Мокрый контакт

- Три года спустя -

Бэкхён старательно закрашивает салатовым ещё один квадратик, откладывает маркер и принимается загибать пальцы, подсчитывая, сколько дней осталось до конца месяца. — Бэкхён-а, прекрати, — умоляет Чанёль, оглянувшись на него, но тут же возвращается к сковороде и тщательно помешивает кусочки мяса и баклажанов в густой подливке. — Сегодня только второе, а в месяце тридцать дней. Ещё двадцать семь до явления папочки. — Это почти четыре недели, — убито бубнит Бэкхён, но продолжает загибать пальцы, чтобы проверить точность подсчётов. Всё сходится, и от этого хочется с обречённостью заскулить в голос, потому что Чонин вернётся в Корею только тридцатого июня. А ещё тридцатого июня будет ровно два года, как Бэкхён и Чанёль живут вместе без Чонина, потому что два года назад Чонину пришлось отправиться в Лондон. Ну, не то чтобы "пришлось" — Чонин на это сам очень рассчитывал, но отправился он туда один. Чанёлю и Бэкхёну такое не предлагали. Накануне отъезда они долго решали, как им быть. Вариант отмены поездки не рассматривался вовсе — все трое отлично знали, как сильно это нужно Чонину. Поехать с Чонином — выкинуть два года в никуда, потому что учебные места у них оставались только в Корее, а в Лондоне их не ждали, да и Чонин не принял бы такую жертву, потому что "учёба — это не забава". Чонин выдвинул предложение о коротких визитах раз в три месяца, но Бэкхён был против. В конце концов, по деньгам это выходило накладно в любых вариантах, не говоря уж, что с выходными получалась напряжёнка, и Чонину удавалось бы вырваться буквально на день или два, в которые следовало включать перелёты, смены часовых поясов и сон с отдыхом. На, собственно, встречу оставалось немного. — Лучше потерпеть. Ты ведь потом вернёшься уже насовсем. Это как ещё раз в армию рвануть. Чанёль протестовал, но проиграл — два против одного. Первый месяц Бэкхён и Чанёль изводили Чонина звонками, набив себе астрономический счёт за услуги связи. И Чонин выдвинул ультиматум: или они будут звонить раз в неделю, или он перестанет отвечать на звонки вообще. — Я всё понимаю и тоже безумно скучаю, но когда вы звоните мне утром, в Лондоне глубокая ночь, а когда звоните вечером, я торчу на занятиях. В субботу — тоже. Воскресенье — ваше. С тех пор они звонили Чонину каждое воскресенье, донимая помимо этого сообщениями по электронной почте. Сначала даже пробовали видеосвязь, но отказались от этой идеи. Видеть друг друга на мониторах, но понимать, что прикоснуться никак... тяжело. Слышать голоса друг друга в телефонной трубке оказалось полегче, хотя и тогда доходило до банального секса по телефону. Примерно два-три раза в месяц Чонину доводилось выслушивать жалобы Бэкхёна и Чанёля друг на друга и мирить их. Без Чонина отношения у них получались бурными и яркими. Бэкхён называл это "жить на бочке с порохом, играясь с коробком спичек". То есть, всё было хорошо, но кренилось то туда, то сюда. Их соседи по этажу, а так же соседи под ними и над ними давно смирились с шумными парнями и просто включали музыку погромче во время очередного громкого скандала, когда Бэкхён и Чанёль пытались друг друга переговорить, незаметно для себя повышая голоса и экспрессию. Чонин в такие мгновения выступал в роли баланса, но он уже два года почти торчал в проклятом Лондоне. В последние полгода Чанёлю и Бэкхёну стало чуть легче, потому что оба нашли себе подработку. Чанёль вёл развлекательное вечернее шоу на частной радиостанции в пригороде, а Бэкхён писал статьи для бизнес-журнала в качестве внештатного сотрудника. Это отнимало время и силы, зато успокаивало и позволяло легче переносить разлуку, потому что обоим отчаянно не хватало Чонина. Они даже начинали беседы по утрам и вечерам с имени Чонина, не сговариваясь. Само получалось. В первый год после той безумной ночки втроём они все пытались что-то и как-то решить, потому что жить втроём — это не в пределах нормы уж точно. Перечитали уйму литературы, старались пожить отдельно и попарно, но все методики и теории сбоили, едва они пытались применить их на практике. И они продолжали каждое утро застёгивать друг другу рубашки и повязывать галстуки в прихожей перед зеркалом, чтобы после обменяться быстрыми поцелуями и разбежаться до вечера по своим делам, чтобы вернуться и быть снова втроём. Все трое абсолютно не испытывали ревности, когда дело касалось только их. Все трое отлично знали привычки и слабости друг друга. И всех троих полностью всё устраивало. Они ни разу не делили время и не пытались составить расписание. Всё выходило само собой, естественно. Важнее то, что ни один из них не испытывал ощущения, что это неправильно. Все трое знали, что так неправильно, но не чувствовали этого. Совсем. Точно так же, как ни один из троих никогда не чувствовал себя обделённым вне зависимости от того, сколько их оказывалось в одной постели и на какое время. После того, как Чонин уехал в Лондон, квартира воспринималась опустевшей. Бэкхён и Чанёль спали в одной постели каждую ночь и могли спокойно уделять внимание только друг другу, но не испытывали чувства цельности. С Чонином парные сочетания получались разными, а третий всегда мог или присоединиться, или просто смотреть на близость двоих и кончать просто от этого, от наблюдения за близостью двоих. Оба варианта оставались острыми и желанными, и привычными настолько, что их не хватало. Возможно, каждый из них троих подспудно надеялся, что в такой ситуации их положение прояснится, и всё в итоге придёт к какой-то общепринятой норме, когда из них всё-таки выделится конкретная пара или кто-нибудь не выдержит и сбежит... Но надежды, если и были, то не оправдались. И Бэкхён, и Чанёль с нетерпением ждали возвращения Чонина и наслаждались жизнью друг с другом. Каждый ждал и жил по-своему, но ждал и жил с замиранием сердца от необъяснимого радостного предвкушения. Задумавшись обо всём этом, Бэкхён машинально снимает колпачок с маркера и закрашивает ещё один квадратик, который ему полагается закрасить завтра. — Вот бы впасть в спячку, и чтобы уже Чонин разбудил. Поцелуем, например. — Ты просто не умеешь ждать, — фырчит Чанёль, снимая сковороду с плиты и устанавливая на подставке в центре стола. — Ужинать-то будешь? — У меня статья, — вздыхает Бэкхён и обводит маркером слово "июнь", а после каллиграфично пишет рядом заветное "Чонин". — Ну так писал бы статью, а не страдал фигнёй. — Я и не страдаю! Я подсчитываю, сколько осталось! — Бэкхён ёрзает на стуле, убирает маркер и неохотно отодвигает календарь, чтобы не намалевать там ещё что-нибудь. — Может, сходим завтра куда-нибудь, раз уж выходной? Кстати, днём звонил тот прохвост из твоей студии и задавал странные вопросы. У тебя точно ничего с ним нет? — Нет, конечно. Если под "прохвостом" ты подразумеваешь манерного Тонмина, который составляет сценарии выпусков и похож на болонку. — А если не его, то что? — Уймись, твоя ревность выглядит нелепо. Трудно ходить налево, когда у тебя не один парень, а целых два. — Одного из них ты два года в глаза не видел. И вообще, откуда тогда этот прохвост знает размер твоей обуви? — Бэкхён пытается раскачать табурет под собой, но ничего не получается, тогда он подаётся чуть назад, чтобы табурет накренился, и две из четырёх ножек оказались в воздухе. Чанёль с обречённым вздохом поворачивает вентиль и принимается мыть грязную после готовки посуду. — Узнать размер обуви нетрудно, достаточно хотя бы замерить линейкой отпечаток подошвы. И я уверен, что он все мои размеры знает, раз иногда заказывает для меня костюмы. — Боюсь спросить, какие ещё размеры он знает, — бурчит Бэкхён, слишком взбудораженный очередным подсчётом, чтобы так просто успокоиться и не донимать Чанёля. Не говоря уж о том, что донимать Чанёля ему просто нравится. — Не волнуйся, размер моего члена знаешь только ты, — закатив глаза, уже сердито отзывается Чанёль. — Ещё бы, это же я сплю на твоей сосульке, — подливает масла в огонь Бэкхён, старательно делая свару неизбежной. — Сегодня надо опробовать ту игрушку, что мы позавчера купили. Потому что мне так хочется. И даже не спорь... — Страсти какие... Боюсь, сегодня вам друг на друга времени точно не хватит. На игрушку — тем более. У Чанёля из рук выскальзывает тарелка, грохает о металлический поддон раковины и раскалывается на части, а Бэкхён не удерживается на накренённом табурете и хлопается задницей на пол. Прислонившийся плечом к косяку Чонин взирает на обоих с философским спокойствием, лениво ослабляет чёрный галстук и расстёгивает верхнюю пуговицу на белоснежной рубашке. — Ты должен прилететь тридцатого! — тыча в сторону Чонина пальцем, вопит Бэкхён и пытается понять: у него уже галлюцинации, или Чонин настоящий. Хотя он хлопнулся об пол задницей, а мерещится всякое, если хлопнуться головой, но мало ли... У Чанёля губы дрожат, но он явно не в силах выдавить из себя хоть какой-то звук. Чонин немного устало проводит ладонью по волосам, откидывая назад тяжёлую чёлку, смущённо улыбается и пожимает плечами. — Воспользовался случаем, раз уж подвернулся. При мысли, что смогу увидеть вас обоих пораньше, не устоял. Два года всё-таки... На самом деле это Чанёль и Бэкхён не могут устоять, потому что Чонин в классической белоснежной рубашке и с галстуком — это удар ниже пояса и конец света. Вдвойне, потому что они его целых два года живьём не видели, и он кажется им сейчас непростительно красивым. Ослепительно красивым. И родным до безумия. Неловкость внезапной встречи после двух лет ожидания испаряется в доли секунды. Чанёль пулей пролетает мимо Бэкхёна и крепко обнимает заметно ошарашенного таким напором Чонина. Бэкхён тут же забывает об отшибленной заднице, вскакивает с пола и кидается к Чонину и Чанёлю, чтобы протиснуться между ними и повиснуть у Чонина на шее. Короткая возня заканчивается тем, что становится уже совершенно непонятно, кто и кого вообще обнимает. От Чонина пахнет летним зноем, дорогим парфюмом и совсем чуть, зато резковато-возбуждающе, потом. Запах слабый, но до боли знакомый — из памяти не выветрился даже за два года. Чонин тихо смеётся, ероша обоим волосы, но тут же умолкает, потому что Чанёль прижимается губами к его виску, а Бэкхён — к подбородку. И они просто стоят, крепко обнявшись, и молчат. Первым немного приходит в себя хозяйственный Чанёль. — Есть будешь? И тебе в душ, наверное, стоит сгонять. И переодеться. — Непременно, как только вы меня выпустите из рук, так сразу, — неприкрыто веселится Чонин, пытаясь снять с себя Бэкхёна. Бэкхён упрямо не снимается и продолжает крепко держаться за шею, пожирая Чонина полубезумным и пугающе голодным взглядом, словно намерен всерьёз закусать в обычной манере Чонина. — Угу. У тебя в комнате всё так и осталось, как было, — рассказывает Чанёль, аккуратно разгибая между делом один за другим пальцы Бэкхёна. — Я сейчас принесу в ванную свежие полотенца. Чемоданы ты куда подевал? — Часть в комнате уже, часть — в прихожей. В углу поставил, чтобы не мешали. Разберу попозже. — Чонин легонько прикасается губами к уголку рта Бэкхёна и передаёт его Чанёлю в руки, ускользая из поля зрения обоих. — Я уже забыл, какой он... — сдавленно бормочет Бэкхён. — Красивый, да? И рубашка эта, галстук ещё... И пахнет вкусно... Из кровати выпускать нельзя и... — Дай ему дух перевести. Он только приехал, зато насовсем. — Чанёль прижимает Бэкхёна к груди и успокаивающе гладит по голове. — Давай ужином займёмся лучше. Он точно голодный. Они оба с энтузиазмом принимаются метаться по кухне, выгружая на стол всё самое вкусное, что только могут найти. Спустя полчаса начинают волноваться, потому что в ванной вода уже не шумит, а Чонина всё нет. В ванной ожидаемо Чонина не находят и вваливаются в его комнату, чтобы замереть, затаив дыхание. Чонин, как видно, честно собирался переодеться после душа, но уснул прямо в кресле в расстёгнутой влажной рубашке и с полуразобранной сумкой у ног. А на подлокотнике — рука с зажатым в пальцах галстуком. Бэкхён тихонько вздыхает и аккуратно убирает с кровати покрывало, поправляет подушки и откидывает одеяло в сторону. Чанёль, стараясь не разбудить Чонина, осторожно стягивает с тонких лодыжек уже почти снятые брюки и бельё, подхватывает Чонина, относит его к кровати и укладывает на простыни. В четыре руки они закутывают Чонина в одеяло, совершенно позабыв о летней жаре, усаживаются на кровати рядом и просто смотрят, как спит Чонин. Чонину жарко, он выпутывается из одеяла, высвобождает из плена рубашки левое плечо, переворачивается на живот и подгребает подушку ближе, утыкаясь в неё лицом. Бэкхён кончиком пальца невесомо водит по плечу Чонина и тепло улыбается. Чанёль вытягивается на кровати рядом и едва-едва касается руки Чонина. Соседи могут вздохнуть с облегчением, потому что Чонин обычно уменьшает собой шумность Бэкхёна и Чанёля ровно вдвое, а сейчас они и вовсе боятся разбудить его. Бэкхён по традиции просыпается раньше всех, успевает метнуться в душ и прихватить всё самое нужное, возвращается в кровать и тормошит Чанёля. Пока Чанёль торчит в душе, Бэкхён тихонько стягивает одеяло с Чонина и принимается водить пальцами по груди и плечам, обхватывает губами сосок прямо сквозь тонкую белую ткань рубашки. Чонин сонно вертится, отпихивает подушку, на ощупь находит Бэкхёна и подгребает к себе поближе. Достаточно близко, чтобы испытать возбуждение и всё-таки проснуться. Чанёль возвращается именно в ту минуту, когда Бэкхён усаживается Чонину на бёдра, обхватывает ладонью блестящий от смазки толстый ствол, направляет в себя и медленно опускается. Рука Чонина скользит по его ноге и останавливается на ягодице. Чанёль непроизвольно облизывает губы, глядя, как Чонин запрокидывает голову и шумно выдыхает. Пальцы сжимают ягодицы Бэкхёна, сминают, помогая двигаться вверх и вниз. Бэкхён глухо стонет и цепляется за рубашку на груди Чонина, но такой опоры ему не хватает, и он слепо шарит ладонями по гибкому телу Чонина, пока не находит твёрдые колени. Откинувшись назад и оперевшись на колени Чонина, Бэкхён начинает двигаться быстрее и яростнее. Плавно приподнимается, скользит вверх по рельефному стволу, делает судорожный вдох и насаживается с силой, шлёпая ягодицами об узкие бёдра Чонина. Чанёль не помнит, как подходит ближе, просто не сводит глаз с напряжённых и подрагивающих мышц живота Бэкхёна. Стоящий член покачивается от движений и блестит от выступившей смазки, но Бэкхён не прикасается к себе — двигается всё быстрее, широко раскрывая рот и запрокидывая голову. Стонать у него толком не получается — дыхание вырывается с хрипами. Но он почти откровенно кричит, едва Чонин рывком вскидывает бёдра, толкаясь в него со страстью и напором. Чанёль торопливо ставит колено на край кровати, подаётся вперёд и бросает ладонь на жёсткий от напряжения живот Чонина. Прижимает с силой, не позволяя рвануться вверх. Выждав немного и уловив полный удовлетворения вздох Бэкхёна, Чанёль клонится всё ниже, пока не касается губами влажной смуглой кожи, слегка прикрытой уже неплохо намокшей белой рубашкой. Обводит языком ямочку в центре живота Чонина и косится на Бэкхёна. Смотреть вблизи на скользящий между широко разведённых бёдер и напряжённый до отчётливо проступивших венок член невыносимо ровно настолько же, как слышать под самым ухом характерные звуки полной и откровенной близости. Чанёль едва успевает отпрянуть, когда Чонин подрывается, стремительно перекатывается и впечатывает Бэкхёна спиной в матрас. Бэкхён протяжно стонет и закусывает губу, раздирает ногтями кожу на плечах Чонина. От этого несдержанного толчка у него всё тело напрягается. Ногами он обхватывает Чонина, выгибается и закидывает руки себе за голову, вцепливаясь в подушку так, что пальцы от приложенной силы белеют и хищно сгибаются. Чанёль шумно сглатывает и пялится на вбивающегося в Бэкхёна Чонина. Рубашка слева уже сползла почти до локтя. Под белой тканью на спине — узлами и буграми проступают при каждом движении мышцы. На смуглой коже — красные полосы от ногтей Бэкхёна. Некоторые ранки получились особенно глубокими, но Чонин вряд ли замечает это. Чанёль невольно посасывает собственную губу, водит ладонью по собственному члену и жадно смотрит, как Чонин медленно сжимает челюсти, впиваясь зубами в плечо Бэкхёна. На время перестаёт жёстко втрахивать Бэкхёна в кровать и любуется на полумесяцы следов, оставшиеся на матовой коже Бэкхёна. У того глаза приоткрыты, но взгляд без фокуса, а руки всё с той же силой терзают подушку. Ступни на скрещенных за спиной Чонина ногах напряжены, а пальцы поджаты. Чонин рвано дышит и кончиком пальца размазывает по плечу Бэкхёна выступившую из ранок кровь. Самый яркий полумесяц наливается багровым, и Чонин припадает к нему губами. Чанёль не выдерживает, придвигается к ним, ведёт языком по открытому левому плечу Чонина, слизывая проступившую кровь, и целует в уголок рта, напоминая о себе. Во рту скользит язык Чонина, и Чанёль чувствует вкус Бэкхёна. Пока сам Бэкхён не запускает ему в волосы пальцы и не тянет к себе. Они с Бэкхёном целуются и не останавливаются. И так странно-волнующе получается чувствовать через поцелуи, как Бэкхён всем телом трясётся от сильных толчков, заходится наконец в оргазме и сдавленно мычит из-за языка Чанёля у себя во рту. Чанёль гладит обоих и терпеливо ждёт, пока они отдышатся и вернутся в реальность. Зацеловывает искусанное плечо Бэкхёна и любуется медленно проступающими всё отчётливее метками. Потом ласково проводит языком по глубоким царапинам от ногтей Бэкхёна на плече Чонина. Через полчаса Бэкхён сползает с кровати и, пошатываясь, бредёт к выходу. Дверь он не закрывает, и вскоре Чанёль с Чонином различают шум бегущей в ванной воды. Чонин лежит рядом, вытянувшись на спине. Глаза прикрыты, а ресницы слегка подрагивают. Чанёль тянет за полу рубашки, чтобы отлепить её от бедра и обтереть краем живот. Потом возится с пуговицей на левом запястье и выпутывает Чонина из испачканной кровью рубашки, пытается. На пуговицу на правом запястье его не хватает, потому что у Чонина чертовски горячие, твёрдые и жадные губы. Поцелуи мешают, и почти снятая рубашка повисает у Чонина на правой руке "хвостом". Чанёль сжимает пальцами запястья Чонина и нетерпеливо отвечает на поцелуи. Вжимает собой в матрас и трётся членом о сильное бедро. Отчаянно не хватает Бэкхёна, потому что Чанёлю хочется до безумия в четыре руки и два рта замучить Чонина, зацеловать, заставить разметаться на смятых простынях, забыться до беспамятства и кончить бурно после того, как он бы долго сдерживался и сопротивлялся. И чтобы они с Бэкхёном могли смотреть на это от начала до конца, увидеть чистое пламя без примесей. Бэкхён необходим, потому что один Чанёль бы не справился. Гибкое смуглое тело сильнее, чем кажется. А ещё минус — два года ожидания, так что очень долго сдерживаться Чонин точно не сможет — слишком сильно хочет. Настолько сильно, что Чанёль бедром прекрасно чувствует, как его член снова тяжелеет и наливается твёрдостью. И Чонин так смотрит, что всякое желание сопротивляться ему тут же пропадает с концами. Чанёль честно пытается удержать Чонина и шипит, когда предплечье вспарывает болью. Смотрит пристально на резкий профиль и острую линию нижней челюсти, а Чонин без спешки впивается зубами в руку Чанёля. Его блестящее от пота тело напряжено до предела, и под крупными складками белой ткани, сбившейся на правой руке в ком, подрагивают пальцы. Чанёль замирает, потому что к спине прижимается тёплое и влажное. Бэкхён прикасается губами к лопатке, а с его мокрых волос срываются капли и бегут по спине Чанёля к пояснице. Проскользнув у Чанёля под рукой, Бэкхён вытягивается на простыне рядом с Чонином и ищет его губы своими. На его скулу ложится ладонь, закутанная в почти снятую рубашку, и Чанёль пытается облизнуть губы, но во рту пересохло так, что там пустыня Гоби в миниатюре. Он вздрагивает, едва чувствует на запястье цепкую хватку Чонина. Короткий рывок заставляет рухнуть носом в подушку, а после — затихнуть под тяжестью навалившегося ему на спину Чонина. Чанёль медленно закрывает глаза и слабо улыбается — между ягодицами томно скользит толстый ствол, проходится головкой по краям входа, слегка толкается, но пока не проникает внутрь. Рядом копошится Бэкхён, пихает локтями и коленками в бок до тех пор, пока Чанёль не приподнимается на четвереньки, а затем Бэкхён умудряется подлезть так, чтобы получить прямой доступ к губам Чанёля. Чанёль слегка прикусывает язык Бэкхёна, пока по его бёдрам шарят жёсткие ладони, одна из которых по-прежнему опутана болтающейся на запястье рубашкой. Ощущения от этого необычные — горячая рука сквозь слегка влажную от пота тонкую ткань. Чанёль стонет в голос — Чонин уже добрался до его шеи и слегка сжал кожу на загривке зубами. Нажим постепенно усиливается, разбавляя негу медленно нарастающей болью. Сладкой болью. Лёгкие поцелуи, кончиком языка по коже — и снова зубами, но теперь ещё безжалостней. Чанёль знает наверняка, что Чонин наставил на нём следов губами, но этого мало. И когда Чонин кусает всерьёз, Бэкхён пьёт удовольствие, смешанное с болью, с губ Чанёля. Пьёт поцелуи, стоны и всхлипы, не даёт набрать воздуха в грудь и превращает боль в живое пламя, что бьётся под кожей в такт ударам сердца — быстрым и торопливым. Чонин кусает опять, сдвигаясь к левому плечу. Запутавшаяся в рубашке правая ладонь с силой сжимает бедро Чанёля, дёргает. Чанёль широко распахивает глаза и теряет выдох на губах Бэкхёна от острого ощущения открытости. Это кажется таким свежим и ярким — близость с Чонином после перерыва в два года. Чанёль достаточно расслаблен для секса, но он успел забыть, как Чонина много. Невольно сжимается и дрожит от растянутости и напряжения в мышцах, хотя Чонин вошёл в него только головкой. От резкого толчка под ресницами становится влажно. Хочется втянуть в себя воздух, но Бэкхён жадно целует. Дышать нечем, и перед глазами пляшут тёмные пятна. Чанёль теряется в поцелуе с Бэкхёном, сходит с ума от невесомых касаний к укусу на плече и почти скулит, когда ладонь Бэкхёна сжимает его член, который мучительно ноет от растекающегося по телу возбуждения. Возбуждение ровно настолько же мощное, насколько остро Чанёль чувствует себя заполненным Чонином. Ещё один толчок заставляет его глухо замычать — стенки внутри расступаются под давлением члена. Толстый ствол безжалостно раздвигает их и входит глубже. Частое горячее дыхание обжигает свежие ранки на плече. Чонин подаётся назад, позволяя Чанёлю сжаться внутри, но тут же вновь заполняет собой до отказа. Прижимается бёдрами, позволяя уловить дрожь сведённых напряжением мышц. Снова пустота и рывок — и Чанёль практически утыкается губами в губы Бэкхёна. И горит от прикосновений губ Чонина к припухшим ранкам на плече. Рука Бэкхёна на члене Чанёля почти не двигается, но Чанёль всё равно умирает от усиливающегося с каждым толчком удовольствия. Правда, так легко и просто кончить ему не дают. Чонин и Бэкхён даже по отдельности сравнимы со стихийным бедствием, ну а когда они объединяются, сопротивление теряет всякий смысл. Проще сразу признать поражение и даже не рыпаться. Вот Чанёль и не рыпается, когда его опрокидывают на спину и подсовывают под бёдра подушки. Он задыхается от нежеланной сосущей пустоты внутри и широко раздвигает ноги, требуя близости. Всхлипывает от прикосновения к внутренней стороне бедра обтянутой тканью ладони и с упрёком смотрит на взъерошенного Чонина. Тот торопливо облизывает губы, глядя на него в ответ, задевает влажной от смазки головкой растянутые края входа и подсовывает ещё подушку, чтобы бёдра Чанёля оказались повыше. Тяжёлая чёлка свешивается почти до самых глаз, и Чанёль борется с неудержимым желанием дотянуться рукой и отвести влажные пряди в сторону. Не успевает. Пальцы впиваются в ягодицы до тянущей боли, и резкий толчок пронзает Чанёля насквозь, если верить ощущениям, которые прямо сейчас готовы обманывать во всём. Стенки внутри дрожат и безуспешно пытаются сжаться, но их распирает изнутри крепким стволом. Чанёлю даже не дают хоть немного прийти в себя — Бэкхён припадает губами к его искусанному плечу и облизывает ранки. И продолжает облизывать, пока Чонин неспешно и плавно двигается, то глубоко входя в Чанёля, то почти покидая его совсем и дразняще задевая края входа членом. Это невыносимо, и Чанёль готов взвыть от собственного бессилия. Тяжесть Бэкхёна на груди не позволяет ни вскинуться, ни повернуться, а крепкая хватка Чонина на бёдрах лишает возможности отстраниться и соскочить с члена. Чанёль прямо сейчас кажется себе жертвой, но солжёт, если скажет, что ему это не нравится. Он слабо барахтается, но вновь оказывается на члене Чонина и давится шумным выдохом, пока Бэкхён обсасывает следы от зубов Чонина на шее и плече. Машинально шарит руками, обхватывает Бэкхёна и инстинктивно проталкивает кончик пальца меж ягодиц. Бэкхён сдавленно стонет и, сдвинувшись, прикусывает сосок Чанёля. Теперь наступает очередь Чанёля стонать, откидывая голову и открывая доступ к шее. Он дёргается от нового толчка и выгибается, накрывая ягодицу Бэкхёна ладонью. Их с Бэкхёном стоны заставляют Чонина двигаться быстрее — до внезапной остановки. И Чанёль возмущённо хрипит, когда Чонин наваливается на него, сдавливая между их телами напряжённый член Чанёля, но горячий поцелуй заставляет его смириться с остановкой. Он не хочет отпускать губы Чонина, но на них претендует Бэкхён. Чанёль изо всех сил старается не закрывать глаза. Неотрывно смотрит на целующихся у него перед носом Чонина и Бэкхёна, не выдерживает и прижимается губами к щеке Бэкхёна. И в голос стонет, когда через щеку Бэкхёна чувствует движения языка Чонина. Бэкхён претендует не только на губы Чонина. Он медленно наматывает себе на руку свисающую с запястья Чонина рубашку и резко дёргает, заставляя Чонина свалиться на смятые простыни. Мазнув губами по скуле Чанёля в качестве извинения, Бэкхён ловко усаживается Чонину на бёдра, клонится вперёд, прижимается грудью к груди и осыпает частыми поцелуями левое плечо, сильнее всего пострадавшее от его ногтей. Чонин пытается остановить увлёкшегося Бэкхёна и дрожит от возбуждения. Чанёль вздрагивает от внезапного прикосновения к руке и морщится от боли — так сильно сжимает его пальцы Чонин. Бэкхён тем временем ведёт губами по груди и сдвигается, чтобы пометить поцелуями живот Чонина, потом добирается до члена, оглаживает ладонью, рассматривает с минуту и принимается осыпать лёгкими поцелуями. Чонин пытается удрать, сжимая в руке пальцы Чанёля ещё сильнее. Но спасаться от Бэкхёна бегством — идея так себе. Бэкхён довольно улыбается и обхватывает член Чонина губами. Делает это с таким видом, что смотреть на него спокойно невозможно. Чанёль сам не знает, как сползает с чёртовых подушек и добирается до Бэкхёна, чтобы прижаться губами к его щеке. И всё, что он чувствует через щеку Бэкхёна, ошеломляет. Даже если ему только кажется, что он улавливает пульс Чонина, это ощущается настолько отчётливо и реально, что недолго и с ума сойти. Через щеку Бэкхёна он ловит губами округлость головки, размеренность движений, напряжение и рельефность ствола. Ловит, пока Чонин не вскидывается и не валит их обоих на простыни. Короткая потасовка заканчивается тем, что Чонин падает с кровати, тянет за собой Чанёля, ухватив его за ногу, а Бэкхён остаётся на кровати и держит Чанёля за руку. Чанёль прерывисто дышит; голова и спина его лежат на кровати, пока его бёдра висят над краем, а пятка левой ноги упирается в пол. Первым начинает хохотать сидящий на полу Чонин. Просто утыкается лбом Чанёлю в живот и ржёт. Это до безумия приятно и щекотно, а сама ситуация нелепа до абсурда, поэтому Чанёль следует примеру Чонина и громко хохочет, запрокинув голову. Бэкхён ослабевшими руками пытается всё ещё утянуть Чанёля на кровать, но тоже начинает смеяться. Пока все умирают от смеха, Чонин тихо возится на полу. Чанёль перестаёт смеяться, когда руки Чонина ложатся на его бёдра. Торопливо высвобождает собственные руки из хватки Бэкхёна и успевает приподняться на локтях и поймать слегка безумный взгляд Чонина. Тот стоит на коленях у края кровати, смотрит на него и резко дёргает за бёдра, насаживая на член. От неожиданности Чанёль вскидывается, хватается за Чонина, шумно выдыхает и прижимается к твёрдым полным губам. Замирает, дрожа, потому что за спиной у него оказывается Бэкхён, обнимает, позволяя опереться на свою грудь, и целует в шею. Чонин сдвигает руки, чтобы удобнее было держаться за бёдра Чанёля, немного отодвигается и снова бросает себя к Чанёлю, входит глубоко со звонким шлепком, отрывисто целует и начинает двигаться быстрее, вновь ударяя бёдрами о ягодицы. Чанёль едва может держаться дрожащими руками за Чонина. Если бы не опора в виде Бэкхёна за спиной и надёжные объятия — свалился бы. При быстрых толчках он спиной чувствует, как о кожу трётся член Бэкхёна. Чувствует, как крепко его держит Бэкхён. И чувствует губы и язык Бэкхёна на оставленной Чонином метке. Припухшие ранки от зубов слабо ноют и саднят даже от легчайших прикосновений, и это оттеняет шквал удовольствия, охватывающий тело. Чонин вбивается в Чанёля уже с исступлённостью, торопливо и сильно одновременно, успевая обжигать губы отрывистыми поцелуями. Чанёль сминает в кулаке влажные пряди на затылке Чонина и слабо тянет к себе, желая продлить поцелуи и не отпускать губы Чонина. Мышцы на животе почти сводит судорогой от накаляющегося напряжения и внутренней пульсации, а задница горит от частых и чувствительных шлепков. Крепкий член трётся от стенки так быстро, что внутри уже невыносимо горячо. И всё горячее до той степени, что каждый новый толчок порождает щекотку из покалываний на кончиках пальцев рук и ног вплоть до того, что Чанёль не в силах больше контролировать собственные движения. Он вспоминает, каково это — таять от тянущей боли от укуса и всё сильнее и чаще сжиматься на члене, лишь бы что-то сделать с безумным цветным комом из обострившихся до предела эмоций. Чонин с такой одержимостью целует и зализывает следы от собственных зубов на его коже, что Чанёль, кажется, заходится в оргазме в большей степени именно из-за этого. Он дёргается всем телом, рвётся из объятий Бэкхёна, невольно насаживается на член Чонина до предела и наконец кончает, пачкая густыми каплями не только собственный живот, но даже грудь. Бэкхён со сдавленным стоном трётся о его спину. А Чонин резко прижимается к нему, впиваясь зубами в правое плечо до вызывающей облегчение боли, застывает на миг со сведёнными от напряжения мышцами, как будто вовсе не дышит, но после расслабляется и валится грудью на кровать. Бэкхён в одиночку затаскивает их обоих к себе, Чонину подсовывает подушку под голову и обтирает краем простыни ягодицы Чанёля и бёдра с внутренней стороны, потом укладывается между ними и неутомимо вертится, разглядывая обоих с непосредственным любопытством, после чего неожиданно выдаёт: — Надо научить Чонина делать минет. — Нет уж... — бормочет Чанёль, переворачивается на живот и утыкается лицом в подушку. Переводит дух и тихо продолжает: — У него от сильных эмоций челюсти неконтролируемо сжимаются. Не просто же так он такой кусачий. Если ему будет неприятно, больно или ещё что, то... Ну нафиг. — Ну можно же просто попробовать, — не унывает Бэкхён. — Вдруг ему понравится. — Пусть тогда на тебе пробует, а мне и так прекрасно. Только учти — если вдруг что, тебе уже никто не поможет. И если ему понравится, то точно цапнет. Особенность такая, ещё с детства. Его даже кормить с рук нельзя. Если пальцы начисто и не отхватит, то обкусает на совесть — шрамы останутся. — Вообще-то я здесь и всё слышу, — мрачно ворчит Чонин. — Ничего страшного. — Бэкхён утешающе гладит Чонина по голове, снова вертится, пихая обоих в бока острыми локтями, находит одеяло и кое-как укрывает им всех троих. — Мы просто прикидываем перспективы. И мне пришла в голову замечательная идея... — Нет! — в один голос отрезают сразу Чонин и Чанёль, синхронно двигая локтями и фиксируя Бэкхёна на месте. Тот недовольно шипит, в очередной раз вертится, укладываясь поудобнее, и невозмутимо продолжает: — Вы ж послушайте сначала. — Хён-и. — Так вот... — Бэкхён! — Хватит меня пихать с двух сторон! — Ты, егоза... Бурная потасовка включает передел одеяла, бои на подушках, короткую борьбу в захватах и провальное заворачивание Бэкхёна в простыню. После этого выбившиеся из сил Чонин и Чанёль неподвижно лежат на кровати, а Бэкхён сидит между ними с видом победителя и раздражающе тычет пальцем в спину то одному, то другому, потом копошится, вытаскивает из-под Чанёля измятую рубашку Чонина, накидывает себе на плечи и с любопытством обводит пальцем бурые пятнышки от крови. — Это, между прочим, нечестно. Ведь чуть что, так сразу… — ...виноват Бэкхён! — категорично договаривают в один голос Чонин и Чанёль. — Знаете, я тут подумал... Чонин и Чанёль дружно стонут и натягивают на головы одеяло. — Может быть, мы просто... Ну вот как при контакте в физике. Движущая сила, да? Сила тока там. Ещё сопротивление. Но нет изоляции от источника тока, поэтому сухой контакт уже не... Чанёль нащупывает подушку и лениво бьёт ею Бэкхёна, пытаясь попасть в голову. Чонин пресекает возмущение, обхватив Бэкхёна рукой за пояс, свалив на простыню и прижав спиной к своей груди. Бэкхён шумно делает вдох, чтобы продолжить изводить обоих, но затыкается, едва губы Чонина касаются оставленных недавно меток на коже, а Чанёль обнимает их обоих. Чонин шарит руками по телам Чанёля и Бэкхёна, словно в попытках вспомнить или убедиться, что они настоящие, и они отвечают ему и друг другу тем же. Как будто все трое не видели друг друга два года, но теперь... теперь цельность и внутренние связи восстановлены. Чанёль обхватывает большой палец Чонина ладонью и оттопыривает собственный большой палец, который обхватывает ладонью Бэкхён, — и всё абсолютно правильно. Их всё так же тянет друг к другу — в постели и за её пределами, тянет с непреодолимой силой, которая кажется естественной. И они не могут это изменить, сколько бы ни пытались. Они не могут порознь, им надо вместе. Нельзя любить одновременно двух разных людей, но у каждого из них это получается. Потому что невозможно представить утро без всех троих: без Чанёля, который шаманит за кухонным столом, без сонного и ворчащего на весь белый свет Бэкхёна, без спокойного и дремлющего на ходу Чонина, успевающего при этом ласково взъерошить волосы Бэкхёна ладонью и шкодливо шлёпнуть по заднице слишком радостного Чанёля. А потом Чонин может уснуть опять, свалившись Чанёлю на колени. Или уснёт Бэкхён, устроившись на коленях у Чонина или Чанёля. Но чаще отдувается "жаворонок" Чанёль, укачивая на руках то одного, то другого, потому что Чонин и Бэкхён без его присмотра куда угодно проспят и не заметят. Хотя Чонин временами может допинать себя до ванной и кое-как раскачаться, если будет стимул, а вот Бэкхёну наплевать на любые стимулы, потому что сон — святое, и Бэкхён сам по себе мелкий засранец, потому что Бэкхён. Ему вообще нормально гоняться за Чанёлем, размахивая трубой пылесоса с угрозой использовать пылесос не по прямому назначению, а по не предусмотренному инструкцией, а потом сгонять с дивана громко ржущего Чонина, потому что тот не в силах вынести беготню по квартире и их вопли спокойно. И всё это только потому, что Бэкхёну скучно пылесосить коврики в прихожей. Они друзья и чуточку больше, чем друзья. Насколько больше — это касается только их. В любом правиле должно быть исключение, как известно. Пожалуй, им остаётся только поверить в это после полевых испытаний длиной в три года. И уже неважно, что будет завтра, послезавтра или через неделю, что правильно, а что — нет. Их снова трое, и всё именно так, как должно быть. Цепь замыкается.