Скажи, что я не один

- Теперь сними его с предохранителя, — мужчина подчиняется, вспоминая, как Айронхайд делал это раньше. Автобот плавно подходит к солдату и почти обвивает свои манипуляторы вокруг него, так, чтобы по очереди изменить положение его конечностей, выпрямляя его руки и бесцеремонно подставляя свои, чтобы подготовить к отдаче. - Хорошо. Сейчас взводи курок. Когда он щёлкнет дважды, можно будет стрелять, — человек снова повинуется и сглатывает, чувствуя, как броневые сегменты Айронхайда прижимаются к его спине. Тот практически мурлычет ему в ухо. - Теперь прицеливайся. Но без поддержки навигационной системы, тебе нужно научиться делать это по всем правилам, на случай, если этот шлак заест. Видишь мушку на конце ствола? — мужчина кивает, тяжелый манипулятор оружейника давит на его плечо, когда он сам решает посмотреть, — Прицелься туда, куда хочешь всадить пулю. Удерживай это место в середине этого маленького углубления, которое поближе к тебе. Человек выполняет, желая, чтобы его сердце перестало колотиться так сильно, когда автобот близко. Особенно с заряженным оружием в его руках. Он старается собраться, сконцентрировавшись на точке на конце ствола. - Сейчас, когда я скажу «стреляй», ты сделаешь вдох, задержишь его, а затем нажмёшь на спусковой крючок. Мягко. И приготовься к отдаче, хотя у этой крошки она и не такая большая. - Окей, — выдыхает Уильям, набираясь неожиданного количества уверенности. Его колени немного ослабевают, когда тепло кибертронца просачивается под одежду. Тёплый. Такой тёплый, словно… Почему-то на ум приходит сравнение только с расплавленным парафином, который каплями оседает на столешнице, умирая в попытке убежать от пламени свечи. Человек сосредотачивается так тщательно, как только может, желая впечатлить. Желая быть значимым. - Хорошо, — Айронхайд убирает манипуляторы, по-прежнему прижимаясь, и затем располагает их на бедрах мужчины. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем он наклоняется, мурлыча на ухо, — стреляй. Майор специального подразделения под названием «NEST» задерживает дыхание, мягко нажимая на триггер. Бах, раздаётся выстрел, и он замечательно справляется с отдачей. Он чувствует, как автобот прижимается чуть плотнее, когда он выдыхает, с волнением смотря на полигон. Пуля тлеет в груди, там, куда она попала. Не в самое яблочко, но довольно близко к окружности, обозначающей искру врага, и он чувствует волну удовлетворения. - Высокие скулы и меткий выстрел, — бормочет Хайд, — как раз мой тип. Леннокс лишь счастливо улыбается, когда мех сжимает его бедра. Человек с щелчком опускает кибертронское оружие, недавно предоставленное людям. Майор разворачивается лицом, жадно вглядываясь в лицо инопланетного существа, впитывая взглядом каждое его движение, каждое малейшее изменение мимики. Тот ворчит что-то довольно, двигается ещё ближе и снова тянет, только теперь уже обхватив поперёк пояса, словно упрашивая прижаться к себе. Человек тяжело вздыхает, когда чужой манипулятор обхватывает его руку, ведёт по предплечью и сжимает запястье через рукав. Прямо поверх браслета с неприметными тёмными росписями. Кибертронскими, если говорить точно. Означающими любовь на их непростом языке. Автобот чувствует его через ткань, глухо усмехается и тянет на себя. И эти двое действительно выглядят счастливо... ... И как же тоскливо понимать, что этим счастливым Уильямом Ленноксом был именно я... Всё плаваю где-то, изредка отталкиваясь от чёрных берегов. Дрейфую в глубинах собственного подсознания, упиваясь этим потрясающим Ничто. Как если бы обдолбился и провалился в долговременный кайф. С момента смерти Айронхайда прошёл уже почти месяц, но я упорно отказываюсь в это верить. Предпочитаю просто пить. Пить вторые или третьи сутки, даже не знаю точно. Потерялся после того, как смог оторвать себя от диванной подушки. В «NEST» мне дали недельную отсрочку на восстановление и возможность повидаться с семьёй. Но выходило всё из ряда вон дерьмово. Сара страдальчески смотрела на меня, пыталась даже поговорить, но, получив недвусмысленный отказ, оставила меня одного и, забрав с собой Аннабель, уехала к своей матери. Навсегда. Как говорится: "А, хер его…" И дальше тоже хер, потому что я продолжил заливаться дешёвым пойлом, пока меня окончательно не срубало. И весь цикл по кругу, с той лишь разницей, что, проснувшись, я умираю от головной боли с дикого бодунища, а потом ничего, отпускает. О внешнем виде говорить хотелось меньше всего. Скулы стали колючими от свежеотросшей бородки, рубашка не первой свежести болталась измусоленной тряпкой, и я, кажется, вонял, как перегревшийся на солнцепёке боров. Не уверен, оттого что вообще почти запахов не чувствую, вкуса особо тоже. Только медленно наступающую на организм интоксикацию да стадии опьянения. И мне впервые было плевать. Плевать на всё и всех вокруг. Абсолютно точно как и на то, что бутылка, горлышко которой сжимают мои вялые пальцы, почти пуста, а я не нахожу в себе сил, чтоб оторвать задницу от мягкого – очень мягкого, проверял рожей, – ковра в гостиной. Стук в дверь глухой и гулкий, словно ногой долбят. Эппс выглядит бледным, если можно так говорить об одном из представителей темнокожих, кусает губы, безразлично переступая перевёрнутый вверх дном стол, подходит почти вплотную. - Эй, Леннокс, ты как, дружище? Я не отвечаю, но Роберт, приехавший проверить, жив ли его друг, прекрасно видит, как меняется моё лицо. Воротник давит, выдираю верхние пуговицы из петлиц и где-то на периферии слышу, как, отскочив, звонко щёлкает по паркету одна из них. Так-то лучше. Вообще бы рубашку содрать с себя, стянуть через голову, но не хочется тратить на это остатки сил. Внутренний резерв слишком истощён для таких геройствований. – Уилл? - осторожно зовёт друг, скорее, пробует позвать, и, сложив руки на груди, легонько толкает меня в бедро ногой. – Ну же, Уилл, не раскисай, черт возьми. Просит. Просит сейчас так, как не просил никогда и ничего. И эти чёртовы интонации – чёрное отчаянье, проскальзывающая безнадёга, – только подстёгивают, словно свистящим щелчком плети. Не хочу давиться этим один, хочу и ему тоже напихать в глотку. Напихать, пусть дальше уже и некуда. Хочу, чтобы он чувствовал тоже, чувствовал, что меня на части рвёт, и как-то плевать сейчас, вывезет он или нет. Вывезет ли помимо навалившегося на него дерьма ещё и это. Прищурившись, смотрю на него снизу вверх и на мгновение воображаю себя бомжом, выползшим на свет божий из своего подвала только затем, чтобы выклянчить немного мелочи и снова убиться в хлам. Отрицательно мотаю черепом, избавляясь от ненужных мыслей, и протягиваю ему бутылку, демонстративно помотав ей из стороны в сторону. - Ещё. - Тебе хватит. Пребываю сейчас в том пограничном состоянии, когда организм вроде бы начинает очухиваться, но язык живёт сам собой. – Решил поиграть в мамочку, Эппс? Слушай, а ты часом не пидор? Эппс хмыкает и присаживается рядом со мной, лопатками подпирая пустующий стеллаж, в который Сара частенько складывала игрушки малышки Аннабель. Настоящего мой мозг явно не переживёт. – Сколько лет этой шутке, Уилл? Мотаю башкой и действительно пытаюсь вспомнить, сколько же. Пять или все десять? Пошло же вроде со старшей школы, нет? – Как минимум вечность. Друг сочувствующе хлопает меня по плечу, а я грустно заглядываю в узкое горлышко бутылки. Ожидаемо не нахожу там ни спиртного, ни Нарнии. Но от этого становится легче. Несравнимо легче. Легче, чем в обнимку с дешёвой бутылкой виски. Легче хотя бы потому, что меня отпустило. Потому что больше не чувствую всего этого дерьма, потому что смогу заставить себя поверить. Ничего не значило, ничего не было. Айронхайд погиб. А я должен жить дальше. Только вот как? Затылок начинает противно ломить, словно прессом давит. Пока ненавязчиво так, словно примериваясь, постепенно увеличивая давление. Ладонь Эппса проходится по моим плечам и замирает, легонько сжав сзади за шею. Прикрываю глаза. Приятно. – Это запрещённый приём, ублюдок. Роберт не ведётся на подначку и продолжает гнуть своё: – Уилл, тебе пора прекращать делать всё это. Ты ведь реально не догоняешь, что происходит? Очнись, Леннокс! Ты бухаешь без передышки пятые сутки, не моешься и не ешь. И тебе, как я вижу, наплевать на отъезд Сары и Аннабель. Да ты… Неловко замахиваюсь, едва не заваливаюсь на бок, теряя равновесие, но всё-таки не попадаю в цель. Кулак проходится в метре от его носа. – Захлопнись! Усмехается, гад. Бутылка находится тут же, но запустить ею я не успеваю, слишком херово работают рефлексы. Перехватывает за горлышко и отнимает. – Поговоришь со мной? – спрашивает Эппс как можно мягче, глуховато. – От тебя воняет, – давлю из себя, и будто прорезает натянувшуюся плёнку; с задушенным истеричным смешком я выдыхаю и неожиданно для себя даже ощущаю, как колени подламываются, и чёртова слабость делает своё дело. Чернокожий человек отрицательно мотает головой: - Нет, Уилл, поговори со мной о другом. Я выдыхаю, сглатывая подкатившую к горлу тошноту. - Что ты хочешь узнать, Эппс? Что? Что выкладывать? Что я охуенно облажался? Что не думал, что может ёбнуть так?! Знаешь, что последнее я помню? Выстрел этого краснобамперного Прайма, разваливающийся прямо на глазах Айронхайд, а после сразу ёбаный пол какого-то ангара. Всё тело ломит, а меня за плечо трясёт патлатый чувак из охраны Миринг. Всё что между – чёрная дыра. Как думаешь, мне понравилось? Ощущать себя в дерьме чуть больше, чем по уши... Успокаиваюсь немного, дышу тем самым волшебным запахом алкоголя, пропитавшим всю мою квартиру, опираюсь ладонью о пол, перенося на неё часть своего веса. Приподнимаюсь, тянусь повыше, так чтобы щекой коснуться его плеча, и так замираю. - Кстати о Миринг. Она передала, что через два дня ты должен быть на базе. К нам прилетает новая партия автоботов. Спешно киваю, как собачка с башкой-маятником. Отталкиваюсь и сажусь назад, ладонью опираясь о пол позади себя. Роберт следом поднимается с пола и, помедлив, разворачивается в сторону двери. Тишину нарушает только приглушённый хлопок входной двери. А я остаюсь с пустой бутылкой виски на полу, решая, смогу ли я за два дня собраться в кучу и вернуться туда, где погиб мой друг. Решить, смогу ли. Хотя, какой смысл сейчас скрывать правду. Айронхайд был для меня больше чем друг. Намного больше. Неспеша закатываю рукав бледно-серой рубашки, для того чтобы ещё раз взглянуть на узорчатый браслет, охватывающий моё запястье. Чёрный, как броня автоботского оружейника. Знак того, что мы связаны. Тошнотой скручивает по новой, но в этот раз в голове почему-то крутится насмешливое "теперь один". Жаль, не выблевать.