Tobacco Vanille.

Это похоже на недосып или легкое похмелье – штормит немного, в голове небольшая рассинхронизация, но, в целом, сознание остается ясным. Именно так ощущается влюбленность в Харта. Он сам не знает причину, но почему-то этот факт заставляет пошатнуться его устоявшуюся реальность. Никогда еще он не реагировал на осознание собственных чувств таким образом. Было огорчение в случае односторонней эмоциональной связи, искрящаяся радость – в обратном, но никогда еще не было так, как было с Гарри. Галахад и здесь остается чем-то уникальным! Эггси хотел бы разозлиться на наставника, всколыхнуть эмоции, вытащить себя из болота, но чем больше барахтается, тем больше вязнет в этой трясине. Зеркало по утрам не радует. Он не выглядит расстроенным или разбитым, – небольшие синяки под глазами не в счет, но чрезмерная серьезность его не красит. Не таким Эггси привык видеть свое отражение. – Зато на Галахада похож, – дежурно усмехается парень, укладывая волосы, как Гарри. В стандартном костюме и галстуке, с его прической, схожими по форме очками и постным выражением лица - вылитый! Но впервые в жизни эта схожесть не радует. Почему чувства к Галахаду так подкосили его? Гэри убирает подальше весь парфюм - ему нужна трезвая голова. Легкая полуулыбка придает ему привычный облик, и неважно, что сейчас она искусственная. В конце концов, делать хорошую мину при любой игре - это его работа и до сих пор он справлялся с ней на отлично. Особняк Кингсмен – передвижение по заболоченной местности. Переходные болота, чередование низинных и верховых. Некстати в сознании всплывают выдержки из школьного учебника географии. Они рождают ассоциативный ряд, от которого никак не избавиться. Осторожно прощупать почву шестом, понять, выдержит ли она твое присутствие... Так он замирает перед каждым кабинетом. Персиваль разрастается в общей комнате сфагновыми мхами. Бумаги расползаются по столу, и скоро туда подтянется Гавейн. Эггси не может сдержать ухмылку. Если сравнивать Гавейна с каким-то растением, то это определенно будет сосна. Неизвестно, чем он пользуется, но в душевой после него всегда пахнет, как в сосновом лесу. Блестящая лысина Мерлина уже сверкает в конце коридора, поэтому Гэри тихо сваливает подальше. Этот напоминает спелую клюкву своим восковым блеском, и от его нотаций становится так же кисло во рту. Агравейн как багульник: он кажется колючим на вид, но это один из самых добродушных агентов. В одном из кабинетов провалившийся стажер сбивчиво что-то объясняет Агравейну. Агравейна нельзя прочесть, остальные в сравнении с ним – открытые книги. Парень явно уже мысленно примеряет на себя пиздюли, которые последуют сразу, как он прервется, поэтому стремится рассказывать, как можно подробнее. Кому не хочется отсрочить время казни? Эггси улыбается, сам был в такой ситуации. Агравейн молча выслушал, задал пару уточняющих вопросов и без лишних слов решил проблему, оставив Гэри наедине со своими отвисшей челюстью и чувством вины. Галахад тоже решил бы эту проблему в два счета, но сначала отчитал бы его по полной программе в воспитательных целях. Галахад… Эггси стискивает зубы и решительно зарывается в бумаги. Раньше он обязательно поделился бы с наставником своими болотными ассоциациями, а сейчас одно воспоминание о нем заставляет болезненно сжиматься сердце. Нужно сначала разобраться с этим; последние дни – его личная лента Мёбиуса. Гэри рад, что Рокси сейчас "в поле". Он не готов с кем-то об этом разговаривать, а Ланселот из него бы всю душу вынула, если бы почуяла, что что-то не так. Эта девушка порой была неуместно проницательна. Как Галахад. Тот бы тоже наверняка заметил, что с ним что-то не так, но наставник в последние дни совершенно недоступен. Парень не пытается его разыскать, это было бы сродни тому, чтобы самому броситься по поезд, но в коридорах пару раз видит ускользающий силуэт. Хорошо, что тот далеко, окунаться в его парфюм Эггси тоже не готов, но глупо было бы отрицать, что его терзает одна вещь: Гарри его тоже не разыскивает. Гэри старается не акцентировать на этом свое внимание, мысли сами возвращаются к этой области по велению магнита эмоций. Когда-то все было иначе. А в пору упоротости Табаком Ванилью Эггси и вовсе казалось, что тот его преследует – скрыться от Харта было невозможно. Он подавлен. Гэри никогда не думал о влюбленности в Гарри. Наставник восхищал, притягивал, интересовал – несомненно, все это, совокупность его черт могла влюблять в себя. Галахад мог влюбить в себя. Сейчас у Эггси есть весомый повод задуматься, почему же наставника не атакуют постоянно влюбленные в него женщины и мужчины? Бисексуальность и вовсе давала Гарри неограниченный выбор, а уж то, что он мог завоевать, покорить и заинтересовать любого – никогда не вызывало сомнений. Так почему? Единственную возможную причину Эггси видит в его закрытости и некоторой отстраненности. Под закрытостью он сейчас подразумевает, скорее, изолированность от общества. Работа шпионом так отнимает много времени, но причина не только в этом. При знакомстве с новым человеком можно сообщить только легенду – портной в ателье «Кингсмен». И тут очень важно не запутаться. Легко ошибиться, когда ткани ты видишь только при входе и выходе, а выкройку и вовсе не видел ни разу. Кем ты работаешь? Да я шпион в суперсекретном агентстве. Упс, где мои часы? У Галахада в дополнение к шпионскому кодексу шла самоизоляция. С остальными агентами Эггси знаком очень поверхностно. Он ничего не знает ни о Мерлине, ни о Персивале, ни об Агравейне, но с Гарри Хартом они знакомы достаточно близко. Однако никогда не слышал от наставника упоминаний о родственниках, друзьях или детях. Если вдуматься, дети Гарри могли быть гораздо старше самого Эггси. Вопрос разницы в возрасте его совершенно не беспокоит, но этот на первый взгляд приветливый и вежливый мужчина очень закрыт. Никогда не поймешь, о чем он думает. Встреть он Гарри в каком-нибудь кафе, не подумал бы подойти к нему – Галахад выглядит полноценной, самодостаточной, замкнутой системой, доступ к которой, наверняка, запаролен. Эггси знает пару кодов, имеет какой-то доступ, но думать, что он знает Галахада – верх глупости. Осознание собственных чувств будто вышвырнуло его в открытый космос. Иногда Эггси хочется орать. Он идиот, мог догадаться раньше, должен был догадаться! Нужно было отследить момент, когда закончилось простое влечение и физиологическая реакция на аромат и началось что-то иное, а он просто откровенно кайфовал от происходящего. Как обычно, не задумываясь о развитии событий в долгосрочной перспективе. По мнению Гарри, это один из самых больших пробелов в его образовании – неумение просчитывать ситуацию на месяцы и годы вперед. И хуже всего – да нет, просто чудовищно! – что он не может взять себя в руки. Влюбленность – это не конец свет, он влюблялся, бывало. И не все выливалось в отношения. Как у всех людей, в его жизни были взлеты и падения. Возможно, падений в его жизни было даже чуть больше, чем у обычного человека. Любовной сферы это никогда не касалось, зато остальные аспекты его жизни восстановили равновесие. Эггси до сих пор помнит слова, сказанные наставником при первой встрече. Гарри был прав: наркотики и воровство после того, как ему прочили олимпийского золото? Присяга морской пехоты на одной чаше весов и угон машины с последующей отсидкой – на другой. Раньше Эггси был склонен обвинять всех вокруг, кроме себя, но теперь понимал, о чем говорил наставник – это был его выбор. Влюбленность тоже – выбор самого Эггси? И все же, когда между ними был только секс, все было проще. Можно было бы сказать, что проще всего было до "Табака Ванили" и до секса, но это не так. Секс ничего не изменил в их отношениях с наставником, наоборот, подарил возможность узнать Гарри поближе. Вторая неделя проходит, как в тумане. Эггси кажется, что его самого и все вокруг заволокло клочьями, настолько плотными, что их можно потрогать. Закрыв глаза и пытаясь принять какое-то решение, он двигается ощупью. Последние ночи сны наполнены нескончаемой лондонской липкой ватой, и он всегда в них бежит. Убегает от кого-то, кто пытается протянуть свои холодные пальцы из этих белесых перекати-поле, задыхается, спотыкается, но знает, что останавливаться нельзя. Или, наоборот, Эггси пытается догнать Галахада. Во сне всегда кажется, до того рукой подать, но с каждой секундой знакомые шаги становятся тише, растворяются в туманном киселе, сжирающем все звуки. Водяная взвесь неумолимо слизывает очертания прямой спины наставника. Каждый раз Эггси выбивался из сил, но не может его догнать, только просыпается измотанным и опустошенным. Он был уверен, что сможет разобраться с этим сам. Унывать подолгу не относилось к его привычкам, но с каждым днем болотная жижа затягивает все глубже. Физические нагрузки помогают отключаться вечерами. В эти блаженные дни Эггси просто падает в постель и проваливается в блаженную темноту. Наутро он чувствует себя таким разбитым, словно и не спал вовсе, но это лучше, чем обрывки мутных снов о наставнике. Мертвецкий сон понемногу вытесняет бессонница. Гэри часами барахтается на границе сна и яви, то выныривает и делает торопливый глоток – воздуха, сознания – то погружается снова в прохладную муть, и такие моменты изводят гораздо сильнее. Он пробует читать и ловит себя на том, что бездумно листает страницы, не понимая прочитанного. Слова привычно не обрастают образами, не разворачиваются красочными картинками перед внутренним взором, не срабатывает механическая память, как с какой-нибудь таблицей умножения. Порой доходит до того, что парень видит даже не буквы, а нагромождение изогнутых и прямых линий. Привычный латинский алфавит выглядит сложным кодом, к которому он никак не может подобрать ключ. Отсутствие сна сказывается на работе. Кажется, последний раз ему не устроили разнос по полной только потому, что никому в голову не пришло, что Эггси мог это забыть. Это было невозможно забыть, а Анвин умудрился, вот молодец. Когда Эггси понимает, что не может вспомнить сам момент головомойки, пожалуй, только тогда до него доходит, насколько все плохо. В голове есть только короткая пометка «был пиздец на общем собрании», но она не сопровождается ни одним визуальным образом. Так больше продолжаться не может. Гэри не уверен, что сможет поговорить с Галахадом откровенно. Для этого нужно, как минимум, выспаться и прийти в себя, снова обрести способность формулировать свои мысли, но проверить кое-что он все-таки в его силах. Гарри удается выловить только в коридоре. Все посещения его кабинета, что со стуком, что без, не принесли никакого результата. Фирменная улыбка намертво прикручена к лицу – над этим он тщательно работал последние несколько дней, а то Гарри не надорвется вытянуть из него все жилы прямо на месте. И самообладание сейчас весьма кстати. От Харта опять на милю вокруг несет «Табаком Ванилью». Мучительно. Знакомые ноты беспощадно отбивают стаккато по нервным окончаниям. – Гарри, давай сходим куда-нибудь вечером? Недалеко будет шикарный концерт органной музыки. Или в оперу, если хочешь. Он долго думал, что предложить наставнику. Важно, чтобы тот понял, Эггси приглашает его просто провести время вместе, как раньше, это не прелюдия к сексу. Походы в клуб, ресторан или бар будут восприняты однозначно, звать Гарри в кино как-то глупо, а вот концерт или оперу он должен оценить. Ради Гарри можно и потерпеть три часа скучнейших арий непонятного содержания. – Не знал, что ты любишь оперу, – Гарри приподнимает уголки рта в вежливой улыбке и коротко трет висок. Свет ослепительной полосой перечеркивает стекла очков. Самое неудачное место для остановки: из-за этого блика Эггси никак не может рассмотреть глаза Галахада. Он неопределенно пожимает плечами. Убедительно врать, с жаром рассказывая, как он любит оперу, он вряд ли сможет, а Гарри все равно спросит напрямую, если ему понадобится ответ. – Ну, так что? – уточняет Эггси. – Извини, я не смогу, занят. – Завтра? – Тоже. – А послезавтра? – усмехается Эггси. Он уже знает, что услышит, но не может удержаться. – Не получится, есть срочная работа. – Гарри хмурится и выразительно смотрит на часы. – Давай договоримся в конце недели. Я знаю, где тебя найти. Адресованная улыбка слишком вежливая, чтобы быть искренней. – В пятницу? – Эггси, я не знаю! – в спокойном голосе проскальзывают ноты сдерживаемого раздражения. – Извини, мне пора. Гарри Харт удаляется по коридору с такой скоростью, словно удирает от толпы вражеских агентов, а Эггси чувствует, как его изнутри пожирает пустота. Он постоянно задает себе вопрос, что бы ответил Гарри, предложи он напиться бренди, притащи очередную ванильную сигару или упаковку мандаринов? Очевидность ответа сложно игнорировать, но он усердно ждет окончания недели. Пятница. Воскресенье. Следующий понедельник. Среда. Парень сдавливает голову. В висках пульсирует кровь, а в черепной коробке бушует девятый вал. Кажется, она сейчас лопнет от переполняющих ее мыслей, его целиком разнесет в клочья от всего этого убийственного говна внутри. Пора посмотреть правде в глаза: Гарри в его обществе не нуждается. Это значит, что в этот раз со своими проблемами он должен будет разобраться сам. И разберется. Надо только держаться подальше от Гарри, пока он не научится контролировать себя так же, как идеальный, мать его, Харт.