Азбука для двоих

- 17 -

Чонин без спешки заправил белую ткань за пояс тёмных брюк и разгладил воротник свободной рубашки. Опустившись на стул, принялся зашнуровывать чёрные спортивные ботинки на удобной подошве, повторяя про себя строчки песни. Выпрямился, как закончил со шнурками, и придирчиво осмотрел собственное отражение в зеркале. С гримом промашек не случилось, волосы лежали небрежно, но это вполне вписывалось в образ. И Чонин не волновался, хотя стоило бы. В танце он был уверен, а вот в песне — не очень. Но какой смысл волноваться о том, на что он почти не мог повлиять? Он всего лишь мог выйти на сцену и изо всех сил постараться спеть так, как надо. Просто представить, что он дома, совсем один, — и спеть. А после — станцевать. — Нормально? — приоткрыв дверь и просунув в получившуюся щель голову, спросил Кёнсу. — Вроде бы. А сам-то? — Уже отстрелялся. — Кёнсу распахнул дверь пошире, зашёл и жестом попросил Чонина подняться, осмотрел после с головы до ног и обратно, улыбнулся и показал вскинутый большой палец. — Ты сегодня прямо по-особенному красивый. Костюм без претензии, но тебе очень идёт. — Это повод для ревности? — пробурчал из коридора Чанёль и сунул нос в гримёрку. Оглядел Чонина и тоже засиял улыбкой. — Похож на принца из сказки. Тебе только льющего на голову дождя не хватает. Добавить дождь и нотку драматизма — и все нуны в зале твои. — Да уж, спасибо. И что мне прикажешь с ними делать? — Перестаньте уже, — возмутился Кёнсу. — Две минуты. Чонин тут же развернул к себе часы, позабытые на столике, тихо выругался и помчался к выходу. У лестницы перепрыгнул через чьи-то сброшенные ангельские крылья, остановился на пятой ступеньке и ещё раз проверил обувь, затем уж выпрямился и замер на третьей сверху ступеньке, вслушиваясь в голос конферансье. Объявили его выход, и он двинулся на сцену. Без спешки шёл почти в полной темноте под короткий проигрыш к микрофону. Так и было задумано. В полумраке петь получалось легче, как и представлять, что в зале он один. Над микрофоном горела всего одна лампа, и, оказавшись в столбе света, Чонин уже больше вообще ничего не видел за пределами сцены. Он понятия не имел, где сидит Чондэ, да и пришёл ли тот. Просто неспешно и чётко проговаривал слова в первой части, перед припевом прикрыл глаза, запасаясь силами и смелостью. Честно говоря, он даже себя не слышал и понятия не имел, что у него получается и получается ли вообще. Чувствовал себя так, будто погрузился в подобие транса и выпал из реальности. Будто он вовсе сейчас на сцене не стоял, а смотрел на это со стороны с заложенными ватой ушами. Не то чтобы он боялся петь так же, как и раньше. Скорее, он смирился с неизбежностью. Он не мог отменить занятия вокалом, а Чондэ всё же верно тогда сказал — без вокала попасть на сцену будет непросто. Но Чонин хотел попасть на сцену. Он хотел этого больше всего на свете. И если ради этого ему пришлось бы петь... Он мог это сделать. Если ради этого ему требовалось чем-то пожертвовать, он тоже мог это сделать. И если ради этого... Если ему требовалось ради сцены отказаться и от тех чувств, что он испытывал к Чондэ... Пусть будет так. Сейчас на сцене в столбе робкого света он не пел — он отказывался от любви, сжимая влажными от пота ладонями микрофон, и надеялся, что Чондэ поймёт его правильно. Потому что в этом всегда был здравый смысл. Он всего лишь студент с не лучшей репутацией, не внушающий Чондэ особого доверия. И Чондэ честно говорил Ча Хагёну, что он влюблён в голос Чонина. Только-то. Но Чонин — это больше чем просто голос*. Танцевал Чонин уже под светом пяти ламп и делал то же самое — отказывался. Как в песне. Моя надежда всё обрести растаяла бесследно — От тебя веет холодом без намёка на чувства. Всё, что есть у меня, лишь эта мечта — Любовь, которую ты не можешь мне дать, — Искренняя, чистая, желанная и самая прекрасная. Да, я всё понял. Любовь — это не то, что ты прячешь от меня, Любовь — это то, от чего ты отказываешься. И, как в песне, это было его "прощай". Он пока ещё не знал наверняка, сможет ли отпустить, забыть и жить дальше без мыслей о Чондэ, но его переполняла решимость попытаться. Ведь моя любовь словно неудержимое сияние, Словно прекрасная бабочка, Так легко поднялась в небо и улетела прочь, — Ведь я не могу удержать тебя, Как не могу удержать в небе облака, Потому что любовь недостижима для меня. Он кружился под звуки скрипки. Тонкая ткань липла к спине и груди. И он не смотрел. Никуда. Просто складывал музыку и танец в прощание с плотно закрытыми глазами. И всего лишь надеялся, что хотя бы сегодня его язык поймут. В ярком свете, вспыхнувшем после последнего аккорда, Чонин поклонился и покинул сцену. Задерживаться в гримёрке не стал. Быстро переоделся и выскочил с сумкой из колледжа, грим стирал уже на ходу, сворачивая к стадиону, чтобы вернуться домой кружным путём. Дышалось легче, чем до выступления. Сжигать мосты непросто, но зато потом — легче, потому что знаешь — отступать больше некуда. Или вперёд, или никуда. Вообще ему полагалось остаться в холле с другими ребятами, чтобы узнать результаты, но он понадеялся на Кёнсу и Чанёля. Те наверняка позвонят, как только всё разведают. Ну или Чонин сам завтра всё узнает от Ча Хагёна — занятие танцами стояло как раз первым по расписанию. Старый телефон напомнил о своём существовании в квартале от дома. Чонин в любом случае знал, кто мог звонить ему на этот номер, но всё равно полюбовался на набор цифр на дисплее, после чего размахнулся и бросил телефон в пруд — подальше от берега. Поставил точку. Ровным шагом добрался до дома, просочился к себе, чтобы ни мать, ни нуны не перехватили, сцапал со спинки стула старые джинсы, сунул в угол сумку и заперся в ванной. Тщательно смывал с себя остатки грима и пот, промывал волосы и как следует вытирался после полотенцем. Натянул джинсы, присел на бортик ванны и помассировал шею и плечи, прогоняя усталость и напряжение. Хотелось танцевать ещё, но остаться в зале в колледже было плохой идеей. Чонин выглянул из ванной, прокрался к себе, плотно прикрыл дверь и достал из ящика стола плеер. Нацепив наушники, выбрал песню под настроение и, смежив веки, принялся неторопливо танцевать. Не то чтобы он прогонял идею для выступления к следующему триместру, но кое-какие задумки имелись, а танцы в принципе Чонина успокаивали и придавали сил. В них он с лёгкостью забывался, избавлялся от всего и становился абсолютно свободным. Музыка и танец по-прежнему были его ветром в крылья. Чонин не помнил, как долго танцевал, просто в один миг ощутил, что что-то не так. Распахнул глаза и замер под пристальным взглядом Чондэ. Тот медленно прикрыл дверь и жестом попросил снять наушники. Чонин неохотно выполнил просьбу, достал плеер из кармана и положил на стол, стараясь дышать ровно и размеренно. И не замечать, что опять взмок. На нём из одежды только старые джинсы и красовались, но даже на них пояс промок от пота. А потом у Чонина неслабо зашумело в голове от сильного подзатыльника. Он ошеломлённо прижимал ладонь к пострадавшему месту и с недоумением смотрел на возмущённого Чондэ. — Это тебе за то, что на звонки не отвечаешь. — Я не могу на них ответить, раз уж выбросил телефон. — И зачем ты его выбросил? — Чондэ явно сердился, и это казалось забавным. Ну и раздражало тоже. Припёрся вот и теперь отчитывает как мальчишку. Какого чёрта? — Потому что мне надоело быть игрушкой для развлечений. Ты сам сказал, что не нужно ничего усложнять. А теперь — усложняешь. На кой чёрт ты припёрся? — Прекрати вести себя как ребёнок. Я не прогонял тебя и не говорил, что всё кончено. А ты ведёшь себя так, словно ничего не было и не будет. — А чего ты ждал? Ты сказал, что тебя устраивает то, что есть, что ты ничего не хочешь усложнять, и что это просто секс, хотя я говорил тебе, что хочу не этого. Если тебя всё устраивает, это не значит, что и меня всё устраивает. — Чонин поражался собственному спокойствию, но он в самом деле устал. — До этого тебя такое всегда устраивало тоже. Или ты хочешь, чтобы я делал вид, будто ничего не знаю о тебе и твоих постельных подвигах? Твоя репутация... — Что значит "всегда"? — Чонин стиснул кулаки от несправедливого заявления, кольнувшего болью. — Хён, с чем ты пытаешься сравнивать, если для меня всё это сейчас впервые? Почему остальным это заметно, но не тебе? Или моя репутация, как ты это называешь, меня в силах заменить в твоих глазах? Ну и вперёд тогда, разбирайся с моей репутацией сам, а меня оставь в покое. Я не собираюсь бежать к тебе всякий раз, как ты щёлкнешь пальцами, только потому, что тебе зачесалось. И я не ребёнок. Я хочу тебя, но это... Чонин умолк, схлопотав пощёчину. Смотрел на бледного Чондэ, закусив губу и прижав ладонь к пылающей от удара щеке. Потом слабо усмехнулся и уточнил: — Правда глаз колет? Хён, давай закончим на этом, ладно? Ты не понимаешь меня, а я не понимаю тебя. Не получается у нас говорить на одном языке. И мне не нужно то, что ты мне предложил. Мне нужно то, что ты никогда не предлагаешь. Нуна привычно распахнула дверь без стука, заставив обоих испуганно замереть. — О... — Она оценила вид Чонина и бледность Чондэ правильно. — Господин Ким, я хотела спросить, останетесь ли вы на ужин? — Нет, — с раздражением отрезал Чонин, растирая ладонью пылающую щёку. — Господин Ким уже уходит. — Вообще-то я передумал, — Чондэ сунул сжатые в кулаки руки в карманы брюк и повернулся к сестре Чонина. — Пожалуй, я с удовольствием поужинаю с вами. Где можно руки ополоснуть? И куда идти? — Я вас отведу, — просияла нуна, протянула руку Чондэ и потащила за собой, бесподобно проигнорировав испепеляющий взгляд Чонина. А через миг она снова заглянула в комнату и ядовито посоветовала: — Ты бы сгонял в душ и переоделся. Надеюсь, долго ждать себя ты не заставишь. Чонин обречённо вытянул из шкафа свежее полотенце и поплёлся в ванную ещё раз. Натянув тёмные джинсы и белую футболку, спустился в гостиную. Волосы после душа были влажными, а настроение не улучшилось, и щека оставалась слегка розоватой. И Чонину до безумия хотелось аккуратно пристроить ладони на шее Чондэ, а после сдавить от души. Судя по взгляду Чондэ, тот испытывал примерно такое же желание. — Ну, как всё сегодня прошло? — улыбнулась Чонину мама, едва он опустился на стул напротив Чондэ. — Могу вам показать. Я записывал выступление, — ответил вместо Чонина Чондэ и потянул из кармана телефон. Пока Чонин пытался распять его взглядом, Чондэ разбирался с кнопками и запускал запись. А потом мама и сёстры смотрели и слушали, а Чонин и Чондэ играли в гляделки, не желая уступать друг другу. — Высший балл, — после порадовал всех Чондэ. — Ну надо же... Сынок, ты такой красивый вырос. А как пел... — Мама дотянулась до руки Чонина и погладила, заставив его смутиться и опустить голову. — Спел так же замечательно, как и станцевал. Не думала, что доживу до такого. Ты ведь так не любил петь всё это время. — У него прекрасный голос, — тихо заметил Чондэ. — Я знаю, что вам только он и интересен, — буркнул Чонин, ухватив палочки и приступив к еде. — Сынок, что ты такое говоришь? — удивилась мать. — Ничего. Только правду. Очень вкусно, мам, — улыбнулся Чонин через силу и сосредоточился на еде. Получил ощутимый пинок под столом от старшей нуны, но сделал вид, что она промахнулась, а лодыжку у него так просто — чисто случайно — прихватило. — Хорошо, что вы решили поработать в колледже. Наверное, благодаря вашим усилиям Чонин смог петь нормально, господин Ким. — Моя заслуга не так велика. Он всё сделал сам, — пробормотал Чондэ, едва не уткнувшись носом в рыбный салат. — А ещё по результатам итогового задания триместра Чонин попал в группу студентов, которые в конце месяца приглашены в Академию Искусств в Киото. Чонин едва не подавился маринованной свининой, услышав такую новость, поспешно поднёс к губам стакан с водой и постарался запить потрясение. — Пока ещё неизвестно, кто будет курировать группу, но можно собирать вещи уже сейчас. Поездка назначена на двадцать седьмое число. В Киото он пробудет две недели, потом вернётся. — И ты молчал? Чонин молчал, потому что ничего не знал об этом. Даже краем уха не слышал. Вряд ли Чондэ стал бы сочинять подобную ложь, но всё равно верилось плохо. — Я сделаю для тебя копию записи выступления, Чонин, хорошо? Хочу, чтобы ты посмотрел и послушал в свободное время. Чонин кивнул без выражения и постарался поскорее покончить с ужином, после извинился, сослался на усталость и убрёл к себе под предлогом, что ляжет пораньше. Выносить присутствие Чондэ он сегодня больше не мог. Вообще никак. * http://www.evartist.narod.ru/text1/50.htm Не сравнение, а часть целого.