Одинокие прятки

Каждое утро мы начинаем с пробуждения. Мир выстраивается заново из первых пробных кадров. Окно, и за ним - небо, синее до одури, как сегодня, или мокрое и заплаканное, как неделю назад. Потолок, комната, ты и прочие мелочи. Нужно проснуться и понять, что это все настоящее, что ты не в кошмаре, не в фантазии, не умер, наконец. Для Юске вот уже много сотен дней мир начинался не с этого, а с куска ветчины. Подслеповато щурясь, на автомате он босиком шёл на кухню, открывал холодильник, доставал продукты, раскладывал хлеб, помещал на него тонкие ломтики ветчины и сыра, листья салата, если таковой имелся в наличии, потом соединял всё стопкой и резал на аккуратные треугольники. Пищевая пленка, салфетки, контейнер для еды – его движения были привычными, отточенными, словно он был умелым фехтовальщиком на мировом турнире, а не мальчиком в трусах и майке, колдующим над бутербродами. Взмах, ещё один, сначала острие погружается в розовую мякоть – это мгновение такое длительное и прекрасное, но вечно оно продолжаться не может – вздох, затем длинный разрез серебристым лезвием. Только когда безупречные, идеально ровные сэндвичи были готовы, Юске понимал, что он на самом деле здесь, он на самом деле жив, он проснулся. Тогда он скрупулёзно вытирал со стола крошки, флегматично улыбаясь, мыл деревянную доску и нож, а иногда даже мурлыкал что-то себе под нос, счастливый до невозможности. - Ты же не любишь ветчину, зачем просишь покупать? Кому эти сэндвичи? - спрашивала мама поначалу, ещё в средней школе. Тогда она удивлялась, пожимала плечами и всё равно брала в магазине то, что он просил. Ему никогда и ни в чём не отказывали родители, но избалованным он не был, скорее, прагматичным, никогда не клянчил для себя ничего лишнего, говорил только о том, что ему было действительно нужно. "Человек-Загадка" - таким прозвищем его наградил отец. Теперь-то в семье Юске никто его необъяснимой ветчине не удивлялся, все знали, что сэндвичи для друга детства - Йошиатсу. О чем родные не подозревали, так это об истинной причине его заботы. Он и сам пока толком не понимал своего безотчетного беспокойства за Йоши. Оно раздражало больше, чем подсыхающие корочки на ссадинах на локтях и коленях, и при этом было приторно сладким, как попкорн с карамелью. Тревога росла и ширилась с каждым годом, и у неё не было определения. Просто хотелось быть незаменимым и нужным именно этому человеку. Только после того, как обязательная утренняя еда была собрана и упакована, Юске шёл умываться, чистить зубы, одеваться, и чаще всего даже забывал позавтракать. Ему нужно было спешить. Прошло полгода с тех пор, как они поселились в новом доме за городом, теперь дорога отнимала намного больше времени, поэтому ему приходилось вставать раньше, чтобы заехать за приятелем и успеть в школу. Так хорошо было жить рядом, но у него отняли эту возможность, правда, в награду подарили новый велосипед взамен старого. Этот был модный, спортивный, с переключением скоростей, гонять на нём было одно удовольствие. А гонять приходилось почти ежедневно. В детстве они с Йошиатсу были соседями по лестничной клетке, а их третий друг, третий мушкетёр, как они говорили, Такаши, жил в том же районе, в таком же многоквартирном доме, как они, но в десяти минутах ходьбы. Ю-тян, Йо-тян и Та-тян вместе ходили в детский сад, вместе гуляли, бывали в гостях друг у друга, и естественно, что их мамы и папы тоже передружились. Конечно, в итоге Юске, Йоши и Такаши пошли в одну школу для мальчиков. В Мацуяме был выбор, но родители во всех трёх семьях усердно работали, чтобы содержать детей, поэтому предпочли именно это учебное заведение по самой прозаичной причине - оно располагалось в их районе, ребят не надо было никуда возить и тратить лишние минуты по утрам. А позже и сами подростки не захотели разлучаться, из младшей школы перешли в среднюю, а потом и в старшую, ничего не меняя. Хотя Йоши и ныл каждый день, что его всё достало и он хочет учиться там, где есть шанс на переменке потискать хоть что-то, напоминающее грудь, ну или хотя бы просто посмотреть на физкультуре на "аппетитных малышек в коротких шортиках", менять школу он почему-то всё равно не спешил. Они были уже на втором году обучения, чудом опять все трое попали в один класс при распределении. Вместе в классе "2-2" - это была удивительная удача. Юске с ужасом вспоминал те пару лет, когда они обучались порознь: он так тосковал, что даже успеваемость снизилась. Но порой нужно чего-то лишиться, чтоб осознать, насколько оно для тебя важно. Юске осознал. Именно тогда он стал готовить свои дружеские сэндвичи, чтобы подкармливать вечно голодного Йошиатсу на большой перемене, когда они встречались во дворе и перекусывали вместе. - Чего в столовке не ешь? - подначивал Такаши, с хитринкой глядя на Йоши, уплетающего за обе щеки, как бешеный хомяк. Тот давился от возмущения, кашлял и, вскинувшись, отвечал через минуту: - Овощи! Чертовы овощи! Нет, ты видел это? Что они готовят? Брокколи! Это... Это как, я не знаю, зелёный инопланетный мозг на ножке! Твёрдый, к тому же и слизкий от соуса! Кто додумался кормить подрастающее поколение брокколи? Мне нужно мясо, а не зеленые жёсткие мозги. Да они же еще и невкусные! Я люблю сэндвичи Ю-тяна, обожаю Ю-тяна! - и ведь правда в этот миг обожал. Этого было достаточно, чтоб вставать в шесть, не было ничего приятнее, чем услышать похвалу от Йошиатсу. - Опять так рано поднялся? – мурлыкающий голосок за спиной заставил Юске вздрогнуть и оторваться от готовки. В дверях потягивалась хорошенькая, по-детски миловидная блондинка. Всё в ней было слишком для её возраста и статуса почтенной матери семейства, трудоголички, которая была на хорошем счету у начальства в небольшой юридической фирме. Чересчур привлекательная, чересчур порывистая и, пожалуй, легкомысленная. Мама у Юске была такая же хрупкая и маленькая, как он сам, что для женщины было большим плюсом, а для него - источником бесконечных комплексов. Часто он смотрел на себя в безжалостное зеркало в прихожей и отмечал только уродство и несоответствие: пухлые, как у девушки, губы и острый кадык, шея, как у цыплёнка, рост, как у гнома. Как-то раз, когда был дома один, он решился. Робко сбросил одежду, включил лампу над зеркалом и вытянулся перед жестоким стеклом, старательно расправляя плечи. Через минуту захотелось разрыдаться. Костлявое обнаженное тело, всё в неприятных мурашках, вызывало только брезгливость и жалость. Будь он другого пола, это было бы не настолько дико. Грудь и пухлые бёдра добавили бы округлости фигуре. Даже самые хрупкие девчушки были привлекательными, а он – нет. Юске нередко задумывался, почему природа так несправедлива, почему, раз уж родился парнем, то не пошёл в отца - высокого широкоплечего мужчину. Было бы у Юске такое тело, он ходил бы в спортзал, записался бы в школьную секцию по плаванию, вызывал бы тогда всеобщее восхищение и зависть. Но увы, не сложилось. Так что он смирился. Их с мамой можно было даже спутать со спины, она вечно таскала его футболки и кофты. Вот и сейчас, потирая кулаками глаза, она переступила порог и лениво вползла в кухню в его белой майке со Стичем, такая же лохматая, как он сам, и волосы тоже светлые, один в один. Когда Юске впервые захотел купить краску для волос, мама рассмеялась и отвела его в салон к своему мастеру. Так и жили, словно близнецы, и ничего с этим поделать было нельзя. - Ты уже кормил собак, милый? - зевая, спросила невысокая женщина, и, не дожидаясь ответа, полезла за кормом и миской, уронила одну из них и долго ловила, пока та, с грохотом кружась по кафелю, убегала от хозяйки. - Сама завела, сама и корми, мам, - буркнул Юске, любовно укладывая к сэндвичам бумажные салфетки про запас. - Злюка, - протянула она, надув губу, и наконец поймала непослушную миску ногой, наступив на неё с видом триумфатора, - Только о своих друзьях и думаешь. А как же бедные щеночки? Совсем не любишь их. И она принялась насыпать корм, а потом, подхватив со стола пачку сигарет, вышла во двор кормить своих драгоценных пёсиков. Упрёк был незаслуженным. Юске любил собак. Живых, пушистых и тёплых с горячими языками и задорным характером. Так здорово, когда они залезают под бок, тыкаются мокрыми носиками в ладонь, виляют хвостом и вертятся под ногами. Но тех щеночков, которых кормила мама, любить он был не в силах. Каждое утро одно и то же, как в тот раз. Тогда она и курить начала снова. Даже потеряв сестру не начала, а тут сломалась. Выкидыш, бывает, обычное дело, Юске слышал от одноклассников о похожих случаях. Она была сильной и не показывала горя, хотя к психотерапевту ходила исправно, муж оплатил лечение на год вперёд, лишь бы не обсуждать с женой щекотливую проблему. Именно доктор и посоветовал завести домашнего питомца. Если вдуматься, циничнее совета не придумаешь, но Юске смолчал, оставляя своё мнение при себе, как делал это довольно часто. Главное, мама была в восторге от идеи, достала сразу двух пушистиков. Одного - белого она назвала Джол-кун. Второго – чёрненького – Юске назвал, конечно же, Йоши. Они были похожи на двух плюшевых медвежат, потешные и неуклюжие. - Джол! Йоши! Кушать! - кричала она сейчас в саду, бледная, улыбающаяся, призывно махала рукой, с зажатой в пальцах сигаретой. И голос звучал так же ласково, как в тот день. Правда сегодня она точно не будет кричать и выть, словно сама стала животным, волчицей, потерявшей детёныша. В тот день. Истошно, рвано рыдала мама, и острые наманикюренные ноготки царапали посеревшее от ужаса лицо, раздирая кожу, оставляя вспухшие розовые полосы на нежных щеках. Юске казалось, что это он разорвал себя, и ему тоже больно - пять царапин справа и пять слева. Он даже в школу не пошёл, пришлось её успокаивать, сидеть с ней, безутешно скулящей, отец-то уже уехал на работу, не застал всей этой кутерьмы, а она рвалась звонить в полицию, знакомому ветеринару, бегала по дому с телефоном, прижимая к груди тощие руки, ругалась и вопила. Странно. Такая спокойная ведь была всегда. Они переехали в этот дом, потому что мама была беременна. Жить за городом, иметь большую, весёлую и шумную семью - это то, о чём всегда мечтали родители. Так что это был отличный повод, чтобы купить новое жильё. Но спустя два месяца на новом месте ребёнка она потеряла. Причин и предпосылок вроде бы не было, ни травм, ни стресса, Юске с папой окружали её всяческой заботой и баловали, как дитя. Но уж что случилось, то случилось. Довольно сдержанно, когда мать увезли на скорой, отец объяснил, что сестрёнки не будет. Да Юске и сам догадался, не дурак. Холодность отца даже удивила. Так же потом себя вела и она. Уравновешенная, невозмутимая. Но с щенками будто прорвало внутреннюю, давно назревшую опухоль. Один беленький, один чёрненький, они лежали на крыльце рядом, как инь и ян, это было в чём-то даже красиво, изящно, как произведение искусства. Юске отметил это про себя и тут же ужаснулся, потому что он любил этих малышей, особенно Йоши, как же он мог посчитать эстетичным этот кошмар. Их бархатные маленькие животики были аккуратно вспороты крест-накрест, внутренности вывернуты наружу и бережно разложены: почки, желудок, лёгкие, крохотные почерневшие сердечки. Всё было размещено с заботой, как диковинная мозаика. Бордовая пропасть в обрамлении свалявшегося, слипшегося от крови меха, тонкие, как веточки, белые рёбра, всё влажное, всё блестело. А выше над пропастью - мордашка щенка, странное ощущение - сочетание обыденного и совершенно ненормального, мёртвого с горячим солоноватым запахом. Внутренние органы и пятна крови образовывали на светлом дереве крыльца тёмно-бурые крылья, как у бабочки или ночного мотылька. Одно крыло у Джола. Одно у Йоши. Юске сидел на корточках над трупами и боролся с двумя противоположными желаниями. Первое было - сфотографировать искромсанные тела с остекленевшими глазками. Второе - чисто физиологическое. Оно победило. Юске, спотыкаясь, сбежал с лестницы в сад, и его вырвало на клумбу с гортензиями какой-то едкой кислотой. - Да как вы не понимаете? Это точно не бродячие собаки! Это вообще не животное сделало, в том-то и дикость! - орала мама на кого-то в трубку. Но разве ей могли поверить? Взрослые вообще верят только в то, что им удобно. Для них всегда находится логичное объяснение, оправдание: бродячие собаки или чьи-то взвинченные нервы, помноженные на слишком богатое воображение, не важно. Когда они не хотят видеть, не видят. Не хотят слышать - становятся глухими. Его мама и папа были такими же. Не замечали странностей, которые творятся с Юске, его проблем, закрывали глаза на то, что их мальчик - не такой, как другие. Иногда он чувствовал себя призраком в собственной семье, маленькой тенью главных героев. Это у них что-то происходило, а он был никому не нужным немым свидетелем. Тогда сообщению о двух изуродованных неизвестным маньяком щеночках никто не поверил, не задумался. А маму словно прорвало. «Не уберегла», - часто повторяла она. Курила и плакала, она часто тогда делала и то и другое одновременно. Зависала посреди комнаты, дымила и ревела, и пепел роняла на пол. Даже Йошиатсу и Такаши не стеснялась, когда те после школы приезжали в гости. По ночам Юске нередко лежал без сна и слушал, как родители ссорятся, считая, что он не узнает. Но он всё замечал, всё понимал. На месте отца, может, он бы тоже злился. Эта женщина, его женщина, не пролила ни слезинки по нерождённому младенцу, а из-за какой-то пусть и гадкой, но случайности, из-за каких-то зверей, начала буквально сходить с ума. - Тебя здесь не было, Тошио! Ты не знаешь, ты не видел! - стены дрожали от возмущённого женского крика. - Зря мы переехали, Харука, - мрачно говорил папа. А Юске скептически усмехался в своей спальне. Дошло, наконец, он ведь говорил им, что не стоит покупать этот дом, что у него дурное предчувствие, не послушались, и вот... Но всё наладилось. Снова стало мирно, как раньше. Мама вернулась на работу, успокоилась. Правда, теперь каждое утро она кормила воображаемых щенков. И никто не мог поручиться за то, что она не помешанная. Но Юске привык и к этому. Мало ли, у каждого своя придурь, это ещё не худший вариант из всех возможных. У Йоши вот отец, когда трезвый - просто душка. Но если напивался, бутылками кидался в своих детей, жену поколачивал, а однажды выломал дверь в комнату сына, в которой прятались мальчишки. А Такаши? У него мама одна жила всю жизнь, ребёнка поднимала без всякой помощи, а когда он маленьким просил рассказать про папочку, показывала ему то писателя Эдгара Алана По, то фотографию императора Японии. Чем это лучше мёртвых питомцев? Возможно, так мама выражала свою скорбь по малышке. Юске тактично избегал разговоров по этому поводу, но и участвовать в чужом сумасшествии отказывался, ему хватало своих проблем. Убирая продукты, он вскользь посмотрел в окно на маму с её миской, вздохнул и пошёл собираться. И так уже слишком задержался, ему надо будет ещё Йошиатсу разбудить, наверняка ещё дрыхнет, поставить это чудо на ноги - задача не из лёгких, его обычно из пушки не поднимешь. Юске упаковал сэндвичи в школьную сумку и побрёл вверх по лестнице умываться. Солнечные зайчики плясали на стенах, на разноцветных рамках с его старыми детскими рисунками и с семейными фотографиями, тёплые деревянные половицы приятно, едва слышно поскрипывали под ногами. Надо признать, несмотря на предчувствие, он полюбил этот дом, светлый и просторный, здесь было удобно и привольно, правда, несколько комнат так и остались пустыми – та, что планировалась под детскую, ещё одна - под вторую гостиную, а ещё был чердак со скошенным потолком, где мама мечтала организовать для сына студию. Юске нравилось рисовать, хотя он никогда не занимался этим специально. В этом доме всё должно было измениться, но пока с мёртвой точки не сдвинулось. Родители привычно погрязли в своей работе, убегая от бесцветного настоящего, не оправдавшего надежд, сложившегося совсем не так, как они планировали. Мама – в офисе, отец – на бумажной фабрике, где он был главным инженером. Примерно пару раз в месяц они даже не возвращались домой, оставались на ночь в мотеле в Мацуяме. У Юске было два объяснения таким ночёвкам - либо у мамы и папы романтическое свидание, либо они отдыхают там в городе не только от своего послушного почти невидимого ребёнка, но и друг от друга тоже. Впрочем, это было не его дело, речи о разводе не было, и он предпочитал верить в первую любовную версию. Ремонтом пока не пахло. Зато на чердаке можно было тихо посидеть на полу в царстве танцующих пылинок под нагретой крышей, рисовать в скетчбуке простые карандашные наброски – отсутствие мебели ему не мешало. Чёрные чёткие линии на приятной шероховатой бумаге, это всегда успокаивало. Здесь Юске мог тайком курить украденные у родителей сигареты и создавать в своих альбомах то, что не покажешь мамочке и папочке. Работы с искажёнными пропорциями, с жестокими сюжетами: связанные обнажённые девушки с синяками на фарфоровой коже, повешенный в центре циркового манежа Пьеро – опухший, с торчащим изо рта языком, и тонущие в крови рыбы. Юске всегда рисовал стихи, которые писал Йошиатсу, а иногда – музыку, что сочинял и играл им на гитаре Такаши. Всё это легко ложилось на мрачные зрительные образы, живущие в его голове. Вытащишь их на ни в чём неповинный лист, и дышать становится легче, словно сбросил часть внутренней ноши, отпустил давящую темноту из лёгких на волю. Даже сейчас дверь на чердак манила, но он решительно прошёл мимо своего дорогого убежища, заполненного в этот час сонным воркованием голубей. Всего десять минут на сборы: две на чистку зубов, одну на то, чтоб пригладить непослушные волосы и одну на очередной разочарованный взгляд на своё отражение. Единственное, что его радовало там - это золотистые осветлённые пряди, новый оттенок был ярким и сочным, притягивал, звал пальцы запутаться в шёлковой, лёгкой, словно пух, волне. Остальное время ушло на то, чтоб одеться и выбежать во двор. В шесть тридцать Юске как обычно выехал на дорогу на своём крутом сверкающем велике, лёгкость, с которой он вырывался прочь из семейного гнездышка радовала даже больше самого ощущения полёта. Он мимоходом бросил взгляд назад, за плечо, на пока ещё спящий дом. Он был очень красивым, стоял чуть поодаль от остальных частных коттеджей в этом небольшом загородном посёлке для обеспеченных солидных граждан, и выгодно отличался от остальных, был построен в западном стиле и смотрелся просто игрушечкой. Крыша переливалась на солнце, бирюзовые стены тонули в зелёной пене листвы. Сад им достался замечательный, прежний владелец позаботился, чтобы сохранить и приукрасить природную красоту этого милого местечка. Мандариновая роща, дикий виноград на изгороди и горячо любимые мамой клумбы - всё было ухоженным, когда они переехали. Родители очень хотели поблагодарить хозяина лично, но этого им так и не удалось сделать. Они виделись при заключении сделки только с его родственницей и агентом по продаже, тогда краем уха Юске услышал имя владельца, оно показалось смутно знакомым, но он не был уверен, спросил у друзей в школе, и совершенно неожиданно словил хлёсткий подзатыльник от Йошиатсу. - Като Такеда? Где-то слышал? Во даёшь! Вы покупаете дом Такеда-сама? Олух, как можешь не знать "Кукольника Като"? Обалдеть, я хочу экскурсию! - выпалил Йоши. - Не наезжай на Юске, он мог не знать, всё-таки Такеда не очень популярный поэт, не из тех, что съезжаются в Мацуяму на традиционный фестиваль хайку. - Классный, ты должен прочесть, это потрясающий мрачняк! - Он тут недолго жил в 90-х годах двадцатого века, такой депрессивный сетевой автор в стиле нашего Йошиатсу, как говорят, широко известный в узких кругах. Такие никогда не войдут в школьную программу, и интервью у них никто брать не будет. И он то ли спился, то ли при смерти. Не удивительно, что вы с ним не встретились при покупке, - вступился Такаши за приятеля и ласково погладил его пострадавший затылок. Он всегда был отзывчивым мальчиком, добрым не только к своим знакомым, но и к окружающим вообще. Тот уникальный человек, у которого всегда в сумке есть пластырь, салфетки с нашатырным спиртом, монетка для случайно встреченного нищего и бутылка воды, чтоб помочь тому, кому внезапно стало дурно. Юске никогда не понимал, как можно быть настолько мягким, идеальным. Он любил Такаши с детства, как брата, но немного сторонился, потому что не верил в святых. Отчуждённость как рукой сняло в средней школе после одного странного случая. Это было как гром среди ясного неба. Тогда Юске не отреагировал на шум и ор в коридоре, оставался в классе, ведь перемена была короткой, смысла выползать никакого. И вдруг пришло сообщение от Йоши, прочитав которое, Юске мигом сорвался с места. "Бегом сюда, у класса Такаши драка, помоги!". Но помощь не понадобилась, их мягкосердечный третий мушкетёр справился сам, что было уму непостижимо, ведь раньше он казался самым беззащитным из них. У Йошиатсу был отлично подвешен язык, да и с помощью кулаков он постоять за себя умел, Юске по непонятной причине все побаивались, у него был талант на колкие, язвительные оскорбления, любая злая кличка его авторства прилипала к обидчику намертво. А Такаши был просто Такаши, местная Мать Тереза. Но тогда он с невиданной жестокостью сцепился с каким-то хулиганом на год старше, мало того, ещё и отлупил громилу, он неделю в школу не приходил и позже был настолько запуган, что даже жаловаться не стал. Картинка надолго осталась в памяти Юске – их добродушный долговязый худенький Такаши, чье лицо, казалось, было создано только для улыбок, а руки – для объятий, оскалившись, сидел сверху на поверженном противнике и прижимал к его горлу розовый канцелярский нож с выдвижным лезвием, ручка которого была украшена забавными тюленятами. Только Такаши мог польститься на такую девчачью вещицу. Позже Юске зарисовал эту сцену в своём скетчбуке. И тюленят, и кровь, тонкой полосой выступившую на шее незнакомого мальчишки, и раскрасневшиеся щёки друга, кричащего: "Ещё раз откроешь пасть сказать что-то про мою маму, я тебя на куски порежу, тварь!". Увидев такого Такаши, Юске полностью принял его и успокоился. Он не святой, он настоящий, со своей болью. В каждом интересном человеке должно быть что-то уродливое, что-то от зверя, так считал Юске, а иначе - это роботы какие-то, бездушные куклы. Его друзья точно не были куклами, они были особенными, возможно, лучшими на свете, и чем старше Юске становился, тем больше поражался тому, как же ему повезло встретить настолько близких людей. Мама была права, он только о них и думал. Йошиатсу и Такаши стали его спасением, его настоящей семьёй, без которой жизнь Юске превратилась бы в ад, он знал это наверняка. Слабый, неспортивный, самый маленький среди сверстников, с необъяснимой темнотой в душе, он был типичным аутсайдером, человек-мишень. Отправить такого в школу для мальчиков – это было как кинуть кость голодной собаке, сожрут и не заметят. Таких, как он, обычно ненавидят, превращают в объект для насмешек и травят до самого выпуска. Но Юске был не один, они всегда были командой, держались вместе, и это вычёркивало всех троих из списка удобных жертв. Один странноватый тип в классе – всегда изгой, а три странноватых типа – уже свои парни, лузеры, конечно, но их никто не обидит. Это было идеальным совпадением, как кусочки паззла, они составляли целое. У Йошиатсу неизменно были надёжные напарники для его безумных затей и игр, у Такаши постоянно было, о ком заботится, а у Юске - с кем поделиться всем от мелочей до самого сокровенного. Хотя, пожалуй, с сокровенным в последнее время возникали трудности, он сам не до конца понимал свои желания. Дорога до дома Йоши занимала всего минут двадцать, но Юске часто долетал и за пятнадцать. Июньское солнце стояло высоко и припекало даже сквозь тонкую утреннюю молочную дымку, посёлок быстро исчез позади, также, как и яркие, разноцветные плантации цитрусовых с жёлтыми и рыжими пятнами в блестящей зелёной листве. Знакомый район, буддийский храм, вперёд и налево. Чем ближе Юске подъезжал, тем теплее становилось на сердце. Добравшись до многоэтажки, в которой они раньше жили сами, Юске победно прозвенел в звонок на велосипеде и припарковался у подъезда. Застегнул цепочку с кодовым замком на руле, затем зашёл внутрь и помчался вверх по лестнице, словно вихрь, до знакомой квартиры. - Юске-кун? - дверь привычно открыла усталая женщина, мама Йошиатсу, как всегда, поклонилась, поблагодарила, что он присматривает за сыном, и ушла досыпать к себе в комнату. Она знала, что младший ребёнок соберётся сам, а за старшего, неисправимого раздолбая, теперь тоже можно быть спокойной, раз Юске-кун пришёл за ним. - Йо! Подъём! – бодро крикнул он на ходу и с осторожностью заглянул в спальню. Предусмотрительность была кстати, Юске вовремя среагировал, втянул голову обратно в коридор, если бы не успел, рисковал бы стать уникальным жителем Мацуямы, погибшим самым нелепым образом за всю историю города. В дверной косяк с грохотом врезался увесистый металлический будильник, секунду назад преспокойно стоявший на тумбочке у кровати. И как только Йошиатсу умудрился метнуть свой снаряд настолько метко, не отрывая голову от подушки, вот загадка! - Ю! Сволочь! Ты слишком рано! - промычал грозный заспанный голос. Юске снова заглянул в комнату, оценил диспозицию и решил наступать, ведь больше ничего тяжёлого у постели приятеля не наблюдалось. Он глупо выставил вперёд согнутые в локтях руки с растопыренными пальцами, словно тиранозавр, и стал понемногу подкрадываться к другу. - Ничего не рано! Я как всегда. Это просто ты спишь, как убитый, пора уже, а то в школу опоздаем. Лохматая, как стог чёрного сена, как грозовая туча и как огромная ожившая чернильная клякса, голова Йоши едва заметно шевельнулась, он подумал, но, видимо, так и не решился запульнуть во вторгшегося в его владения приятеля подушкой. Эта заминка дала Юске уникальный шанс приблизиться ещё на пару шагов, он едва сдерживал смех и готовился к финальному прыжку на безвольную сонную жертву. - Убирайся! Иди в задницу! Буди через час, гад! Мой лучший друг - маньяк какой-то! - бормотало невменяемое существо. - Надо вставать! - ближе, ещё ближе, и вот он уже склонился над кроватью своей "спящей красавицы" с гнусным характером и совершенно не диснеевским словарным запасом. - Это верх садизма! - Йошиатсу приглушённо бурчал и отчаянно натягивал на лицо одеяло. - Прости, но тебе придётся... - Юске не успел договорить, только он собрался вытащить Йоши из его тёплого кокона, как тот подло опередил его и напал первым. Схватил, повалил на постель и начал безжалостно щекотать. - Йо! Прекрати, - извивался и хохотал придавленный у постели Юске, отчаянно брыкаясь. - Нет! Моя месть будет кровавой, а расправа жестокой! Так тебе, так, за годы угнетений и пыток! - пальцы у Йошиатсу были тёплыми, тонкими и юркими, они щекотали буквально повсюду: бока, живот, шею, забирались под рубашку, Юске уже не смеялся, а почти хрюкал. - Мы... опа...зда...ем, - задыхался совершенно растерзанный и побеждённый маленький интервент. Вдруг Йошиатсу остановился и задумчиво замер над ним, Юске от неожиданности широко распахнул глаза, в которых от смеха застыли слёзы, посмотрел снизу вверх. "Красивый", - легко и пугающе проскользнуло в сознании. Йоши всегда спал без футболки, но только в это утро Юске почему-то подумал, что это здорово, как же ему повезло и с этим в его серой, никчёмной жизни. Каждое утро видеть такого открытого Йошиатсу - само по себе подарок. Сонный полуголый приятель и правда выглядел удивительно притягательным, хотя тоже не блистал атлетическим телосложением, было в его ужасной худобе то, чего отчаянно не хватало Юске, и что втайне всегда его восхищало. Что-то угловатое, изломанно изящное на грани с аристократичностью. Йоши был красив, как сломанный цветок, как последний болезненный ребёнок вымершего королевского рода, его наследный принц - Йошиатсу, непропорциональный, странный, будто с рисунков Юске. Чересчур крупный рот, чересчур узкие плечи, тощие руки и ноги, глубокие тёмные глаза. Осознание ударило исподтишка внезапно и сильно, точно в грудь, как при сердечно-лёгочной реанимации, кулаком, чтоб он очнулся. Лёжа в кровати друга, Юске вдруг подобрал ключ ко всем своим тревогам и одновременно нашёл имя для своего беспокойства. "Люблю," - ошарашенно думал он, глядя, как шевелятся влекущие влажные губы Йошиатсу, не слыша слов, что тот произносил, обращаясь к нему. "Я люблю тебя", - эти слова в голове прорвали защитную плотину детского непонимания, эти слова раскрошили всё в нём, перемешали и напрочь оглушили мальчика. Он глядел вверх и медленно умирал от счастья. Йоши, не переставая что-то говорить, осторожно протянул руку, и с восторгом пропустил пряди волос Юске сквозь пальцы, а потом зевнул и плюхнулся рядом. Чёрное и белое рядом, они мирно лежали в залитой солнцем спальне, пока мир безвозвратно уходящего детства трещал по швам. Прощайте, томики манги, полные иллюзий, книги любимых поэтов друга, в которых Юске мало что смыслил, но порой заучивал наизусть, пластиковые фигурки уродливых чудовищ из автоматов с игрушками, которые тот собирал. Прощай, карта звёздного неба с придуманными новыми именами для созвездий, до свидания, водяные пистолеты и динозавры, и даже припрятанное в книжном шкафу порно, тоже отправляйтесь на костёр. Вам здесь не место, здесь начинается что-то новое… - Слушай, первый урок – самоподготовка, ну нафиг, давай спать, - наконец донёсся до Юске довольный смех Йошиатсу. Новое начнётся, но не прямо сейчас. - Вот ещё! А ну поднимайся, скотина ленивая! Мы всё равно должны быть в классе!