- 16 -
Просыпаться в воскресное утро в постели Чондэ было чертовски приятно хотя бы потому, что Чонина будили поцелуями. Он сонно улыбался и потягивался, а Чондэ сжимал его сосок мягкими губами, чтобы отпустить после и провести языком по коже. Окончательно сон покинул Чонина, когда Чондэ добрался губами до члена. При этом Чондэ умудрялся ещё мурлыкать себе под нос какую-то песенку: брал глубоко в рот, ласкал языком набухшие венки и затем напевал, прижимаясь губами к члену. Чонин не понимал ни единого слова, мял в кулаках простыни и запрокидывал голову, пытаясь удержать в себе растревоженную Чондэ страсть и жажду близости. Чондэ жадно слизывал проступившие капли смазки и проходился языком по всей длине, щедро увлажняя рельефный ствол слюной. У Чонина под пальцами тонкая ткань простыни звучно затрещала. Тут ему тоже особо не с чем было сравнивать. С Кёнсу они до такого дойти не успели. Точнее, пока он был с Кёнсу, Кёнсу только учился делать минет. Пару раз Чонину делали минет парни из клубов и девушки, но его ещё ни разу не впечатлило. Чаще всего Чонин не видел вообще никакой разницы между минетом и небрежным поцелуем. Зато прямо сейчас... Он сильнее вцепился в простыню, потому что Чондэ потёрся кончиком носа о бедро и поймал губами яичко, втянул в рот и обвёл языком. Его пальцы плотно сжимали ствол, водили вверх и вниз, игрались с головкой, а после вместо пальцев по члену опять скользили губы. Чонин с изумлённым восторгом смотрел, как глубоко его член входил в рот Чондэ. В горло. И он закрывал глаза, ощущая, как крепко сжимали его внутри, как по всей длине проходила волнующая вибрация. Долго он не выдержал — схватился-таки за волосы Чондэ на затылке. Старался не дёргать и не давить, но умирал от желания войти глубже, резче, быстрее. Ещё быстрее. И уже плевать, как это выглядело, что означало и как называлось. Просто хотелось ещё больше внутреннего тепла Чондэ, его тесноты и узости, его трепета вокруг ощутимо пульсирующего от нарастающего возбуждения члена Чонина. Чонин облизнул пересохшие губы в тот миг, когда Чондэ умело запустил крепкий ствол за щеку, сделал глотательное движение, одновременно задев головку языком. Чуть отстранился, пристально глядя на ошарашенного и одновременно возбуждённого Чонина — от потемневшей головки к полной нижней губе Чондэ тянулась тонкой ниточкой смазка, и это выглядело убийственно сексуально. Чондэ ещё и улыбнулся, чтобы после вновь сжать губами член и взять в рот весь. Выдох через нос — низ живота Чонина обожгло горячим. Это окончательно сломало его выдержку и заставило задвигаться быстро и несдержанно. Он непрерывно толкался во влажную теплоту и тесноту, сжимая пальцами волосы Чондэ на затылке и не позволяя отстраниться. Постепенно ускорялся и входил резче при возбуждающих причмокивающих звуках, пока мощным рывком не вскинул бёдра и не дал выход неудержимому возбуждению. Потом Чонин просто неподвижно лежал, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Чондэ улёгся рядом, провёл костяшками пальцев по его скуле и медленно облизнулся, проходясь языком по заметно припухшим после минета губам. — Ты приятный на вкус, — едва слышно шепнул Чондэ и слегка куснул его за ухо. — Хён, ты... ненормальный, — с трудом пробормотал Чонин, прикрыв глаза и позволив Чондэ тщательно вылизывать ушную раковину. — Но тебе понравилось, не отпирайся. — Не буду. Мне другое интересно... Почему? То ты близко меня не подпускал, то вдруг накинулся. Я так свихнусь скоро. — С чего бы? Ты говорил, что хочешь меня. — Чондэ немного поразмыслил и слегка куснул за край уха. Чонин попытался спасти ухо, чуть отодвинувшись и с укором глянув на Чондэ. — Хочу. Но я хочу больше. — Больше секса? — хмыкнул Чондэ, оставив, наконец, обласканное ухо Чонина в покое. — Нет. Хочу больше. Не только секс. — То есть, ты уже не хочешь меня на рояле? — Прекрати, хён. — Чонин утомлённо прикрыл глаза и вздохнул. — Я до безумия хочу тебя на этом проклятом белом рояле, но это далеко не всё. Я хочу очень много. Это трудно объяснить и перевести в слова. В том смысле, что я тоже чувствую, но не могу сказать об этом так, как можешь сказать ты. Не умею. Но, хён, ты мне нужен больше, чем... — Или ты просто так думаешь? Мы оба знаем, какой репутацией ты обладаешь. И это — сейчас — тоже просто секс. Не думай, что я заставляю тебя сводить всё к чему-то большему или чего-то от тебя требую. Не будем усложнять, идёт? Пусть всё остаётся так, как ты привык. Большего от тебя я совсем не жду. Чонин резким движением вскинулся и сел на кровати, едва немного оклемался и уложил все слова Чондэ в голове доходчиво и понятно. Только вот Чондэ уже и след простыл. Чонин растерянно потёр ладонями глаза и раздосадованно закусил губу. Потому что в груди больно жгло обидой. Чондэ ясно дал ему понять, что не считает его подходящим человеком, с которым имело бы смысл строить отношения. Несправедливо, потому что Чонин никогда до этого с подобной ситуацией не сталкивался и никогда не испытывал чего-то похожего к другим людям. Для него всё это было впервые, а Чондэ походя... Потрахаться, значит, можно, а как что-то серьёзное — пошёл к чёрту? Здорово просто. Чонин сунулся в ванную, наспех ополоснулся под душем, быстро оделся и вымелся за дверь, не соизволив попрощаться с Чондэ. Прямо сейчас его переполняли обида с разочарованием пополам, а ещё — возмущение и горечь. Оказывается, вынести обиду или оскорбление от человека, который ничего не значит, легко и просто, но это намного сложнее, когда человек вовсе не безразличен. А ещё в таких отношениях, пожалуй, совсем не важно, какой у людей возраст. Порой и старшие ведут себя как придурки или дети. Чонин шагал домой с приличной скоростью и беззвучно осыпал Чондэ ругательствами. Но всё это не имело смысла — ругательства ничего не могли изменить. Зато мог Чонин. Он просто споёт эту грёбаную песню в конце триместра, станцует и попробует выкинуть Чондэ из головы вместе со всеми его блестяшками в ушах и на пальцах, с его звучным и красивым голосом, добрым лучистым взглядом, прохладными руками, впитавшейся в губы навеки улыбкой и... Он всего лишь сотрёт Чондэ из жизни. Сдаст какие-нибудь экзамены, переведётся в другую группу и распрощается с занятиями у Чондэ. Хотя нет. Он останется там, где есть, потому что сбегать — это недостойно. Останется и больше не будет смотреть на Чондэ. Вырвет с корнем привязанность и всё остальное — вообще все те чувства, что Чондэ в нём вызывал. Можно и сексом полечиться. Или подкатить к Чанёлю, чтобы познакомил с кем-нибудь особенным — Чанёль может. А ещё лучше — уйти с головой в танцы. Танцы никогда ещё Чонина не предавали. Они всегда оставались с ним. Плохо или хорошо ему приходилось, он всегда танцевал. И танцы лечили лучше всего прочего. Чондэ вряд ли огорчится, раз это всё равно лишь секс. Найдёт ещё кого-нибудь, для кого всё это будет столь же простым и незначительным. Добравшись до дома, Чонин собрал сумку и рванул в колледж. В танцзале подключил плеер к колонкам и поставил на бесконечный повтор весь список композиций. Переодевшись в свободные брюки и белую майку, начал танцевать. Композиции сменяли друг друга, а он импровизировал, создавая на ходу для каждой песни собственную историю и стараясь воплотить её в жизнь движениями собственного тела. Примерно через час ожил телефон. Чонин увидел на дисплее знакомый номер, сбросил вызов, отключил звук и сунул телефон в сумку, чтобы не отвлекал. Ким Чондэ мог катиться в преисподнюю вместе со всеми своими благими намерениями. Чонин честно пытался сказать о чувствах, но это не оценили. Трудно и больно — и не оценили. Всё-таки он в самом деле лишь один из непримечательных студентов для Чондэ. Ничего больше. А козыри у Чонина все вышли. Чондэ он смог заинтересовать только сексом и голосом, да и то — на время. Всё остальное пролетело со свистом мимо. К повторению Чонин был не готов. Точно так же, как не мог заставить Чондэ полюбить себя. Любовь либо есть, либо её нет. А Чонину с завидным постоянством выпадал второй результат. Всё с самого начала не имело смысла. Никакого. Чонин закрыл глаза и закрутился под музыку быстрее, стремясь выжечь горечь из груди и опустошить разум.***
Во вторник на занятии по вокалу Чонин вдоволь налюбовался ошеломлёнными рожами однокурсников, когда умудрился спеть две строчки громко, чётко и по всем правилам — без обычной для Чонина неловкости и скованности. Чондэ даже выронил ручку, а после долбанулся затылком о стол, когда эту самую ручку поднимал с пола. После окончания занятия Чонин вылетел из музыкального класса одним из первых, проигнорировав негромкий зов Чондэ, и умчался в танцзал. В среду всё повторилось, но в конце по расписанию требовалось явиться на занятие по вождению. Чонин явился в растрёпанном после душа виде, пропустил мимо ушей замечания Чондэ, прогнал машину по нужному маршруту и снова не стал задерживаться. Он сталкивался с Чондэ только на занятиях и в рамках "учитель-ученик". А субботу и воскресенье безвылазно провёл в танцзале. На звонки не отвечал, если видел на дисплее номер Чондэ. Потому что бессмысленно. Чондэ сам сказал, что большего не ждёт, но Чонин не собирался всё бросать и бежать к нему по первому зову только потому, что Чондэ вдруг захотелось потискать его и приятно провести время. Так продолжалось до конца месяца. Чонин не мог сказать, что ему стало легче, но немного свободнее — да. По крайней мере, часть его разума больше не металась в попытках найти путь к Чондэ. Он ощущал спокойную обречённость и ждал, когда танцы и время вернут ему целостность и жизнерадостность. Ведь он не единственный человек, чья любовь осталась безответной. Другие как-то с этим жили, значит, сможет и он. Конечно, на занятиях он продолжал невольно смотреть на Чондэ украдкой и любоваться, слушать его голос, отстранённо грезить. Но это было именно "грезить". Потому что Чонин чётко осознавал — "недостижимо". Потому что в принципе недостижимо стать кем-то значимым для человека, который не воспринимает тебя всерьёз. Порой у него проскальзывала шальная мысль о том, с кем же Чондэ встречается и встречается ли вообще, но он старался не думать об этом. Для Чондэ он был никем и не имел права лезть в чужую личную жизнь. Но интерес это не преуменьшало. А однажды Чондэ нагрянул к Чонину домой в выходные. Ожидаемо Чонина не застал — Чонин всё свободное время проводил в тренировках в колледже. После нуна рассказала Чонину о визите преподавателя, того самого, что они встречали в торговом центре. — Он очень милый и забавный. Постоянно спрашивал о тебе и, по-моему, волновался, что ты так много занимаешься танцами. Но мы его успокоили, что это нормально — все привыкли. Спрашивал ещё, поёшь ты или нет. Чонин уныло угукнул и снова зашарил в сумке в поисках майки. — А ещё он спрашивал, с кем ты сейчас встречаешься. От удивления Чонин едва не свалил сумку со стула. — И что ему ответили? — Да ничего. Ну, то есть, я сказала, что ты сейчас вряд ли с кем-то встречаешься кроме музыки, если весь в танцах по уши. А что? Ошиблась? — Нет. — Чонин выудил наконец из сумки пропитавшуюся потом майку и понёс в ванную, чтобы сунуть в корзину с грязным бельём. Нуна увязалась за ним. — У тебя ведь скоро итоговое выступление по триместровому заданию? — Через полторы недели, — пробормотал Чонин, пытаясь протиснуться в перекрытый нуной дверной проём. — И как? — Отлично. Всё уже готово. Может, ты выпустишь меня из ванной? — Не выпущу. Потому что тебе срочно надо принять душ. Нормально, а не галопом. И сразу потом ложись спать. Выглядишь замученным, если честно. И исхудавшим. Тебе нужно будет помогать с гримом для выступления? — На следующих выходных, ладно? — Чонин вздохнул и отобрал у нуны полотенце, после прикрыл дверь, сбросил одежду и послушно полез под душ. Пока отмокал под тёплой водой, всё гадал, за каким чёртом Чондэ приходил на самом-то деле? С чего Чондэ так опекать студента, на которого ему, по большому счёту, наплевать? Пару раз потрахались — вот и вся любовь. Чондэ ведь сам так сказал. И продолжал изводить замечаниями, выставляя на посмешище перед остальными. Сейчас это больше всего задевало. Как насмешка. Словно Чондэ демонстративно и настойчиво указывал Чонину, где его место, пытался доказать, что Чонин не заслуживает внимания и права на их отношения, потому что младше, глупый, ничего не умеет и ничего не знает, непримечательный и... вообще. Но Чонин всё ещё помнил. Всё помнил. Каждую мелочь хранил в памяти. Честно пытался забыть, только не получалось. И он устал от собственной памяти. И устал просыпаться по утрам в возбуждённом состоянии на влажных простынях. Ладно бы это был просто недотрах, да где уж там. Он так загонял себя на тренировках, что сил ни на что не оставалось, только всё равно испытывал возбуждение во сне и просыпался с каменным стояком. И ведь сны даже не эротические снились, а вполне обычные, вроде воспоминаний о прогулке в парке и потерянном щенке. Невинные сны вполне, но даже из-за них... Достало. Всё достало. И Чондэ — тоже.