Солнце давно скрылось за высокими холмами, окружающими город и Аликанте погрузился во мрак, разгоняемый лишь ярким светом ведьминых огней. Саймон сидел на крыше чьего-то дома и задумчиво рассматривал агрессивно сверкающие в лунном свете адамантовые башни, красное сияние которых готово было вспыхнуть при любой опасности.
Сказал бы кто-нибудь парню полгода назад, что все ночные страшилки не выдумка, демоны существуют и его лучшая подруга будет охотиться на них, а сам он станет вампиром — Льюис бы покрутил у виска и спросил, каких фильмов этот остолоп пересмотрел. Но вот же, он, Саймон Льюис, обычный Бруклинский парень — обращен в вампира, сидит в городе охотников на демонов в страхе, что на него в любую секунду может напасть маниакальный шизоид с замашками Наполеона, мечтающий захватить весь мир. Нет, будь у него выбор, Саймон ни за что не променял бы своё сумасшедшее теперешнее положение на прошлую жизнь. Знакомство с сумеречным миром принесло огромное количество плюсов. Он разобрался в своих чувствах к Клэри. Какое же было облегчение наконец понять, что его любовь к ней сродни любви Джейса к Алеку, любви парабатаев. Он познакомился с огромным количеством новых людей, каждый из которых оставил частичку себя в его жизни. Изабель, её старший брат Алек, Магнус, Джейс, Джордан, Майя, Рафаэль…
Произнеся мысленно последнее имя, Саймон прерывисто вздохнул, хотя и не нуждался в этом бесполезном для вампиров действии. Рафаэль… с одной стороны, это он, пусть и невольно, обратил Саймона в вампира и порой при одном виде бывшего главы нью-йоркского клана в душе парня вспыхивали гнев и обида, но с другой — его тянуло к Сантьяго словно магнитом. Даже тогда, когда метка Кайна возвела стену недоверия и опасения между ними, даже после её потери, когда Саймон боялся, что на него в сей же час обрушится гнев Рафаэля, даже сейчас, когда молодой вампир понимал, что тут, в Аликанте, они ближе, чем когда-либо были в Нью-Йорке.
Внезапное еле уловимое прикосновение к плечу заставило Саймона выпасть из размышлений и едва ли не подпрыгнуть на месте. Надо же, ему казалось, что за столько времени он научился не столько слышать, сколько чувствовать приближение своего создателя.
— Что тебя беспокоит? — спросил Рафаэль, присаживаясь рядом с притихшим Саймоном.
— С чего ты взял, что меня что-то беспокоит? — резче чем хотел спросил молодой вампир и тут же прикусил язык. Постоянная угроза со стороны Себастьяна хочешь не хочешь, а держала в напряжении, и совсем ни о чём не беспокоиться в данной ситуации было просто невозможно.
— Когда ты сильно расстроен или пытаешься своими убогими шестерёнками осмыслить что-то посложнее покупки нового выпуска любимого комикса — ты забираешься как можно выше, — на удивление спокойно и без тени обычной своей улыбки ответил Рафаэль, откидываясь на локти и сыто щурясь на яркую луну, висящую, казалось, над самыми шпилями Гарда.
Саймон удивлённо посмотрел на него, а затем улыбка осветила его лицо, когда парень осознал две вещи: что он говорил Клэри почти тоже самое, когда застал её, расстроенную, сидящую на высоком холме, и что Рафаэль знает его привычки.
— Дай-ка подумать… — протянул парень. — Я вампир, моя мать ненавидит меня, маленькая кровожадная сумасшедшая хочет нарядить меня в героя слабенького любовного романа и посадить на вечный домашний арест, один мой друг стал ходячей иллюстрацией выражение «взорваться от злости», другой рассыпается от тоски, а безумный братец Клэри жаждет спалить дотла наш мир. Я ничего не упустил?
Рафаэль поморщился и пробормотал что-то на испанском.
— Ты слишком много заботишься о проблемах сумеречных охотников, светолюб, — ответил на его тираду старший вампир, не отводя взгляда от луны.
— Предлагаешь забить на вселенские планы Себастьяна? — взвился Саймон, недоверчиво глядя на Рафаэля.
— Нет, — едва заметно качнул головой вампир и его глаза заблестели в свете луны. — Если этот безумец победит, места в мире не найдётся ни для кого из нас. Однако не заблуждайся на счёт охотников. Сейчас они признали нежить, дали нам места в Совете, не без помощи твоей сумеречной подружки, но не надейся, что Конклав примет тебя, как одного из своих.
— Но Лайтвуды… — начал было Саймон и был прерван тихим смехом. Он так и замер с открытым ртом, понимая, что ещё ни разу не слышал смех своего создателя. Видел оскал, усмешку, слышал насмешливое или презрительное фырканье, но смех, чистый и звонкий — никогда.
— Лайтвуды всегда были себе на уме, — продолжил Сантьяго, делая вид, что не замечает замершего Саймона. — Их далёкий предок, по словам Магнуса, был падок на развлечения с демонами, Алек влюблён в мага, а Изабель — в тебя. И не отрицай, — махнул рукой он, видя, что молодой вампир собирается возражать. — За твою подружку я не буду ничего говорить, ведь это она позволила сделать тебя вампиром, а её взрывоопасный парень спас тебя от смерти, дав своей крови. Но далеко не все охотники с радостью приняли последнее Соглашение. Не слишком рассчитывай на них. Однажды ты можешь поплатиться за это жизнью.
Глаза Саймона расширились от удивления. Ему же не показалось? В голосе Рафаэля сквозило раздражение и… забота?
— Ты беспокоишься обо мне? — спросил парень, когда мысль, полностью абсурдная по своей природе, сформировалась в его голове.
Рафаэль фыркнул и повернулся к Саймону. Его глаза, тёмные и глубокие, отражали свет луны и мерцали в полумраке как у кошки. Сантьяго резко наклонился к парню и впился грубым поцелуем в его губы. Саймон удивлённо моргнул, чувствуя, как язык Рафаэля проходится по его нижней губе и скользит дальше, словно специально цепляясь за удлинившиеся клыки. Почувствовав вкус крови, Саймон словно слетает с катушек. Он тихо рыкнул и притянул своего создателя ближе к себе, одной рукой перехватывая руку Рафаэля, попытавшегося умерить пыл парня, а второй зарываясь в его волосы, отрезая последние пути к отступлению.
Поцелуй вышел рваный, грубый, с привкусом отчаяния и крови. Впервые Саймон поблагодарил способность вампиров обходиться без дыхания. Первым отстранился Рафаэль, напоследок сильно прикусив губу парня, словно мстя за несдержанность. Глубоко вздохнув, как-будто стараясь прочистить голову от лишних мыслей, Саймон облизал губы, всё ещё чувствуя вкус крови, и открыл глаза, шокировано уставившись на свои руки, обвившиеся вокруг шеи старшего вампира. Когда он успел буквально повиснуть на Рафаэле и… сесть к нему на колени?! Попытка отпрянуть была моментально прервана самим Рафаэлем, который при первом же движении крепко обнял его за талию, прижимая ещё ближе к себе, давая почувствовать свою реакцию на поцелуй. Саймон замер, ощущая явственное давление на, давайте говорить откровенно, собственный стоящий член. Нерешительно подняв взгляд на вампира, он ожидал чего угодно, но не широкой улыбки и блестящих от возбуждения глаз.
— Ты куда-то собрался? — наклоняясь к лицу парня, прошептал Рафаэль в самые губы, с удовольствием наблюдая, как Саймон потянулся навстречу, безмолвно прося ещё поцелуй. — Ты должен помочь мне решить одну небольшую проблемку, в которой сам и виноват. Не могу же я отправится на ужин к Мелиорну со стоящим членом?
Саймон, возбужденный мозг которого выхватил из потока слов только «помочь» и «член», подался вперёд и снова поцеловал своего создателя, скользя руками по его спине, комкая шелковую ткань идеально отглаженной рубашки. Поцелуй становился яростнее, Рафаэль прижимал его к себе всё крепче и Саймона вело. Поцелуи Клэри были нежными и легкими, словно прикосновение крыльев бабочки, Изабель целовалась страстно и несдержанно, но не один из них не доводил парня до такого исступления, заставлявшего кровь буквально кипеть, а его самого едва ли не рычать, требуя большего. Их губы были искусаны, кровь текла по подбородку и капала на ворот рафаэлевой рубашки. Саймон чуть отстранился, ухмыляясь тихому рычанию недовольного вампира и провёл языком вниз, слизывая кровавую дорожку. Он был вампиром добрых четыре месяца и выпил достаточно крови, но ещё ни разу его так не вело от её вкуса. Наоборот, он казался отвратительным, но сейчас парень невольно облизнулся и уставился на уже подживающие ранки от своих клыков на губах Рафаэля. Тот понимающе усмехнулся и наклонил голову, сверкая темными глазами. Саймон снова облизал губы и наклонился к шее, выпуская клыки на всю длину. Кровь, густая и почти чёрная в свете луны хлынула ему в рот. Он глотал её, прижимаясь к Рафаэлю сильнее и остановился лишь услышав тихий стон. Оторвавшись от него, парень посмотрел в расширившиеся зрачки старшего вампира.
— Не забывай о главном, светолюб, — прохрипел Рафаэль, двинув бедрами вверх, напоминая Саймону о собственном члене, болезненно упирающимся в ширинку. Он сглотнул, уперся лбом в плечо вампира, избегая смотреть ему в глаза, и опустил руку вниз, другой продолжая обнимать Рафаэля за шею. Кое-как расстегнув дрожащими от волнения и возбуждения пальцами пуговицу и молнию, Саймон скользнул под нижнее бельё и внутренне хихикнул, едва не озвучив вслух мысль, что боксеры у Рафаэля тоже должны быть шелковыми. Обхватив ладонью сочащийся смазкой член, парень двинул на пробу рукой и в награду получил тихий стон, перешедший в шипение. Осмелев, Саймон обхватил ствол крепче и мазнул большим пальцем по влажной головке. Вампир нетерпеливо дернулся, недвусмысленно намекая, что надо заканчивать тянуть кота за хвост и переходить к действиям. Парень тихо хмыкнул и без переходов задал быстрый темп, вырывая из груди Рафаэля явственно слышимый стон. Старший вампир одной рукой схватил парня за волосы, оттягивая назад голову и открывая себе доступ к шее, а другой скользнул к чужому паху, с невероятной ловкостью справляясь с молнией и пуговицей. Холодная рука коснулась изнывающей плоти Саймона одновременно с тем, когда клыки проткнули нежную кожу. Парень захлебнулся хрипом, второй рукой хватаясь за рубашку, словно утопающий за спасательный круг.
Мир перед крепко зажмуренными глазами вспыхнул сотней сверхновых и закружился, срываясь в бездну. Парень стонал и не слышал себя сквозь гул в ушах. Голова кружилась, волны сокрушительного удовольствия накрывали сознание, не давая формироваться связным мыслям, вместо стонов с приоткрытых губ срывался придушенный сип. Саймон сквозь возбуждение почувствовал, как Рафаэль отстранился от шеи и впился в его губы поцелуем. Ощутив на губах вкус собственной крови, парень выгнулся и кончил с протяжным стоном, несколькими движением доводя до оргазма Рафаэля. В тот же момент все кости будто покинули его тело, и парень уронил голову на плечо вампира, хрипло выдохнув.
— Dios, — хмыкнул Рафаэль, обвивая руками талию Саймона руками и прижимая его к себе. — Ты снова испортил мне одежду…
***
Саймону казалось, что он умирает. Он не мог дышать, он не видел и не слышал. Была лишь пронизывающая боль в груди, словно в сердце раз за разом вонзали кинжал.
Глубокие тёмные глаза, ехидная улыбка, чёрные волосы, всегда идеальная одежда, шрам от крестика между ключицами. Что-то неуловимо знакомое и такое… родное. Просыпаться отчаянно не хотелось, словно Саймон знал, что там, в реальном мире этого тёплого чувства не будет, что стоит открыть глаза и потерянное уже не вернуть.
Парень рывком выпал из сна, краем уха слыша крик полный ужаса, и только спустя пару секунд спустя понял, что кричит он сам. Джордж, проснувшийся за несколько мгновений до него, запутался в одеяле и с грохотом рухнул на пол, пытаясь сообразить, кто кричит и почему. Выпутавшись, наконец, из узла, Лавлейс вскакивает на ноги и бросается к другу.
— Саймон! Саймон, что случилось? — спросил парень, падая рядом с кроватью Саймона на колени и пытаясь рассмотреть лицо друга в полумраке. — Ты снова что-то вспомнил? Как тогда?
Льюис пытается что-то сказать, но из горла вырывается лишь хрип и всхлипы. Не в силах больше оставаться в этом давящем подвале, он вскакивает и вылетает из комнаты, не обращая на крики Джорджа.
Коридоры академии мелькают перед глазами, воспоминания накатывают одно за другим, заставляя голову раскалываться от боли и вырывая из груди приглушенный вой. Рафаэль Сантьяго, вампир, обративший Саймона. Тот, кто дал ему кровь, когда новообращённый только выбрался из могилы. Тот, кто угрожал убить его столько же раз, сколько и спасал. Тот, из-за смерти кого парень отказался от бессмертия и рад был, когда Асмодей сказал, что заберёт его воспоминания. Тот, кого Льюис любил, но не успел насладиться этим.
Вылетев из-за поворота, Саймон совершенно неожиданно налетел на что-то твёрдое и отшатнулся назад, врезаясь спиной в стену. Подняв глаза, он увидел удивлённо смотрящих на него Алека и Магнуса, явно не ожидающих увидеть кого-то в столь поздний час.
— П-простите, — прохрипел Саймон, пятясь назад, но попытка сбежать была жестоко пресечена Магнусом, схватившим парня за запястье.
— Саймон, что случилось? — спросил маг и Льюис услышал в его голосе искреннее беспокойство. — Ты… ты плачешь?
Саймон удивлённо моргнул и поднял руку, касаясь мокрой щеки. Он плакал по парню, которого накануне вечером даже не помнил, но сейчас любил больше, чем кого бы то ни было до этого. Парень смотрел на свою руку, меланхолично считая капли, падающие на кожу растекающиеся вдоль линии жизни и не заметил, как Алек и Магнус молча переглянулись, как Лайтвуд улыбнулся уголками губ и прошёл мимо Саймона, ободряюще сжав его плечо, как Магнус покачал головой и в его зрачках отразилась понимание и боль человека, за свои долгие сотни лет жизнь потерявшего не один десяток друзей и любимых.
— Саймон, — тихо произнёс маг, осторожно сжимая его руку и ведя куда-то, — пошли, тебе нужно выйти отсюда.
Раздался тихий щелчок и парня окатило волной прохладного предрассветного воздуха. Он оторвал взгляд от ладони и сделал шаг вперёд, едва не рухнув на ступеньки. Магнус захлопнул за ними двери академии и присел рядом с ним, глубоко вдыхая утреннюю свежесть.
— Что ты вспомнил? — спросил он, прикрывая глаза, уже догадываясь, каким будет ответ. — Рафаэля?
Чуть приоткрыв кошачий глаз, Магнус повернулся к Саймону и уловил едва заметный кивок и последовавший за ним тихий всхлип. Бейн вздохнул и покачал головой. Кому как не ему понимать, что сейчас чувствует мальчишка. Потерять любимого человека, не успев насладиться жизнью с ним — это намного хуже смерти. А время отнюдь не лечит, оно лишь притупляет боль, которая возвращается каждый раз, следуя за воспоминаниями.
— Как ты с этим справляешься? — тихо спросил Саймон, не отрывая взгляда от тренировочного полигона, край которого выглядывал из-за Южного крыла академии. — Ты живёшь сколько лет? Четыреста? Пятьсот? Сколько близких ты потерял за это время? А любимых? Если потеря одного единственного любимого человека отзывается такой болью, то что же тогда должен чувствовать бессмертный, теряющих их каждые пары десятков лет?
— Я бы мог начать читать тебе лекцию о том, что время лечит, боль притупляется и всё в таком духе, — ответил Магнус после затянувшейся паузы, — но я не буду. Ты прав — за свою жизнь я потерял много близких людей, которые были моими возлюбленными и самыми лучшими друзьями и да, это чертовски больно и боль никуда не девается. Она продолжает преследовать меня каждый раз, когда я вспоминаю этих людей. Если не хочешь страдать — отпусти, но как можно отпустить, если ты любишь саму память о них? По этому замкнутому кругу я хожу последние несколько столетий. Но сейчас у меня есть Алек, — лицо мага посветлело при упоминании Лайтвуда. — Он наполняет мою жизнь радостью, напоминает мне, зачем вообще стоит жить. Александр смертный и когда-нибудь он тоже оставит меня, но боль после его потери будет стоит каждой минуты проведённой с ним. У тебя же есть Изабель. Ты влюбился в неё, имея лишь отрывки своей прежней жизни, но когда ты пройдёшь Восхождение и вспомнишь всё — ты поймёшь, о чём я говорю.
Магнус хлопнул Саймона по спине и поднялся, глубоко вдыхая прохладный воздух, прежде чем вернуться в здание Академии, оставив парня размышлять над своими словами.
Когда ему сообщили, что, спасая друга от смерти, Саймон лишился памяти — он решил, что вернуть её — это отличная идея.
Когда он проснулся с криком, застывшим в горле и образом мёртвого Джордана перед глазами, Саймон подумал, что, пожалуй, идея эта была не такой уж и удачной.
Когда же из глубин памяти вынырнули глубокие тёмные глаза, чёрные волосы, ехидная, но нежная, улыбка и пронзительная разрывающая боль в груди, Саймон пожалел, что не умер в том дьявольском измерении.
