Чужая семья

      В тот вечер мы пришли домой очень поздно, а вернее сказать очень рано... Мне никто ничего не сказал, но Глебу досталось от отца сполна. Ему запретили приближаться ко мне под любым предлогом, скорее всего папа подумал о чем-то не слишком приличном, а мои заявления о невиновности братца его вообще не интересовали.       Прошёл почти месяц и Глеб, как и должен был, не приближался ко мне.        Почти.       Мы встретились спустя три дня на кухне ночью. Он извинился за то, что напугал своей историей про ведьм. Сделал он это, в только ему свойственной манере, обвинив меня в наивности. Складывалось ощущение, что он мне одолжение делает, что мирится с прибыванием ничего не понимающей в этой жизни меня в особняке.       Я стояла как громом пораженная, когда он сообщил о своей "маленькой шалости". Сволочь! Я ведь ему поверила, а он просто посмеялся! И я никак не могла взять в толк зачем он все таки это сделал? Неужели все эти касания, полуулыбки, взгляды и многочисленные намеки были только хитроумным ходом, чтобы позабавиться и потешить свое самолюбие?       С того момента я никому и ни при каких обстоятельствах не говорила о чертовщине, которая творится в особняке. Даже подруге Ане, с которой мы дружим с самого раннего детства, и уж тем более маме. Не хватало мне ещё в психушку загреметь.       А когда прошёл почти месяц, я наконец решила поговорить с отцом. У меня все ещё оставались вопросы и они все больше меня волновали. Совершенно не хотелось больше задерживаться в особняке. Уже даже призрачная надежда на восстановление нормальных отношений с отцом исчезла.       Когда вышла из комнаты, увидела Глеба, естественно, не поздоровавшись с ним, прошла мимо. Братец же позволил себе только странный хмурый взгляд из-под полуопущенных ресниц.       Я прекрасно знала, что в воскресенье утром отец всегда сидит в кабинете на третьем этаже и разбирает очередную кипу бумаг. Эта традиция зародилась еще во времена его первого брака, тогда, когда он жил со мной и мамой. В нашем старом доме было три этажа и папа всегда говорил, что третий этаж самый оптимальный для личного кабинета, потому что все соблазны в виде спальни и кухни находятся на достаточном расстоянии, чтобы о них не вспоминать и спокойно работать.       Когда я дошла до двери, ведущей в кабинет отца, невольно остановилась и вздохнула. Нужно было собраться с мыслями. Мне все еще было трудно находить с отцом общий язык. Ведь, не смотря на кровное родство, мы являлись друг другу абсолютно чужими людьми. И это уже навряд ли что-то могло изменить. К тому же мы так ни разу за все время не смогли с ниам поговорить нормально.       Постучала.       Невольно получилось, словно призрак снова посетил, но об этом я не успела задуматься: — Войдите! — послышался властный прокуренный годами мужской голос.       Я послушно открыла дверь, вошла и села в кресло напротив отца в абсолютном молчании. За каждым моим шагом Леопольд следил мягким взглядом из под очков. Кресло было кожаным и неприятно охладило кожу. Это как-то отвлекло меня от собственных не очень радужных мыслей, и помогла собраться для разговора.       Но даже при все при этом мне не разу удалось найти нужные слова. Я чувствовала себя, будто нахожусь в кабинете у начальника, и мне вот вот будут делать выговор. Принялась рассматривать интерьер, чтобы не спотыкаться о папин пристальный взгляд.       Я была в этом кабинете впервые и совершенно не удивилась. Почти такой же как и был у нас дома когда-то: большой деревянный стол, кожаные кресла, стеллаж с какими-то книгами, расставленными в алфавитном порядке и фотографии в рамке стоящие на том самом столе. Разглядеть, кто на фото, мне не удалось, они были повернуть в сторону отца. Наверняка, Ирэн и близнецы.       Сам папа, которому, видимо, надоело следить за моими действиями, уткнулся в документы. Весь его вид говорил, что отдыхать он не умеет, а только работает двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Глубокая морщина залегла на лбу и между бровей, наверное, он часто хмуриться. Короткие рыже-коричневые волосы находились в полнейшем беспорядке, словно он только что вылез из постели, но сосредоточенный взгляд немного потускневших зеленых говорил, что они давно не закрывались. — Ты что-то хотела, Танюш? — все же решив на меня посмотреть, спросил отец смотря при этом как нельзя проницательно, словно зная зачем я здесь.       Будто читает меня, как открытую книгу. — Есть вопрос о моем здесь пребывании. — не стала темнить я. — Мне скоро нужно документы в институт подавать! — начал я с самого аргумента.       На самом деле я не планировала в этом году никуда поступать, а только через год, но я отчаянно хваталась за единственную возможную отмазку. Только бы сработало. — Таня, об этом не стоит даже говорить. — мягко остановил отец, закрывая папку с документами. — Мы с мамой давали тебе шанс на выбор и поступление в институт, но ты провалилась. — отрезал отец.       Он моментально потерял ко мне интерес и снова взял в руки бумаги. Как-то слишком неестественно делал вид, что его больше не интересуют мои дальнейшие реплики.       Жестоко указывать человеку на его промахи так прямо. Но этим отличался мой отец. Он не терпел никогда этих намеков и всегда говорил прямо, в независимости от того обижается ли, или нет на его высказывания человек. Даже если этот человек его родная дочь. — Вы все решили сами? — спросила я занимаю наиболее непринужденную позу, откидываясь на спинку удобного кресла. — Да. —не стал лукавить отец. — И давно ли? — недовольно поинтересовалась я.       Я не была намерена устраивать скандал. Я вполне могу контролировать свои эмоции в подобных ситуациях, но ох как мне было тяжело конкретно сейчас. — Спустя месяц как ты сюда приехала. — сказал папа, так и не подняв взгляд.       У него был до невозможности спокойный тон. Это восхищало и бесило одновременно. Я невольно сравнила его с Глебом, который тоже держал свои эмоции в узде. Но в отличие от отца Глеб мог позволить себе некоторое проявление эмоций в виде короткой улыбки, немного повышенного тона или до скрипа сжимающихся челюстей. Леопольд даже такой мелочи себе не позволял. Вел себя так, будто я не выяснять отношения пришла, а спросить о погоде. Но самое отвратительное в этом для меня — он впервые показал себя таким при мне. Больно резануло по сердцу, потому что раньше он никогда не был со мной настолько так холоден. Я окончательно поняла, что мы чужие люди. Только чудо может породнись нас. — И что же дальше? — спросила я после некоторого времени тишины. — Ты пойдёшь учиться в здешний медицинский институт, или в любой другой институт в этом городе. Какой сама пожелаешь. — как само собой разумеющееся сказал Леопольд Гроттер — Я желаю в свой город! — упрямо заявила я. — Об этом не может быть и речи! — промолвил он жёстко, не отрываясь от бумаг. — Там у тебя не может быть даже намека на достойное обучение и лучшее будущее! Здесь я обеспечу тебя всем необходимым.       Он снял очки и отложил документы, затем сложил руки в замок и смотря прямо мне в глаза. И опять он не выражал абсолютно ничего. — То есть тебе совершенно плевать, что я в жизни никогда не принимала твоей помощи? — я решила указать на то, что он уже давно не является частью моей жизни. — Вот именно, ты не принимаешь моей помощи, даже если она тебе действительно нужна! — с упреком ответил отец. — Поэтому твоя мать позвонила мне сама! — дар в поддых, нож в спину, удар ниже пояса. — Мама? — я не поверила.       Отец устало кивнул. — Таня, я твой отец и это нормально, когда родители помогают детям! — попытался он меня убедить.       Несколько минут мы просидели молча. Отец предоставил мне возможность собраться с мыслями. — Я не хочу оставаться здесь! — поднимаясь на ноги, сказал я. — Меня пугает этот дом! — призналась я честно.       Отец посмотрел на меня понимающе. Потом достал откуда-то из стола бутылку коньяка и стакан. — Согласен, он... Немного пугающий. - мягко сказал отец. — Как только ты определишься с институтом, мы снимаем квартиру! — он налил в стакан немного янтарной жидкости и убрал бутылку на место.       Такой расклад меня не устраивал, но всяко лучше чем дом с привидениями. Поэтому я хоть и нахмурилась, но все таки медленно кивнула, наблюдая как отец медленно поглощает алкоголь. — Вот и отлично! — обрадовался Лео.       Он остался весьма доволен и даже улыбнулся. Меня это раздражало и прямо-таки жгло изнутри желание сделать что ли будь назло. И прежде чем выйти я сказала: — Знаешь, папа, — получилось весьма зло. — Возможно в чём-то ты и прав, хотя это спорный вопрос, но запрещать кому-либо общаться со мной это чересчур!       Уж не знаю какой черт меня дернул упомянуть про братца, но увидев излишне спокойное выражение лица Леопольда я поняла, что попала в яблочко. — Это ты про Глеба? — на лбу у отца залегла опасная морщинка. — Таня, он не лучшая компания... — Это мне решать! — резко перебила я.        Я должна была отвоевать себе хоть что-то. — Ладно! — сдался папа. —Я понял! Надеюсь, что никаких глупостей ты творить не будешь! — он поднял руки в примирительном жесте.       Скорее всего папа был не в восторге, но я не дала бы слабину. Хоть в чем-то я обязана выиграть, или я не Гроттер.       На самом деле мне не очень то хотелось разговаривать с Глебом, но это дело принципа.       Я ушла. Это была хоть небольшая, но победа. ***       Вечером я сидела в зале одна и смотрела какую-то очередную глупую передачу по телевизору. Никого поблизости не наблюдалось, поэтому я позволила себе залезть на диван с ногами прямо в тапочках в виде нелепых розовых собак. Фильм был очень скучным, но я была намерена досмотреть его до конца.       Когда вошёл Глеб я даже носом не повела, решив игнорировать сего нахального субъекта. Он совершенно нетронутый этим фактом сел рядом со мной, на диван, и приобнял одной рукой. Когда я хотела отодвинуться, то мне просто-напросто не дали этого сделать.       Они вправду сильный, или просто я такой дохляк? — Поговорила с отцом? — миролюбиво поинтересовался он.       Я сделала вид, что не имею понятия о чем он вообще говорит. Ну не признаваться же, что я там за него впряглась и даже отвоевала его право дышать в мою сторону. Хотя уверена, что если бы он действительно хотел, то и спрашивать бы никого не стал. — С чего вдруг такое радушие ко мне? — спросил он, пододвигая меня к себе еще ближе.       Я убрала его руку со своего плеча. Даже не так — я сбросила его руки нахрен с моего плеча! — Не принимай это на свой счёт! — отчеканила я. —Ты по-прежнему придурок! — милостиво пояснила я, представив, что он отстает в развитии. — Да ладно, подумаешь, пошутил! Что ты такая серьёзная? — с каким-то сожалением и долей насмешки сказал он. — Мне не до шуток, идиот! — отрезала я.       Честно, общество Глеба меня не устраивало. А выгнать его не получилось, из-за чего настроение резко упало. — Я не думал, что ты, как маленькая, поверишь в мои сказочки... — начал было он.       Хватило только одного взгляда в его сторону, чтобы парень резко заткнулся. — Слышь, Сказочник, отвали, а?! — вскипела я.       Он частично выполнил мою просьбу. Не ушёл, но заткнулся на какое-то время.       Минут на пять. — Ты и вправду видела привидение? — я даже закатила глаза на эту реплику, вот настолько она была глупой.       Я медленно повернула голову в его сторону и стараясь испепелить взглядом ответила: — Не твоё это дело! — отчеканила я.       Я отвернулась. Ненадолго.       Глеб, видно в корень обнаглев, взял меня за подбородок и повернул голову в свою сторону: — Тебе придётся со мной поговорит! Мы ведь в одном доме живём! - он заглядывал не в глаз, а я снова чуть поддалась его гипнозу, но "чуть" не считается. — Это ненадолго! — снисходительно заметила я. — Значит привидений ты видишь. — сделал вывод брюнет. — Знаешь, тебе стоит поговорить с моей матерью. — Зачем? — спросила я не отвлекаясь от экрана телевизора. — Она тоже первое время видела там кого-то... — неуверенно начал парень. — Призрак или кто, я точно не знаю... Но маме можно доверять. В смысле, она не станет прятать тебя в психушку. — Я рискну предположить, что мою мать приняли за ведьму, но вскоре поняли, что она просто женщина и оставили в покое. Но я не гарантирую, что так же будет с тобой, поэтому лучше поговори с ней. Может, она чем-то сможет помочь тебе. — без тени извечной бейбарсовской иронии, сказал парень.       Очень я сомневалась в этой его реплике, но возражать не стала.