Spectrum (Спектр)

— Весьма неожиданно, не правда ли? — спрашивает ублюдок, ухмыляясь и строя притворно-сострадательную рожу. — Что, не ожидали, что кто-то может оказаться умнее вас двоих? Шерлок злится. О, видит небо, он подозревал, что идёт прямо в ловушку, но явно не рассчитывал на то, что увидит Джона, грубо привязанного тугими верёвками к явно трухлявому стулу, в бессознательном состоянии и с запёкшейся кровью на виске и под носом. А, нет, не только: Шерлок прищуривается и может разглядеть едва заметные следы крови в уголках губ. — Ублюдок, — едва слышно шепчет Холмс и, давая выход раздражению от собственного бессилия, выпускает воздух сквозь плотно сжатые зубы и сцепляет руки за спиной. Детектив даже не думал, что дело, казавшееся ничем не примечательным убийством на почве ревности (муж, застав жену в постели с любовницей, в порыве ярости не пощадил никого; об этом свидетельствовали беспорядочно размещённые синяки на телах жертв, разбитый об угол прикроватной тумбочки висок любовницы, перелом рожков подъязычной кости* и ужасающие гематомы на шее у жены, хаос, царящий в комнате — женщины явно пытались защищаться, но эффект неожиданности и общая неорганизованность действий явно сыграли против них) может обернуться похищением Джона убийцей с прогрессирующим психическим расстройством. — Чего ты хочешь? — спрашивает Шерлок, стараясь просчитать возможные варианты: заброшенный подвал такого же заброшенного дома — один вход, он же выход, отсутствие даже крошечных окон под потолком, предметов мебели, кроме расшатанного стула с Джоном на нём, и любых вещей, которые можно каким-то образом использовать в качестве оружия. Неутешительно. — Ничего особенного, — произносит его визави и театральным жестом достаёт из-за пояса пистолет, направив его на Джона. — Я всего лишь хотел предложить тебе игру. Шерлок фыркает. Игры он любит, равно как и загадки, которые эти игры предполагают, однако сейчас слишком многое стоит на кону — это Джон, и ошибка может стоить его жизни. И жизни самого Шерлока, впрочем. Жизни без Джона он не представлял и не хотел. Но об этом было лучше не думать. — Что за игра? — спрашивает Холмс, предельно концентрируясь и отметая все отвлекающие мысли и факторы — есть только он и преступник, и их игра, которая предполагает решение всех проблем сразу. — Всего один вопрос, — в каком-то исступлённом возбуждении скороговоркой выпаливает мужчина, нервно дёргая рукой с пистолетом; пару раз его палец устремляется к курку, но тут же возвращается на место. — Какой? — сохраняя ледяное спокойствие, спрашивает Шерлок. — Кто такой Джон Ватсон? — с довольным лицом проговаривает безумец. — Три попытки, я буду щедр. Сердце Шерлока, бившееся в размеренном, спокойном ритме, судорожно запинается и продолжает свой ход, немного ускорившись. Кто такой Джон Ватсон? Казалось, вопрос не имеет смысла. Все знают, кто такой Ватсон — военный врач, настоящий герой, лучший, единственный друг Шерлока Холмса. Слишком сложно определиться. Тысячи вариантов, и только один правильный, только один из них примет за верный извращённый мозг убийцы, только он сможет освободить Джона. Джон всегда был важен. Предельно важен, так, как никто другой. Даже Майкрофт, даже миссис Хадсон проигрывали. У Шерлока существовала чёткая иерархия: на первом месте Работа, на втором — Джон, потом — те, кого Мориарти посчитал важными (и не ошибся) — инспектор и домовладелица, потом была вся его семья. До Джона иерархии не существовало. Был только он и Работа, отсутствие которой вызывало отчаянную скуку и желание потянуться к игле. До Джона он даже не понимал, насколько одинок. Насколько он зациклен в бесконечном кругу: расследование — дом — игла — расследование. Извечная центрифуга должна была однажды выбросить его на обочину существования и оставить без… чего? Ему было нечего терять. Но Джон — замечательный, добрый, с лучиками-морщинками вокруг глаз от мягкой улыбки — доказал, что терять есть что. Что, возможно, ему стоит пересмотреть свой диагноз социопата, поставленный в те далёкие, тёмные и бессмысленные ныне времена. — Джон Ватсон — мой лучший друг, — твёрдо говорит Шерлок, глядя только в выцветшие глаза преступника. На Джона он старается не смотреть — слишком отвлекает, чересчур привлекает и поглощает внимание алая дорожка, мягко стекающая уже по подбородку, капая на нелепый свитер бордового цвета, сливаясь с цветом ткани. Глаза психа удовлетворённо зажмуриваются. — Не-а, — тянет тот и перехватывает пистолет в руках — его вес явно непривычен для страдающего тремором человека, да и статичная поза не помогает. — Ты ошибся, Холмс. Старая, неверная информация. Не пора ли пересмотреть её? Так вот, чего он хочет. Шерлок на мгновение потрясённо расширяет глаза, впрочем, тут же взяв себя под контроль. Этот урод требует глубокого анализа. Он хочет рассмотреть их с Джоном, как научный проект, разобрать на детали и склеить тягучим, металлическим поблескиванием венозной крови, вынуть всё изнутри и промыть в соляном растворе, выставить напоказ. Ситуация всё больше выходит из-под контроля, и необходимо принимать быстрое решение. Два шага, чтобы добраться до Джона — он стоит одновременно достаточно близко и запредельно далеко, скрутить ублюдка, завладев при этом пистолетом, и…что дальше? Это всё не имеет смысла, слишком рискованно и безрассудно — убийца сделает выстрел ещё до того, как он закончит свой первый шаг. И Шерлок решается. Более глубокий анализ подразумевает пересмотр всех имеющихся данных с точки зрения примитивного сознания похитителя, используя при этом собственные наблюдения и поступки. Кто такой Джон Ватсон? Было несложно догадаться, что Джон был неотъемлемой частью личной вселенной Шерлока, необходимой константой для того, чтобы держаться за что-то при погружении в Чертоги, фундамент, на котором строился мир — ежедневная рутина со своими буднями, выходными и праздниками. Всё было изменчивым. Джон оставался прежним: верным, надёжным, постоянным и потрясающе необходимым. Шерлок моргает и переводит взгляд на испещрённый отпечатками чужих ног бетонный пол. В бесконечном течении времени Джон служит кнопкой паузы на секундомере. — Джон — тот, из-за кого я всё ещё не сорвался. Он удерживает меня здесь. Джон Ватсон — мой личный якорь, благодаря которому я остаюсь. Говорить такие вещи было странно. Слова выскальзывают изо рта гладкие, неточные, скользкие — этого всего слишком мало, чтобы описать ту предельную нужду в Джоне. — Ты близок, — потрясённо выдыхает ублюдок, — ты почти угадал. Но — опять неверно, мистер Холмс. Одна попытка. Шерлок раздражённо скрипит зубами и откидывает голову назад. Он и так зашёл дальше, чем хотел. Дальше, чем заходил обычно. Открывать душу перед столь отвратительным представителем человечества не хочется — он не заслуживает даже прикасаться к Джону, не говоря уже о том, чтобы выпытывать у Шерлока то, что принадлежит только тому, кто сидит сейчас на старом, потёртом стуле, связанный. Шерлок смотрит на Джона и удивлённо выдыхает — максимум, который он может себе позволить, увидев, что Джон пришёл в себя и аккуратно пытается сбросить с запястий туго намотанные верёвки. Шерлок обязан дать ему время. Вместе выбраться будет гораздо, гораздо легче. Напряжение и беспокойство за Джона слегка отступают, позволяя вздохнуть чуть глубже и ощутить, как тиски, тугими обручами сжимающие грудь, немного разжимаются, падая с метафорическим звоном под ноги детективу. И Шерлок внезапно понимает — со всей ясностью и простотой, — что имеет в виду, что хочет услышать от него преступник. И всё оказывается предельно легко, потому что ответ лежит на поверхности, потому что он правдив и ужасен в своей простоте, потому что это единственное, что хочет услышать человек, чья жена изменила ему с женщиной, чья жена явно имела гомосексуальные наклонности. Ответ элементарен, но произнести его страшно. Потому что Джон в сознании, Джон освободился от своих пут и теперь выжидательно смотрит на Шерлока исподлобья, не привлекая при этом полностью сосредоточившегося на последнем ответе детектива психа. — Джон Ватсон — человек, без которого моя жизнь потеряет смысл. Джон Ватсон — мой единственный возможный, единственный необходимый возлюбленный. На деле же произнести всё это, не глядя в ярко-синие глаза Джона, оказывается легко. Гораздо легче, чем это могло быть, если бы в подвале не было никого, кроме них с Джоном, если бы это всё было всерьёз, если бы это всё было сказано с одной только целью — привязать Джона к себе навсегда, а не в попытках спасти его жизнь. Если Джон и удивился, если он и обескуражен, то он никак это не показывает. Потому что в следующую же секунду он вскакивает со стула, воспользовавшись моментом полного сосредоточения двух противников, и со всей силы ударяет психа по носу. А дальше всё проходит по идеально отработанной схеме нападения и отражения атак, к которой они оба — Шерлок и Джон — давно уже привыкли, работая в паре лучше, чем кто бы то ни было. Через час всё кончено: ублюдка, похитившего Джона и убившего двух женщин, вяжут копы и увозят в участок; Лестрейд, как всегда чуть уставший, но довольный от того, что на этот раз всё обошлось практически без кровопролития, благодарно пожимает им руки и отправляет домой, разбираться с ранениями («Я же врач, я сам в состоянии о нас позаботиться!»). Дорога в такси пролетает незаметно. Возможно, потому, что они оба смертельно устали, может быть от того, что сил и желания устраивать разборки не имелось. Квартира встречает их привычной уютной тишиной, разбросанными повсюду вещами и батареей немытых чашек из-под чая на кухонном столе. — Я думаю, нам лучше сейчас обработать раны и лечь спать, — говорит Джон, устало вздыхая. — Иди в душ, Шерлок, я пока что достану всё необходимое. — Со мной всё в порядке, — говорит детектив, — а вот тебе помощь понадобится. Джон подозрительно щурится, но, окинув быстрым, внимательным взглядом детектива, спорить не начинает: быстро принимает душ и возвращается в гостиную, прихватив по дороге аптечку. Ссадин не так уж и много: синяк и рассечённая кожа справа на линии роста волос, содранные костяшки и счёсанная скула. — Давай, садись сюда, — подзывает Джона Шерлок и подвигается, давая другу возможность устроиться на диване перед Шерлоком. Они оказываются неожиданно близко, а аккуратные прикосновения Холмса, обрабатывающего раны Ватсона, делают обстановку внезапно интимной. — Я… хотел спросить, — подаёт голос Джон, пока детектив тщательно проводит стерильной салфеткой по ссадине на скуле. — Что именно? — уточняет Шерлок, ни на секунду не сбиваясь с чёткого ритма движений. — То, что ты сказал ему тогда. Ты сказал это только потому, что это было нужно услышать тому ублюдку? Или потому что на самом деле так чувствуешь? — Джон на секунду жмурится, когда детектив клеит пластырь на очередную царапину. — А как бы ты хотел? — отвечает вопросом на вопрос Шерлок и принимается очищать от спёкшейся крови припухшие костяшки. — Я бы хотел не торопить события, если ты не против, — внезапно улыбается Джон и просит: — Посмотри на меня, Шерлок. Пожалуйста. Холмс поднимает сосредоточенный взгляд на Джона и поражается тому теплу, которое там клубится. Джон всё понимает. Конечно же. Это же Джон. Шерлок улыбается и наклеивает последний пластырь. — Тогда давай не торопить события, — говорит он и, собрав все бумажки, направляется на кухню. — Чаю? — спрашивает он, и Джон облегчённо улыбается. — Да, конечно же.