стеклянным дверям. Как только я поравнялся с Машем, он снова недоумённо обратился ко мне:       — Но ведь прокол — это же очень больно.       — Не только прокол. Первые две недели — просто ад.       — Кошмар, — не мог перестать поражаться Маш.       А я — умиляться. Для него всё, что для меня уже несколько лет привычно, в новинку.       …       Наконец мы вдвоём с моим новоиспечённым спутником Марием добрались до университета. Ворвавшись в кабинет, благополучно опоздав на сорок минут, мы ещё какое-то время не могли перевести дыхание, то и дело прерываясь на извинения. Преподаватель, приспустив очки ближе к кончику носа, сдержался от нравоучений и велел нам быстрее присаживаться. Взглянув на аудиторию, мы встретили тридцать пар удивленных глаз. Уверен, что большинство припёрлось сюда задолго до начала занятий, что давало им право поражаться такой наглости в нашем с Машем исполнении. Да и представляю я, что они перед собой видят. А именно — парадокс в олицетворении, нахуй. Я и… Совершенная моя противоположность. Наверняка Маш думает обо мне так же. Мы устало рухнули на заднюю парту, так как все места впереди, естественно, были заняты. Лучше не придумаешь — ни мне, ни Машу в жизни не увидеть, что же там на доске написано. Я взглянул на моего бедного одноклассника, ситуацией он доволен не больше, чем я. По пути сюда мы умудрились заблудиться ещё и в самом здании университета. Каким же было удивление, когда нам обоим оказалась нужна одна и та же аудитория. Похоже, это просто судьба. С этим человеком я бы в жизни не пересёкся. Ни за что, если б не эти курсы…       — Слушай, Маш, — позвал я одноклассника. — Ладно я-то… Мог и на полтора часа опоздать, если бы тебя не встретил, но… Ты-то почему опоздал?.. — спросил я, стягивая с себя рукава своего пальто.       Мы пропустили сорок пять минут лекции, поэтому всё равно не понимали, о чём ведёт речь препод, поэтому Маш соизволил перевести на меня свой взор.       — Я просто не успел.       — А что случилось?       На нас шикнул кто-то спереди. Я умолк и приблизился ближе к человеку, к которому никогда бы не посмел подойти и на шаг ещё вчера. И, чуть повернув голову, он ответил мне шёпотом:       — С младшей сестрой запрягли, пришлось забирать её из сада. Кое-кто забыл, что именно сегодня у меня курсы… — недовольно проворчал Маш, недобро вспоминая этого «кое-кого».       — И кто же это?       Маш недоумённо на меня посмотрел, удивляясь тому, что мне интересно:       — Да так, сестра двоюродная, — вздохнул он. — Она, видите ли, забыла.       — Круговорот сестёр в природе, — попытался пошутить я и снова заулыбался как идиот.       Маш почти засмеялся на это, вот только на нас снова шикнули спереди.       — Давай послушаем уже, а? — с улыбкой произнёс Маш.       Нам — двоим глазным инвалидам — ничего не остаётся, как слушать. Я знаю, Маш думает, что я тот ещё болтун, но он, как я понял, очень даже не против. Я почему-то остановил свой взгляд на его профиле на момент дольше, чем я хотел: прямой, красиво очерченный нос и губы, сосредоточенно нахмуренные брови отлично дополняли эту красивую линию изгиба. Маш поймал мой взгляд, с удивлением вскинув брови, думая, что я хочу его что-то спросить.       Ох, блять! Совсем крыша едет! Это же наш ботан! Наш всеобщий любимец! Человек, без которого невозможно представить класс! Это как если бы ванная была без ванны! Одноклассник, которого я вижу почти каждый день в классе, а пялюсь на него, как в первый! Совсем уже тронулся, перекурил плюх.       Чтобы отвлечь себя от назойливых дум насчёт моего случайно встреченного одноклассника, я переключился на внимательные взгляды девчонок, которые тоже почему-то не слушали препода и пялились на меня. Лёгкая усмешка пробежала по моему лицу и, взяв наконец ручку, я начал что-то записывать, периодически зажимая меж зубов штангу.       О своей ориентации я стал задумываться лет в тринадцать, когда поехал в детский лагерь и впервые в жизни умудрился влюбиться. И не в кого-то, а в своего друга на ту четырёхнедельную смену. С Вадимом мы сошлись буквально с первого дня на линейке, когда мы всей нашей оравой стояли по стойке смирно перед вожатым. Вадим стоял рядом и так же, как и я, всего боялся. Я ткнул его локтем и подбодрил, опять что-то соострив про внешний вид вожатого, на что Вадим расхохотался. И с того дня мы были не разлей вода. Он оказался гениальным генератором идей, а я же помогал ему своими социальными навыками, что сотворило из нас двоих бомбическую смесь. Мы даже оказались в одной комнате, что не останавливало процесс генерации идей даже ночью. У нас получилось организовать некую компанию из пацанов, с которыми было нормально тусить и гонять через ограду, дабы спиздить пиво из местного магазинчика, конечно же. Или планировать рейды в девчачьи комнаты, дабы измазать их лица пастой, пока они спали. Походы к местной речке ночью без ведома вожатых — тоже его идея. А мысль искупаться голышом стайке тринадцатилетних школяров — заслуживает отдельной премии. Это было самое весёлое моё лето, наполненное смехом, куражом и яркими эмоциями. Между прочим, девчонкам я тоже нравился, такая уж есть моя светская натура. Одна из них… Не помню её имени, как-то подкинула старательно вырезанное сердечко мне под подушку, забежав в мою комнату как-то на завтраке или обеде, чего не заметили ни я, ни Вадим, ни другие наши соседи. Это произошло под конец смены, где-то на третьей неделе, и уже тогда я грезил о Вадимке, бичуя самого себя за такие непонятные мысли. И как-то раз, когда никого не было поблизости, я схватил фломастер и в этой валентинке поверх своего имени написал «Вадим». Получилось: «ВАДИМ, я так люблю тебя…». Я скомкал листок и бросил на дно сумки, не желая, чтобы кто-то нашёл такую сокровенную вещь в мусорке. А саму суть записки я не оставил без внимания. В тот же вечер я схватил отправительницу за руку и, отведя за дерево, поцеловал. Она совершенно такого не ожидала, и её лицо густо покраснело, что меня только рассмешило. Её звали Лиза… Или Катя, или Оля… С того дня мы танцевали на дискотеках вместе и ходили под ручку между нашими коллективными занятиями, да и во время них тоже. Вадим меня только похвалил за такое рвение, а другие же девчонки яростно завидовали то ли Кате, то ли Оле, то ли Кристине… И дошло до того, что однажды эти малолетние фурии отстригли моей подруге ночью её светлые вьющиеся кудри. То ли Катя, то ли Соня тогда пришла к нам утром в комнату вся в слезах. Тогда я настиг виновницу и больно толкнул её, выговорив ей всё, что я о ней думаю, и затем мы даже сцепились, благо, парни нас быстро разняли. Крику было немерено, и уже в тринадцать лет я не разменивался на резкие словечки, что даже у вожатых вяли уши. То ли Катя, то ли Аня, зарёванная и обчекрыженная, обнимала меня своими загорелыми руками, а я гладил её по голове, и мне было действительно жаль её волосы. Но и Вадим не оставался в стороне, приговаривая, что я правильно поступил. Знал бы он, что, если б обидели его, я бы не постеснялся врезать даже девчонке. Я научил то ли Соню, то ли Варю целоваться круче всякого, но между тем я сам нуждался, как в воздухе, в невинных объятьях с Вадимом. Мы обнимались дружески, как, например, на весёлых стартах, празднуя победу. В такие моменты я не хотел разжимать свои объятья, но мне приходилось. И мне оставалось только мучительно предаваться мечтам, что я бы смог так же классно и приятно его поцеловать, как Дашу. Или Катю… И однажды вечером, когда был уже совсем конец смены, когда я уже понял, что это невыносимо — безответно любить, я побрёл в корпус, отделившись от всех, кто шёл на ужин. Оказавшись один в комнате для пятерых, я упал на подушку и ревел в неё, пока ужин не окончился. Следующий день был последним для всей смены, и я не мог оставить всё, как есть. После завтрака я утащил Вадима с собой. Мы выбрались за ограду лагеря, и вдвоём ринулись к той речке, куда мы вырывались ночью с пацанами. День тогда радовал солнцем, чистым небом и улыбкой Вадима. Ребята замолвили за нас словцо перед вожатыми, что мы якобы в корпусе перегретые солнцем валяемся. То ли Маша, то ли Катя искала меня, названивая мне, видимо, поняв, что в комнате меня нет, но я не брал трубку. Зачем, если рядом мой Вадимка? После сумасшедших игр и ныряний под воду мы вдвоём упали в свежую траву под деревом, которое живописно нагибалось над речушкой, и вспоминали моменты прошедшей смены. Это был последний день, и я понял, что мне нечего терять. Залюбовавшись его улыбкой и блеском губ, я подался вперёд и нежно поцеловал его. С его стороны только прервался смех, сам Вадим от удивления замер. Я испуганно отпрянул, вглядываясь в его глаза. Вадим тут же очухался и руками оттолкнул меня от себя. Он вскочил на ноги и попытался оттереть мою слюну со своих губ.       — Ты чё, дурак совсем? Зачем ты это сделал?       — Прости, Вадик, но я очень давно хотел так сделать.       — Бля, серьёзно? Совсем мозгов нет… — разозлившись, выругался он и, схватив свою футболку, быстро помчался в сторону лагеря.       Я долго не решался подняться, он же в свою очередь ушёл вперёд, даже не оглянувшись. Немного погодя, я всё же ещё раз освежился в озере, чтобы успокоиться, ведь я, в принципе, был к этому готов. Я был честным с собой и с ним, но… Это стоило нашей дружбы. Вадим не замечал меня весь оставшийся день, то и дело сторонясь или избегая. А я, между тем, пытался утешиться в объятиях то ли Насти, то ли Сони, которая так не хотела расставаться со мной. Ведь благодаря мне это было самое лучшее лето в её жизни. Ближе к вечеру народ постепенно разъезжался по домам. И тогда же вечером я поцеловал её на прощание, когда ей осталось лишь сесть в машину и навсегда покинуть меня. Я натянуто улыбался ей и её родителям, пытаясь заглушить боль в сердце. Позже я распрощался с пацанами, и, взглянув на Вадима в последний раз, который старался не смотреть на меня, уехал вместе со своей роднёй домой. Из сказки в реальность. Та смена меня многому научила, ведь она была наполнена не только весельем и красками, но так же и грустью. Поэтому я никогда её не забуду и попытаюсь наконец вспомнить имя той кудрявой девчонки, чьё лето я украсил своим скромным присутствием.       …