Tobacco Vanille.

Ночь без снов должна была подарить блаженство, но Эггси чувствует только тяжесть. Голова вибрирует, будто внутри кто-то мучительно пытается настроить радиоволну и никак не может попасть на нужную станцию. Будильник еще не звенел, и это радует. Обязательно нужно выпить какую-нибудь таблетку, а то с утра он не доползет до работы. Эггси с трудом поднимает веки, налитые свинцовой тяжестью. Свет мощным потоком вливается в приоткрытые глаза, и в черепной коробке включается блендер. Парень морщится, пытаясь собрать воедино контуры расплывающейся реальности. "Хоть бы льда в эту дрянь добавили", – звон в голове становится невыносимым. Он пытается разлепить склеенные губы, провести по ним языком, но во рту филиал Сахары, язык только болезненно цепляется за шершавую кожу. Линии контуров неохотно занимают положенные места, наполняют пространство осмысленными предметами, только оно все равно ощущается чужим, непривычным и враждебными. Он не дома. А где тогда? Белый потолок, кресло коричневой кожи – все это ничего ему не говорит. Гэри пытается повернуть голову, чтобы осмотреться, но не может пошевелиться. В лицо плещет волной удушливой паники, блендер включают на максимальную скорость, Эггси кажется, что его голова сейчас взорвется. Но сквозь рев бури начинает пробиваться мерный звук. Это что-то знакомое… Вспомнил. Тонкая ткань памяти напоминает голландский Маасдам – дырок больше, чем всего остального, но теперь Эггси понимает хотя бы, где он. В больнице. Последнее, что он помнит из этой дурацкой миссии, полной его собственных ошибок – взрыв на расстоянии пары-тройки футов. Справа раздается чуть слышный шорох, и парень оборачивается на звук. Шея затянута чем-то тяжелым, повернуться получается разве что на дюйм и остается надеяться, что это не гипс. Низкое багровое солнце расчерчивает пространство резкими оранжевыми лучами, облизывает точеную фигуру, обволакивает золотом кудри. Хватает одной секунды, чтобы понять, кто это. Эггси больше не шевелится, только рассматривает руки, сцепленные за спиной до белизны суставов, опущенные плечи, растрепанные волосы. Гарри. Растрепанный и усталый наставник кажется таким родным даже со спины. И сейчас Эггси готов застонать от невозможности к нему прикоснуться. – Гарри… – из горла вырывается только тихий хрип, но Галахад мгновенно оборачивается. – Эггси! – наставник широко улыбается и делает шаг навстречу. – Уйди… – выдавливает Гэри. Когда-нибудь им придется поговорить, Гарри, несомненно, заслуживает объяснений, но не сейчас. Сейчас он дышать-то может с трудом. Гарри нужен ему, как никогда раньше, но нельзя допустить, чтобы он приблизился. Все давно решено, но достанет ли у него сил сопротивляться "Табаку Ванили"? – Что?! – Гарри спотыкается на полпути к кровати и застывает соляным столпом. – Уйди… пожалуйста… – язык заплетается во рту хуже, чем после бутылки виски, но Эггси продолжает упрямо выплевывать слова. Резать, так по живому. – Я хочу все прекратить. Гарри молчит долго. Эггси не в состоянии сейчас прикинуть время, но его молчание ощутимо и осязаемо. А с учетом того, что наставник обычно реагирует мгновенно, так и вовсе кажется бесконечным. – Почему? Голос звучит спокойно. В нем нет ни холода, ни злости, ни холодного презрения, нет даже пустоты. Но тепла и прежней близости тоже нет. Логично. И он сам этого добивался. Плевать, что сейчас хочется прикусить губу до боли, слышишь! Гэри прикрывает глаза. Такое развитие событий можно было предугадать – он бы сам удивился, если бы Галахад молча развернулся бы и ушел. Хотя, что скрывать, обоим так было бы легче, да и ответ парень не заготовил заранее. – Нет, Эггси, – усталость раскрашивает бархатистый баритон во все оттенки серого, – не нужно что-то придумывать в экстренном режиме. Я не буду закатывать сцен, я уйду, но я хочу знать, почему ты этого хочешь? Раз ты принял такое решение, причина у тебя уже есть. Конечно, есть. Только он не хотел озвучивать эту причину. Произносить это тяжело, прозвучит глупо, но сопротивляться Гарри в данный момент он не может. И за это ненавидит себя. – Я хочу большего. – Эггси снова облизывает губы пересохшим языком и заставляет себя открыть глаза. Он не трус, в конце концов. – А тебе это не нужно. Я хочу…отношений. Всего тебя, не только секса и всего этого парфюма… Оставшееся расстояние Гарри покрывает одним широким шагом. Эггси хочется инстинктивно сжаться в кровать, он не готов к сокрушающему давлению «Табака Ванили», нет, Гарри! Но когда наставник упирается руками по обе стороны от подушки и наклоняется ближе, парень понимает, что от него не пахнет никаким парфюмом. Гарри сейчас пахнет только собой. – Когда ты уже перестанешь думать за других и начнешь спрашивать? Эггси не может отвести глаз от его яростного взгляда. Внешнее спокойствие Гарри остается неколебимым, но ярость в его глазах обжигает. Наставник злится. – Ты хотел секса – ты получал его, – продолжает Гарри. – Ты ни разу не заикался об отношениях. Мозг – коробочка с ватными шариками. Кусочки ретроградной амнезии пихают чувства к Галахаду, эмоции, тактильные ощущения, мысли. А способность проводить четкий причинно-следственный анализ, кажется, утрачена безвозвратно. Все, что он понял из слов Гарри, что его нужно спросить. И что Эггси все это время получал, что хотел. Так, может?.. Сердце в груди ощутимо сжимается, и Эггси с трудом выдавливает: – Поцелуй меня…как своего парня. Глупая формулировка. Дебильная. На месте Гарри он бы сам себе сейчас прочел лекцию по риторике. Но наставник склоняется к губам и замирает в дюйме от них. Гэри начинает нервничать. Галахад медлит… Он неправильно понял его слова? Череп снова сдавливает тисками. – Я всегда целовал тебя так. Наставник говорит тихо, но не шепчет, он явно хочет, чтобы Эггси точно услышал ответ. Эггси слышит. И задыхается в следующую секунду от ощущения теплого поцелуя, прижавшегося к высохшим ошметкам его собственных губ. Он физически чувствует, как царапает губы Галахада сухая кожа, но того это совершенно не смущает. Он целует Эггси, пока его губы не смягчаются от влаги, а потом скользит языком по зубам, мягко проникая в рот. Кровать превращается в зыбучие пески, Гэри чувствует, как летит вниз, и хватается за Гарри. Он хотел бы вскинуть руки, обнять его за шею, но сил хватает, только чтобы впиться пальцами в лацканы его пиджака. Намертво. Потому что больше отпускать Галахада он не намерен. Этот поцелуй упоительный, сладкий, медленный. Долгий настолько, что кончики пальцев начинают ныть о напряжения, но Эггси ни за что не согласится его прервать. Это так охренительно, словно Галахад каждым вздохом, каждым движением вдыхает в него тепло и жизнь. Любовь. Не то болезненное чувство, что сопровождало Гэри последние недели, острое и царапучее, приносящее много боли, а то, что зажигает, побуждает двигаться вперед, оно способно созидать и рождать новое. Бесконечно. Гарри отрывается от его губ, и перед глазами все плывет. Мир растворяется в тумане, закручивается в спираль, теряет очертания. – Это у меня от тебя голова кружится, а не от твоего парфюма, – парень смеется, впервые за много месяцев чувствуя колоссальное облегчение. Оно затапливает все тело. – У тебя просто сотрясение, – Гарри улыбается знакомой Эггси открытой улыбкой, по которой он так скучал последнее время, и, наконец, разгибается. Парень уже готов издать протестующий стон, но только сейчас замечает, как замедлены его движения. Наставник придвигает кресло вплотную к кровати и поднимает изголовье кровати. Эггси первым делом пытается пошевелить головой и ощупывает шею. Собственные конечности кажутся тяжелыми и неповоротливыми. Остаточное действие наркоза или последствия сотрясения? – Шейный фиксатор, – Галахад предвосхищает его вопрос, – тебе очень повезло, обошлось без перелома. Но небольшая травма есть, дней десять походишь в фиксаторе. Эггси коротко кивает и внимательно рассматривает наставника. В любой другой день он бы был недоволен этим фактом и не постеснялся бы его выказать, но сейчас у них есть другие, гораздо более важные вопросы. Гарри выглядит усталым и немного помятым. Двухдневная щетина его украшает, но и говорит, что времени на бритье не было – он знает щепетильность наставника в этом вопросе. – С чего тебе в голову взбрело, что ты мне не нужен? Кресло вплотную придвинуто к кровати, но все равно невообразимо далеко. Эггси хотелось бы лежать сейчас в обнимку с Галахадом, только тогда этот разговор прошел бы безболезненно. Он чувствует себя глупо, а в голове по-прежнему плещется вязкая муть. Гэри обреченно вздыхает: – Ты не захотел пойти со мной на концерт… почему? Мы не виделись несколько недель. – А тебе не приходило в голову, что я правда был занят? – Гарри улыбается, и дышать становится проще. Он не собирается читать нотации и даже не сдерживает раздражение или разочарование. – Это не было отговоркой, я спал часов двадцать за две недели. И я помню, что обещал с тобой связаться, но меня даже не было в стране. Впору почувствовать себя идиотом и попытаться провалиться сквозь слои перекрытий, но Гарри пересаживается на постель и коротко целует в уголок губ. Будто все знает и пытается не дать утонуть в чувстве вины. – Ты очень важен для меня, мой мальчик, и когда я могу бросить все ради тебя, я это делаю. Но, думаю, ты и сам согласишься, что некоторые вопросы государственной безопасности важнее концерта органной музыки. К тому же, скорей всего, я бы отключился через четверть часа. Гарри не ждет извинений, это ощущается, и Эггси решает не возвращаться туда, какая разница, если он сейчас рядом? Невероятный и, возможно, бросивший все, что можно, Гарри Харт. Гэри ежится, и Галахад реагирует мгновенно: встает, натягивает одеяло до подбородка и возвращается в кресло. «Путь бумеранга, блин. Лучше бы в постель залез». – Ты же понимаешь, что ты теперь мой? – Эггси пьяно смеется. В крови словно циркулирует наркотик, но это сейчас на руку. Все переживания последних недель пытаются заявить свои права, оспорить услышанное. Мозгом он осознает, что Гарри может подробно отчитаться по каждому своему слову, звук, движению, но чувствует некоторую скованность рядом. Пока ему самому не удается уложить в голове этот факт, и иррациональный страх совершить ошибку снова парализует. – Это не самое страшное, что могло со мной случиться, – Гарри выглядит немного отстраненным. – Гребаный засранец! – громко возмущается парень. – Мог бы сказать, что невъебенно счастлив от осознания этого факта! – Я невъебенно счастлив Эггси, - прилежно повторяет Галахад, но в его словах столько нежности, что Гэри захлебывается в ней, тонет. И не может вдохнуть от этой теплой волны. - С того самого дня, как ты пришел в мой кабинет и сказал, что хочешь меня. И если ты не понял этого за все это время... – Что? – облегчение, лекарства, остаточный адреналин в крови от решимости разорвать отношения и поцелуя после – все это наваливается, накрывает пуховым одеялом, Эггси чувствует себя сонным. - То мне придется стараться еще лучше. Эггси расплывается в непроизвольной улыбке и отводит глаза. Еще немного, и он сейчас позорно расплачется от переизбытка эмоций. Он скользит ленивым взглядом вдоль стен. Еще два кресла, небольшой столик – Гарри, конечно, выбил для него лучшую палату – багровый закат за стеклом… Иллюстрация медленно оседает в голове цветной картинкой воспоминаний. Неожиданно он тормозит и возвращается взглядом к столу. На мгновение закрывает глаза, чтобы лучше сфокусировать взгляд. Так и есть, столешницу украшает пирамида пустых стаканчиков от кофе, составленная с присущим Галахаду педантизмом. Картонок не меньше дюжины, а то и больше, легкий расфокус так и не уходит из напряженных глаз – значит, сотрясение не такое уж и безобидное. Но дюжина порций кофе, еще и из больничного автомата с кофе, где крепость напитков заставляла глаза вылезать на лоб на пятом глотке – это слишком. – Гарри, сколько ты не спал? – Эггси оборачивается к наставнику. – Не знаю, – Галахад пожимает плечами – воплощение рассеянности и отстраненности, Эггси буквально слышит, как его мозг пытается найти ответ. – Пару дней. Парень облегченно вздыхает. Теперь становится понятной вся его отрешенность – Гарри мог спокойно функционировать без сна двое суток, а на третьи его организм объявлял забастовку. Ему сложно было сосредоточиться, он начинал тормозить, поэтому старался не доводить себя до такого состояния. При тех крохах сна, что у него были до этого, на ногах Галахада удерживает только железная воля. Отпускать его не хочется, не сейчас, но и просить остаться было бы свинством – Харту необходим сон. – Тебе нужно поспать, – Эггси надеется, что сожаление не проскальзывает в его словах, – иди домой. – Ты все еще хочешь, чтобы я ушел? – уголок рта изгибается в ироничной усмешке. – Конечно, нет, – и сейчас – больше, чем когда бы то ни было, но Гарри только что подтвердил правильность его решения: пауза в несколько секунд весьма показательна, – но тебе нужно выспаться. Тебя скоро отключит. – Я прекрасно высплюсь тут, – Гарри опускается в кресло. Эггси только успевает открыть рот для возражения, а наставник уже сползает ниже, просовывает руку под одеяло и переплетает их пальцы. Спустя несколько секунд расслабляются скованные усталостью плечи, разглаживаются морщинки, смягчаются черты лица, замедляется дыхание – не проходит и минуты, как Галахад засыпает. Парень гладит его пальцы, не опасаясь разбудить или потревожить, сейчас его только выстрел над ухом разбудит. Веки наливаются тяжестью. Парень смотрит на Гарри и закрывает глаза, не в силах больше удерживать их открытыми. Он скользит подушечкой пальцев по кисти, минует узловатые суставы, обводит лунку ногтя. Наконец, и его пальцы тоже застывают, переплетенные в сложную конструкцию с пальцами Галахада. Эггси еще успевает подумать, что теперь изменится все. И ничего.