Wish we could turn back time.

There's nothing that I'd take back, But it's hard to say there's nothing I regret... (Silhouettes - Of Monsters And Men) /Нет ничего, что я хотел бы возвратить, Но и сложно сказать, что я ни о чем не жалею.../ * Дэнни перегорает, он устает и выглядит измотанным. Он почти не интересуется группой и на автопилоте отбывает повинность на репетициях. Он не спрашивает больше, когда у них очередное турне, или где они будут выступать сегодня. Его не вдохновляют стихи Бена и музыка. Он может только глушить стопку за стопкой после концерта и таращиться в пустоту отсутствующим взглядом. «Александрия» становится для него невыносимой ношей, которую он тянет на автомате. Бен и остальные уже устали выбивать из Уорснопа эмоции и настраивать его на концерт, поэтому Брюс почти не удивляется, когда к нему подходит клавишник одной из многочисленных групп, присутствующих на концерте, и интересуется, кинув взгляд на спящего в наушниках Дэнни: - У Уорснопа все нормально? Он в последнее время… – парень замолкает и разводит руками, как бы показывая, что он не знает, как назвать состояние вокалиста. Потом задумывается на секунду и осторожно заканчивает, – … какой-то странный. Бен напрягается внутри, готовый отстаивать честь своего друга, и фальшиво улыбается: - Все просто отлично. Небольшая усталость. Мы много репетировали последнее время. Когда с тем же вопросом подходит Маркус Розелл**, Бен готов выть и бросаться на стены. С Розеллом ложь не прокатит, он сразу просечет, что Брюс обманывает. Проницательный сученок. Маркус пристально смотрит Бену в глаза и ждет ответа. Бен натянуто пытается заверить, что у них все хорошо, нет-нет, никаких буч в группе не происходит, да-да, они все те же веселые и довольные своей долей ребята. Маркус хлопает приятеля по плечу: - Мне кажется, надо вам передохнуть, иначе Дэнни просто сорвет башню. Это я по своему опыту говорю, мы это проходили, – барабанщик тяжело вздыхает. - И что случилось? – безнадежно интересуется Бен. - Про нашу ситуацию вспоминать не хочу, а вы вполне можете потерять вокалиста, – виновато произносит Маркус, как будто ему стыдно быть вестником дурных новостей. Но на самом деле, он только озвучивает ту мысль, которая бесконечно крутиться в голове Брюса. – Конечно, вполне возможно, что я сгущаю краски и ошибаюсь, - тут же добавляет Розелл. - Надеюсь, – сглатывая тугой комок, бормочет Бен, высматривая в толпе Дэнни. - В любом случае, не парься, - мягко уговаривает ударник. – Все наладится, дай ему немного времени. Возможно, все могло бы наладиться, только вот люди не переставали задавать один и тот же вопрос и почему-то именно Бену. На Уорснопа смотрели с каким-то легким разочарованием, смешанным с пониманием и жалостью. А Дэнни сторонился Брюса в последнее время, не шел ни на какой контакт и не хотел ничего объяснять, гитарист очень надеялся, что этот концерт сможет что-то изменить, вернуть вокалиста в пучину творчества. Но рыжий с каждой секундой становился все угрюмее и с откровенным безразличием слушал слова восхищения от более молодых групп и слова поддержки знакомых. Единственным человеком, при появлении которого Дэнни немного оживился, стал Маркус, который потрепал Уорснопа по рыжим вихрам и крепко обнял. Они долго что-то перетирали, покуривая в стороне от всех. Бен смотрел на это с раздражением. Ему было обидно, что вокалист так охотно болтает с кем-то и игнорирует любую его попытку вывести друга на контакт. Выступали они халтурно, если не сказать, бездарно. От Дэнни исходило столько же энергетики, столько исходит от трупа таракана, он монотонно бубнил что-то в микрофон, даже не совершая свои обычные проходы по сцене. Бен пытался хоть как-то исправить ситуацию, но от него совсем мало зависело, зато Кэмерон и Джеймс кидали на него многозначительные, недовольные взгляды, которые Брюс старался не замечать. Они больше остальных возмущались поведением Уорснопа и его таким наплевательским в последнее время отношением ко всему, в особенности к самому Бену и его желанию вытащит Дэнни из болота, в котором последний прибывал. Сэм вообще отключился, видимо, потому, что стоял ближе всех к вокалисту, и тот заразил его «сонной лихорадкой». Бен попытался встряхнуть хотя бы гитариста и легонько толкнул его плечом. Бэттли только криво улыбнулся и опять уставился в пол. После того, как они доиграли последнюю песню, в зале на секунду повисло молчание, а потом раздалось несколько неуверенных хлопков, которые подхватили остальные. Но над толпой все равно висела тяжелая, почти ощутимая туча непонимания и недовольства. Дэнни облегченно выдохнул и первый ушел со сцены. А Бен, пока снимал гитару и на ватных ногах плелся за вокалистом, просто кожей ощущал тысячи прожигающих взглядов удивленных фанатов. В уголке, выделенном им, куда благополучно были свалены чехлы от гитар, куртки, рюкзаки и прочие необходимые вещи, уже громко ругались Кэм и Джеймс. Кэмерон на одной, высокой ноте материл Дэнни, этот концерт, Бена и всю ситуацию в целом, а Джеймс прямо в лицо Уорснопу орал, что рыжий ведет себя, как последний сукин сын и блядский ушлепок. Дэниел спокойно курил с отсутствующим выражением лица. Сэм мялся рядом, покусывая ворот футболки. На вопли гитариста и барабанщика уже начали оборачиваться люди. Брюс быстро пошел к ним, чувствуя, как внутри все горит от стыда: - Что здесь происходит? Хватит орать, Джей! – одернул он Касселлса, положив руку ему на плечо. - Да пошел ты, Бен! Этот уебок даже не реагирует! «Нет, нужно подождать. Дэнни просто устал!», - передразнил он Брюса. – Носишься с ним, как курица-наседка! А он творит всякую хуйню! Мы сейчас завалили концерт, завалили, Брюс! Ты, блядь, их лица видел?! – Джеймс стряхнул его ладонь и слегка оттолкнул Бена. Остальное случилось слишком быстро и для Брюса слилось в одно красочное месиво: Дэнни медленно вынул сигарету и бросил себе под ноги, а потом молча врезал Джеймсу, который продолжал орать на Бена, прямо в скулу кулаком. Касселлс на секунду замер, опешив, а потом с яростью бросился на вокалиста. Все действо происходило молча, поэтому сперва никто ничего понять не успел, потом на Джеймсе повис Кэмерон, стараясь оттянуть друга от рыжего, а Сэм мертвой хваткой вцепился в толстовку Уорснопа. Бен так и стоял, широко открыв глаза и не веря в происходящее. Да, он, конечно, чувствовал, что недовольство в группе нарастает, но никогда бы не подумал, что его дружная компания может драться с таким ожесточением. Когда вокалиста и барабанщика удалось растащить, взору собравшихся зрителей открылась прекрасная картина: Касселлс утирал тыльной стороной кровь из разбитого носа, а у Дэнни под глазом наливался синяк, в точности повторяющий формой правый кулак Джеймса. - Мудак ебанутый, - шипел Касселлс, растирая крупные алые капли, пока стоявший рядом Кэмерон искал платок в своем бездонном рюкзаке. – Психопат и кретин! - Еще раз тронешь Брюса или пасть на него откроешь, я тебя твоими же палочками выебу, - бесстрастно отозвался Дэнни и вырвал у какого-то мальчишки, стоявшего рядом, бутылку с водой, сделал несколько больших глотков и, благодарно кивнув, вернул бутылку. Потом подхватил свой рюкзак и решительно направился к выходу. Проходя мимо Бена, он быстро провел ладонью по его плечу и подмигнул уже заплывающим глазом: - Не дрейф, Бенни. Гитарист был слишком обескуражен, чтобы хоть что-то сказать. Он молча стоял и смотрел в спину удаляющемуся Уорснопу. Почему-то ему казалось, что начало конца положено, и обратного пути тут не предусматривалось. Из ступора его вывел Сэм, толкнувший его в плечо и протягивающий Бену куртку и рюкзак. Брюс подхватил свои вещи и последовал за остальными уходящими участниками группы. К выходу они шли в густой и душащей тишине под пристальными взглядами невольных зрителей их конфликта. Маркус, стоящий в толпе, грустно покачал головой и слабо улыбнулся Бенджамину. Так отвратительно Бен себя еще никогда в жизни не чувствовал. *** Дэниел пропал на неделю, но Бен не решался ему позвонить. Насколько он знал, только Сэм попытался однажды связаться с Уорснопом, но получил весьма резкие и грубые пожелания, куда ему следует сходить. На не в меру нервного ( а также впечатлительного и обожающего Дэнни) Бэттли эти слова произвели весьма гнетущее впечатление, которым он поспешил поделиться с остальными. Брюс про себя проклинал его и умолял замолчать, пока Сэм в красках описывал им разговор с рыжим. Глаза Джеймса наливались яростью, и он почти ежесекундно касался пальцами гематомы на переносице, которой его наградил вокалист. Кэмерон только недовольно закатывал глаза. Когда Сэм закончил свою красочную речь и тяжело вздохнул, Касселлс решительно посмотрел на Брюса: - Как хочешь, Бен, но если этот кретин не одумается до вечера воскресенья, я возьму биту и разъебу его самодовольную рожу в кашу. - Ладно, - гитарист трет лоб ладонью, боясь вызвать еще большее недовольство барабанщика. – Да, я поговорю с ним. Когда они расходятся, Брюс чувствует, как вязкое оцепенение, которому он не может противостоять, охватывает все его тело. Парни не смотрят друг на друга, и слова прощания звучат с нескрываемым облегчением. Джеймс и Кэмерон уходят вместе. Сэм замирает рядом с Бенджамином и смотрит вслед друзьям. - Я надеюсь, он передумает, - тихо говорит он, не поднимая на Бена глаза. – Не хочу, чтобы мы вот так вот разругались. - Я тоже, - отвечает Брюс на оба замечания друга. – Я сегодня же с ним поговорю. Бэттли кивает и разворачивается к своей машине. Парень предлагает довести Бена, но тот отказывается. Ему слишком о многом нужно подумать. Он идет пешком до своего дома все десять кварталов, составляя в уме список всего того, что может заставить Уорснопа вернуться к делу их жизней. Он несколько раз достает телефон, набирает номер рыжего, чтобы договориться с ним о встрече, но в последний момент отключается. Жаль, что Саманта уехала на свадьбу к дальней родственнице, она обязательно бы помогла Бену найти слова и решиться на серьезный разговор. Но когда Брюс доходит до своего дома, он уже жалеет, что не позвонил Уорснопу, тогда присутствие рыжего на его крыльце не стало бы для Бенджамина таким потрясением. Бен замирает с полуопущенной рукой, сжимающей телефон, которую он не успел опустить после очередной бесплодной попытки позвонить другу, и с подозрением рассматривает Дэниела. Тот сидит в одной из своих черных кожаных курток, рыжие волосы растрепаны, вокалист еще зачем-то нацепил на себя очки, хотя на улице еще день. Вся его поза источает спокойствие и уверенность в себе, но Бенджамин слишком давно знает этого парня, чтобы не увидеть, как тот напряжен. Заметив Бена, Уорсноп приветственно поднимает бумажный пакет, помятый по форме бутылки. Гитарист машет ладонью в ответ и медленно тащится к своему дому. «Алкоголь – это то, что помогает тебе расслабиться при любых обстоятельствах, а мне начать соглашаться с любым твоим словом. Ну что ж, сыграем по твоим правилам, Дэнни». Каждый шаг дается Бену с превеликим трудом, но ему все же удается достичь крыльца. Тут же рыжий сжимает его в медвежьих объятиях: - Такое ощущение, что я тебя лет сто не видел, - довольно бормочет он куда-то в шею Бенджамина. – Я принес хорошего вина к ужину. Чувак, ты что-то слишком всхуднул. - Ты принес вина? – недоверчиво переспрашивает Брюс, игнорируя последнее замечание. - Ладно-ладно, я принес вискарик, - Дэниел смеется и достает ключи из заднего кармана джинсов гитариста. – Давай шустрее, я жрать хочу безумно. Бен идет следом за рыжим на кухню и присаживается на стул, пока Уорсноп собственнически роется в его холодильнике, напевая какую-то песенку. Он рассматривает Дэнни и пытается понять, что такого могло случиться, что полуживой в последнее время вокалист скачет теперь перед ним с довольной рожицей, кидается шутками и ловко накрывает скудный, холостяцкий стол. Сыр, криво порезанные яблоки и киви, полуфабрикатная пицца явно не самая лучшая закуска к виски, но Дэниел никогда особо не разбирался, какой алкоголь подо что нужно пить. Просто заливал в себя все подряд, закусывая какой-нибудь дрянью. Вот и теперь, вместо красивых фужеров для виски, Уорсноп достает две кружки и с грохотом ставит их на стол. Бен мимоходом замечает, что Дэнни не снял очки: - Тебе не темно? – интересуется он у вокалиста. Рыжий смотрит на него удивленно, а потом на его лице проскальзывает тень догадки, и он быстро стаскивает с себя окуляры. Тут даже слепой заметил бы темные круги под глазами парня. Точно также было, когда Дэнни подсел на наркотики. Бен с трудом сглатывает. Уорсноп с огорчением смотрит на него: - Вот поэтому я и не хотел их снимать! Знал, что у тебя будет именно такое выражение лица! Бен, все нормально, я просто очень давно не спал больше… часов трех в сутки, наверное… - И чем же ты таким занимался?! – чуть дрожащим голосом интересуется Брюс, которому ужасно хочется поверить другу. Дэнни опускает глаза и с преувеличенным интересом ковыряет отходящую кожу на куртке. Тут же звякает сигнал микроволновки, и Уорсноп облегченно улыбается, опять заводя «песню» о том, какой он голодный, и что Бену, скорее всего, достанется всего кусочек пиццы. Гитарист с раздражением наблюдает за теперь уже слишком неуклюжим вокалистом – Дэнни совершенно не умеет скрывать что-то. Только не от Бенджамина. Уорсноп скидывает пиццу на тарелку, неаккуратно ее разрезает и с мастерством опытного алкоголика разливает виски по кружкам. Дэниел успевает осушить две полные тары и сжевать половину пиццы и яблок, когда Бен решительно отодвигает бутылку и свою почти полную кружку. Уорсноп тяжело сглатывает и с надеждой смотрит на друга, но Брюс чувствует, что сейчас просто разобьет бутылку с алкоголем об голову вокалиста. - Дэнни, ты ничего не хочешь мне объяснить? – прямо спрашивает хозяин дома, пристально заглядывая другу в глаза. - Хочу, но… На это сложно решиться, понимаешь ли… - рыжий отворачивается и смотрит в окно. – Мне нужно чуть больше храбрости, так что, будь добр, верни бутылку. - Получишь ее только после того, как все расскажешь, – категорично отзывается гитарист. - Тебе это не понравится, – вздыхает Дэнни. Бен не может поверить своим ушам. Он слышал отчаяние в голосе друга? Отчаяние в голосе Уорснопа, серьезно? Может, кто-то крутанул планету в другую сторону, а Бену просто забыли рассказать? - Не тяни кота за яйца, – рычит Брюс, хотя он почти уверен, что не хочет слышать то, что сейчас скажет ему рыжий. - Я больше не вокалист «Александрии», - голос у Дэнни очень тихий, но для Бена он звучит как гребаный взрыв, как звуки лавины или извержения, оглушая его, разрывая барабанные перепонки и все внутренности черепной коробки. - Плохая шутка, Уорсноп, очень плохая, прямо таки самая твоя неудачная, - нервно посмеиваясь, хрипло бормочет Брюс и делает большой глоток из своей кружки. В голове бьет набат, мешая соображать. Горло и желудок начинают гореть, когда жидкость попадает внутрь его тела. Дэнни смотрит на него пристально, ожидая, пока гитарист осознает, что все сказанное ранее, является правдой. Бен отставляет кружку, все еще посмеиваясь. Только теперь смех перерастает в истерический хохот, от которого Бенджамина трясет. Рыжий встает, медленно подходит к другу и присаживается перед ним на колени, с тревогой заглядывая в глаза. Смех Брюса больше напоминает рыдания, он растирает ладонями выступающие слезы и не может заставить себя остановиться. Дэниел осторожно касается его колена: - Бенни? - То есть серьезно? Ты уходишь? – икая от подступающей второй волны истерического смеха, интересуется Брюс. – Бросаешь «Александрию»? Меня бросаешь? Бен чувствует, что сейчас начнет рыдать или набросится на Уорснопа и задушит его. Внутри какой-то бардак: то ли кипит запредельная ярость и злость, паника и отчаяние, то ли все замерло от осознания своей беспомощности. Кому, как не Бену знать, что если Уорсноп что-то задумал, то он обязательно это сделает. Но бросить их группу, их детище, которое они вытягивали за уши из передряг, которое оберегали и считали самым важным, что есть в их жизнях? Дэнни бы не смог так поступить. - Это же наша «Александрия», - слабо шепчет Бен, перестав смеяться и теперь просто утирая мокрые щеки. Как будто это может что-то изменить… Рыжий прикрывает глаза и утыкается гитаристу в колени лбом. Только они называли группу не «Асками», а «Александрией», как живого человека. По сути, ведь для них это и был живой организм, хрупкий и нуждающийся в защите. И теперь он вынужден сказать Бену, что бросает все. Он чувствует себя редкостным поддонком, который словно своего родного ребенка оставляет и взваливает заботу о нем на плечи второго родителя. А этот «второй» слишком слабый, чтобы нести всю тяжесть ответственности на себе. Дэнни поднимает глаза на друга и берет его за руку: - Дай мне объяснить, - мягко просит он. Бен отворачивается, чтобы вокалист не заметил сорвавшуюся с ресницы слезинку, которую Брюс просто не успел вытереть. - Просто скажи, что ты разыграл меня, - хрипло просит он и тянется к своей кружке. - Бен, ты же сам видишь, что я просто не могу больше ничего дать группе. Совсем, - рыжий закусывает нижнюю губу, подбирая слова. – Я тяну вас вниз, когда вы могли бы взлететь и покорять все новые горизонты. Я просто пройденный этап. Мне нужно начать что-то новое, иначе я так и не смогу развиваться. И вы не сможете. Ты знаешь это, Бен… - Нет… - Да. И Джеймс это знает, и Кэм тоже. И ты. Только они не бояться сказать об этом вслух, а ты боишься. Боишься, что один не справишься. Но ты справишься, - Дэнни сжимает руку Бена и двигается к нему ближе. – Все будет хорошо. Ты самый крутой, Брюс, клянусь тебе, ты самый талантливый чувак, которого я знаю, талантливее их всех. Ты создатель «Александрии», и ты должен идти дальше, понимаешь? И я тоже должен идти дальше, но уже своим путем. Я не хочу, чтобы из-за меня ты так и остался на этой ступени. Бен мотает головой и низко опускает голову, пряча лицо под волосами. Уорсноп почти уверен, что друг не хочет показывать ему свои слезы, и ему становится херово, так херово, как было только тогда, когда мама узнала про его проблемы с наркотиками и плакала, сидя рядом с ним в кабинете врача. Брюс никогда не плакал, а уж тем более из-за него. Дэниел никогда не делал Бену больно, это было второй самый большой страх Дэнни – разочаровать Брюса, который в него поверил когда-то и помог найти себя. Он, конечно, понимал, что гитарист обидится, когда узнает о его решении, но он представлял, как объяснит все другу, и тот примет его решение. Но Бен сидел перед ним, как неживой, даже не вырывая руки, и молчал. Таким его Дэнни видел всего пару раз: когда приболел его отец, пока они были в туре, и когда Саманта чуть не подала на развод из-за очередной их пьяной выходки. - Ты точно решил? – голос Бена звучит безжизненно. - Да, – сглатывая, отвечает рыжий. - Клянусь, Уорсноп, если ты сейчас скажешь, что уходишь, я тебя не приму обратно, ни через неделю, ни через месяц, ни через год, ни даже через сто лет, – Брюс дышит тяжело, словно каждое слово дается ему с большим усилием. Дэнни зажмуривается и прижимается щекой к коленям друга. Он знает, что со временем Бен простит его, может, он даже сможет когда-нибудь принять его обратно. Но Дэнни не вернется. Дэнни любит «Александрию» и поэтому должен дать ей новый глоток воздуха. Он и сам хочет выдохнуть и попытаться еще раз, не заставляя Бена разрываться между ним и остальными. Уорсноп давно понял, что Брюсу приходится ужасно тяжело, что парень обязан подстраиваться подо всех, а в первую очередь, он подстраивается под Дэнни, забывая о своих интересах, забывая о том, какой он хотел видеть «Александрию». Рыжий набирает в грудь побольше воздуха и отпускает холодную ладонь Бена. - Я ухожу, Бенни. Брюс так резко вскакивает, что Дэнни заваливается на бок. Он видит глаза Бена, в которых стоят слезы. И вдруг рыжий отчетливо понимает, что никакого прощения не будет, и мира между ними тоже не будет. Уорсноп только что благополучно похерил восемь лет крепкой дружбы и только что, может, разрушил жизнь своего самого близкого человека. У Бена на лице написана такая ненависть, что Дэнни уже не сомневается в том, что сейчас он сжег все мосты. Бутылка летит на стену как в замедленной съемке. Уорсноп видит, как она разлетается, и кристальные осколки рассыпаются дождем по всей кухне. Ему кажется, что они все застряли у него в груди, царапая легкие при каждом вдохе. За бутылкой летят кружки. Они еще не успевают достигнуть стены, когда Бен уже хватает стул и тоже расшибает его о стену. Всплеск ярости заканчивается также неожиданно. Брюс просто замирает возле обломков стула, покусывая указательный палец и покачиваясь из стороны в сторону. Глаза пустые совершенно. Дэнни подходит к нему и кладет руку ему на плечо. Кожа у Бена под футболкой просто ледяная. Он не реагирует на прикосновение, тогда рыжий бережно встряхивает друга: - Бенни?... - Уходи. - Послушай… - Уорсноп все еще надеется, что все образуется. Бен разворачивается к нему и с силой толкает в грудь: - Уходи, я сказал! Проваливай и не смей появляться здесь больше, слышишь?! Конченный сукин сын! Сбегаешь при первой же трудности! Кретин! Ненавижу тебя, Уорсноп! Ты самый хуевый человек, которого я знаю! Самовлюбленная и эгоистичная скотина! Дэнни поднимает руки, пытаясь что-то сказать. Но гитарист замечает на столе его очки и с силой кидает их в бывшего теперь вокалиста. Острая дужка царапает щеку, и Уорсноп чувствует, как проступает кровь, а кожу сильно жжет. Он даже не пытался увернуться. А теперь он не знает, от чего ему больнее: от слов друга или от кровоточащей ранки. Дэнни просто разворачивается и быстрым шагом уходит из кухни, пересекает холл и выскальзывает за дверь, прикрывая ее до щелчка замка. Парень быстро идет к остановке такси и садится в первую же машину. Только в салоне, заметив на себе удивленный взгляд водителя, он вспоминает, что не вытер кровь со щеки, и теперь та стекает за ворот куртки. Он утирает грязным рукавом темную дорожку и называет адрес ближайшего паба. Он не чувствует никакого освобождения, только невидимые обручи, сжимавшие грудь, сильнее впились в кожу. Человек, в чьей поддержке он так нуждался особенно сейчас, начиная все с нуля, теперь просто ненавидит его, и Дэнни ничего не может изменить. Он сказал все, что мог. Но оставаться в «Александрии» было бы ошибкой. И так как теперь все точно кончено, он прикидывает, с чего начнет завтрашний день. Но сначала нужно выпить. Очень много выпить. За этот вечер он не вспоминает ни разу разноцветные осколки на полу, которые так никто и не убрал. И он почти не думает о тощем парне, который сжавшись, сидит в темноте на диване, совершенно не представляя, что ему делать теперь и как найти смысл идти своим путем дальше.