С долей откровения

      Она давно заметила его влюбленный взгляд, но всегда брезгливо отворачивалась.       Иккинг, не моргая, смотрел на неё во время сражений или тренировок, или когда она просто проходила мимо. И это очень отвлекало и раздражало. Астрид всегда хотелось закричать ему, чтобы он отвернулся, но стоило ей взглянуть на него, слова острым комком застревали в горле: столько доброты было в этом взгляде, столько любви, что Хофферсон испытывала несвойственную ей неловкость. Она строго отворачивалась, хмурясь сильнее, так что Сморкала невольно отскакивал, лишь бы не попадаться на глаза настолько рассерженной девушке.       Астрид равнодушно относилась к Иккингу.       Пока все бесились, она испытывала к нему только жалость. Ей было вполне понятно его желание пойти в гущу событий. Хофферсон осознавала, что сама бы никогда не смогла сидеть и бездействовать, пока другие сражаются. От этого её и возмущало поведение остальных: как же они не понимали? В нем кровь викингов, он жаждет пойти на бой. Астрид искренне не понимала такого отношения.       Временами она, конечно же, злилась, когда из-за него они теряли почти весь скот. Ей хотелось жахнуть его секирой по голове, но в её голове все ещё оставалась крупица мысли, что она поступила бы так же. Но вот только с хорошим результатом.       В этот проклятый день Астрид потеряла точильный камень. Во время сражения она заметила, что лезвие секиры плохо вбивается в деревья или шкуру драконов, поэтому решила после сразу же заточить её, чтобы не попасть впросак. Однако её излюбленного камня нигде не было.       Хофферсон бродила по пепелищу, где в воздухе все ещё пылился дым, перерыла свою комнату, весь дом, но так ничего и не нашла. Ей овладела досада, точно кто-то запер её в прутьях железной решетки. Без своего оружия она как без рук.       Поэтому сейчас она уверенно направлялась в кузню, воинственно стуча сапогами по рыхлой земле. Дверь была чуть отворена и оттуда доносились характерные звуки удара молота о металл. Горящего огненного света там, к удивлению девушки, не было, но обычно он всегда горел там. Плевака сразу разжигал печь, стоило ему начать работу, что означало, что сейчас там работал не он.       Перед входом Астрид остановилась, слегка выдохнула и гордо расправила плечи, с грохотом раскрывая дверь. Тут же послышался испуганный грохот и звуки щелчков, точно что-то рассыпалось. Хофферсон невозмутимо прошла вглубь кузни, пытаясь найти там хоть одну живую душу.       Возле одного из столов стоял Иккинг, с недовольством потирая ушибленной локоть, под его ногами с мелодичным тонким звуком катались какие-то маленькие детальки, которые он, судя по всему, от испуга и рассыпал. Под стол закатился небольшой железный стакан.       Заметив, кто пришел, Иккинг тут же убрал руку от больного места и попытался принять невозмутимый вид, точно так все и было задумано. Астрид фыркнула и вскинула брови, насмешливо наблюдая за попытками Карасика хоть немного преобразиться.       — Где Плевака? – прямо спросила она, даже не пытаясь придать этим словам приветливый тон.       Иккинг, казалось, и вовсе не заметил этого, смотря на неё во все глаза.       — Ах… он… его тут нет, – с короткими запинками произнес он.       — Когда будет?       Ей показалось, что парень даже чуть покраснел.       — Возможно завтра, я думаю…       Астрид беззвучно выругалась, сжимая в своих руках тонкую жесткую рукоять секиры.       — Может, я могу помочь? – вежливо спросил Иккинг, с какой-то надеждой в глазах.       Хофферсон оценила его холодным взглядом и вздернула подбородок.       — Нет, я не думаю.       Карасик поник и виновато опустил взгляд, смущенно проведя пальцами по краю стола. Астрид это действие заставило сердито поджать губы и закатить глаза.       — Мне надо заточить секиру, умеешь? – грубо спросила она властным тоном.       Иккинг расцвел робкой улыбкой, и Хофферсон тут же подумала, что зря задала этот вопрос.       — Да, конечно, легко. Я все сделаю быстро, – затараторил он, пожимая плечами и взмахивая руками.       — Мне надо качественно, – заметила Астрид, прижимая к себе секиру как сокровище. – И осторожно.       Карасик согласно закивал и чуть нахмурился, прикладывая ладонь ко лбу, словно ругая себя за собственную глупость.       Девушка мрачным взглядом окинула потухшее помещение и постучала пальцами по рукояти, не замечая, что Иккинг внимательно следит за её действиями. Он смотрел осторожно, надеясь, что не получит этой самой секирой по лбу за то, что так долго глядит на неё. Астрид выглядела задумчивой, прижимала к себе оружие так, как будто кто-то отберет его в следующую секунду. Карасик молча смотрел, как слабо шевелятся в тени её пальцы, отбивая какой-то незамысловатый ритм на рукояти, перевязанной цветными ленточками. И сердце его пропустило удар, когда она вдруг перестала это делать, и взгляд невольно обратился к её лицу. Она чуть удивленно и чуть зло смотрела ему прямо в глаза, и Иккинг инстинктивно отошел на шаг назад и тут же напоролся на маленькую деталь. Его нога, не почувствовав твердой почвы, дернулась, и юноша, чуть прокатившись, грохнулся на пол, больно ударившись копчиком о ещё какие-то детали.       Он зло зажмурился, вопрошая Богов, за что они так с ним. Карасик уже ожидал, что услышит, как хлопнет дверь и рассмеется за пределами кузни Астрид, но ничего не происходило. И поэтому Иккинг, поднимаясь с болезненными вздохами, рискнул взглянуть в её сторону. Хофферсон стояла молча, даже не изменившись в лице, только губы чуть скривились в немом презрении. Карасик смущенно опустил голову. Он хотел выглядеть так, чтобы она могла восхититься им, а не стать кривоногим придурком.       — Надеюсь, ты не поломаешь её на части? - громко спросила она, и Иккинг был готов поклясться, что услышал в её голосе смешок.       — Не поломаю, – чуть обиженно ответил он.       Астрид кивнула и быстрыми шагами подошла к нему. Карасик тотчас выпрямился, глядя на её приближение, рискуя поплатиться вновь за то, что любуется ею. Но она подошла так близко, что он мог увидеть веснушки на её лице.       — Я зайду завтра. И ещё мне нужен точильный камень, – заявила она, даже не глядя на него.       Астрид осторожно перебросила секиру Иккингу, и рукоять ударилась о его живот. Иккинг коротко выдохнул от боли, а затем чуть не согнулся пополам под тяжестью оружия. Рукоять медленно выскальзывала из его рук, и в итоге острие глухо ударилось о пол.       — Осторожнее, – сердито сказала Астрид, и Карасик попытался поднять секиру, прижимая ее к себе двумя руками.       — Я осторожен, – сказал он и попытался улыбнуться.       Хофферсон повела плечом и окинула парня странным взглядом, на что тот снова смутился, но не потерял улыбки. Впервые Астрид стоит так близко к нему и при этом не по его инициативе.       — Надеюсь, мне не придется просить Плеваку переделывать твою работу, – сказала она холодно.       Иккинг чуть поджал губы.       — Не придется, – уверенно ответил он.       Астрид в ответ лишь фыркнула и отошла на пару шагов, заставив Карасика поникнуть. Секира снова ударилась о пол.       — Я вернусь завтра, – снова сказала она, уперев тонкие ладони в бока. – Ты сделаешь все к этому времени?       Иккинг энергично закивал, так что перед глазами невольно потемнело, и он чуть пошатнулся. Девушка тяжело вздохнула, и в этом вздохе Карасик разобрал чувство безысходности. Ему вдруг стало обидно до глубины души: он был последним вариантом. Она обратилась к нему, потому что больше ничего не могла поделать, а он последний в её списке, к кому она может обратиться за помощью.       Иккинг почувствовал себя ничтожеством.       — Астрид, я все сделаю, не переживай, – грустно улыбнулся он.       Астрид сглотнула, с легкой печалью глядя на парнишку.       — Хорошо, я рада, – сказала она снисходительно и заметила, как легкая улыбка коснулась его губ. – Я приду завтра.       Иккинг поднял на неё взгляд, в котором скрывалась доля надежды.       — Придешь?       Астрид сухо кивнула, с легкой брезгливостью прыснула и пошла к выходу. Карасик молча смотрел на её уверенную походку и косу, покачивающуюся из стороны в сторону при каждом шаге. После того, как дверь захлопнулась, скрывая её тонкую фигуру, он точно очнулся ото сна и невольно улыбнулся.

***

      Шорох угольного карандаша о бумагу резал летную тишь. Астрид, прикусив губу, пыталась вывести на белом пергаменте красивые линии, но руки невольно дрожали, и она возмущенно вскрикивала, рвала лист на части, сминала его и бросала за спину к остальной куче. А затем брала новый пергамент и работала вновь.       Она столько стараний и страданий вкладывала в рисунок, но все шло под откос. Волосы уже давно выбились из косы и прилипли к взмокшему лбу, поэтому Астрид с постоянным недовольством пыталась сдуть их со своего лица. Ногой она нервно отстукивала бешеный ритм, а губу прикусывала чуть ли не до крови.       За окном шипели насекомые, сквозь щели в мощеной двери базы проникал кислый солнечный свет, упираясь в стену, заваленную кучей испорченных рисунков.       Астрид медленно выводила линии, от стараний даже чуть высунув язык, но рука вдруг дернулась, и она резко хлопнула ладонью по столу. Даже не смотря на то, что её художества можно было спасти, она порвала лист на части с убийственной жестокостью.       В тот момент, когда комок пергамента встретился со стеной, в дверь постучали.       — Заходите! – сердито крикнула она, и с шумным скрежетом конструкция двери поднялась вверх, пуская в помещение яркий свет, от которого Астрид поморщилась, прислонив ладонь к взмокшему лицу.       Ей не нужно было знать, кто зашел, она поняла это по шагам и скрипу от металлического протеза.       — Астрид, мы… – он вдруг осекся, когда его взгляд упал на кучу бумаги у стены комнаты. – Вау.       Хофферсон отвела руку и, чуть прищурившись, посмотрела на Иккинга, который недоуменно показал пальцем в сторону её мусора.       — Что произошло? – только и спросил он и перевел взгляд на расстроившеюся Астрид.       — Я убеждаю себя в том, что я ничтожество в рисовании, – печально и сердито ответила она, подперев голову ладонями, от чего её голос звучал чуть сдавленно.       Карасик с удивлением посмотрел на девушку и медленно приблизился к ней, садясь рядом.       — Может, объяснишь нормально?       Какое-то время Хофферсон молчала, чуть поджав губы, а потом вдруг всплеснула руками.       — Да как ты вообще можешь такие шикарные рисунки рисовать, чертежи делать, этого же невозможно! – возмущенно говорила она, а потом досадливо выдохнула, беря в руки новый лист и карандаш, который уже начал подрагивать.       Иккинг коротко пожал плечами и улыбнулся.       — Мне это легко, потому что я с детства рисовал, пока вы Жутких Жутей по огороду гоняли. – Просто сказал он, и Астрид заметно расслабилась: он и не думал смеяться над ней.       — Но как, у меня даже секира не получается? – она махнула рукой в сторону секиры, которую повесила на стене.       — Сек… Серьезно? – Карасик удивленно вскинул брови, глядя на отблески солнца в острие оружия.       Хофферсон зло нахмурилась.       — Научи, – велела она.       — Но мне надо… – Иккинг попытался возразить, указав на выход из базы, но Астрид вдруг сердито вперилась в него долгим взглядом, прислонившись чуть ли не носом к носу, что он мог увидеть в её глазах собственное отражение. – Подождет.       Девушка кивнула и медленно села на место, вложив ему в правую ладонь карандаш и протянув лист.       — Рисуй, – сказала она.       — Все, что пожелаете, миледи, – вздохнул Иккинг и переложил карандаш в левую руку. – Что вам нарисовать?       Астрид покачала головой и вытянула губы.       — Рисуй правой, – сказала она вдруг, заставив Иккинга чуть рассмеяться.       — Почему? Мне неудобно, – ответил он, пытаясь заглянуть в глаза девушки, но та молча глядела на его пальцы.       — Просто я рисую правой, – произнесла она задумчиво, зачем-то тряся кистью руки.       — Ты собираешься повторять за мной? Хофферсон неопределенно пожала плечами и молча взглянула на него.       — А как по-другому научиться?       Иккинг так же не отводил взгляда.       — Практика, – просто ответил он.       Астрид издала невеселый смешок и, отвернувшись, указала на кучу пергамента. Карасик спокойно проследил за её указанием.       — Видишь, сколько у меня практики было? У меня уже рука болит от этого! – она сердито показала ему покрасневшие пальцы и испачканную в угле часть ладони.       — А ты до конца дорисовывала или сразу все выкидывала? – с ухмылкой на лице спросил он.       Девушка сжала руку в кулак перед его лицом.       — Какое это имеет значение? – сердито спросила она.       — А такое, - спокойно ответил Иккинг, осторожно взял её за запястье и отвел от себя маленький кулачок. – Ты должна рисовать полностью, а потом исправлять недочеты. Потом снова дорисовать и исправлять недочеты, а не психовать и выкидывать все. Дай угадаю, у тебя линия получилась не такой ровной, и ты сразу все порвала?       Астрид вдруг стыдливо прикусила губу и пожала плечами, отводя взгляд.       — Ясно, – только и сказал Иккинг, улыбнувшись. – Женщина, тебе нужно успокоиться и дорисовывать.       Девушка не сдержала улыбки и с наигранной сердитостью посмотрела на него.       — И все-то ты знаешь, – чуть толкнула она его.       — А то, но так и быть, – Карасик отвел от неё взгляд и сосредоточено посмотрел на секиру.       Астрид тут же напряглась, следя за его действиями, когда он начал быстро наносить неровные штрихи на поверхность бумаги. Она быстро переводила взгляд от оружия к его тонким пальцам и обратно. Секунда за секундой, и на бумаге уже вырисовывались знакомые идеальные черты её оружия. Девушка следила, как он продолжал спокойно рисовать мелкие детали и, если они ему не нравились, быстро стирал их и рисовал новые. Хотя ей показалось, что и до этого все было более чем великолепно.       Хофферсон молча следила за ним, уже не замечая, как её внимание от рисунка перешло к его рукам, и от этого она сама почувствовала смущение и жжение на щеках. Она с удивление для себя отметила, что у него действительно красивые пальцы, и чуть не ударила себя за эту мысль. Она должна следить за рисунком, а не за ним. Но, несмотря на это, её внимание все равно было приковано не туда, куда нужно.       Через секунду Иккинг вдруг остановился и убрал руки со стола, что Астрид чуть было не возмутилась, а потом её взгляд упал на пергамент, на котором тонкими линиями была чудесно нарисована её секира. Она удивленно выдохнула и придвинула лист к себе, с искренним восхищением вглядываясь в каждую черту.       — Теперь ты меня отпустишь? – Астрид распознала в его голосе улыбку и тут же ответно улыбнулась.       — Куда? – не отрывая взгляда от рисунка, спросила она.       — Мы с Рыбьеногом полетим на Олух. Кому-то почудился там Разнокрыл, так что ты тут на сегодня главная.       Девушка отвела взгляд от рисунка и коротко взглянула на Иккинга. Тот уже не улыбался, с любопытством глядя на Астрид, которая вдруг взяла его ладонь. Поднесла её к себе.       — Качество рисунка зависит от пальцев? – спросила она, проводя большим пальцем по костяшкам его руки. Она не заметила, как он чуть вздрогнул.       — Что? – чуть удивленно спросил он. – Эм, нет, я так не думаю. Астрид?       Хофферсон вдруг замерла, понимая, в каком глупом положении находится, и молча опустила его руку, с наигранным спокойствием разглядывая рисунок. Иккинг смутился так же, как и она, и немного неуверенно вздохнул и поднялся с места. С тихим стуком он положил карандаш на стол, который покачался на месте и остановился. Астрид прятала свое лицо за пергаментом, но юноша мог увидеть её покрасневший лоб и мокрые волосы.       — В общем, я… Пойду, – тихо сказал он.       Девушка кивнула.       — А ты рисуй. Практикуйся. Я приду завтра.       Астрид вдруг бережно положила рисунок на стол и с легкой улыбкой взглянула на него.       — Придешь?       Иккинг улыбнулся и кивнул.       У обоих замерло сердце.