Избранные. Книга 2: Шиноби скрытого Хогвартса

       1 октября 1994 г. Шотландия, Запретный лес — Я возьму с собой Поттера, мне нужен кто-то, кто будет таскать инструменты. Тем более гриффиндорцев и так слишком много, это уравняет шансы других факультетов, — заявил Снейп-сенсей в лагере на распределении поисковых команд. — Но так нечестно! — зашептались наши. — Гарри лучше всех всё находит! Слизерин опять хочет сжульничать! Другие, впрочем, не особо возражали. Выиграть хотелось всем, тем более Алиса пообещала, что пять победителей по индивидуальному зачёту получат в награду персональные наградные значки и небольшие призы. А факультет, который соберёт больше всего в общем зачёте — кубок в Зал Наград и очень большой торт, заказанный в «Сладком королевстве». — Гриффиндор может взять не качеством, так количеством, — хмыкнул сенсей. — Поттер, за мной! За спиной я услышал ропот. — Успокоились все! — сказала Алиса. — Пусть профессор Снейп забрал лучшего из вас, но теперь вы должны постараться и показать себя. Докажите Гарри, что на вас можно положиться и вы не подведёте его и свой факультет… Наши радостно завопили так, что с соседних деревьев взлетели вороны. Мы с сенсеем двинулись строго на запад. — Ого! Сколько тут лещины, да такой крупной! И совсем нетронута! — примерно через два километра от лагеря заметил я кусты орешника, которые росли под огромным толстенным каштаном. — Смотрите, сенсей, тут и каштанов полно. А там, ближе к Хогвартсу, всё собрано, мы только немного найти смогли, чтобы испечь. И то пришлось на деревья повыше лезть. — Кентавры тоже хотят что-то кушать и делают заготовления на зиму. Они любят и орехи, и каштаны, да и желудями не брезгуют… — пробормотал сенсей, настороженно осматриваясь. — Видимо, здесь уже территория акромантулов и они нападают на лакомок. И волшебная рябина тут растёт. И грибы, которые олени любят… Кентавры их тоже собирают. Будь наготове. Согласно карте, которую сделал кто-то из моих предшественников, там дальше должна быть сухая лощина. Удобное место для колонии. А ещё там встречался поташ. — Да, — согласился я, выхватив из ножен палочку. Мы продвинулись дальше. И на самом деле деревья стали реже, а уклон изменился, из прелой земли, покрытой разноцветными листьями грабов, дубов, ясеней, клёнов и каштанов, всё чаще выступали крупные валуны. По кустам зашуршало. — Акромантулы размещают свою липкую паутину на земле, в углублениях, между корней деревьев, создавая ловушки для зверей, так что смотри под ноги, — напомнил Снейп-сенсей. — Кажется, за нами уже следят. — Овраг глубокий, — оценил я. — Может, воспользуемся мётлами? Или захватим одного, чтобы проверить, насколько они разумны? Пусть покажет, где гнездо. — Неплохо придумано, — согласился сенсей и резко выстрелил каким-то невербальным заклинанием в кусты. К нам подтащило паука, который упирался всеми восемью ногами. Сразу как-то «Круцио» от Шизоглаза вспомнилось. На свету акромантул был даже симпатичным, мохнатеньким таким и немного полосатым, со светлой, серой и чёрной шерстью. Наверное, если замрёт, то в сумерках и в темноте такого очень сложно различить из-за окраса. Два глаза у него были большие-пребольшие и круглые, почти на всю мордочку, в них, как мне показалось, сияли печаль и обречённость. Ещё два глаза — поменьше — располагалось сбоку, и четыре — совсем как пуговички, кучкой были там, где мог бы быть нос. Под пушистыми светленькими «усами» у него были жвала, которые он оголял и усиленно щёлкал, стараясь нас напугать. Испугаться в принципе было чего: жвала были похожи на зубы, когти и крюки одновременно, такими подцепить и рвануть на себя, и мало не покажется. Зато спрячет в меховые ножны, и прямо медвежонок. Неудивительно, что Хагрид на такую «зверушку» умилялся. — Этот ещё мелкий, его жвала яд не выделяют, — удерживая сопротивляющегося паука магией, поковырял его челюсти кунаем Снейп-сенсей. — Нужна половозрелая особь. Поэтому этот яд такой дорогой и ценный для таких часто встречающихся магических существ, как акромантулы. — Прислушайтесь, кажется, он что-то говорит, — посоветовал я. Наш пленник действительно пытался что-то сказать, но его голос заглушало его же лязганье жвал. — Успокойся, малыш, перестань щёлкать и скажи, — посоветовал я, доставая из мини-печати усыплённую крысу, которую я специально поймал для этого дела. — Хочешь перекусить? Сыграем в игру «Добрый ученик и злой учитель», точнее, «Плохой человек — хороший человек», вряд ли акромантулы различают ещё и статус. Да и к тому же, если у него нет яда, значит, его добычей является всякая мелочь типа крыс, белок, бурундуков, хомяков и других грызунов Запретного Леса. Чёрные глаза, кажется, ещё больше округлились и явно уставились на крысу, которую я держал за хвост. — Дай! — очень отчётливо услышали мы. — А что-то ещё ты говорить умеешь? — покачивая крысой, как маятником, спросил я. — Знаешь, кто мы? — Вы л-люди, — клацнул жвалами акромантул. — Нельзя нападать на людей. Арагог ругается. Но Арагог скоро умрёт. Тогда будет можно. Я отдал ему крысу, и мы с сенсеем с интересом понаблюдали за трапезой, точнее, как наш пленник быстренько протолкнул крысу в глотку, помогая себе передними маленькими лапками и челюстями. — И кто будет главным после Арагога? — спросил Снейп-сенсей. — Мосаг, — ответил нам акромантул. — Она большая и сильная. Она — мать. — Мосаг живёт в лощине? — спросил я. — Нет, там живёт Арагог и мы, — всё более уверенно говорил паук. — Мосаг живёт дальше, за камнями и холмом. Она сделала гнездо в поваленных деревьях. Они с Арагогом спариваются раз в год, летом, когда тепло-тепло. Мосаг делает кладку. Но выживают только самые сильные. Арагог говорит, потому что тут холодно и нет Хагрида, который бы делился теплом. В моей кладке выжил я, ещё один брат, ещё брат, сестра, ещё сестра и ещё брат. Похоже, что считать он пока не умеет… — Сколько тебе лет? — поинтересовался я. — Сколько вёсен ты помнишь после того, как родился? — Помню весну, потом ещё одну и ещё одну, и ещё одну. — На Денниса напали пауки чуть крупнее этого, возможно, пятилетки, — сказал я сенсею, — их было, кажется, восемь или девять. — Пять лет назад была довольно тёплая зима, — подумав, ответил Снейп-сенсей. — Снега и заморозков почти не было. Я вспомнил, что Гермиона упоминала о том, что кладка взрослой самки акромантула может составлять до сотни яиц размером с футбольный мяч. Если учесть, что Мосаг Хагрид вывел примерно лет тридцать назад, когда его паук, видимо, намекнул про самочку. Потом сама Мосаг должна была достичь половозрелости, которая у акромантулов наступает в двадцать лет, значит, размножаются они не больше десяти лет. Если в кладке выживает пять-десять особей, то значит, мы имеем популяцию примерно от пятидесяти до сотни акромантулов возраста от десяти лет до года, которые пока не достигли зрелости и не могут размножаться сами, но и не имеют ценного яда. Если убить всех самок, кроме одной на замену Мосаг, то популяцию вполне можно контролировать. И что-то мне боевой настрой этой Мосаг не очень нравится. В природе самки простых пауков обычно крупнее и агрессивней, видимо, это и у акромантулов прослеживается. Это натолкнуло меня на мысль. — Скажи… Э… как там тебя зовут? А кто у вас главнее: взрослый самец или взрослая самка? Кого вы слушаетесь в первую очередь? — Взрослый Самец, Вожак, — щёлкнул жвалами наш пленник. — И у меня нет человеческого имени, как у Мосаг или Арагога. — Хорошо, тогда ты будешь… М… Окума… потому что похож на медвеж… на медведя, — назвал его я, и уточнил: — Но когда Арагог умрёт, то главной, то есть Вожаком, станет Взрослая Самка, так как у вас не будет Взрослого Самца? — Да. Мосаг главнее всех, пока не вырастет Взрослый Самец, — согласился со мной Окума. — Сенсей, хочу напомнить, что если будет жарко, то мы сможем призвать Кибу и ещё кого-то из его потомков для битвы с пауками. Тем более, что ядовиты только взрослые. — С другой стороны, мы можем вырастить Взрослого Самца, — посмотрел сенсей на немного сжавшегося под его взглядом Окуму. — И у нас будет лояльный правитель колонии. Отведёшь нас к Арагогу, — с угрозой, чуть придавив паука магией, приказал Снейп-сенсей. — Окума может приносить Арагогу только добычу, — робко заметил акромантул. — Ладно, — грозно усмехнулся сенсей. — Тогда самое время проверить на тебе кое-что… Он вынул кусок шкуры, который достался ему после последней летней линьки Годрика, и ткнул в Окуму. — Что это? Что это?! — нашего пленника начала бить крупная дрожь, он попытался вырваться, перебирая лапками и чуть не вращая глазами. Даже нижние «пуговки», кажется, стали в два раза крупнее. — Ну что, отведёшь нас к Арагогу? Или мне отнести тебя к хозяину этой шкуры и скормить ему? Он сказал, что очень любит полакомиться паучками, — грозно спросил Сенсей. Роли злодеев у него всегда получались отменно. — Окума отведёт, — быстро протёр передними лапками самые крупные глаза акромантул, и показалось, что он расплакался и смахивает слёзы. Когда мы шли, Окума двигался с моей стороны, иногда прижимаясь почти вплотную, словно искал защиты от сенсея. Шерсть у него оказалась совсем мягонькая, как у кролика, но кое-где были более толстые чёрные волоски, словно кошачьи усы. Спуск был крутым, но мы немного обошли овраг и попали на тропу, явно протоптанную пауками. Нас провожали взглядами и потихоньку окружали, двигаясь следом, но на приличном расстоянии. — Арагог! Арагог! — начал звать Окума, когда мы достигли чего-то наподобие пещеры. Деревья сползли в лощину, и их завал образовал что-то вроде потолка-перекрытия. Если судить по входу из раздвинутых корней и веток, трёхметровый Хагрид мог заходить в эту «пещеру», совсем не пригибая голову и расставив руки, не то что в дверь своей избушки. — В эту нору даже слон спокойно пройдёт, — заметил я. — Что там ещё? — низким голосом пробухтело из пещеры. Потихоньку перебирая лапами, словно на ощупь, из пещеры выдвинулся здоровущий паук, ростом с Гин. Для паука, конечно, очень большой. Про «на ощупь» подумалось не зря. Глаза у Арагога — и большие, и маленькие — были в каких-то бельмах, видимо, он уже ослеп от старости. В целом тело его было чёрным, но с белыми волосками, то ли это седина, то ли такой окрас. У Окумы, например, светлого было больше, и он выглядел бело-серым. Окрас других акромантулов тоже варьировался с небольшим уклоном в чёрное или серое. — Здесь люди, которые пришли, чтобы поговорить с тобой, — сказал Окума. — И они дали мне имя. Я — Окума. У людей с собой страшное оружие. Арагог угрожающе защёлкал жвалами, и этот звук повторили все молодые акромантулы, которых я успел насчитать шестьдесят восемь штук. Получилось вроде предостерегающих аплодисментов. — Что вы хотите сказать? Вы от Хагрида? — Нет, мы не от Хагрида, — хладнокровно ответил Снейп-сенсей. — Твоими сородичами было совершено нападение на ученика, и мы пришли разобраться, можно ли иметь с вами дело или стоит уничтожить всех. — Нас много, — прогудел Арагог, — вы одни… — Это не мешает нам быть сильнее, — заметил сенсей, снова разворачивая кусок выползка Годрика, который он ещё и смазал ядом василиска для верности. Это он пояснил, пока мы шли к гнезду. Видимо, пауки хорошо чувствуют запах, так что Арагог почти моментально съёжился, втянув голову и спрятавшись за лапами. Мелкота тоже отступила на несколько шагов. Окума забился крупной дрожью у меня под ногами. — Откуда это? Я чувствую… — Мы говорим от имени Годрика Слизеринского — Короля Змей, покровителя и защитника Хогвартса, — с пафосом заявил сенсей. — При нападении на учеников всех вас ждёт смерть! При нападении на людей всех вас ждёт смерть! Вы будете платить дань Хогвартсу за право жить на земле Годрика. — Дань? — удивился Арагог, чуть высунувшись из лап. — Этому древнему дьявольскому порождению нужна дань? — Да. Ты будешь отдавать свой яд. А также будешь отправлять Годрику всех акромантулов, которые достигли… пятнадцати лет. Это мера против вашего излишнего распространения. Слишком большая колония повредит Запретному лесу, а значит, и Хогвартсу. — Но я скоро умру, век акромантула около пятидесяти лет, кто заменит меня? Мосаг не согласится на такие условия. Она пойдёт войной на людей. Она не поверит в то, что Древний выйдет, чтобы убить её. Она смеялась надо мной, когда я рассказывал, как молил Хагрида отпустить меня из замка, в котором бродило оно. Паучиху интересует только очередная кладка, она желает, чтобы вылуплялись все и чтобы мы завоевали весь Лес. И поэтому я могу отдавать яд только весной и осенью, летом он нужен для спаривания. Это держит её в гнезде. Она охраняет кладку, а дети относят ей еду. — В смысле? — не понял я. — Зачем для спаривания яд? — Самки акромантулов весьма агрессивны, и они крупнее и сильнее самцов, — пояснил Арагог. — Самцам приходится кусать самок, впрыскивая им свой особый яд, от которого они становятся вялыми и послушными, и только после этого совершать спаривание. — О, так вот почему у Окумы не было яда, — шепнул я сенсею и спросил у Арагога. — А у самок этого яда нет? — Нет, у самок яда нет, — ответил паук. — Значит, сейчас ты отдашь столько яда, сколько у тебя есть, — объявил сенсей и достал из кармана уменьшенную «собиралку», похожую на ту, которую он сделал для Годрика. Чтобы забрать любой яд у ядовитых змей или пауков, требовалось усилие и нажатие, имитирующее укус, а для таких крупных животных это сложно сделать человеку, так что подразумевалось, что они «выдаивают» себя сами, закусывая собиратель и впрыскивая яд в ёмкость естественным образом. Снейп-сенсей увеличил «собиралку» и отлевитировал её к Арагогу. Паук подчинился и даже вполне разобрался на ощупь, что надо делать. — Яда совсем немного, всего несколько унций, — прокомментировал сенсей, когда акромантул закончил. Я тоже заглянул в чан: там, на дне, было что-то вроде тонкого всасывающего краника, чтобы собирать в фиалы всё без остатка. Этим я и занялся, так как сенсей предупредил, что яд, вне тела паука, быстро портится. Получилось восемь маленьких фиалов объёмом по шесть жидких драхм. Гермиона раскопала, что на рынке за яд акромантула можно заработать до ста галлеонов за пинту, мы собрали шесть унций, это около трети пинты. Так что один флакон в шесть драхм, получается, стоил три галлеона и двенадцать сиклей. Яд василиска, кстати, выходил примерно в шесть раз дороже. Такой же флакончик обходился покупателям в двадцать два галлеона. И выдавал Годрик стабильно пинту в месяц, за минусом наших с сенсеем процентов, для школы получалось больше пятисот галлеонов только на одном яде. А ещё раз в год были выползки, которые с руками отрывали. Причём, как говорил сенсей, заказы о поставках со всех стран были чуть ли не на пять лет вперёд. Мы успели нафантазировать, что у всех акромантулов в Запретном лесу будет яд, и даже понемногу, но с каждого, можно получить большой объём, но вышел облом. Яд только у половозрелых самцов, которых одна штука и тот скоро помрёт от старости. И вот надо же: дряхлый, слепой, а всё на самку напрыгивает… Впрочем, если это держит её в лесу... — Как быстро твой яд восстанавливается? — спросил сенсей Арагога. — Он копится примерно две недели, — ответил акромантул. — Полпинты в месяц это лучше, чем совсем ничего, — подумав, прикинул сенсей. — Но мы заберём с собой Окуму, чтобы вырастить из него нового Вожака на смену тебе. — Забирайте, — согласился Арагог. — Это довольно сообразительный сын. Ни одному из моих сыновей и дочерей ещё нет пятнадцати. Самые первые вылупились одиннадцать лет назад. Мы не можем отдать другую Дань чудовищу подземелий, чьё имя я никогда не назову. Я порылся в поисках подходящего для запечатывания живого существа свитка и поманил пальцем нахохлившегося светленького паука. — Иди, не бойся, это совсем не страшно, Окума. Я покажу тебе волшебное место, в котором тепло и много дичи…