Азбука для двоих

- 6 -

В понедельник Чонин страдал на занятии, потому что Чондэ заставил его одного петь почти всю песню. Пока он страдал, Кёнсу жестами и мимикой вопрошал со своего места, что вообще происходит. Чонин не мог ему ответить ничего и никак — сам не знал. — Играй голосом, Чонин. Что за неживая строчка? — ворчал Чондэ, уткнувшись носом в журнал. Чонин с раздражением закусил губу. Можно подумать, он до этого "играл голосом". Просто старался попадать в ноты и звучать не слишком тихо. Половина студентов с обречённым видом развалилась за столами, а остальные посмеивались открыто или не очень, тыча пальцами в сторону торчавшего у рояля Чонина. Выносить всё это с каждой минутой было всё сложнее, и Чонин сам не понимал, как до сих пор не сорвался. — Ещё раз, пожалуйста, — продолжая заполнять журнал, велел Чондэ, игнорируя поведение студентов и страдания Чонина. Чонин подбодрил себя тренировкой в перспективе, что маячила в расписании сразу после этого занятия, вздохнул и тронул клавиши. Но на этом неприятности не закончились. Чонин всё-таки вернулся на место, удобно уселся и повитал в облаках, пока Чондэ не задал упражнение на гармонику. Чонин рассеянно смотрел на ровные линейки в тетради, прикидывал лучший темп и выбирал тональность для аккордов. Так в это погрузился, что даже не заметил, как Чондэ подошёл и остановился рядом. И благополучно не замечал, пока Чондэ не постучал резко ручкой по краю стола. От неожиданности Чонин дёрнулся и случайно ударил Чондэ ребром ладони по запястью. Ручка закономерно выскользнула из ослабевших пальцев, упала на пол и подкатилась к ступне Чонина. — Вместо того, чтобы пялиться в тетрадь, тебе следовало бы уже выполнить половину упражнения, — отчитал его Чондэ, хмуро глядя на свою ручку у ноги Чонина. Оба наклонились за ней одновременно. Лбами не столкнулись, но Чонин почти задел подбородком щеку Чондэ — настолько "почти", что явственно ощутил чужое тепло и гладкость кожи. И замер. Чондэ от внезапной близости пошатнулся и ухватился за колено Чонина, чтобы не упасть. Точно так же ухватился, как в чёртовом джипе. Чонин чувствовал, как по лицу медленно расползается предательский румянец, изо всех сил старался не смотреть на собственные бёдра, мысленно умолял Чондэ тоже туда не смотреть и хотел от стыда провалиться сквозь землю. Он вообще ни о чём таком и подумать не успел, но тепло щеки Чондэ, гладкость кожи и ощутимо подрагивающая прохладная ладонь на колене вызвали непредвиденную реакцию тела. И Чонин готов был сдохнуть, только бы Чондэ ничего не заметил, не понял и не счёл его озабоченным подростком с бушующими гормонами. Потому что Чонин не такой, и раньше с ним ничего подобного не приключалось. Но прямо сейчас... Чонин отчаянно представлял себе осколки стекла, разбитое колено и ржавые гвозди, чтобы отогнать внезапно нахлынувшее возбуждение. Не выдержал и всё-таки посмотрел, и едва не взвыл, потому что на джинсах образовался отлично заметный бугор, Чондэ смотрел именно на него, и не только, чёрт возьми, Чондэ. Над столами пронеслась волна смешков, а Чондэ медленно поднял ручку и выпрямился, убрав, наконец, чёртову ладонь с колена Чонина. Оставалось только зажмуриться и как-нибудь пережить этот позор. И ещё хорошо, что вокруг шёпотом пытались угадать, на кого из однокурсниц Чонин мог втихаря дрочить. Хотя бы тут репутация Чонина его спасла — никому и в голову не пришло, что в стояке виноват Чондэ. Хотелось вскочить с места и вылететь за дверь, но это означало, что пришлось бы преодолеть несколько метров, будучи во всей красе перед нежеланными зрителями. Оставаться на месте было невыносимо, но хотя бы не так вызывающе. Чонин с силой стиснул ручку пальцами, сжал зубы и криво намалевал скрипичный ключ, потом не менее криво изобразил пять аккордов и сдулся. Возбуждение отступало слишком медленно и неохотно. Он до сих пор чувствовал на подбородке тень тепла и гладкость, а на колене — прикосновение прохладной ладони. После занятия Чондэ явно хотел его притормозить, но Чонин вовремя сбежал. На тренировки он никогда не опаздывал, потому что требовалось время на переодевание. Он всегда старался приходить пораньше. На сей раз в него вцепился Кёнсу и промчался следом до раздевалки бодрым галопом. — Что происходит? — О чём ты? — Чонин сунулся в шкафчик, куда запихал сброшенную рубашку. — Ты ведёшь себя странно. Влюбился, что ли? Надо же... — Откуда такие мысли? — Чонин торопливо стянул кроссовки и джинсы, чтобы надеть свободные брюки. — Ты слишком погружён в себя в последнее время. И это началось до того, как ты получил задание. Стало быть, дело не в нём. А ещё ты больше обычного витаешь в облаках. Кто она? — Ты ведёшь себя как ревнивая жена. — Чонин опустился на лавку, задрал правую штанину и принялся обматывать колено эластичным бинтом. И тихо радовался про себя, что Кёнсу хотя бы про неловкость на занятии вокалом ничего не ляпнул. Настоящий друг... — Да ладно, мне же интересно. Какие у вас отношения? — Никаких, — поразмыслив, отозвался Чонин, потому что пришёл к выводу, что переубедить Кёнсу и отмазаться от влюблённости всё равно не выйдет. Они с Кёнсу давно дружили, морочить ему голову долго Чонин всё равно бы не смог. — О? Ты до сих пор не признался? — Это не так просто, как тебе кажется. — Это проще, чем ты полагаешь. И никогда это не было для тебя проблемой. Ты вообще очень прямолинеен. — Отстань, ладно? И ты заблуждаешься. Я никогда этого не делал. Вот уж правда. В случае с Кёнсу признавался сам Кёнсу — под градусом. В случаях с девушками признавались опять же девушки. Чонин ни разу в жизни ни одному человеку не говорил о своих чувствах. Даже банальное "ты мне нравишься" никогда не произносил. Представил, как он ляпнет нечто подобное преподавателю — Ким Чондэ в частности — и сокрушённо вздохнул. Даже в мыслях это выглядело не просто по-детски, а вовсе по-идиотски. — Сделай это анонимно. Чонин посмотрел на Кёнсу с откровенным изумлением в глазах. — Ну не знаю, напиши ей записку и подбрось в вещи. Если она знает твой почерк, распечатай записку и подбрось. — Может, мне ещё вырезать нужные слова из газет и журналов и наклеивать пинцетом? — огрызнулся Чонин от нелепости подобного предложения. — Как вариант. Видишь, уже говоришь со знанием дела. Кёнсу поспешил на собственные занятия, а Чонин разминался перед зеркалами в зале и обдумывал предложение Кёнсу. Оно по-прежнему на первый взгляд казалось идиотским, но после Чонину вспомнились подобные записки в карманах собственных курток. Иногда он находил такие между страницами в учебниках. Однажды в школе любовную записку в его учебнике нашёл преподаватель. К счастью, промолчал, просто оставил её торчать кончиком, чтобы Чонин заметил. Записки, которые получал Чонин, были написаны от руки, но это мало что ему давало — он редко обращал внимание, кто и как из девушек пишет. Да и со временем те девушки, что писали ему записки, признавались уже открыто. Мысль о записке застряла у него в голове намертво, но Чондэ знал его почерк. Чонин возвращался к этому весь день и бесился, потому что подбрасывание записок выглядело совершенно по-детски. Когда же вернулся домой поздним вечером, облазил всю комнату и нашёл старый телефон. После подзарядки выяснилось, что телефон ещё жив. Если Чондэ и выписал себе номер телефона Чонина, то точно не этот. Повертевшись на кровати целый час без сна, Чонин включил лампу, вытянулся на животе и достал телефон из-под подушки. Озадаченно смотрел на открытое окошко смс-сообщения и напряжённо думал, что и как написать. Представил, как Чондэ получил бы смс-сообщение с признанием, и обречённо уткнулся лбом в подушку. Дикость и идиотизм уж точно. Чонин раздражённо сунул телефон обратно, выключил свет и накрылся одеялом с головой. Спустя две минуты одеяло снова полетело в сторону, вспыхнул свет. Чонин настороженно прикоснулся к кнопкам, чтобы медленно набрать два предложения. Он смотрел на слова на дисплее и указанный номер получателя, который знал наизусть. Смотрел и отчётливо понимал, что хочет сказать это Чондэ, хочет, чтобы Чондэ это знал. А ещё Чонин осознал одну важную вещь — секс на одну ночь с Чондэ его не устроит уж точно. Он хотел большего. Стиснув зубы, Чонин ткнул в "отправить", услышал сигнал, торопливо сунул телефон под подушку, погасил свет и крепко зажмурился, приказав себе уснуть сию же секунду.