my name is being as a homophone for 'veni vidi vici' to you

бобби настолько противный, что аж тошно. но зико настолько прекрасный, что он всё равно говорит ему: - привет, - и легко машет рукой. пальцы у зико белые и недлинные, с заусенцами и широкими подушечками от постоянного трения с ручкой, клавишами и бумагой. бобби бы хотел, чтобы они оказались у него во рту. если получается так, как сейчас - если зико замечает бобби, здоровается или кидает взгляд - бобби всегда ведет себя одинаково. он на зико даже не оборачивается, дышит к нему, как к самому пустому из всех пустых мест, а если всё же смотрит на него, то в глазах его кроме презрения нет ничего. бобби хмыкает. на самом деле бобби знает некоторые секреты зико. их пока что два. зико трахает тэджуна в туалете глубоко и тягуче. они прямо у раковины и всё равно кто зайдет - почему-то никто не заходит - и бобби за кафельной перегородкой всё отлично видно. видно, как зико улыбается, перед тем как прикусить ухо тэджуна, видит, как зико иногда ныряет в воротник тэджуна на особо сильных толчках - ему нужен запах, а запах тэджуна он давно знает и любит - и всё равно улыбается. бобби видно всё, но член зико нет - бобби настолько отвратительный, что не погнушался бы, наверное, сфотографировать его на телефон - и как-то получается так, что он не видит самого пошлого, но зато самое интимное окатывает его, начиная с макушки. на здоровье. второй секрет зико - это мино, и мино ему бро, мино ему почти донсен, и с мино они проводят много времени, особенно когда собираются по субботам и пишут биты. зико спит с мино по-другому. если с тэджуном у зико есть нежность, то с мино у него страсть, и мино шипит и жмурится, когда зико входит в него, и сам задает ритм, сидя на деревянных столах, брошенных в старой необитаемой раздевалке в конце спортивного зала. в скором времени у бобби в голове целая коллекция самых ярких моментов, сборники и альбомы, главное и общее в которых - зико, но тоже не всегда. зико, конечно, преимущественно, но еще бобби защелкивает на несуществующую пленку сильные руки тэджуна, когда тот хватает зико за локти, когда тот прижимает его к стене и держит навесу и продолжает что-то тихо говорить. и кудри тэджуна, падающие на чистый лоб, почти смазывающие медленную редкую каплю пота, что у него над бровью. зико широко слизывает её. бобби тогда, наверное, вздрагивает. когда бобби промаргивается, на краткий миг к нему приходит что-то вроде другой реальности, и он смотрит со стороны на зико и на тэджуна, а еще на себя самого. ему ничего не стоит тогда специально громко хлопнуть дверцей кабинки или вдруг выйти и что-то сказать, крикнуть громко или посмеяться. почему-то он этого всё равно не делает. бобби запоминает еще загорелые предплечья мино, его идеальные зубы и каждую из тех улыбок-ухмылок, которые он дарит зико в их общей темноте. когда мино идет навстречу бобби по коридору, бобби морщит брови, как если бы ему пришлось отдирать из под парты старую резинку. с бобби случаются приступы, и он может не дойти до дома, он может остаться прямо там, в школьном туалете или кладовке, с запущенной в брюки ладонью, и бобби дрочит себе зло и либо пялится в одну точку, либо закрывает глаза совсем, и так сильно, что до сине-черных всполохов под веками, что потом стоит и не видит ничего минуты четыре. скоро эта история подойдет к концу, и сам бобби тоже, он уже доходит, а потом разворачивается на сто восемьдесят градусов и идет снова. у бобби страдает только геометрия - просто ему иногда не хватает терпения - бобби везде в лучших, бобби сияет, с бобби боятся заговорить девочки, бобби завидуют мальчики, бобби покупает упаковку вишневых фиолетовых презервативов со смазкой и пробует на коленках сам, с пальцами. когда он заканчивает, ладони блестящие, он переворачивается на спину и бестолково смотрит на них. рядом, у тумбочки с повешенной над ней картой по астрономии, валяется картонная синяя коробка с салфетками. он ничего не чувствует. с зико было бы по-другому. бобби встречает его еще на свободной площадке, куда обычно все надевают джинсовки, тащат с собой колу и жвачку, хвалятся новыми колонками. зико читает и бобби тоже, и у бобби хорошо получается, ведь он живет со своей гордостью очень долго, а она учит делать всё лучше всех. так выходит, что бобби читает с зико один на один, и конечно это всё несерьезно, это не сцена и не качественный бит, чтобы воспринимать всё как следует, но бобби случайно выигрывает. и он настолько хорошо изучил зико, что знает, когда тот не прячет эмоции - зико вообще можно прочитать, если захотеть - и сейчас он, наверное, правда зол. зико, кстати, вообще прекрасный. а, бобби уже говорил. зико тоже хорошо учится, помогает тем, кому нужна помощь, не устраивает бестолковых драк и не харкает зря на асфальт. он умный. и не из потребителей. зико - мальчик, которым все хотят быть, но удивительно, что никто, никто в целом мире кроме бобби не знает его секретов. с другой стороны, они привели самого бобби к тому, что он хочет снять с зико трусы, а еще попробовать на вкус его кадык, так что, возможно, всё к лучшему. бобби хорошо знает зико и поэтому знает, что тот сейчас закипает - он никогда не простит ему настолько сильного даунту на этом полу. вот и всё, думает бобби, так все и закончится. если раньше у бобби был хотя бы один процент на зико, то теперь нет, и вот здесь наступает конец. в самый раз. бобби, у которого страдает только геометрия, а еще сердце, только он сам себе в этом не признается, снова ошибается. зико протягивает ему руку, хотя, господи, у него в уголках глаз, похоже, собрались детские от обиды слезы. - ты молодец, - говорит он. - хорошо поработал. и он улыбается. по-доброму. зико же всегда был прекрасным, не то что бобби.