* * *
А я держу твои рукава Последние секунды – твоя… Дурман сильнее, слез аромат, Я знаю, что любовь – это яд. Я знаю, что любовь – это яд, Как в тему самый лучший наряд, Не отводи, смотри мне в глаза, Ты знаешь, что любовь – это яд. (Макsим – Любовь – это яд)
Расстроенная Кёко поднималась по лестнице следом за парнишкой из съемочной группы, не отставая от нее и дыша прямо в спину, шел Шотаро. В отличие от скованной и напряженной Могами, музыкант был абсолютно расслаблен и спокоен. Пройдя по пыльному коридору седьмого этажа, в котором активно шел ремонт, они оказались у нужной им двери. Довольный выполненной миссией, парнишка широко улыбнулся, пожелал удачной работы и тут же быстро ушел, оставив Кёко и Фуву одних. Не желая находиться наедине с музыкантом еще даже несколько секунд, девушка поспешила войти. Она быстро схватилась за ручку, резко повернула ее, раздался щелчок, и Могами буквально влетела внутрь. Шо вошел следом. В студии никого не оказалось. Тяжело вздохнув, Могами встала, как вкопанная, посредине маленькой полутемной комнаты. Фуву же вовсе не напрягало происходящее, или он просто очень умело это скрывал. Тем не менее, он абсолютно по-королевски плюхнулся на широкий кожаный диван, коварно улыбаясь и наслаждаясь теперешней атмосферой. – Эй! – привлекал внимание Шо. – Ты еще долго собираешься летать в облаках? – Чего тебе надо? У меня нет никакого желания с тобой сейчас разговаривать! – выпалила Кёко и села на другой конец дивана, сложив руки на груди. – Вместо того, чтобы строить из себя гордую девицу из очередной сказки, лучше бы потратила время на работу над сериалом, – холодно говорил музыкант. – Думаешь, так у тебя получится мне отомстить? – Не твоего ума дело, как я собираюсь тебе мстить. И чем я, по-твоему, занимаюсь, находясь здесь, как не работой, Шотаро? – Могами прожигала парня взглядом, с легкой грустью посматривая на его шею и жалея о том, что не задушила его тогда, на съемках клипа, такого шанса больше может не представиться. – То есть, это ты называешь работой? – откровенно начал насмехаться музыкант, облокотился на спинку дивана, развел обе руки в стороны, да так что между ним и Кёко едва осталось несколько сантиметров. – Посмотри на себя. Сидишь, довольно улыбаешься, наслаждаешься самим собой и ничего не замечаешь вокруг. Одарив Кёко суровым взглядом, Шо резко прижал девушку к дивану, не давая ей и шанса пошевелиться, одновременно внимательно наблюдая за ее реакцией. – Что за гримаса ужаса на твоем лице? Тсуруга Рен ведет себя нежнее и аккуратнее? – довольно прошептал на ухо девушки Фува, – Вот так? – его левая рука медленно заскользила по ее плечу, а затем по спине до самой талии. Кёко замерла, как жертва перед хищником. Насладившись вдоволь реакцией Могами, он широко, довольно улыбнулся, достал из-за ее спины папку и бросил на колени. – Ты хотя бы слова выучила? Еще не пришедшая в себя Кёко смотрела то на музыканта, то на папку с нотами песни, которую он ей вручил при прошлой нелицеприятной встрече. Молча встав, Шо прошел в другой конец комнаты к синтезатору и сел на стул. Могами непонимающе посмотрела на парня, затем на папку и принялась раздумывать, что ей совсем этим делать. Фува поманил девушку пальцем, отчего она насторожилась еще больше и со злостью сжала в руках уже ставшую камнем преткновения папку. Резко встав с дивана, быстрыми широкими шагами Кёко направилась точно к музыканту и демонстративно водрузила папку на клавиши синтезатора. Раздался резкий и ужасный звук, от которого Могами аж подскочила. – Смотри куда кидаешь! Это инструмент, между прочим! – возмутился Шо и всучил папку обратно Кёко. Воспользовавшись ее замешательством, он схватил Могами за запястье и усадил рядом с собой. – Чего дрожишь? Хэ-э-э-э… – задумчиво протянул музыкант и наклонился максимально близко к Кёко. – Отвали от меня, имбицил! Твое лицо вызывает во мне желание задушить тебя! Какая жалость, что у меня не вышло это сделать на съемках клипа. Был бы очень фееричный закат твоей карьеры, Шотаро! – довольно насмехалась Кёко, рисуя в воображении картины несостоявшейся мести. – Больно ты мне сдалась! – резко бросил Шо. – Пока не пришел режиссер, нужно прорепетировать песню. Я не уверен, что ты к ней готова. Даже не взглянув на Кёко, музыкант поставил нотные листы на пюпитр и начал играть первые аккорды. Кёко была явно ошарашена происходящим. Шотаро так легко и непринужденно засадил ее за инструмент и заставил петь вместе с ним. Ему эта репетиция не так уж и нужна, она уверена в том, что у него не возникнет проблем с исполнением собственной песни, в отличие от нее самой. Особыми голосовыми данными и слухом Могами не блистала, на инструментах не играла и мало чем отличалась от обычного человека, запевающего по утрам в душе. В этот раз ей действительно досталась не просто сложная, а очень сложная роль, полная не только любви, но и музыки… Мир Судзуки Минори – это мир музыки, весьма далекий от привычного окружающего мира Кёко. Несмотря на то, что она росла с Шотаро в одном доме, и они постоянно пели вместе, он понимал этот мир, а она нет. Осознает ли это Шотаро? Это выглядит так, словно он дает ей фору, перед тем, как окончательно и непринужденно победит ее. Или неужели он на самом деле хочет помочь ей? Первый вариант Могами казался более вероятным, но уступать ему не хотелось. Но с другой стороны, тогда и не стоило все начинать ровно год назад и приходить в LME. «Я использую его, как он использовал меня для достижения своих целей. И возьму от этой репетиции все, что можно, пока он готов учить меня, пусть даже придется перетерпеть его глумливые насмешки и унижения. В конце концов, я разгромлю тебя, Шотаро!» - думала про себя Кёко. – Может… хватит летать в облаках и начнем работать, Кёко? – сделав яркий акцент на ее имени, спросил Фува и самодовольно улыбнулся. – Я готова, – уверенно ответила девушка, сжимая за спиною ладони в кулаки. – Тогда не забудь, что вступаешь уже в припеве, – спокойно сказал Шо, привычная язвительность которого куда-то растворилась. «Он не изменился… все-таки, когда вопрос касается музыки, Шотаро так же серьезен…» - подметила Кёко, не сумевшая оторвать взгляда от его непривычно глубоких, задумчивых, серых глаз. Вновь зазвучали аккорды, которые в этот раз заставили девушку сосредоточиться на песне. «Я должна понять мир музыки, мир, который дорог Судзуки Минори и Шотаро. Должна понять его, чтобы справиться с ролью. В этот раз я не могу быть обычным слушателем. Я должна стать той, которую захотят слушать другие…» – Кёко закрыла глаза, стараясь вслушаться в каждую ноту, в каждый аккорд. Начался первый куплет, и Фува запел. По телу девушки побежали мурашки, сердце стало биться сильнее. Голос музыканта проникал в самое нутро с каждым словом, буквально выворачивая всю ее душу наизнанку, всю ту боль, что она где-то глубоко хранила. Кёко за последний год своей жизни старалась стереть из памяти все, что связывало ее с Шотаро, но сейчас это накатило на нее словно волной. Она успела забыть, каким может быть голос Шотаро… голос, который она когда-то так любила: Ты была не той, была совсем другой. Право выбора, оставив за собой. Зачем у Бога о любви просить, Чтоб потом её бездарно так разбить? Слёзы – это ложь, Как кратковременный дождь. Правды нет, одна вода, Как всегда, да! ** Кёко пришла в себя, когда музыка вдруг затихла и Шотаро больше не пел. Открыв глаза, она встретилась взглядом с ним. – Чего так ошарашено смотришь? Я тебе что, «концерт по заявкам»? – наехал на Могами Фува. – Я … это… На твой концерт я бы даже по бесплатным билетам не пошла! – не сразу нашлась, что ответить девушка. – Да-а-а-а? – легкая ухмылка появилась на лице Шотаро, но Кёко не обратила на это внимания. – Вот именно! Прильнув к уху девушки, он иронично зашептал: – Тогда, что я только что наблюдал, как не полное умиротворение и наслаждение моей песней? Прям как в детстве, ты сидела с закрытыми глазами и слушала, как я пою. Слова Шотаро стали для Кёко сравнимы с вылитым сверху на нее ведром ледяной воды. Она остолбенела. Музыкант на этом не остановился и продолжил: – Ты меня ненавидишь, правда? Даже сейчас ты думаешь, что ненавидишь меня, мечтаешь отомстить… Я знаю все про тебя, Кёко… – Шо-та-ро… – Зови меня Шо-чан… как раньше… – напирал Фува, смотря на одновременно растерянную и с трудом сдерживающую эмоции Кёко. Когда казалось, что у него все получилось, неожиданно для него Кёко довольно и восторженно улыбнулась. – Я не вступила в припеве. Прости, Тиба-семпай. Давай попробуем снова? – нежным голосом прощебетала Кёко. «Что она делает?! Стоп, это же из сценария. Эту строчку говорит Судзуки Минори моему персонажу, когда они готовят эту самую песню. Я почти ее раскусил! Выкрутилась, но ничего я еще заставлю тебя показать себя, Кёко…» – рассуждал о происходящем Фува. – Ты снова думала о нем, не так ли? Такаяма Кин. Он так и не согласился помогать тебе в уроках по фортепиано? – дружелюбно сказал Шотаро, выражая искреннее сочувствие девушке. – Но это не должно мешать нашей подготовке к конкурсу… « Такаяма Кин?! Точно! Так зовут героя Рена! Шотаро, вот черт! Решил поиграть со мной! Не позволю! – термометр злости Кёко почти зашкалил за все пределы, но она продолжала сдерживать себя, дабы не дать этому болвану насладиться произведенным эффектом. – Шотаро произнес всего лишь слова из сценария, тогда почему я так злюсь?» – Нет… Такаяма-семпай обещал помочь мне сегодня после уроков, – лучезарно улыбалась Кёко. – Я думаю, что в прошлый раз был не подходящий момент для моей просьбы. Вот и все. Прости, Тиба-семпай, давай продолжим нашу работу над песней. Мне очень хочется отлично выступить на конкурсе, – Кёко очень хорошо подыгрывала Шотаро, и вроде в ее интонации не было ничего, чтобы не соответствовало образу Судзуки Минори, но в сложившейся ситуации все более походило на откровенную словесную оплеуху. – Тогда, пожалуйста, в этот раз не забудь вступить в припеве. Хорошо, Минори-чан? – сказал Фува и, не взглянув на Кёко, начал вновь играть первые аккорды. «Чтоб тебя, Кёко! Как легко ты использовала строчку из другой сцены, но продолжила следовать сценарию. Кто научил тебя этим грязным штучкам? Неужели это Тсуруга Рен?» – теперь музыкант разозлился не на шутку, то ли из-за слов Кёко, то ли из-за всплывшего в мыслях Тсуруга Рена. Фува идеально спел куплет, в этот раз даже вышло чувственнее, чем в прошлый, что одновременно восхитило и взбесило Могами: «Как этот придурок, Шотаро, может являться автором такой песни? Да еще и так петь?! Он же совсем не уважает женщин! Да он определенно демон, сбежавший из ада!» В этот раз Могами вступила вовремя, не забыв о припеве. Мелодия и слова песни настолько хорошо подходили друг другу, что почти каждая строка отдавалась воспоминаниями, и ей становилось петь все труднее и труднее с каждым словом: Зачем придумали любовь? Понять всё это – слишком сложно, Без неё намного проще жить, Только невозможно. Зачем придумали любовь? Её мы ищем днём и ночью, Как по замкнутому кругу вновь, Кто придумал эту любовь? Песня снова резко оборвалась, но в этот раз уже по вине музыканта. Он недовольно смотрел на Кёко, а та, потрясенная резкой сменой атмосферы, не могла понять, что происходит. – Ты о чем думала, пока пела?! – возмущался певец, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на крик. – О песне, – неясно пробубнила Могами, еще продолжающая прибывать в нескрываемом удивлении от поведения Шотаро. – Незаметно. Тебе, что медведь на ухо наступил после отъезда из Киото? Или ты совсем потеряла голову из-за Тсуруга Рена и несерьезно подходишь к своей работе?! – Я всегда серьезно отношусь к своей работе! – не выдержала и закричала Кёко, готовая броситься на музыканта и избить его той самой папкой с нотами песни. – Сколько раз ты занималась, чтобы подготовиться к песне? – Я выучила слова. Завтра должна была посетить урок по вокалу, – холодно ответила Кёко. – И все?! И с такой подготовкой ты собиралась сейчас выступить перед режиссером? – спокойно спросил Фува и пренебрежительно посмотрел на девушку. – Если бы я знала, что режиссер планирует запись на сегодня, то подготовилась бы заранее, Шотаро, – последовал незамедлительный ответ Кёко. Пронзительно посмотрев на Фуву, и одарив его гневным взглядом, она спешно направилась к выходу. – Кёко, если ты не будешь ежедневно заниматься вокалом, ты не сможешь петь мои песни. И даже больше, я не позволю тебе петь их… – кинул ей в след музыкант. Схватившись за дверную ручку, ошарашенная Могами замерла на месте. – Ты же понимаешь, к чему это приведет, Кёко? Сейчас Кёко могла поклясться, что она никогда так ненавидела Шотаро, как ненавидела и проклинала его в эту самую минуту… ** Сергей Лазарев – Зачем придумали любовь