Огонь семейного очага

Честно признаюсь – я понятия не имел, зачем Нико притащил нас с Аннабет на осмотр только что выстроенного домика для детей Аида. Вернее, насчет Аннабет-то всё было как раз понятно – кто лучше нее в Лагере разбирается в архитектуре, стилях разных эпох и прочих мудреных штуках, от которых у меня бывает одна головная боль? Из дочери Афины оценщик жилища, над которым Нико корпел весь остаток лета, в самом деле был хоть куда. Но я-то зачем ему понадобился? Нет, понятное дело, что из всего Лагеря он дружил-то в основном только с нами. Не то чтобы остальные ребята плохо к нему относились – после победы в битве на Манхеттене, где призванные им зомби как следует помяли Кроносовских чудищ, он мигом стал знаменитостью. Вот только Нико по-прежнему избегал чрезмерного внимания и появлялся большей частью на тренировках или на вечерней трапезе. А так либо наблюдал за строительством, распекая скелетов на чем свет стоит, либо пропадал в лесу. Мы с Аннабет – приятное исключение, с нами Нико иногда проводил время, хотя у меня создавалось впечатление, что даже при нас он оставался отстраненным и замкнутым в себе. Позовешь его на Лонг-Айлендский пляж прогуляться – шагает рядышком и даже перебрасывается с тобой словами, но будто его нет с тобой, он где-то далеко. Видимо, принадлежность к дому Аида намертво отпечаталась на нем. Порой мне было перед ним будто неудобно, и я совершенно не знал, как вести себя. Я хоть и полубог, сын Посейдона, но вовсе не опытный психолог. Да и какой психолог из шестнадцатилетнего парня, страдающего дислексией вкупе с гиперактивностью и дефицитом внимания? Я сам клад для любого психотерапевта. Но, возможно, именно для того, чтобы сделать Нико приятное, я согласился пойти посмотреть его домик. Ведь в коем-то веке не мы позвали его с собой, а он позвал нас. Редко когда он позволял кому-нибудь заглядывать себе в душу, а тут распахнул, считай, двери собственного дома. Но всё-таки я быстро понял, что показная вежливость до добра не доводит. Я решительно оторопел от того, что увидел, и даже не представлял, как на всё это реагировать. А вот Аннабет быстро села на любимого конька и принялась рассуждать об отражении в домике Аида, построенном по проекту Нико, древнегреческих и каких-то там еще (то ли египетских, то ли древнегерманских) погребальных обрядов. Посудите сами! Даже снаружи домик выглядел на особенно гостеприимно: стены из гладких обсидиановых плит, крыша – еще одна плита, чуть выступающая над дверью. От одного этого уже не чувствуешь себя в безопасности, входя внутрь. А ну как эта махина на тебя благополучно рухнет? Как будто предупреждая об опасности, над дверью висел громадный череп (не позавидовал бы я тому великану, которому он когда-то принадлежал). Он скалился, словно передавая сердечный привет от папани Нико: что, Перси Джексон, трижды убег из моего царства, думаешь, в следующий раз повезет тоже? А тут еще и висящие по бокам от двери факелы чадили каким-то зеленоватым дымом, отчего картина становилось и вовсе зловещей. – Пришлось оставить их только здесь, – сказал Нико, будто извиняясь. – Внутри они дымили так, что находиться там было вообще невозможно – ведь нет ни окон, ни трубы. Но я нашел отличное решение, как заменить факелы и создать… ну, как бы это сказать? – задумался он, подбирая подходящее слово. – Нужную атмосферу? – подсказала Аннабет. – Точно! – кивнул Нико. – Нужную атмосферу домика. Что-то мне не очень хотелось проверять, что там была за атмосфера. Но пришлось войти. И, сделав это, я понял – этот домик точно не перепутаешь ни с каким другим. И еще: худшего домика я в жизни не видел. Нет, я терпеть не мог розовые обои в домике детей Афродиты: сразу ощущение, будто ты переел чего-то сладкого. От аромата множества цветов, которые выращивали дочери Деметры, мне вечно хотелось чихать, хотя у меня сроду не было аллергии. Ходить по домику Гермеса было опасно для жизни: там всегда было полно народу, и на полу царил полный кавардак, а потому существовала нехилая вероятность запнуться о чью-нибудь раскладушку, брошенный мяч, коробку с каким-нибудь хламом – и отправиться на свидание с ближайшей тумбочкой, а то и со стеной. К тому же после визита туда ты мог недосчитаться каких-нибудь из своих вещей, потому что их одолжили твои дальние родственнички (разумеется, забыв спросить разрешения). В домике Гефеста мне было не по себе из-за разных механизмов, будто сканировавших посетителя с головы до ног и раздумывающих над тем, какой бы винтик в нем подкрутить. Про жилище Ареса я и вовсе не говорю – от громыхающей там порой музыки можно было оглохнуть. Пожалуй, более-менее нормально я ощущал себя, только входя под кров детей Аполлона или Афины. Ну и в своем собственном домике, само собой. Но то, что выстроили подопечные Нико, дало бы фору всем этим домикам, вместе взятым! Одна стена была оштукатурена и на ней красовались различные фрески, изображавшие разные части царства Аида. Я без труда узнал Поля Асфоделей и Поля Наказаний. Хорошо хоть про Элизиум Нико не забыл, но из-за полумрака, в который был погружен домик, и льющих какой-то зеленоватый свет кристаллов, которые были инкрустированы в стены, даже древнегреческий рай выглядел жутковато. Зато Аннабет сразу же оживилась и принялась оценивать работу художников. Нет, может, у меня и Рыбьи мозги, но у этой девчонки точно вместо головы какой-нибудь греческий толос с колоннами, выполненными в ионической стиле… Ого, неужели я запомнил какие-то из этих терминов? Немудрено, если слышишь их по десять раз на дню! Зеленоватые кристаллы, служащие светильниками внутри, показались мне подозрительно знакомыми. Что-то похожее я уже видел в одной из комнат во дворце Аида. М-да, кажется, Нико решил взять пару уроков у братьев Стоулл, сыновей Гермеса. Ох и влетит ему от папочки, когда он в следующий раз нанесет ему визит! И хорошо, если пропажу десятка кристаллов обнаружит именно властитель Царства Мертвых, а не его супруга. Помнится, отношения Нико с царицей Подземного мира и без того были весьма натянутыми – и это еще мягко сказано. Я отвернулся от фресок и принялся разглядывать остальные стены, оклеенные обоями. Нет, зря я ожидал здесь хоть какого-нибудь уюта! Темно-фиолетовые обои с черными узорами, походящими на извивающихся змей… Не хотел бы я оставаться здесь на ночь! На стене висел в красивых ножнах меч Нико из стигийской стали, презентованный, как я полагал, самим Аидом. Хотя нет, скорее переданный по его приказу – вряд ли он снизошел до сына сам. Меч был еще великоват для Нико, хотя в свои двенадцать паренек выглядел на четырнадцать. Но, как я успел заметить, сын Аида вполне неплохо управлялся со своим клинком, а в ближайшем будущем оружие должно было ему стать точно по руке. Скажем, я всё лучше и лучше владел моим Анаклузмусом, и мне даже казалось, что меч рос вместе со мной. Так, а что у нас с кроватью? Ух, к счастью, кровать оказалась самой обыкновенной! Даже плохо заправленной – куда хуже, нежели у меня. Хоть здесь Нико оставался нормальным мальчишкой, вечно забывающим убрать постель, как полагается. Да и одежда, валяющаяся на ней в полном хаосе, тоже придавала комнате какие-никакие признаки жизни. Правда, когда я взял в руки одну из футболок, то сморщил нос: на меня таращился отвратительный скелет. Я оглядел остальные – черепа, черепа и черепа: в профиль, в фас; кости, сложенные одним способом, кости, сложенные другим. Нет, какая-нибудь компания готов без вопросов приняла бы Нико к себе! Аннабет, наконец, тоже дошла до разглядывания кровати, но, кажется, не заметила царящего на ней кавардака, а принялась рассуждать о том, что если дом похож на мавзолей или склеп, то кровать следовало сделать в виде погребальной ладьи или саркофага. Я фыркнул про себя – она неисправима. Еще погребальной ладьи тут не хватало! Но здесь хватало другого – обрадовался я, как выяснилось, рано. Стоило мне протянуть руку к тумбочке, стоящей рядышком с кроватью, как я тут же отдернул ее – ручки у выдвигающихся ящиков были сделаны в форме голов цербера. Три ощерившие клыки пасти, будто вот-вот куснут! – Правда здорово вышли? – поинтересовался Нико, и в его голосе я услышал гордость. – Я специально заказывал! Здорово, еще как здорово! Я сразу потерял интерес к тумбочке и с опаской подошел к шкафчику для одежды. Там ручки были в форме черепов, но они хотя бы выглядели не столь кровожадно. Я осторожно приоткрыл дверцу, ожидая, что внутри притаилось что-то очень готичное и не особо дружелюбное. Скажем, выскочит, наподобие кукушки из часов, какая-нибудь фурия – в виде моей давней знакомой миссис Доддз. Внутри всё было оклеено черной клеенкой, но шкаф оказался обычным шкафом. Даже почти пустым – на вешалке одиноко висела куртка Нико, внизу лежали сменные башмаки. Тут я впервые отдал себе отчет в том, какой у него маленький гардероб. Раньше я вообще не задавался этим вопросом – сколько у кого вещей, разве что целые чемоданы шмоток, которые притаскивали каждое лето дочурки Афродиты, неизменно бросались в глаза. Сейчас же я понял, что даже у меня куда как больше сменной одежды. Мама, каждый год собирая меня в Лагерь, следила за тем, чтобы я ни в чем не нуждался. Правда, этот чемодан с вещами доставался мне, как правило, после целого ряда приключений, потому что я редко когда попадал в свой домик для детей Посейдона прямо из нашей квартиры в Нью-Йорке. Нико же, по всей видимости, сам покупал себе вещи – судя по тому, что все они были на один подбор. Ну, не отправлял же Аид фурию Алекто по магазинам, чтобы та собрала для его сына необходимые вещи? Представив себе фурию в супермаркете, я едва сдержал смешок. Нет, быть такого не могло. Но внезапно мне стало не смешно, а как-то грустновато. Меня было кому собрать в Лагерь, заботливо уложить одежду, испечь пирог – непременно синего цвета… и неважно, что он мог и не дойти до меня. А вот Нико был предоставлен сам себе. Бог подземных богатств определенно давал ему достаточно денег, но… Я помнил, что Рэйчел, дочка магната, отнюдь не выглядела счастливой, хотя могла позволить себе целый вагон тряпок и личную машину. Несмотря на то, что до двенадцати лет мы с мамой жили бедно и мне приходилось занашивать иную одежду чуть ли не до дыр, я почему-то чувствовал себя гораздо счастливее Рэйчел. И уж тем более счастливее Нико. Дело ведь не в деньгах, а в купленных мамой и заботливо уложенных для сына или дочери вещах. Вздохнув, я захлопнул шкаф и оглянулся на стенку, оклеенную обоями, где висели какие-то картины. Я очень надеялся, что это не очередные пейзажи Мира Мертвых или портрет миляги цербера. А то и фурии Алекто времен ее молодости. Рано я обрадовался, опять же, рано. Это были не картины, а фотографии. Но огромном снимке красовался великолепный вид на дворец Аида, на другом – на реку Стикс. Я хорошо помнил эти места, и меня даже мороз по коже продрал. Может, Нико они и напоминали его подземный дом («дом», какое странное слово для Подземного мира!), но у меня вызывали не самые радужные воспоминания. Отношения с Аидом у меня не заладились с первой же встречи, тут уж ничего не поделаешь. Интересно только, как именно были сделаны эти фотографии? С высоты полета фурии? Неужели Нико заставил служительниц Аида летать по царству отца с камерой? Хе, хотелось бы на это посмотреть! Понимая, что вряд ли уже найду в этом домике что-то хорошее и, скажем так, живое, я взглянул на третий снимок и… обомлел. Пожалуй, это и было единственно стоящее во всей комнате. На фотографии были запечатлены Нико и Бьянка – такими, какими они были два года назад. Но только не озабоченными и напуганными доктором Торном-мантикорой, как в нашу первую встречу. Они задорно улыбались в камеру, заснятые на фоне какого-то парка. Нико смеялся, обнимая сестру, и в этот момент был очень похож на Марию ди Анджело. Мальчик еще не знал, что он – сын Аида, не знал, что придется потерять Бьянку, пережить столько передряг, познакомиться с отцом, узнать о матери – и повторно утратить ее. Он еще не умел вызывать зомби, на спине не висели ножны с грозным мечом из стигийской стали – он просто был десятилетним веселым парнишкой, играющим в «Мифы и магию» и верящим, что, пока сестра с ним, всё будет отлично. И Бьянка тоже улыбалась – не вымученно, преодолевая очередное беспокойство за брата, а искренне, в предвкушении чего-то неизвестного, но непременно хорошего и волнующего… Кажется, я догадывался, когда был сделан этот снимок: в день, когда фурия Алекто забирала их из казино «Лотос». Когда дети, покинув приют, защитивший их от небесной родни, но вырвавший из течения жизни почти на семьдесят лет, с радостным ожиданием смотрели в будущее. Еще не отягощенные памятью о прошлом, еще ни разу не столкнувшиеся с монстрами, еще не почувствовавшие в себе кровь Повелителя Мертвых. Да, точно, только тогда и могла быть сделана эта фотография. Потому что когда мы нашли брата и сестру, Бьянка была уже другой – озабоченной и вечно настороженной, уставшей опекать Нико. Он же еще сохранял прежнюю наивность и открытость, но утратил их буквально в том же день – когда сестра бросила его, став Охотницей. Я смотрел на фотографию, улыбаясь, и в то же время сердце скребла боль утраты. Вот бы Нико по-прежнему был таким! Ну, пусть не полностью таким, но не мрачным, замкнутым, окружающим себя мертвецами и знаками смерти. Неужели кровь Аида неминуемо сказалась бы? Или всему виной гибель Бьянки? Вряд ли я это когда-либо узнаю. Но, тем не менее, я ощутил укол вины. Я так и не смог простить себе, что не уберег сестру Нико. Вроде и не был виноват – она сама нарушила запрет и подобрала эту распроклятую статуэтку на свалке Гефеста. Не пожертвуй она собой – погиб бы кто-нибудь из нас. Скорее всего, я. А может, и остальные. Но всё-таки… была и моя доля вины в том, что Нико больше не улыбался вот так. И, внешне походя на мать, всё чаще напоминал мне своего отца. Смотря глазами Марии ди Анджело, на меня то и дело взирал Аид. Интересно, а какую судьбу хотел для сына он? Было ли дня него естественно, что Нико стал вот таким? Или всё же нет? А интересовал ли его Нико вообще? Я слишком хорошо помнил его взгляд, устремленный на сына. Взгляд, полный пренебрежения. – Нико… Да, он пока не ахти что, тут я с тобой согласен. Лучше бы в живых осталась Бьянка. Да уж, Аид постарался так постарался! Нико после этих его слов побелел так, что стал похож на призраков, мельтешащих тут и там по Подземному царству. Можно ли сильнее обидеть сына, нежели пожелать видеть его мертвым? К тому же я считал, что Аид был в корне неправ. Слабину проявила как раз Бьянка, бросив брата, скинув с себя опеку о нем, хотя втайне ее мучила совесть. А Нико с честью выдержал всё свалившееся на него. Но что еще ожидать от Повелителя Мертвых? Огромной любви к сыну? Наверное, всё, на что он был способен, это потрепать Нико по плечу, когда, переспорив отца, он убедил его послать на Манхеттен помощь – и в итоге помощь оказалась очень кстати. Так кстати, что даже скупой на похвалу Зевс был вынужден это признать и при всем Совете поблагодарить брата. – Это фото сделала Алекто, когда уводила нас из «Лотоса», – послышался у меня под ухом голос Нико. Я и не заметил, как он подошел, но вот от него не укрылось, что я уже с пару минут разглядываю этот снимок. Значит, всё верно, я не ошибся. – Она позволила нам немного поиграть в парке… Мы так соскучились по солнечному свету, по жизни вне четырех стен, – вздохнул Нико, и его губы тронула легкая, почти невидимая улыбка. – Сделала снимок – но потом сказала, что время не ждет – и отвезла нас в пансион. Что же, это и так было много для миссис Доддз. Потому что лучшее, что она сделала со мной за все наши встречи, – это не уронила меня в Тартар, когда несла в своих когтях во дворец Аида. – Потом она отдала нам эти фотографии. Мне и Бьянке… – сын Аида снова улыбнулся так же мучительно грустно, как когда-то улыбалась его мать. Незадолго до того, как погибла, будто предчувствуя скорое, неминуемое расставание с детьми и любимым мужчиной. Нико внезапно нахмурился и отвел взгляд от фотографии, словно она причиняла ему боль. И я прекрасно понял почему. *** – Остановись, мгновенье! Ты прекрасно, – помню, мама, готовясь к экзаменам в литературном колледже, зачитала мне эту фразу. – Знаешь, Перси, откуда она? Я пожал плечами. Я обожал маму и считал, что она станет лучшей писательницей на свете. Но у меня самого дела с книгами обстояли хуже некуда. Чтение давалось мне нелегко, написать сочинение было для меня адской мукой. А вот забыть содержание какой-нибудь книги, наоборот, не составляло труда. – «Фауст» Гете, – улыбнулась мама. – Но эта фраза обо всех нас, не только о героях поэмы. Ведь каждый из нас хотел бы порой, чтобы счастливое мгновенье длилось вечно – или хотя бы какое-то время. Но оно уходит, уходит безвозвратно. Остановка – неосуществимая мечта. Я кивнул. Вот это я понимал. У меня самого были счастливые мгновенья, которые, увы, быстро заканчивались. Зато неприятности шли прямым потоком – едва уходила одна, как на ее месте тут же нарисовывалась другая. – Только фотография имеет власть запечатлеть это мгновение. То, как мы были счастливы в нем, – продолжала мама. – Это мало помогает, – заметил я. – Снимок есть, а мгновение уже ушло. – И ты порой даже завидуешь себе самому – тому счастливчику со снимка, – закончила она мою мысль. Да, это тоже бывало – когда я порой разглядывал лагерные фотки, пребывая в очередной занудной школе. Я и Аннабет, я и Тайсон, я и Гроувер, вся наша компашка вместе. Но слишком сильно я не сожалел, потому что знал, что увижусь с ними вновь. А вот глядя на общий снимок всех полукровок Лагеря, сделанный прошлым летом – где с нами еще были Бекендорф, Силена, Майкл Ю, – понял в полной мере, как счастлив был тот «я» с фотографии, с которым рядом были навеки ушедшие друзья. И я действительно позавидовал самому себе. Вот и Нико – чувствовал ли он зависть по отношению к тому счастливчику с фотографии, который обнимал еще живую сестру? *** – Я вот всё думаю… – снова прозвучал его голос. – Только ли нам с Бьянкой… Он осекся. В комнате воцарилась тишина, даже Аннабет прекратила свою лекцию и внимательно посмотрела на Нико. Но сын Аида, оказавшись в центре внимания, насупил брови и махнул рукой. – А, неважно. Так что ты говорила насчет… ну, что-то про цвета? – Про цветовую гамму домика, – вздохнула Аннабет и наморщила нос. Ей никогда не нравилось, что слушатели ее большей частью не понимают. А то и вообще пропускают всё сказанное мимо ушей. Правда, Нико, судя по всему, старательно слушал ее. Но явно не всё понимал. Предоставив дочери Афины и дальше вести свой монолог, а Нико – согласно кивать, я еще раз внимательно взглянул на снимок, думая о том, чего же этот парень недоговаривал, почему оборвал себя на полуслове. И тут меня осенило. Стоп, а зачем фурии Алекто вообще делать эту фотку? Ну, превратилась в серьезного адвоката, забрала по указанию Аида детей из «Лотоса», отвезла в пансион… Ее цель – доставить их в целости и сохранности, а не развлекать. И уж тем паче я не мог представить, чтобы она так преисполнилась нежности, что решила увековечить возню двух подростков. Может, они попросили сами? Но Нико об этом ничего не сказал. Да и с чего она так подобрела, что отвела их побегать по парку, а не взяла за шиворот и не доставила прямиком на вокзал? Да потому что она исполняла чей-то приказ! Ведь даже боги не в силах повернуть время вспять. Не в силах возвратить то, что было. Они могут незримо наблюдать за своими детьми, но дети будут расти и неотвратимо изменяться. Получается, что фотография и для богов имеет ту же магическую власть, что и для смертных. Нет, это невозможно. Я мотнул головой. Чушь какая! Аид, который хотел, чтобы его дети порезвились на солнышке! Аид, просивший фурию сделать на память снимок своих отпрысков! Еще, чего доброго, и взявший себе один экземпляр, чтобы иногда, втайне от супруги, глядеть на своих чад и с грустью улыбаться – вон как недавно Нико. Но я бы поспорил с любым маститым психологом, что сын Аида думал о том же, о чем и я, что он надеялся, будто это и в самом деле так… хотя и не верил в той же мере, если не больше. Лучше бы в живых осталась Бьянка. Нет, Аид не мог быть сентиментальным! У него этих детей за все века перебывало столько, что весь трон можно обклеить их фотографиями. И вряд ли он обо всех помнил. А о некоторых, вроде разжигателей Второй Мировой, и вовсе желал бы забыть. С чего вдруг он захотел бы получить на память фото Нико и Бьянки? А может, и наблюдал за ними из своего царства в тот момент, когда они наконец вернулись в нормальную жизнь? Нет-нет-нет, кто угодно, но только не Аид! Нико прав, что не озвучил нам свою мысль, потому что она была откровенно абсурдной, а он не захотел выставить себя на посмешище, хотя мы бы не сказали ничего, что могло его задеть. Всё так, если бы не одно «но» – тот самый фрагмент из прошлого Нико, который я подсмотрел во сне. Видение, в котором перед его глазами пронеслось то, что случилось давным-давно, на переломе Второй Мировой войны. Обрывок прошлого, где он впервые увидел свою мать – и ее трагическую гибель. Наверное, это видение потрясло Нико. Меня оно потрясло не меньше, хотя тогда мне некогда было думать о том, каким выглядел в нем Повелитель Подземного мира. А сейчас я отчетливо понял, что впервые увидел совершенно другого Аида. Того, которого попросту не могло быть. Аида, сжимающего руки своей смертной возлюбленной и умоляющей ее спрятаться вместе с детьми в Подземном царстве. Аид, которого я знал, попросту бы сделал, как считал нужным – чего ему мнение какой-то женщины, очередной матери его детей? Но факт – он просил, умолял, заламывал руки от того, что она не соглашалась и рисковала собой и детьми. Аид, который готов был забрать смертную и детей к себе в Подземный мир, невзирая на мнение своей законной жены – Персефоны. Это всё равно что Зевс решил бы укрыть одну из своих многочисленных пассий и детей на Олимпе! Но его брат, получается, был на такое способен. Ради обычной смертной женщины! Ради еще двоих своих детей! Так сколько же они значили для него? Аид, с болью смотрящий вслед поднимающейся по лестнице Марии ди Анджело, будто понимая, что видит ее живой в последний раз и что даже он, Повелитель Мертвых, не в силах будет предотвратить ее гибель. А ведь чего ему жизнь очередной возлюбленной, которых на его памяти были десятки? Аид, обнимающий мертвое тело Марии, посылающий проклятия Зевсу и едва не решившийся нарушить собственный запрет и вернуть ее к жизни. И это Аид, который до сих пор Орфею не мог простить того, что тот едва не увел из его царства душу жены? – Не вызывай нашу мать, Нико, – увещевала упрямого брата Бьянка. – Она тот единственный дух, который тебе запрещено видеть. – Почему? Что скрывает наш отец? – Боль. И ненависть. Ненависть – это понятно, это как раз для Аида. Не зря же злопамятность – бич всех его детей, как говорила та же Бьянка. Но вот боль… боль, которая растянулась на десятилетия после случившегося? Которая, возможно, остается и теперь в сердце Повелителя Мертвых? Ты видел, что они сделали с твоей матерью? Да, пожалуй, Аид до сих пор не простил брата. За какую-то смертную женщину! За то, что отказался от своих детей на более чем полувек! Но если он хотел настроить сына против Олимпа, то ему следовало, наоборот, показать Нико случившееся – смотри, кого ты защищаешь, кому хочешь помочь! А зачем же еще скрывать произошедшее? А может, Аид просто пытался отгородить от боли сына? Лишить его памяти во второй раз? Так, получается, бог Подземного царства всё-таки переживал за него? Нет. Этого не может быть, просто потому что не может быть никогда. Повелитель Подземного царства не любит сына, считает его слабаком, он был ему нужен только из-за пророчества – чтобы доказать, что Дом Аида что-то тоже значит. Чтобы Нико, повзрослев, сделал выбор и спас Олимп – и заставил остальных склониться перед собой и отцом. Вот и всё. Да, Аид поблагодарил сына – потрепал, как щенка по загривку, но что-то сомневаюсь, чтобы стал к нему теплее относиться. Но только меня не переставало мучить ощущение, что всё не так просто, как кажется. Гермес искренне горевал о Люке – о том, что не смог уберечь его. Но это не мешало ему наплодить кучу других детей – и многие из них даже не были признанными, не знали дорогу в Лагерь Полукровок – единственное место, где они были в безопасности, где их учили выживать. Наверное, та же штука была и с Аидом – только он еще более противоречив, чем Гермес. Всё-таки бог Подземного Мира… *** Напоследок я заглянул в небольшую ванную комнату, на двери которой были намалеваны, разумеется, черепа. Я уже не удивился, что она была облицована черной плиткой, а раковина была мрачного зеленого цвета – тут уже ко всему привыкнешь. Даже кран в виде головы какого-то очередного чудища из Тартара меня не смутил. Но когда я повернул его и оттуда полилась черная вода – я едва не подпрыгнул. Это было уже слишком! Только имитации Стикса здесь недоставало! Я специально подождал пару минут, надеясь, что всё дело в проржавевших трубах. Но нет, это была самая настоящая черная вода – никаких сомнений! Мне не хотелось даже совать туда руку, не то что умываться – я отлично помнил, как Стикс едва не растворил меня, точно соляная кислота. С разочарованием завернув кран, я вернулся в основную комнату и оставшееся время провел, уныло разглядывая ухмыляющихся скелетов на футболках. – Нико, ну что у тебя за бардак на кровати! – закончив изучать жилище сына Аида, Аннабет наконец заметила, что в этом склепе не всё было идеально. – Завтра проверка, в этот раз очередь Дрю из домика Афродиты… Тебе сразу же поставят двойку! Боюсь, на высший балл Нико не стоит рассчитывать даже при полнейшем порядке. Дочурка богини Любви и Красоты явно не оценит готический стиль домика. Так что надо ли тогда вообще напрягаться с уборкой? В этот момент я вспомнил, что и сам давненько не убирался. А эта вредина Дрю – не вежливая Силена, придирается к любому пустяку. Тайсон снова уехал во дворец Посейдона, потому прибираться мне придется одному. Надо бы заняться этим… А впрочем, проверка завтра, так что зачем торопиться? Убираться мне что дома, что в лагере не нравилось никогда. Зато мне представился отличный предлог смыться из этой гробницы египетских фараонов – Аннабет заставила Нико убрать всю одежду в шкаф и заправить постель. – Ну я, эхм, подожду снаружи, – проговорил я, покосившись на кровать и футболки, и подмигнул Нико – дескать, сочувствую! С большим облегчением покинув жилище из обсидиана, я отошел от него подальше – даже не сел на крыльце, помня о том, что надо мной нависает козырьком плита и громадный череп. Я устроился на небольшом бревнышке неподалеку – кажется, его оставили те, кто строил жилище кого-то из малых богов, и никому оно пока не пригодилось. Нико провозился минут десять, но вот они с Аннабет вышли наружу. – Замечательная реализация, Нико! – похвалила его дочь Афины и испытующе взглянула на меня. – А ты что думаешь, Рыбьи Мозги? Ох, терпеть не могу, когда она меня так называет! Причем угадывает именно тот момент, когда мне совершенно нечего сказать и я вынужден бэкать и мэкать, как последний болван. – Ну… выглядит грандиозно, – сказал я. – Сразу чувствуешь себя в Царстве Аида. По крайней мере, я не солгал. Но они молчали, а потому пришлось добавить: – Согласен с Аннабет, в общем. Дочь Афины фыркнула и отвернулась – всем было понятно, что я вообще не слушал то, что она рассказывала, а потому откровенно врал. – Крутое жилище, – постарался я сказать еще что-нибудь, надеясь, что Нико расценит мое бормотание как неумение говорить красиво. – Поздравляю, теперь у тебя есть свой домик! – и я старательно потряс руку сына Аида. – Спасибо, я рад, что вам понравилось, – пробормотал он как-то странно, и у меня появилось нехорошее ощущение, будто он понял, что я говорю неискренне. – Пойдем потренируемся перед обедом? – пригласила Аннабет, кивнув на площадку. – Ты иди, мы с Перси тебя нагоним, – предложил Нико. Девушка, приподняв бровь, внимательно посмотрела на него, потом – на меня, пожала плечами – и удалилась. Сын Аида проводил ее взглядом и, когда Аннабет отошла достаточно далеко, пристроился рядом со мной на бревне. Я догадывался, о чем он спросит, и терпеливо ждал. Помедлив, Нико наконец сказал: – А что ты думаешь на самом деле, Перси? Прочитал меня насквозь! Вот почему когда я вру – всем сразу становится это понятно? Талантов сыновей Гермеса у меня точно нет. Ну и что мне теперь делать? Сказать ему правду? А нужна ли она ему? Огорчу парнишку – и всё. Но следовало что-нибудь сказать, потому что молчание затягивалось. – Это действительно домик для детей Аида. С этой самой… атмосферой, – вспомнил я термин, употребленный Аннабет. – Цербер, фрески с Полями Наказаний, всё черное, зеленые кристаллы, скелеты, черепа… Всё по теме! – закончил я, надеясь, что он не станет настаивать. Я ошибся – стал. – Это я и так уже понял, – пробурчал Нико, и взгляд его помрачнел. – Но как ты к этому относишься? Тебе нравится? «Это ужасно!» – вот что мне хотелось сказать. Но пришлось изворачиваться. – Ну, мне кажется, это слегка мрачновато… совсем чуть-чуть мрачновато. Но в целом всё преотлично. Нико хмыкнул. Прошла еще пару секунд длинною в час, а потом он развернулся ко мне и выпалил в лицо. – Да всё ты врешь! Ничего тебе не нравится! Скажи мне правду! Ох не по душе были мне эти его вспышки… И поди пойми, что сказать. Правду – обидится, соврешь – точно обидится. – Да не бойся ты, – махнул он рукой. – Знаю я, что ты в ужасе от моего домика. Но скажи, что не так? – он почти взмолился. Нет, ну я прямо суперархитектор или искусствовед, чтобы объяснять ему, что не так! Нашел кого спрашивать. Узнал бы у Аннабет – спросил бы ее мнения не как у поклонницы древних погребальных культур, а как у начинающего архитектора нормальных жилых домов. Так нет же… – Твой дом будто склеп какой-то, – выговорил я наконец. – Для дома Аида – в самый раз. Но как ты там будешь жить? Живой? Я бы вот… – передернув плечами, я высказал свое отношение красноречивее некуда. – Но ты же сын Аида, может, тебе и нормально. Нико молчал. Молчал, проклятый, хоть бы слово сказал! А я сидел, как дурак, не зная, что мне делать. – Мне тоже ненормально, – вдруг произнес он очень тихо. От недавнего раздражения не осталось и следа. – Я полукровка, сын Аида и смертной женщины. Ты ведь тоже не хотел бы всю жизнь прожить на дне моря, пусть ты и сын Посейдона? Я покачал головой: – Нет, конечно. Я и сушу люблю. Хотя рядом с рекой всегда чувствую прилив сил. Он кивнул. – Ну и мне вот нравится всё черное… Мне не страшно говорить с призраками. Совсем не страшно. С людьми всё гораздо сложнее… – он вздохнул. – Но всё равно я чувствую, что сделал что-то не так. Это домик Аида – но не мой. Нико опустил глаза. – И самое грустное, что я не знаю, как сделать его моим! Чтобы в нем был не только дух Аида, но и… – он указал на небо. – Солнце. Хотя бы иногда. Я думаю, мама любила бывать на солнце… Но вот у кого спросить?! – обернулся он ко мне. – Бьянка могла бы помочь, но она теперь в Элизиуме. Я не могу постоянно вызывать ее, к тому же по пустякам. А кто еще подскажет? Действительно, здесь нужно видение того, кто стоит между двумя мирами – живых и мертвых. Кроме Бьянки – это только другие сыновья и дочери Аида. Но пока народятся новые – Нико уже вырастет и вряд ли ему понадобится этот домик. Правда, если верить моему отцу… – Знаешь, Нико, может, у тебя есть еще родня? Он удивленно воззрился на меня. – В смысле – другие дети Аида? – Ну да. – Но постой – ведь был договор о том, чтобы не иметь больше детей, – он нахмурился. – Поверь, я и сам был ошарашен, – беспечно ответил я, не обратив внимания на его реакцию. – Но мой отец поговаривал, что нас могут ждать «сюрпризы». Так что кто знает, нет ли где-то у меня еще одного братца? Или сестренки? Может, и Зевс расстарался не только на одну Талию? Да и Аид… Из того, что началось дальше, я понял, что все вспышки Нико до этого были так – легким волнением. Сейчас же он чуть не подлетел вверх. – Сюрпризы, значит?! Вскочив на ноги, сын Аида навис надо мной, будто внезапно вырос. Лицо его исказилось и побледнело от гнева, брови сошлись, глаза излучали самую настоящую ненависть. Сейчас в Нико ничего не осталось от матери – он будто превратился в маленькую копию отца. – Ты лжешь, слышал? Мой отец так бы никогда не поступил! Мой отец не такой! Он любил мою мать, слышишь? Слышишь? – выкрикнул он мне в лицо. Я-то его слышал. А еще, боюсь, его слышали минимум в соседних домиках и на тренировочной площадке. Хорошо если не во всех оставшихся частях лагеря. – Зевс и Посейдон – они могут, даже не сомневаюсь! А вот это он очень зря сказал. Я машинально взглянул на небо – к великому нашему счастью, оно оставалось чистым и безоблачным, грома тоже не было слышно. – Но только не мой отец! Он не нарушал клятву, из-за которой погибла моя мать! Из-за которой мы с Бьянкой едва не погибли! Всё это ложь, он не стал бы… Позади него вдруг послышался какой-то неприятный скрежет, и что-то засветилось. Мы разом обернулись – о ужас! Череп великана, прибитый над входом, внезапно вознамерился ожить: он кровожадно клацал своими челюстями, а из его глаз и рта валил красноватый дым. Он дергался туда и сюда, будто желая соскочить со стены и добраться до кого-нибудь… например, до меня. Это было уже не смешно. Я знал, что Нико умеет поднимать мертвых и вызывать скелетов прямо из-под земли. Но прежде он делал это осознанно. А что же теперь произошло? Как бы то ни было, сейчас было не время это выяснять. Рука потянулась к карману, где лежал мой Анаклузмус. Если череп всё-таки слетит со своего насеста и поползет ко мне, следовало быть готовым. Пусть уж Нико простит, если придется попортить украшение для его домика. – Черт! – выругался сын Аида и, вперив взгляд в череп, выкрикнул: – Уходи, дух! Уходи под землю! Череп замер, его глаза заблистали, будто он на свой манер вращал ими. Он больше не пытался освободиться, но дым и не думал никуда исчезать. Кажется, если даже ребята не слышали крики Нико, то скоро они сбегутся сюда, увидев эту иллюминацию – подумают, что в каком-то из домиков случился пожар. – Я приказываю тебе уйти! – Нико топнул ногой и буквально вбуравил взгляд в череп. Тот еще раз медленно разомкнул и снова сцепил челюсти – будто огорченно вздохнул – и потух. Через несколько мгновений всё стало, как прежде. Только Нико сделался еще бледнее – по всей видимости, от напряжения, которого потребовало от него управление мятежным духом. Повернув голову, сын Аида невидящим взглядом посмотрел на меня… а потом на глазах сжался, став ниже ростом, будто из грозного юноши снова превратился в маленького мальчишку – обиженного и одинокого. Нико попытался что-то сказать, но, видимо, слова застряли у него в горле. Он сделал шаг назад, пошатнулся – и рухнул на бревно. Кажется, парень был готов заплакать, но сдерживался, даже губу закусил. Он не привык облегчать свою боль слезами. Помню, Нико не плакал даже тогда, когда я принес ему весть о гибели Бьянки. Наверное, слезы вообще не для детей Аида. Но лучше бы он плакал! Или, ладно, проклинал на чем свет стоит меня за глупые слова, чем сидел сейчас вот так, вперив взгляд в землю, сгорбившись и будто лишившись сил. Лицом мальчишка, а по ощущениям – человек, всего понавидавшийся в жизни. И прежде всего плохого. Признаюсь честно – я понятия не имел, что мне делать. Какое-то чувство подсказывало мне, что не стоит бросаться утешать Нико – еще сильнее обидится. Но и сидеть, как ни в чем не бывало, и ждать, когда он придет в себя – тоже мне не нравилось. Тут из-за домика Аида вырвалась огромная тень – и миссис О’Лири приземлилась прямо у наших ног, сотрясая воздух своим оглушительным «Гав!». Она лизнула меня и одновременно с этим положила свою большущую лапищу на колени Нико – в итоге мы оба чуть не опрокинулись с бревна вверх тормашками. – Потише-потише, девочка! – потрепал я ее по лохматой шее. – Этак мы улетим куда-нибудь… Однако Нико ее появление пошло на пользу – он оторвал свой взгляд от земли (вернее, огромная туша собаки загородила от него эту самую землю) и машинально провел рукой по шерсти адской гончей. С миссис О’Лири он вполне находил общий язык – всё же она была родом из царства его отца. Вот и сейчас она довольно рыкнула, убрала лапу – и подставила Нико свою голову – погладь, дескать. Он провел несколько раз рукой по ее меху, почесал за громадным ухом – и наконец-то улыбнулся. Слабо, едва заметно, но, кажется, сын Аида потихоньку приходил в себя. Но я даже не успел толком порадоваться. Внезапно Нико замер, рука его остановилась и судорожно сжала клочок шерсти. Глаза его расширились, он наклонился вперед – и снова будто принялся на что-то смотреть. Призрака увидел, что ли? Но выглядел он при этом не озабоченным. Взволнованным – да, но отнюдь не обеспокоенным. Даже снова улыбнулся. А дважды улыбнуться в течение одной минуты для Нико это было настоящим рекордом! Прежде чем я решился спросить у него, что случилось, послышался топот, и, не знаю, как там призраки, но внимание вполне живых ребят из домиков и тренировочной площадки мы явно привлекли. Более десятка человек теперь с любопытством рассматривали нашу троицу. Нужно было что-то срочно сказать, а потому я приобнял Нико за плечи и проговорил, как ни в чем не бывало, будто продолжая разговор: – Не бери в голову, старина! Твой домик получился что надо, Аид был бы доволен и распил бы с тобой бутылку шампанского за новоселье! Нико был настолько погружен в себя, что даже не заметил этого панибратского поступка, а я очень надеялся, что в это самое время Аид не решил взглянуть на мир смертных – в частности на своего сынка. За подобные фривольные слова мне могло крупно не поздоровиться – как я успел убедиться, у Повелителя Подземного мира было плохое чувство юмора. Неизвестно, наблюдал ли Аид за происходящим или нет, но проблемы таки появились. Причем это было похлеще того, что прибежала адская гончая – расталкивая ребят, к нам протиснулась Кларисса. – Какого черта, Джексон? – выругалась она в своей обычной манере. – С чего это твой маленький приятель орет, будто решил поднять всех мертвецов в окрестностях Лонг-Айленда? Там ребята с лавовой стенки осыпались, как горох! Хотя виновником беспокойства был Нико, обращалась Кларисса, естественно, ко мне. Сына Аида она не то чтобы не замечала… Нет, она относилась к нему нормально, но, как я подозревал, большей частью потому, что пыталась выпросить у него пару десятков скелетов для ежедневных тренировок. «Достало воевать с тупыми манекенами, – говорила она. – А зомби были бы реальными противниками, причем весьма живучими». Не знаю почему, но Нико не спешил выполнять ее просьбу, объясняя это тем, что ему очень нужны строители, а вызывать кучу разных скелетов сразу он пока не может. Сдается мне, он не говорил всей правды, но это было не мое дело. Так вот, Нико существовал для нее постольку поскольку. А вот я – другое дело. Конечно, наши с Клариссой отношения существенно развились с того времени, когда четыре года назад она пыталась искупать меня в унитазе. Мы с ней неплохо взаимодействовали в битве за лагерь прошлым летом, а также на Манхеттене. А один раз даже провернули на двоих операцию по вызволению колесницы Ареса из рук оголтелых братцев девушки – Фобоса и Деймоса. После этого Кларисса в наших немногочисленных встречах наедине общалась со мной как с равным, даже называла по имени. Но то – наедине. А при всех мы продолжали ссориться и перепираться. Пройти мимо друг друга и не обменяться любезностями, на радость окружающим, – такого попросту быть не могло! Это уже стало чем-то само собой разумеющимся. Правда, где-то год назад Бекендорф отозвал меня в сторону после очередной словесной перепалки с Клариссой, и шепнул: – Поосторожнее, Перси. Вот так это и начинается. Сначала девушка терпеть не может тебя, а ты считаешь ее сущей демоницей, потом вы переходите к тому, что постоянно обмениваетесь колкостями. Потом оказывается, что вы неплохо можете сработаться, затем обнаруживаете, что без ежедневных ссор в вашей жизни чего-то не хватает… И вот, ты попался – без пяти минут влюблен в свою недавнюю противницу. Я ему, помнится, ответил, что только не в случае с дочерью Ареса, но в чем-то он был прав. Не в смысле влюбленности – конечно же, нет! А в том, что словесное бодание с Клариссой скорее стало традицией, чем реальной перепалкой, – причем для нас обоих. А традиции следовало поддерживать, потому я незамедлительно ответил: – Я думал, что после того рок-металла, который гремит целыми днями у вас в домике, ты не настолько чувствительна к чьим-то крикам, – и, усмехнувшись, добавил: – И как только голова кабана у вас до сих пор не свалилась? А то вон у меня трещины по раковине пошли… Разумеется, Кларисса не была бы собой, если бы не парировала этот удар: – Раковина трескается, значит? Не подскажешь, от какой именно музыки? Я буду ставить ее специально для тебя, Джексон. Миссис О’Лири неодобрительно глянула на нее, но я успокаивающе потрепал мою собачку по шее. В ответ она в полном счастье развалилась передо мной и Нико – еще немного и, глядишь, поднимет кверху лапы, чтобы ей почесали брюшко. – Буду польщен, Кларисса. Смотри только, как бы соседи из домика Аполлона не были против. Я знал, куда метил удар. Между домиками бога Войны и бога Искусств шла нескончаемая вражда. Кларисса же только брови сдвинула и, как заправский фехтовальщик, направила свой удар совсем в другое место. – С этими трусливыми лучниками я уж как-нибудь сама разберусь, – фыркнула она. – А ты, Джексон, никак из героя в няньку переквалифицировался? Вместо сражения с минотавром теперь утешаешь раскапризничавшегося дитятю? Я с тревогой глянул на Нико, опасаясь, что сейчас он таки вызовет из-под земли целую армию тьмы – и напустит ее на Клариссу. Не то чтобы я этого боялся: уже успел насражаться с кучею разных монстров. Но – di immortales! – мне эти бои так надоели! Можно хоть неделю провести в лагере спокойно, без сражений? К моему изумлению, сын Аида остался совершенно спокоен. Он уже пришел в себя, гладил разомлевшую миссис О’Лири – и совершенно не собирался закипать от гнева. Всё-таки я решил не рисковать, к тому же зрители определенно жаждали продолжения словесной баталии, а потому небрежно бросил: – Какие няньки, о чем ты? Просто Нико слегка беспокоился, что домик Аида не удалось выдержать в духе… – я запнулся, но быстро нашелся: – Галикарнасского мавзолея. Ну, того самого, построенного в IV веке до нашей эры по приказу местного царя Мавсола, отчего потом все наземные усыпальницы и получили название «мавзолей». Нико очень хотелось повторить в домике Аида ту же эклектику персидского, египетского и греческого стилей, а также добавить еще и древнегерманский. Но возникли некоторые сложности в связи с нехваткой рабочей силы и материалов, а потому пришлось обойтись без колонн в ионическом стиле, которые в реальном мавзолее окружали целлу. Да и верхушка домика пока плоская, без пирамиды и знаменитой квадриги. Ну, это колесница с четверкой лошадей, – лениво пояснил я. – Но, возможно, и найдется какое-то решение и на крыше будет установлена хотя бы статуя перевозчика Харона. Что же до пирамиды, то нужно прикинуть, выдержит ли фундамент домика дополнительную нагрузку… Я оторопело замолчал, сам не понимая, что только что сказал. Вот уж не думал, что бесконечные лекции Аннабет о различных памятниках древней архитектуры так отложатся у меня в голове, что я смогу выдать нечто похожее – и даже, как будто, не лишенное смысла! Зрители тоже ошалели: на меня озадаченно вытаращились пару десятков изумленных глаз. Даже, кажется, миссии О’Лири уставилась прямо на меня, будто спрашивая: «Хозяин, с тобой всё в порядке?» Но озвучила эту мысль, конечно, не адская гончая, а Кларисса, которая первой пришла в себя: – Джексон, что за ахинею ты несешь? Или пребывание рядом с Аннабет так заразно? А вот теперь я обиделся на нее. Меня она может дергать за нервы сколько угодно, но зачем задевать Аннабет? Но не успел я открыть рот, чтобы ответить что-нибудь резкое, рискуя превратить наши почти приятельские подначки в настоящую ссору, как пришла неожиданная помощь со стороны братьев Стоулл. Вот уж кто в карман за словом не лез – так это близнецы. – Что, ревнуешь, Кларисса, лапочка? – разулыбался Тревис. – Конечно! – подхватил Коннор. – Она жалеет, что это не она рядом с ней Перси вертится целыми днями и не заражает его своей страстью драться со всеми и каждым. – Ага! – продолжал его братец. – Яснее ясного, что наша Кларисса втюрилась в сына Посейдона! Вон, даже спросила, какую именно музыку поставить, чтобы у него окончательно треснула раковина. Ни дать ни взять – внимание проявляет! – Ну, не ожидать же от нее приглашения на романтическую прогулку в самом деле? – заметил Коннор и хитро переглянулся с братом. – Но Крису об этом лучше говорить не будем, так ведь, Кларисса? Наш братец так чувствителен… Остальные ребята уже вовсю смеялись, совершенно позабыв про меня и Нико. Сейчас что-то будет… «Бегите, парни, бегите!» – мысленно крикнул я. И отпрыски Гермеса, не сговариваясь, дружно рванули в сторону тренировочной площадки за секунду до того, как Кларисса взревела не хуже того самого дикого кабана, чья голова висела над входом в домик Ареса. – Стоуллы – вы покойники! И она бросилась за ними. Остальная ребятня понеслась следом, на ходу делая ставки, сумеют сыновья Гермеса улизнуть от разгневанной Клариссы или нет. Мы же с Нико и миссии О’Лири остались одни. *** Время приближалось уже к обеду, скоро нужно будет идти в трапезный павильон, но вначале нам с сыном Аида следовало прояснить то недоразумение, что возникло между нами. А потому я собрался с духом и проговорил: – Нико, ты извини меня… Брякнул, не подумав… В ответ он махнул рукой, а затем снова провел за ухом у адской гончей, которая просто урчала от удовольствия. – Да я тоже хорош – разгалделся, как маленький! Весь Лагерь почти собрал. Еще и черепушку эту оживил, – он мрачно воззрился на костяное украшение, висящее над домиком. Видимо, его тоже встревожило, что вспышка гнева привела к бесконтрольному оживлению этой штуковины. – Да и… – паренек вздохнул. – Ничего такого ты не сказал. Ясное дело, что всем этим романов богов со смертными несть числа. Олимпийцы живут вечно и без конца готовы влюбляться. Это нам хотелось бы, чтобы… Он не стал продолжать, но всё и так было ясно. Разве я сам в его возрасте не мечтал, чтобы отец вернулся к матери и они жили вместе, со мной? И даже когда узнал, что он повелитель морей, сам Посейдон, эта дурацкая мечта еще долго не оставляла меня. Ведь моя мама – лучше всех, ну и что, что она смертная? Неужели владыка морей не может провести часть своей бесконечной жизни рядом с ней? Почему богов хватает максимум на год, а дальше они устремляются в новые романы со смертными? Ну, за исключением разве что Большой Тройки, для которой в последние семьдесят лет любовные похождения стали исключением. Но это всё из-за запрета на рождение детей, а не то бы, я уверен, они разгулялись. Зевс так точно! Я уже понял, что небожители попросту мыслят иначе. Посейдон называл мою маму королевой среди смертных женщин, но при этом у меня оказался брат Тайсон. И я не удивлюсь, если еще найдется сестричка. Нельзя мерить богов меркой смертных и желать, чтобы они следовали нашим представлениям о семье. Но это я сейчас понимал, а тогда, когда мне, как и Нико, было двенадцать… Да что я? Аннабет мечтала о том же, я ведь хорошо помнил то видение на острове сирен, в котором она представляла Афину рядом с отцом. И это при том, что он был женат и, как выяснилось, вполне счастлив в браке. Я сам успокоился, наверное, только тогда, когда мама повстречала Пола Блофиса и я увидел, что она очень его любит и что это чувство взаимно. Пол оказался хорошим парнем, и моя мама наконец обрела достойного мужа… Но как же быть с Нико? Его мать погибла давным-давно, потеряв всё – и бога-возлюбленного, и возможность встретить супруга среди таких же смертных, как она. Хотя из посмотренного мною видения выходило, что Аид заботился о ней и детях куда как больше, чем Посейдон обо мне и маме или же Зевс о Талии. Но, как бы то ни было, Мария ди Анджело ныне тень в Царстве Аида и вряд ли теперь когда-нибудь обретет счастье. Разве что родится снова, но для этого она должна быть в Элизиуме и просить разрешения… К слову, а где она была? Я помнил, что Нико не мог вызвать ее призрак этим летом. Мог ли теперь? Наверное, это было не мое дело, да и не следовало огорчать паренька расспросами о матери. Но, взглянув на него, я понял – ему хотелось выговориться. Но вот как начать этот непростой разговор? Играть и дальше в молчанку мне надоело, а потому я заметил как можно более деликатно: – Ты, помнится, хотел узнать побольше о своей семье. Того, что сказал Аид, когда пытался запереть нас в Царстве Мертвых, было мало… Я заметил, как Нико напрягся и виновато опустил глаза – еще бы, ведь из-за его попытки что-то выведать у отца мы с ним едва снова не стали врагами! Я тогда уже доверял парнишке, думая, что все наши недоразумения остались позади, а он взял и заманил меня во дворец своего папочки в Подземном царстве! Всё ради того, чтобы Аид наконец рассказ ему о семье. Как бы вы чувствовали себя в роли разменной монеты? Но начавшиеся боевые действия, где нам пришлось с Нико действовать заодно, не позволили мне долго злиться на него. В конце концов, на такой поступок его толкнуло отчаяние, да и от обретенного знания о прошлом ему лучше не стало. Я не склонен коллекционировать свои обиды, так что давно простил этого маленького проходимца. – Да не переживай, я не сержусь, – миролюбиво заявил я. – Лучше скажи, удалось ли тебе узнать что-нибудь еще? Как я и догадывался, Нико словно ждал этого вопроса: – И да, и нет. Отец мне ничего не сказал, более того – я не могу вызвать призрак мамы, чтобы поговорить с ней. Вот так. – То есть как ты не можешь вызвать ее призрак? – переспросил я. Конечно, я знал, что Аид наложил на это запрет. Но Нико совсем не обязательно быть в курсе, что я видел во сне, как он заглянул в прошлое. Мне самому не понравилось, если бы кто-то влез ко мне в душу, пусть и совершенно случайно. Нико поджал губы и ковырнул землю ботинком. – Отец запрещает мне. Поставил какой-то заслон. Я еще слишком мало умею и не могу его снять. Только один раз получилось, и мне было видение из прошлого, – он вздохнул. – И что? – поинтересовался я, как ни в чем не бывало. – Влетело тебе, да? Нико невесело усмехнулся и задумчиво посмотрел куда-то вдаль. В подобные моменты мне казалось, что он гораздо старше меня. – Если бы просто влетело… Меня пришлось буквально откачивать. Я сумел взломать поставленный отцом заслон. Он жутко ругался, но знаешь… кажется, мне удалось его удивить. А может, он даже обеспокоился, – сын Аида помедлил. – Хотя, наверное, последнее мне просто почудилось. Меня привели в чувство фурии – то еще удовольствие, скажу тебе. А потом отец объявил, что поставил более мощный заслон, и в этот раз попытка пробиться сквозь него может закончиться моей смертью. И я чувствую, что барьер стоит что надо. Отец не обманывает, так что если я и впрямь попытаюсь… – Нико покачал головой. – Но умереть вот так – нет, это глупо. Вряд ли мама хотела бы этого, она и так потеряла Бьянку. Я кивнул – да уж, какая бы мать желала, чтобы ее дети подвергали себя смертельной опасности? Я размышлял о том, почему же всё-таки Аид не давал Нико пообщаться с Марией ди Анджело – и, ставя заслон, даже рисковал его жизнью. – Может, твоя сестра встречалась с ней? – задумался я. – В том смысле, что они обе в Подземном Царстве. Может, она знает ответ? Сказав это, я тут же пожалел. Тема гибели Бьянки до сих пор была очень тяжелой для нас обоих. Подобно тому, как я не мог простить себе до конца, что не защитил ее, так и сын Аида, наверное, так до конца и не мог перестать обвинять меня. – Понятия не имею, – по тому, как в голосе Нико появились прохладные нотки, я понял, что не ошибся. – Бьянка молчит, как воды в рот набрала, – он снова усмехнулся. – Дурацкое сравнение, конечно. Я даже не знаю, где моя мама – на полях Асфоделей или в Элизиуме! – Не знаешь? – в этот раз я изумился совершенно искренне. – Ведь твоя мама должна быть в греческом раю! Вон Бьянка же туда попала – за свой подвиг. Так как же… – Да не знаю я! – с болью в голосе проговорил Нико. – Бьянке отец помог быстро достичь Элизиума, да и Артемида, говорят, просила за нее. А мама… – он махнул рукой. – Ты же не знаешь, как она погибла. Зевс убил ее… Он вдруг с такой неприязнью взглянул на небо, что я снова насторожился. Не хватало еще, чтобы выкрикнул какое-нибудь проклятие – ведь Зевс слышит всё. К счастью, Нико держал себя в руках. – Отец хотел поначалу воскресить ее, но не стал этого делать, потому что не мог преступить законы Мира Мертвых. Он, его царь, должен быть примером остальным. Нико замолчал, а я не знал, что делать – сказать что-нибудь или подождать. Поскольку молчание затягивалось, пришлось мне заговорить. – Это… справедливо, – пробормотал я наконец. – Как он может обвинять Орфея, если сам… Мне стало противно. Я лукавил, даже нет – бессовестно врал. Я в свои двенадцать лет пошел прямиком в Царство Аида, чтобы вытащить оттуда мать. Да, она была жива, это другой случай… Но даже если бы минотавр взаправду убил ее – я бы не отступился, пока не вернулся вместе с ней. А если надо – остался бы вместо нее, душа за душу. Так как я мог говорить Нико, будто это справедливо, что его матери не дали второго шанса? – Понимаю, – пробормотал сын Аида, и в его голосе явственно ощущался гнев – но, к моему облегчению, не по отношению ко мне. – Но ее могли не пустить в Элизиум. Понимаешь, она, как и отец, отказывалась отдавать меня и Бьянку в этот Лагерь, хотела сохранить семью. Пошла даже против Зевса! Как думаешь, простят ли боги подобную дерзость? «Вряд ли, – подумал я. – Если к тому же еще учесть, что Мария не испугалась обозвать Зевса идиотом, ее шансы на попадание в Элизиум весьма невелики». – А ведь есть еще и Персефона, которая была в курсе этого романа своего мужа. А потому не знаю, как повел себя отец: вступился ли за маму – или предоставил суду вершить свое дело… – Нико передернул плечами, будто ему было холодно. – Я боюсь, что она стала тенью на полях Асфоделей… Я бродил там, Перси, – он пристально посмотрел на меня, – бродил, как тогда Талия, правда, в отличие от нее я могу бывать там очень часто. Поля бесконечны, я ходил по ним целых два дня напролет – но так и не дошел до их конца. Всё пытался отыскать там мать, пытался различить ее среди толпы одинаковых призраков. А вдруг она там? Это ужасное место! – его голос дрогнул. – Даже хуже Полей Наказаний. Потому что вечное забвение и туманные поля, где всё всегда одинаково, где бесцельно блуждаешь десятки, сотни лет, потеряв память… пожалуй, это худшая из пыток… Вот в чем-чем, а в этом я был с ним согласен. Если душа была серой – не злой и не доброй, – то не гуманно ли было дать ей еще один шанс? Почему лишь счастливчики из Элизиума его заслуживают? При мысли, что моя мать вынуждена была бы скитаться по Полям Асфоделей, я похолодел. Я представил себя на месте Нико и Талии – хожу и хожу под черными сводами Царства Мертвых, в тумане среди теней – и вглядываюсь в призрачные лица, потерявшие свою индивидуальность, забывшие себя, силясь найти среди них одну-единственную душу – которая при встрече даже не узнает тебя… – Я думаю, Нико, что твоя мать была хорошим человеком, – произнес я и положил руку ему на плечо. – Она заслуживает Элизиума. Я говорил искренне – мне очень понравилась его мать. Красивая, открытая душой, заботящаяся о семье, любящая даже Аида… Аида! И еще и смелая, не испугавшаяся самого Зевса. Хотя эта смелость и стоила ей жизни, а может, даже после смерти не дала ее душе покоя. Но всё равно – такой женщине не место на Полях Асфоделей! Но разве мне это было решать? – Спасибо, Перси, – голос Нико звучал глухо и устало, но по тому взгляду, который он бросил на меня, я понял, что он очень ждал этих слов. – Надеюсь, так оно и есть… Не мог отец вот так оставить ее… после всего… Она же любила его. Ты, наверное, ненавидишь его, – он не говорил, он утверждал это. – Я понимаю. Иногда мне кажется, что я тоже его ненавижу. А уж он меня… за человека, наверное, не считает. Но мама любила его, и я не думаю, что она не понимала, с кем имеет дело. Мне кажется… почему-то я верю, что мама как раз всё понимала… и принимала… Не знаю, как еще объяснить! – Нико развел руками и покачал головой. – Я всего-то видел краткую сценку из их жизни, перед ее гибелью. Но у меня осталось ощущение, что у них была семья, была любовь, любовь с обеих сторон. Думаешь, это глупо, да? – он поднял голову. – Что Аид не способен на такое? – Отчего же? – пожал я плечами. Нико будто прочитал мои недавние мысли. – В конце концов, я видел твоего отца всего лишь три раза. Да, мы с ним не поладили, но… Как же объяснить ему, не раскрывая того, что я знаю про его видение? И что именно там я впервые столкнулся с иным Аидом? Как обосновать, что и Повелитель Мертвых способен любить? – Всё в мире сложно, – завернул я умную фразу. – То, что мы считаем добром, оказывается вовсе не добром. Скажем, олимпийцы сами наломали дров. А титаны… ну, не всё, что они делали, было злом… Ох, кажется, из моих путаных объяснений следует, что я пытаюсь убедить себя в том, что Аид способен на что-то хорошее – но сам в это не особенно верю. И Нико это, кажется, понял. – Спасибо еще раз, Перси, – поблагодарил он, но было ясно, что он мне не поверил. – Если бы ты видел, как всё было… Но не осуждаю меня. Аид – не подарок. Это уж точно! Помнится, я был ошарашен, узнав, что я полукровка, к тому же сын одного из трех главных богов. Но если бы выяснилось, что мой папочка – Аид… Впору было бы пойти и убиться об стенку! – Вот потому я и вспылил так, – сказал Нико. – Если бы мама осталась тогда жива, если бы у нее был шанс прожить свою жизнь – пусть не с отцом, с другим мужчиной… Видеть, как мы с Бьянкой взрослеем… я не отнесся бы так к твоим словам о том, что Аид снова удрал куда-то от моей мачехи Персефоны, в результате чего у меня появились братики и сестрички, – на его губах появилась ухмылка. – Вот в чем-чем, а в этом я отца понимаю. Не знаю, какая Персефона была раньше, но сейчас она просто невыносима. Снова погладив миссии О’Лири, он закончил свою мысль: – Если бы всё сложилось иначе, я бы не злился так. А получается, что всё было зря. Мама погибла зря, отец проклинал Зевса и хотел ее воскресить, а в итоге так быстро всё забыл. А может, даже не дал ей шанса попасть в Элизиум… – Ну, последнее ты не можешь знать наверняка, – возразил я. – Он скрывает от тебя ее местонахождение, не дает говорить. Но причины могут быть самые разные. – Какие, например? – вопросительно взглянул на меня Нико. Я и сам не знал. Нико и так уже видел смерть Марии ди Анджело и испытал боль. Новый разговор вряд ли травмирует его больше. Или всё же Аид струсил и бросил душу возлюбленной на Полях Асфоделей? А теперь скрывает от сына свои прегрешения? Но неужели для него так важно мнение Нико? Вопросов было много, ответов мало. Можно лишь гадать, а из фактов у нас с Нико на руках только странное поведение Аида в настоящем – и страстная влюбленность в прошлом. Получалось полное противоречие, но кто поймет Повелителя Подземного Царства? Разве что его сын – но уж точно не я. Вот только и сын пока мало что понимал. – Всё образуется, Нико, – я потрепал его по плечу, заставив снова напрячься – он чем-то напоминал мне волчонка, который не позволяет никому приблизиться к себе и уж тем более погладить. – Рано делать какие-то выводы… Тебе нужно больше информации. Наверное, следует просто подождать. – Возможно, – он упрямо насупил брови, и стало ясно, что терпение – не добродетель детей Аида. – Но я буду искать ответы. Отец не отделается от меня так легко. Почему-то мне даже стало жалко Аида. Если Нико с таким же упорством станет преследовать его, с каким не оставлял меня, убеждая искупаться в Стиксе, то никуда Повелитель Мертвых не денется – вынужден будет выложить сыну всю правду. Вот только будет ли Нико рад этой правде? А тут еще странно молчание Бьянки, которая почему-то поддерживала отца и скрывала всё от брата. И, насколько я знал ее, она ни за что не хотела причинить ему боль, хотя своими действиями частенько делала противоположное. Всё-таки противоречивость – еще одна черта детей Аида. Они в самом деле стоят между мирами. Кстати, насчет миров… Я снова посмотрел на громадный череп, висящий над входом в домик Аида. Он вел себя пай-мальчиком – не пускал дыма из глаз и рта и вообще выглядел вполне себе мирно, но я знал, что теперь каждый раз, входя туда, буду ожидать подвоха. – Что с этой черепушкой-то случилось? Может, лучше ее снять? А то она как-то подозрительно себя ведет – едва не ожила… – Да всё с ней нормально, – отмахнулся рукой Нико, а я почесал себе затылок: если это «нормально», то что же для него «ненормально»? – Это я вспылил – вот и вернул в нее прежний дух, – пояснил сын Аида, насупив брови: – Бывает такое со мной… уже случалось не раз, а потому мне нужно держать себя в руках. Поднятие мертвых и призыв призраков – не игрушки. Я могу натворить такого… Он мельком посмотрел на меня и отвел глаза. Почему-то я без труда понял, о чем он подумал: о том, что я считаю его опасным. – Все мы должны учиться контролировать силы, доставшиеся нам от родителей, – сказал я. – Мне тоже нелегко управлять водой. Помню, за эти годы я не раз едва не терял сознание от перенапряжения. А если бы ошибся или не совладал с водной стихией – то представляешь, к чему бы это привело? Потопы, наводнения… Я даже вызвал извержение вулкана прошлым летом. К великому счастью, испарились лишь несколько десятков тельхинов, и никто из людей, живущих рядом, серьезно не пострадал. Но, признаюсь, с тех пор я стал побаиваться своей силы… – Понимаю, – Нико, кажется, слегка приободрился. – Дети Посейдона могут вызвать разрушительные извержения и землетрясения. Но, как и ты, я не хочу причинить вред безвинным. Повторюсь, что вызов мертвых – не развлечение. Кларисса в упор не хочет понимать это. Если я нарушу баланс сил жизни и смерти – последствия могут быть ужасающими, – сын Аида хмуро посмотрел на висящий череп. – Потому я должен всё держать под контролем. – А отец? – спросил я. – Аид не может… как-то научить тебя? Тут я вспомнил, что меня самого никто шибко-то не учил. Выходит, что и Нико, скорее всего, приходится разбираться самому. Вот только силы, которые были в его распоряжении, казались мне пострашнее любого извержения вулкана. Вызов зомби – мне от этого до сих пор становилось как-то не по себе. Это ощущение впервые охватило меня в прошлогодней битве за Лабиринт и, к сожалению, не отпускало до сих пор. Нико ответил мне не сразу. Он вытащил из ножен свой меч из стигийской стали, который прихватил из домика, и с уважением и некоторым трепетом взглянул на смертоносное лезвие, затем провел по нему рукой. – Этот меч создали по приказу отца и вручили мне. Значит, он всё-таки чего-то от меня ждет. Минос кое-чему обучил меня, без него я бы вообще действовал хаотично. Мне почему-то кажется, что он делал это не без ведома отца, потому что вообще-то Миносу было на меня наплевать. Когда же я прогнал его, то пришлось обращаться напрямую к отцу. Иногда он в самом деле дает мне полезные советы и учит лучше контролировать силу… Он замолчал и почему-то не захотел продолжать. Но отчего-то я догадывался, что Нико не договаривает: «…Учит лучше контролировать силу, но этого мало». Я был готов побиться об заклад и в случае проигрыша повесить над дверью домика Посейдона тот самый череп, что эта еще одна страница не слишком радужных отношений Нико и Аида. Но парень об этом, разумеется, предпочитал не говорить. Я бы тоже не кричал во всеуслышание о своих взаимоотношениях с божественным отцом. – Ты справишься, – обнадеживающе сказал я и, бросив взгляд на мрачный мавзолей, от которого, я думаю, не пришел бы в восторг и сам царь Мавсол, добавил: – А еще я думаю, Нико, что ты обязательно найдешь способ, как выстроить лучший дом для детей Аида. Ведь ты не всегда был таким, какой теперь. Тот мальчуган, которого я встретил в пансионе, всё еще в тебе, – я улыбнулся ему. – Я думаю, вы с ним найдете общий язык. – Хочешь, чтобы у меня случилось раздвоение личности? – попробовал пошутить он, что было для него редкостью. Но по всему было видно, что мои слова затронули в нем какую-то струну. Кажется, он хотел мне сказать еще что-то, но не решался. Я снова набрался терпения, и наконец Нико заговорил: – Ты знаешь… вот буквально минут пятнадцать назад, когда я гладил миссис О’Лири, я вдруг увидел кусочек из прошлогою. Я видел там маму… и отца… Я клянусь, что ты бы челюсть потерял, увидев такого Аида! Да я бы сам не поверил, расскажи мне кто… Вот только… – парнишка потер лоб. – Всё так смутно, будто на картину плеснули водой. Но всё равно – это удивительно… Я недоуменно воззрился на него. До этого я думал, что после купания в водах Леты невозможно что-то вспомнить. – И знаешь, Перси, это уже не в первый раз… Жаль только, что я потом всё забываю, будто это был сон. Но эти неожиданные обрывки воспоминаний означают, что даже Воды Леты бессильны были стереть всё. – Воды Леты? – не выдержал я. – Ты пил из нее? – пришлось изображать, что мне ничего не известно. – Но это немыслимо! Помнишь титана Япета? Он же стал сущим ребенком после того, как свалился туда! – Помню, как не помнить, – кивнул мне Нико. – Лета – страшная сила, никто перед ней не устоит. И мой отец стер таким образом наши с Бьянкой воспоминания о прошлом – о гибели мамы, о детстве. Говорил, что хочет так защитить нас. Не знаю, по-моему, он всё только усложнил. Но с недавнего времени я всё же начал вспоминать – вот после победы над Кроносом. Это как озарения, толчком служит какой-то мелочь, а потом раз – и передо мною картинка. Вот как сейчас: я треплю миссис О’Лири по шее – и вдруг оказываюсь в нашем с мамой доме. Мне три года, и я играю с плюшевой адской гончей. Теперь понятно, чего Нико так замер, будто увидел призрака – призрака из своего прошлого. Однако воспоминание из детства оказалось приятным, потому он и улыбался… – Я словно в самом деле раздваиваюсь, – продолжил сын Аида, – смотрю на это извне – и будто одновременно пребываю там, ребенком… Чепуха какая-то! – Нико провел рукой по своим длинным волосам, слегка взлохматив их. – Быть такого не может, Лета должна была сделать мою память чистой, как стеклышко. Как стеклышко… Действительно, Нико ничего не помнил… даже не помнил, с чего вдруг стал увлекаться «Мифами и магией», что уж говорить об остальном. Но внезапно я замер – я осознал, что такое уже случалось! Пещера Мелинои, где колдунья принимала различные образы – самой затаенной боли и страха своей жертвы. Талия тогда увидела свою мать, а Нико… Di immortales, да ведь явившаяся перед ним фигура точь-в-точь была похожа на Марию ди Анджело! Но ведь Нико узнал о ней намного позже… – Нико, пещера Мелинои! Она тебе являлась в образе матери. Тот призрак… – …был похож на нее до мельчайших деталей, – подтвердил он. – Я тоже это сразу вспомнил. Мелиноя не могла взять из моей головы то, чего там не было. Образ матери должен был стереться! Но он остался. – Значит, ты прав. Даже Лета не всесильна… – задумчиво произнес я. Эта мысль оглушила меня. Что-то слишком много странностей собиралось вокруг Нико: пробивавшиеся сквозь воды Леты воспоминания, невозможность для сына Повелителей мертвых вызвать призрак матери, а еще потеря контроля над своими силами, которая, как отметил паренек, случалась уже не раз. Было ли одно связано с другим? Или это совпадения? Но только не в мире богов! Может, с течением времени я стал чересчур подозрителен, но слишком часто в моей жизни совпадения на поверку оказывались звеньями одной цепи. – Тут у нас появились дети Гипноса, – внезапно пришла мне в голову идея. – Забавные ребята, почти всё время спят. Но Аннабет говорит, что они эксперты по части сновидений и воспоминаний. Поговори с кем-нибудь из них? Кажется, их старосту Кловисом звать… Нико слегка раздраженно повел плечами. Оно и понятно – он и так открылся мне, и ему не хотелось делиться своими переживаниями с кем-то еще. Тем более с каким-то незнакомым парнем. – Подумаю, – сказал он уклончиво. – Если это будет продолжаться… Я видел, что, с другой стороны, ему очень бы хотелось вернуть хотя бы эти воспоминания – те немногие, которые удивительным образом избегли Вод Леты. Я в который уже раз подумал, каким счастливым человеком являюсь: у меня есть не только мать, но и память. Пусть я помню наряду с хорошим много и плохого, но это служит для меня своего рода опорой под ногами, это помогло мне стать тем, кем я стал. У Нико же Аид просто выбил почву из-под ног. Чем бы он ни руководствовался, лишая детей воспоминаний – желанием уберечь от Зевса или от боли, – но тем самым он насоздавал им целый вагон и тележку проблем. Я очень надеялся, что Нико удастся восстановить хотя бы часть потерянной памяти, но вот помочь ему в этом ничем не мог. По Лагерю пронесся звук гонга, созывающий всех на обед. – Ну, на тренировку мы уже опоздали, – сказал я, поднимаясь. – Поспешим тогда на обед? При слове «обед» моя собачка живенько вскочила – мы с Нико опять едва избежали участи быть опрокинутыми с бревна. – Гав! – звонко заявила она о своем аппетите. – Будь хорошей девочкой, и я дам тебе отменных мясных галет, – потрепал я ее по мохнатой голове и вопросительно взглянул на Нико. – Да, идем, – сказал он, тоже вставая. А потом внимательно посмотрел на меня: – Перси, спасибо… за этот разговор… за правду. Я буду искать, буду думать. Обо всем, – он кивнул на свой домик, но, понятное дело, имел в виду не только его, но и загадочным образом возвращающиеся воспоминания, и странные поступки Аида. Сопровождаемые адской гончей, мы понеслись к трапезной, и уже на бегу я крикнул Нико. – А как думаешь, Кларисса таки догнала братьев Стоулл или нет? – Не знаю, догнала она их или нет, – ответил Нико, и губы его сложились в зловещую улыбку: – Но могу сказать, что еще бы немного – и она бы получила этих своих скелетов, которых так просила…