_____***_____
Спать с открытым окном — плохая привычка. Эту вещь, пожалуй, следует запомнить каждому. К открытым окнам привыкаешь, а когда начинается осень — мёрзнешь и дрожишь по утрам. — Ась, ты скоро? — крикнул папа снизу. По грохоту упавших на пол ключей я поняла, что он стоит уже у выхода. — Сколько можно собираться, Дим? Я же опоздаю. Шеф снова будет кричать, — услышала я голос Люды. Она та ещё стерва, на самом деле. Первые несколько часов нашего знакомства (а это было два года назад) она была довольно милой и мне даже нравилась. Всё впечатление, однако, пошло коту под хвост после того, как я отказалась называть её «мамочкой», а она разозлилась и сказала, что я и не заслуживала подобного и что больше я — неблагодарный ребёнок — ни капли добра от неё не получу. Мало того, что мысль у неё какая-то неправильно сформулированная, так она ещё и папе тоже самое сказала. Я тогда была довольна, ведь папа меня любил, а эта женщина — чужая и оскорблять меня прав не имела. Оказалась, папе она чужой не была. Наоборот — была настолько близкой, что через неделю Люда поселилась в нашем доме. — Я поеду сама, пап, не беспокойся! — крикнула я отцу, не желая ехать со злой Людой в одной машине. — Костик может отвезти тебя, если хочешь! — Костик был нашим водителем и при этом — папиным любимчиком. Никто не получал от отца столько же заданий, сколько Костик. Бедный, Бедный Костик. — Не надо, я сама! Прогуляюсь чуток. Пока, пап! — попрощалась я с ним, так и не спустившись. Однако, представив его грустное лицо, добавила: — До свидания, Людмила. Наградой мне послужила улыбка папы, которую я заметила из окна, когда он садился в машину. Ну, а теперь, наверное, стоило поторопиться. На часах уже было 7:55, а дорога долгая. Однако, пословица «Поспешишь — людей насмешишь» обладает волшебной силой оказываться правдой в самые неподходящие моменты. Торопясь, я нечаянно слишком сильно дёрнула тонкий капрон и — как итог — пустила огромную стрелку. — Вот чёрт! — воскликнула я, пожалуй, слишком громко, кидаясь к шкафу с одеждой. Как назло, других пар колготок не оказалось. Всё, что было — тонкие чулки с кружевами по краям. Совсем не то, что я ношу, честно. Но так как выбора нет, придётся надеть их. Благо, школьная юбка не слишком короткая и всё закроет. На метро я всё-таки немного опоздала. Дверь уже практически захлопнулась передо мной, когда я, воодушевившись непонятно чем, решила прыгнуть. Ну, пола-то я достигла, да и приземлилась на обе ноги. Вот только устоять на них не сумела. Не успев схватиться за поручень, я, зажмурившись, полетела на пол. Открыла глаза я только когда почувствовала, что чьи-то крепкие руки держат меня за талию. — Спасибо, — шепнула я, поднимая взгляд вверх, ибо спасший меня человек был на голову выше меня. — Симпатичные кружева, — улыбнулся спаситель. Я даже не поняла сначала о чём это он. Всё дело в его голосе, с хрипотцой, и взгляде, будто видящем внутри тебя что-то, о чём даже ты не знаешь. Подобное притягивает. Как, в принципе, и неплохое телосложение. Когда я поняла, что речь о моих чулках, выглядывающих из-под задравшейся юбки, я покраснела до корней волос. — Не думал, что в лицее позволяют так ходить. Правила там строгие, — снова усмехнулся мужчина. Ну, или парень. На вид ему не дашь больше тридцати. — Да идите вы, — тихо сказала я, чтобы он не слышал и отошла в самый угол вагона, как можно дальше от того парня.***
Когда я пришла в школу, линейка в актовом зале уже началась. Опоздавших туда не пускали, но дежурный учитель всегда был рядом, чтобы подсказать, куда пойти после собрания. Наш 11 «В» класс никогда нельзя было назвать пунктуальным, поэтому я была уверена, что когда найду кабинет, не окажусь там одна. Актовый зал располагался в самом конце широкого прохода на первом этаже. Вокруг окон не было совсем, так что добиралась я практически в слепую, ориентируясь на завуча, чей голос усиливался микрофоном. — Здравствуйте, Ольга Дмитриевна, — поздоровалась я, подходя к дежурной. Ольга Дмитриевна — мой учитель по математике — женщина лет пятидесяти (и двадцать три из них она проработала здесь, в лицее). Наш класс она учила уже три года и за это время стала практически родной нам, так как всегда относилась к своим ученикам с поддержкой и уважением. — Здравствуй, Ась, — ответила математичка. — Как отдохнула? Хорошо? — Прекрасно, спасибо. Не подскажете, пожалуйста, куда мне идти? — Сейчас-сейчас. Ох, Асенька, тут всё переформировали! Ваш класс почти не изменился по составу, но некоторых всё-таки перевели, а Лебедева исключили. — Но я осталась там же? — спросила я, ничуть не расстроившись из-за бывшего одноклассника. Тот заслужил, на самом деле. Взаимоотношения у меня с одноклассниками хорошие, но близких друзей я среди них не имею. Да и вообще, 11 «В» весьма своеобразен. Мы не очень разговорчивы, не слишком шумны, но чертовски сплочены. Единое целое. Лебедев не считается, потому что он прогуливал уроки месяцами, да и когда приходил, особо не старался поддерживать общение с классом. — Да, ты там же. Учителя многие новые. Я, кстати, тоже больше не у вас. — Что? — удивилась я. Как я и говорила, Ольга Дмитриевна уже долгое время с нами. Не сказать, что она лучший учитель на свете, но к ней все привыкли. К тому же, у нас набралась группа из трёх человек, ходящих к ней на дополнительные. Она сумела пробудить в нас интерес к её предмету и участию в олимпиадах. Казалось нечестным, что она нас теперь бросает. — У вас теперь новый учитель. Тоже здесь учился, между прочим. Получил хорошее образование и у него есть заграничный опыт. Не волнуйся, Асенька, дополнительные останутся в силе, только уже с ним. Я его предупредила о тебе, что ты у нас олимпиадница. — А как же Саша с Катей? — Они и были теми, кто выбрал математику вместе со мной. — А они в «А» перешли, я теперь там буду. Но ты не расстраивайся! — всполошилась учительница, глядя на моё потерянное лицо. Я заверила её, что всё в порядке, и справилась о кабинете. — Вы сейчас в шестом. У вас и классный руководитель другой. Геннадий Сергеевич звать. Тоже из этой школы. — А из наших кто-нибудь ещё опоздал? — Как же без этого? — засмеялась женщина. — Иди-иди, посмотри сама. Соскучились, наверное, все. В классе, когда я зашла, сидело полдюжины человек. — Здаров, Ася! — сказал Никита, стоявший прямо у двери. Он, в отличии от меня, вытянулся за три месяца. Да и остальные тоже. Поздоровавшись, мы расселись и начали делиться впечатлениями о лете. Остальные пришли уже все вместе, с линейки. С ними в класс зашёл и мужчина. Судя по бейджу, на котором, возле фотографии и герба школы, было выведено Геннадий Сергеевич, это и был наш классный руководитель. — Ну, здравствуйте, — начал он, не садясь, а встав в центре помещения. — Позвольте сначала поздравить вас с началом учебного года, который для вас ещё и выпускной. Я хотел бы представиться… Говорить он закончил пятнадцать минут спустя, так и не сделав ни единой попытки сесть. Он рассказал о том, что преподаёт историю, что тоже здесь учился и что представляет, что нас в этом году ждёт. Также, Геннадий Сергеевич раздал нам расписание на первый семестр, где почти каждый день стояли математика и физика. В нашей школе классы «А» и «В» учились с этим уклоном, а «Б» — с гуманитарным. Только потом он провёл перекличку и немного по отвечал на вопросы. Мы вышли из класса со звонком, и все уже обсуждали нового историка, напрочь забыв нашу Зою. — Как ты, Ася? — спросила меня Лера — моя одноклассница. С ней у меня, как в принципе и со всеми другими учениками, были приятельские отношения, но своим хорошим другом я бы её не назвала. Однако, с ней я общалась ближе, чем с остальными, так как на всех парных работах я сидела с ней. Она рассказывала мне интересные новости или истории из жизни, а я обеспечивала ей твёрдые четвёрки. — Привет, Лер. Всё хорошо, ты как? — Да как у меня может быть? — отмахнулась она. — Рассказывай, как тебе Геннадий Сергеевич? — Кажется, он неплохой. Глаза, по крайней мере, добрые, — честно ответила я, вспоминая учителя. Он напоминал мне чем-то Невилла, из книжек о Гарри Потере. А тот был добродушным и совсем не злым. — О да, — поддержала Лера, на ходу здороваясь со знакомыми из других классов. — Всё лучше, чем Зоя. Она когда беременная ходила, хуже любого клеща была. Может, она теперь, когда родила, и подобрела, но мы с тобой этого уже не увидим. Эх, Ась, мы выпускной класс уже. Представляешь? — Я лишь кивнула в ответ. На этом одноклассница перестала расспрашивать и отдалась своим мыслям. До кабинета мы дошли в тишине. Первой парой стояла математика, которая была на третьем этаже и я, признаться, немножечко запыхалась подниматься. Когда мы с Лерой последние зашли в аудиторию прозвенел звонок и я как-то рефлекторно сказала: — Простите, можно войти? Ответом стал смех одноклассников, ибо учителя на месте ещё не было. Появился он лишь пять минут спустя, шагая тихо, но громко хлопая дверью. — Сядьте, — произнёс он, даже не глядя в нашу сторону. Но я, посмотрев на него, застыла. Что я говорила о несчастьях на целый день? Чёрт! Мой мозг, на самом деле, отказывался принимать ту информацию, что человек, которому я нагрубила в метро — мой новый учитель. Да, те же серые глаза, те же выступающие скулы, тот же прямой нос и, без сомнений, та же лёгкая ухмылка. Однако, как?! — У него такой приятный голос, — шепнула мне на ухо Лера. Мы с ней сидели за второй партой перед учительским столом, откуда вид открывался более, чем хороший, так как за первой партой сидела одна Марина, у которой рост был ещё ниже моих ста шестидесяти двух. — Меня зовут Владислав Алексевич. — Алексеевич? — переспросил Дима с задней парты, думая, наверное, что не расслышал. — Я же сказал, что Алексевич, — закатил глаза математик. Он подошёл к своему столу, но вместо того, чтобы расположиться на стуле, он сел на самый краешек парты, опираясь об неё руками. Голос был действительно приятный. Как, в принципе, и его внешность. Оглядевшись, я поняла, что все (и не только женская половина класса) разглядывали его, как восьмое чудо света. Взъерошив пятернёй тёмные волосы, Владислав Алексевич продолжил: — В общем, мне достались вы, так что будьте весь год паиньками. Поняли? — Все закивали. — А сейчас наскоро проведём перекличку. Где журнал? — А вопросы можно? — вытянула руку Полина. Нет у нас, пожалуй, человека настолько же любопытного, как она. Юркая и всегда весёлая Полина была самым активным человеком в классе, и порой казалось, что нас — девятнадцать человек — скрепляет именно она. — Вот если проверочную хорошо напишете и тему быстро закрепите — можно. А пока доставайте листки. Кто староста? — Вот оно — бремя старосты. Как бы ты ни старалась сидеть и не высовываться, тебя всё равно заметят. — Я, — ответила я, поднимаясь с места. Надеясь, что он меня не вспомнит, я старалась не поднимать на него взгляда. — Ты в журнале тоже как «Я» записана? — спросил он, а по классу пробежала волна смешков. Не то, чтобы меня это задело, но было несколько неприятно. Сама того не заметив, я начала хрустеть костяшками правой руки — ещё одна привычка. — Записана как Райн, — я сделала глубокий вдох, желая успокоиться. Владислав Алексевич, вопреки моим надеждам, пристально смотрел на меня несколько секунд. Всё-таки посмотрев в ответ, я поняла, что он меня вспомнил. — Когда не краснеешь, выглядишь даже по-человечески, — усмехнулся он. — Анастасия, верно? — Сначала я удивилась, откуда он знает моё имя, ведь в журнал-то он не заглянул, но потом одёрнула сама себя за глупость. Ольга Дмитриевна ведь говорила, что предупредила обо мне нового математика. — Верно. И я всегда выгляжу по-человечески, — нахмурилась я. Какое он вообще имеет право со мной так разговаривать? — Ну-ну. Ладно, я предпочитаю с малолетними не спорить. Иди сюда, Райн, — сказал он, легонько хлопая по первой парте. Взгляд его не предвещал ничего хорошего. Спросить зачем я почему-то побоялась. Молча взяла свои вещи и пересела. — Рано тебе садиться, Райн. Раздай самостоятельные, — ухмыльнулся он, протягивая мне стопу листочков. Я была почти уверена, что слышала несколько девчачьих вздохов. Одноклассницы всё так же продолжали пожирать его взглядом, чего Владислав Алексевич, видимо, никак не смущался. — Только себе не клади. Тебе дам другое, раз в олимпиаде участвовать хочешь. Потом, будь добра, вытри доску. — Какой-то идиот догадался расписать доску поздравлениями и карикатурами на тему Первого сентября. Когда я, закончив с доской, вернулась за первую парту, мои одноклассники уже вовсю решали задачи. Судя по листку Марины, заданий у них было шесть. На моём листке — десять, причём пара из них требуют двух вариантов решения. «Глаза боятся, руки делают» напомнила я себе и принялась за решение. Когда до звонка осталось пять минут, Владислав Алексевич объявил: — Время окончено. Райн, собери листы. — Я не успела закончить всё, — сказала я, торопясь, как могла. — Вина твоя. Собери листы, Райн! — Владислав Алексевич, несправедливо же немного. Она же доску мыла, — вступился за меня Олег. Я часто помогала ему с физикой, а он в ответ иногда за меня заступался. — Прости, я забыл, как тебя зовут? — вкрадчиво спросил математик, что ничего хорошего обещать не могло. — Олег Смирнов. — «Смирнов, Смирнов. — Я мысленно покачала головой. — Не рой себе яму, Смирнов» — подумала я, виновато глядя на одноклассника. — Ты молодец, что за девушек вступаешься, Смирнов. Теперь можешь всегда мыть доску за всех них. — Олег сразу сник, отчего чувство вины лишь усилилось. — Но от уборок класса ты теперь освобождаешься, — добавил новый учитель. А Смирнов недоверчиво взглянул на него, а потом, улыбнувшись, сказал: — Спасибо. Уборка класса — дело невероятно долгое и мучительное, ибо в школе полно дорогой техники с кучей кнопок, каждую из которых нужно отдельно и аккуратно вытирать. А доска — дело пятиминутное. — Райн! — И снова мужчина взглянул на меня. Поставив последний знак, я встала и пошла вдоль рядов, собирая протянутые мне бумажки. Все сдали быстро, кроме Наташи, весь урок бросавшей, буквально, голодные взгляды на нового математика. — Наташ, — позвала я, но девушка лишь цыкнула. Я решила пока собрать у остальных, но и на втором круге одноклассница с листочком не рассталась. — Не виси над душой, отойди! — сказала она. — Райн! Ты чего копошишься? Не тяни урок. — Да не я это! — воскликнула я, уже сожалея о своих словах. Переводить стрелки на других, даже если заслуженно — низко. А особенно — подставлять своих одноклассников. По крайней мере, такой закон был в нашем классе. — Литвинова, подойдёшь и допишешь позже, — вздохнул учитель. А Наташа, хмыкнув, тут же просветлела. Она явно наслаждалась перспективой остаться наедине с ним после уроков. — Спасибо, Владислав Алексевич, вы такой добрый, — пролепетала она. Литвинову глупой никак не назовёшь, но порой она слишком легкомысленна или стервозна, что многих раздражало. У нас в классе ссор почти не бывает, зато время от времени можно услышать унижения, и зачастую они слетают с слишком неестественно красных губ Наташи. — Просто сдай чёртову работу. А ты, Марина, да? Держи, раздай домашнее задание на повторение. В течении недели сдайте мне хотя бы десять из них. Райн? — Да? — вяло откликнулась я, уже зная, что он скажет. — Ты выполнишь все. — Да я Ванга! — Разумеется, — прошептала я. Оказалось, задачки были лёгкими, и сделать их можно было и за час. Решив не терять драгоценное время дома, я решила сделать их во время перемены, пока остальные одноклассники вышли в коридор или на улицу, благо погода просветлилась да перемена долгая. Осталась в классе ещё и Наташа. — Владислав Алексевич, а во сколько вам будет удобно, чтобы я пришла? — спросила она, подходя очень близко к нему. — Литвинова, приходи когда захочешь, — улыбнулся он, а одноклассница засияла пуще прежнего. — Меня всё равно не будет. Ты просто придёшь и посидишь, пока технички моют полы. Ты главное их не задерживай. Да и иди, проветрись немного, новый материал желательно на свежую голову принимать. У Литвиновой вид был такой, словно она проглотила чашку живых пауков. — Как скажете, — натянуто улыбнулась она и, развернувшись на каблуках, громко зашагала к выходу. — Райн, закрой дверь, — устало бросил Владислав Алексевич, поднимаясь со своего стола. Решив не спорить с ним, я закрыла дверь, хотя и то, что я остаюсь с ним наедине меня немного пугало. Тем временем, учитель подошёл достал из своего портфеля пачку сигарет и открыл окно. — Здесь нельзя, — заметила я, однако на место вернулась. — Я думал, что это я должен тебя учить. Так что, может, помолчишь? — Так и учили бы лучше. — Я всё же надеялась, что математик вернёт пачку обратно, но тот только вытащил из неё сигарету. — У Дениса аллергия на дым или его запах, — сказала я, решив, что мужчину иначе не переубедить. Из-за Дениса мы никогда не жжём во время походов костры, зато всё время купаемся или играем в активные игры. — С ума сойти можно с того, какие вы проблемные, — снова тяжело вздохнул Владислав Алексевич. — Ну, вы тоже не подарок, — пробурчала я себе под нос, но он услышал и даже улыбнулся. — Даже не представляешь, насколько ты права, Райн. Вот только лучшего вы вряд ли дождётесь. — Уже дождались, только вот вы пришли и заняли её место. — Дурная у тебя привычка, да? Говорить, а потом думать. — Увидев недоумение у меня на лице, он добавил: — А может, потом тоже не думать. Отучайся от неё, что ли. — Вам-то что до моих привычек? — спросила, чуть прищурив глаза. Чего он вообще до меня лезет? — Ты просила учить — я и учу. — Пф, вы бы сначала свои привычки бросили. — Я кивнула в сторону пачки сигарет, которую он всё ещё держал в руках. — От полезных привычек отказываться нельзя. — С каких пор эта — полезная? — Как может учитель вообще говорить подобное? — Когда кто-нибудь бульдозером пройдётся по твоей душе, ты поймёшь. А пока, ребёнок, никому не говори ничего. — С чего бы мне… — начала я, однако он тут же перебил. — А ты чего Райн? Немка? — А вы чего Алексевич? Родители в детстве на радостях ещё одну буковку забыли приписать, когда свидетельство о рождении получали? — ответила я тем же саркастическим тоном, что и он пару мгновений назад. Однако, его веселье вдруг сменилось злостью, и эта перемена была настолько резкой и глаза его загорелись настолько яростно, что я, как-то инстинктивно, отшатнулась. — Лучше молчи на уроке, Анастасия, и не попадайся на глаза. Уже можешь вернуться на вторую парту или забейся снова в уголок, мне всё равно. Но с первой, для себя же, свали. — Не столько сказав, сколько процедив это, математик вышел из класса. Пачку он из рук так и не выпустил. А я не решила ни единой задачи. Звонок прозвенел, все вернулись на свои места, и только учительский стул пустовал. — А где Владислав Алексевич? — начали спрашивать друг друга одноклассники. — Ась, ты же здесь была, — обратилась ко мне Лера, а остальные тут же подхватили. — Куда он делся-то? — Я… Я не знаю. — Я ведь действительно не знала где. Только что делает. — Я видел, как он за школу шёл, — сказал Артём, который сам частенько коротал там длинные перемены. Скоро вернётся, наверное. И именно в этот момент он зашёл. Снова громко хлопая дверью. — Хватит шептаться, оболтусы. Тетради откройте, тему новую начнём, — сказал он. Злым он не выглядел. Снова лишь чуток самоуверенным. Взглянув на меня, всё ещё сидевшую за первой партой, он еле заметно сморщился, но ничего не сказал. За весь урок я больше не разу не услышала свою фамилию. Да и вообще он ни к кому не придирался. Самым большим удивлением стало то, что тему он объяснил настолько понятно, что даже ученикам, которые в математике никогда особо не разбирались, было ясно. Не будь первого урока и перемены, да и встречи в метро тоже, я бы решила, что он — классный преподаватель. Но всё было и всё осталось в памяти, так что… Ну, не судьба. — Вопросы есть у кого-нибудь? — спросил Владислав Алексевич, после того, как мы разобрали последнюю задачу. — Это всё? — спросила Полина. — Да. — Вы обещали, что мы потом сможем поспрашивать о вас. Если закончим рано. А у нас ещё пятнадцать минут. Можно? — она так округлила глаза, что всем стало весело. — Можно, Звянцева. Класс тут же воодушевился, а на математика посыпался шквал вопросов. — А сколько вам лет? — А вы женаты? — Нет? А девушка есть? — Нет? А как же так? — А сколько вам лет? — Вы такой молодой и крутой. Можно к вам на «ты» обращаться? О, а ещё по имени?! — А где вы учились? — А как тут всё раньше было? — А таланты у вас есть? Оказалось что абсолютно свободный двадцатисемилетний Владислав, который учился в Канаде и умеет играть на гитаре, считает, что наш лицей совсем не изменился. — А вы сыграете нам? — спросила Таня с надеждой. Сама она музыку обожала, а её парень был музыкантом в местной рок-группе. — Мне только этого в школе не хватало, — рассмеялся Владислав (трудно не приставить к нему Алексевич, однако). — А знаете, — вдруг заговорила я, хотя должна была не высовываться весь урок. Он обернулся на меня, и доля смешинок в глазах пропала. — Мы на осенних каникулах классом выбираемся на природу, если не бывает слишком холодно. Это ведь не в школе. Если наш классный руководитель согласится, конечно. — А кто у вас классный? — Геннадий Сергеевич. — И снова математик чуть поморщился, а взгляд его будто говорил: «Ну я же просил». Я немного смутилась, но, в конце концов, он тоже ко мне не по-хорошему относился, так что сам виноват. Тем более, я ничего такого не говорила. Пусть со своими заскоками разбирается сам. — Вряд ли мы вместе выберемся, народ, — сказал Владислав. Он заглянул в телефон и, увидев время, поднялся со стула. — Можете собираться, но выходите только со звонком. Эй, на задней парте, ты меня слышишь? — Прозвенел звонок и он махнул нам, добавив: — Всё, проваливайте. Литвинова, придёшь сюда и допишешь работу после уроков или во время обеденной перемены. Анастасия! — Я замерла, услышав своё имя, которое из его уст звучало как-то странно. И явно не в плохую сторону. Вспомнились Лерины слова об его приятном голосе. — Да? — Зайди ко мне после уроков. Я буду на первом сидеть. Вот теперь мне стало немного страшно. С чего бы это ему меня приглашать? Вот дура я, надо было отсесть назад и молчать, так нет же. Сидела прям перед ним и глаза мозолила. Все оставшиеся пять уроков я так и провела — раздумывая, что же меня ждёт. — Ты чего такая нервная немного? — спросила меня Лера во время последней пары биологии. — Что? Да нет, всё в порядке. — Переспрашивать одноклассница не стала, но иногда тревожно косилась в мою сторону. Когда последний урок закончился, собиралась я чертовски медленно, а в кабинет к математику и вовсе шла как черепаха. Но, пусть и поздно, я всё-таки дошла. — Ну и чего ты так медленно плетёшься? — спросил Владислав, когда я постучалась и вошла. Этот кабинет, как и некоторые другие, за лето обновили. Теперь шкафов стало меньше, появилась новая проекторная доска и на окна повесили нормальные плотные шторы, которые сейчас все были задёрнуты. — Не плетусь, а иду, — пробурчала я. — Вы что-то хотели? — Скорее, это ты хотела. Да не стой у двери, войди в класс, я не кусаюсь! — В его словах я сильно сомневалась, но в класс вошла. — Сядь на стул, Анастасия, тебя всему учить что ли? Я села, но совсем на краешек и так, чтобы в любой момент можно было легко встать и уйти. А он в это время уставился в свой ноутбук. — Я Ася, — в конце концов сказала я. Он ничего не ответил, но протянул мне лист А4. Он был своего рода анкетой. Нужно было вписать имя, телефон, электронную почту и имя классного руководителя, его телефон и кабинет. — Ты действительно хочешь участвовать в олимпиаде? — спросил он, пока я писала. — Хочу. Если вам хлопотно меня готовить, то… — Не в этом дело. Ты просто потом не соскочи. Я не хочу трудится на ветер и мне нужны будут результаты. — Я понимаю, — ответила я. — Я не знаю номера Геннадия Сергеевича. Можно будет позже написать? — Можно. Свой только напиши. И почту электронную обязательно. — Хорошо. — В какие дни ты свободна? — Вторник, среда и суббота. — Ну уж нет, в субботу работать поверх меры — уже слишком. Я не Тереза. Что у тебя в пятницу? — Дополнительные по истории, но, возможно, в этом семестре их не будет. Я скажу завтра, если что. — Если что, по субботам я буду скидывать тебе задания, а ты спросишь по почте что тебе непонятно. — Он встал из-за своего места и подошёл ко мне. — Ну и мелкий же у тебя почерк. Кто мне лупу подарит, чтобы я разобрал это? — За что, за что, а за почерк мне было обидно. Мама тратила много времени на то, чтобы научить меня красиво писать, и раньше никто не жаловался. — Вы в кромешной тьме сидеть перестаньте, вот и разберёте, — огрызнулась я, сама от себя такого не ожидая. Обычно я не имею привычки дерзить учителям. С другой стороны, раньше у меня и не было таких преподавателей. — Ох и длинный же у тебя язык, Анастасия. — Ася, — исправила я, проглотив остальные слова, которые так и хотелось высказать. Приказав себе оставаться спокойной, я снова хрустнула костяшками пару раз. — Что-то слишком коротко для тебя, — усмехнулся он. — И давай уже быстрей, мне домой хочется. Черкнув ещё пару слов, я протянула ему лист. На то, чтобы собрать вещи и покинуть кабинет, мне потребовалось меньше минуты. На ходу достав телефон и наушники, я поспешила домой, надеясь, что успею сесть на метро раньше, чем Владислав Алексевич выйдет из школы. Снова ехать с ним в одном вагоне не хотелось. Что бы там ни говорили некоторые, громкая музыка прекрасно успокаивает. Человек волнуется из-за своих мыслей, они его слишком нервируют и это вызывает плохое настроение. Музыка же мысли заглушает, перекрикивая их. Нет мыслей — нет волнений. Поэтому я и включила тогда песню так громко. Настолько громко, что, идя по тротуару, я даже не услышала едущий прямо на меня велосипед. «Больно» — только и успела я подумать.