Другая история

Незадолго до Рождества с Локи связался консьерж их нью-йоркского дома. В соседской квартире произошёл пожар, и их собственное с Тором жилище по его словам тоже пострадало. Лафейсон, перерыв список своих контактов, вышел на страховую компанию, услугами которой они регулярно пользовались в Штатах, но менеджер сообщил, что ещё в феврале мистер Одинсон перенаправил их на Локи, а тот при последнем разговоре сам в ультимативной форме сказал, что перезвонит, когда ему будет удобно и требовал не беспокоить его по мелочам. Он и не вспомнил того момента, поскольку тогда метался между Стокгольмом и Мальмё в попытках заслужить прощение любовника и восстановить их связь, оборвавшуюся по стечению каких-то идиотских обстоятельств. Локи коротко извинился, удивившись самому себе, и решил перед отъездом снова попробовать поговорить с Тором. Во все прошлые разы его ждала закрытая дверь, либо ёмкая и сухая просьба любимого оставить его в покое. В июне Лафейсон решил, что стоит взять тайм-аут и по совету матери действительно просто дать любимому остыть. Практически весь год он прожил с родителями, помогал Одину с делами, возил при необходимости к врачу, сопровождал Фригг на интересующие её выступления и творческие мероприятия. Никакого желания возвращаться к работе не было впервые в жизни, вдохновение и вовсе покинуло его. Мать понимающе поддерживала пасынка, да и Один не был к нему строг, замечая произошедшие изменения, предполагая, что все они произошли за время совместной жизни с Тором, а не в последний год. Одинсон не скрывал, что устроился под Мальмё и нашёл себя, как всегда мечтал, в научной деятельности на кафедре истории одного из старейших университетов Европы в близлежащем Лунде. Он наконец серьёзно занялся скандинавской мифологией, писал работу на соискание учёной степени, не переставая благодарить всевышнего, за то, что за два года до давнего отъезда с Локи в Лондон успел-таки закончить магистратуру. С родителями он общался регулярно по телефону или видеосвязи, но на все их приглашения приехать в Стокгольм отвечал отказом. Как-то раз Один прямо спросил его, приехал бы он, если бы дома не оказалось Локи. Тор задумался, ненадолго замолчал, но ответил: — Пожалуй, да. — Ты же понимаешь, что я не могу его выгнать? — решил уточнить родитель. — Вы же взрослые люди и вполне себе в состоянии справиться с возникшей между вами ситуацией. Сын пообещал подумать об этом, но утомлённый полными просящей жалости глазами бывшего, всё ещё был не готов к их новой встрече. Локи добрался до дома любовника, чтобы поговорить с ним перед отлётом и рассказать о случившемся в Нью-Йорке, но застыл у своего припаркованного автомобиля, который брал напрокат. Тор на его глазах помогал молоденькой девушке выйти из своего кросс-кантри внедорожника и под руку по скользкой дорожке сопровождал её до самого порога собственного дома. То, что на ней было утеплённое пальто с дополнительной вставкой для беременных, то, как нежно и аккуратно поддерживал её Одинсон, то, как он мягким движением руки коснулся её живота — лишило Локи дара речи. Он не ожидал, что всё кончится именно так. Ясно и без разговора было, что его теперь уже точно бывший любовник всё смог без его участия, справился со всем, взялся исполнять свои желания, начал новую жизнь. Такую, как хотел. Просто без него… Было жутко осознавать, что на протяжении всей их совместной жизни отказывая любимому в исполнении его истинных стремлений, он теперь не вправе был даже пытаться опять повернуть ситуацию в свою сторону. И пусть все решения Тора прежде были осознанными, Лафейсон и не задумывался особенно, что есть нечто более важное, чем его бесконечное «Я». То, что его любимый так быстро устроил свою личную жизнь, пока Локи трясся над осколками их отношений, просто убило его. Но не удивительно… Тор всегда был словно солнце, к которому тянулись люди, он нравился, восхищал, притягивал окружающих… В этот момент Одинсон двинулся к своему авто за забытым внутри телефоном и встретился взглядом с Локи. — Сигюн, я сейчас подойду, собери пока всё необходимое, — крикнул он, повернувшись к двери. Девушка согласно кивнула, и Лафейсон отметил, что это всё-таки не девушка, а женщина лет тридцати пяти-сорока, просто миловидная и не утратившая с годами стройности. — В Нью-Йорке… — Знаю, со мной связался служащий из нашего дома. Мне всё равно, — перебил бывшего любовника Одинсон, складывая руки на груди. Холодный ветер из бухты пронизывал до костей, и Локи показалось, что и его сердце сейчас превратится в ледышку. «Сигюн… Как богиня верности…» — он попытался усмехнуться жизненной иронии, но кривая улыбка мгновенно вызвала напряжение подошедшего Тора. — Ребёнок твой? — болезненно спросил Локи. — Можно поздравлять? — уточнил он, чувствуя, что голос его дрожит совсем не от холода. — Да, — ровно ответил его любимый.