Жизнь Героев

Весна не была чем-то особенным в академии «Высшего Пилотажа». Какие-то праздники, какие-то мероприятия, следом за которыми шли экзамены и празднование в спортивном зале выпуска старших курсов. Выпускной объединяли с титулованием новых Короля и Королевы, которыми по результатам боёв на арене стал старшекурсник Ник Дэвис, владеющий контролем разума, и его пассия. По правде говоря, мне импонировал его подход к битвам: он говорил с соперниками, и стоило им ответить, проникал в их сознание и принуждал сдаваться. Не применяя ни грубой силы, ни давления на психику: жертва даже не помнила, как только что сама говорила: «Сдаюсь». Это… во много раз гуманнее всего, что творилось на песке. Это подкупает. А я хотя и выжила после своего последнего боя, некоторые ранее рваные связки и изрезанные мышцы сводило периодической судорогой, напоминая о том, чего я помнить не хотела. Со слов врачей судорога может отпустить по прошествии лет, но я не надеялась на год-два. Оптимисты живут не так долго, как считает большинство. Долгожители среди реалистов. Последняя соперница, наградившая меня личным кошмаром, навестила в больничном крыле, когда я окрепла и была в состоянии воспринимать информацию и отвечать. Она спросила то, что не давало ей покоя долгие ночи: - Как ты проникла мне в голову? Зачем передала эти слова? Когда я не ответила, она с трудом, сквозь сковывающие движения бинты встала ближе, избавившись от части опасения и заговорив увереннее: - Ты так хотела проиграть? Или же умереть? Ты… Я была на грани, я не понимала, что делала. Я не контролировала свои действия, легко могла тебя убить! Неужели оно того стоило?! - Не вини себя, - я взглянула на неё твёрдым взглядом уставших карих глаз. - Это был мой выбор. Ты сделала всё, что от тебя зависело, чтобы выжить. Иначе была бы мертва. Она посмотрела на меня смешанным взглядом, в нём был и страх, и непонимание. Её руки легли поверх самых страшных промороженных некогда участков кожи, опасаясь понять. Но одно она видела чётко тогда и сейчас: прощание с жизнью не было шуткой. Свои слова я держу. Однако её внутренний стержень тоже оказался крепок – она взяла себя в руки и с трудом выговорила: - А как же ты? - Это то, что я заслужила. Не тебе этим беспокоиться. Отныне можешь спать спокойно. Она с минуту простояла возле моей койки, стараясь понять меня и прозвучавшие слова. Она не верила в мою чёрствость, пытаясь отыскать опровержение, но его не было. Она мне никто, мне ни к чему открываться ей. Но хоть и своеобразно, я дала белокурой старшекурснице то, за чем она пришла – успокоение. Хотя благодарностей ждать и не стоило. Со временем она поймёт. Студентка в последний раз заглянула печальным взглядом в мои глаза, вздрогнула, что-то в них увидев, и ушла. Белоснежные крылья скрыли её фигуру, и вскоре она пропала из поля зрения. От нечего делать я занималась мыслями о причинах её действий и следствиях своих же слов, но никаких новых эмоций не находила. Однако, когда часы отдыха кончались, снова приходили процедуры, и мысли исчезали. Процесс восстановления шёл долго и муторно, окончательно встать на ноги было нелегко. По предзаказу брата мне вырезали трость из тёмного дерева с набалдашником в форме черепа птицы, но даже с ней я решила не являться на последний праздник этого учебного года. Мне хватало лживых взглядов за всё время после реабилитации, ещё лицемерия на выпуск неинтересных мне курсов я могла не выдержать. Двуличие мне даром не надо. Как оказалось, выпускной был сорван усилиями нашей теперь бывшей старосты, история которой оказалась туманной, а цель мести - глупой. Особой огласки инциденту не придавалось, но мне поведали достаточно, чтобы удовлетворить едва заметный интерес и забыть, продолжив жить как раньше. И всё же иногда у меня всплывал в голове вопрос: к чему была нужда превращать всех студентов, учителей и гостей в детей? Её так задело собственное обращение вспять? Или тут другая подоплека? Мне не понять. Второй курс подошёл к концу, не вызвав во мне каких-либо чувств, кроме глухой злости и бессильного отвращения. Впереди ещё два года, нужно держаться. А пока горизонт осветляет блаженная свобода от стен осточертевшей академии. Может, жить не так уж и плохо? Лето ознаменовывалось для меня началом самосовершенствования. Мне было крайне необходимо увеличить контроль подвластной стихии. Не отвлекаться на посторонние движения и не сбивать концентрацию, что, как показала практика боями, было тяжко. Если меня ничто не отвлекало, если я была в полном единении с водой, то могла творить что угодно, затрачивая на это меньше сил. Я хотела избавиться от этой зависимости. С того и начала. На лето у меня были планы, которые не подразумевали стороннего вмешательства, и оттого только сильнее выбило из колеи сообщение от куратора о поездке на море. Всей группой. Отказы не принимаются. Хотелось застрелиться. Через два дня мы должны были сесть в школьный автобус, чтобы от академии отправиться куда-то в Доминиканскую республику. Ехать в Саману, а именно туда заглядывался куратор, мне охоты не было. Впрочем, как и видеть одногруппников. Отказаться? Настоять на своём? Звонить или не звонить куратору? Лучше дождусь вечера. Спрошу у брата. - Решать тебе. Но я бы не стоял на пути признанного гения. Не обращая внимания на то, как поморщился от своих же слов брат, я всмотрелась в чернь за окном. Выбора нет? Или всё же?.. Удастся ли неопытной хромой девчонке скрыться от безумного фанатика науки? Ответ очевиден. - Брат, мне необходимы деньги. Для поездки не хватает некоторых вещей. Он сухо кивнул, и мы продолжили ужин в молчании. Следующие дни не представляли собой ничего особенного. Я провела привычную разминку, затеяла тренировку, выдержала очередной приступ судороги, освежилась, сходила в магазин, купила шляпу и крем от загара, прошлась по продуктовым отделам для пополнения запасов в холодильнике, по возвращению сделала пирог с рыбой и, пока он томился в духовке, устроила себе ещё одну силовую тренировку. Исключая поход в магазин и рыбный пирог, следующий день был идентичен предыдущим. Кроме иссушающей тело и разум усталости мне не запомнилось ничего. В среду я собралась, переступая через себя, перепроверила наличие всего необходимого для отвратной поездки и вышла из дома. Нежелание ехать тянулось грязным до отвращения шлейфом по пятам всю дорогу к перекрёстку, особо обострившись в автобусе, но побив все мыслимые рекорды при встрече с куратором. Его неуместный оптимизм вызывал удивление, а неожиданно буйная энергия захлестнула даже меня. Под напором воспрявшей толпы стало немного легче воспринимать неотвратимое грядущее, но осадок нестерпимо царапал нутро. Мало приятного. По прибытию на ненавистный летающий остров Мистер Башка с трудом дождался, пока все выйдут из автобуса, выслушав напутствие Рона, его водителя. Куратор абы как сверил присутствующих со списком журнала, не обращая абсолютно никакого внимания на состояние учеников, и всю дорогу воодушевлённо вещал о поездке, едва не бегом проведя нас к аркообразной конструкции за академией. Она оказалась телепортом в здание отеля, где нас встретят и разместят по комнатам. Мистер Башка восхвалял свой гений, позволивший заменить нелюбимые им самолёты и, толком не объяснив принцип действия конструкции, опустил картинно внушительный рубильник. Идти через голубое свечение, закручивающееся немыслимым вихрем внутри прохода, желания ни у кого не было, но профессор был неумолим и толкнул близстоящих студентов первыми. Я бы им посочувствовала, но ничего не испытывала, кроме резко возросшего нежелания покидать родные Штаты. Может, мои силы мне всё же помогут сбежать? Наивно. Резкая судорога не вовремя свела ногу, едва не повалив на землю. Я вцепилась в трость, как в спасительный круг, в потаённой надежде не упасть у всех на глазах и сжала в кулак руку, прижатую к сведённой в боли ноге. Слабость, стыд, позор. И страх. Они заполнили мой разум, помутили рассудок, и череп набалдашника едва не треснул в моих руках от того, как сильно я его сжала от злости на саму себя. Шейпкинетик заметила моё состояние, но не сказала ни слова, однако я не могла не заметить, как тень на земле потемнела и обрела плотность, а стоять стало легче. Я кивнула в знак благодарности за поддержку, однокурсница чуть повернула голову, и я увидела.Они с пирокинетиком обменялись взглядами, тени под ногами пришли в движение, и вот уже Уоррен подходит ко мне, молча предлагая свою поддержку. Сил не было, я кивнула и тут же едва не повисла на парне, взяв его за предоставленный локоть так и не сумевшей разжать кулак рукой. Усилиями знакомых я устояла и вытерпела приступ, потому, когда настал наш черёд проходить через арку, мы дружно вздохнули и сделали шаг. Безнадёжность настолько ярко отпечаталась на наших лицах, что звезда чирлидинга – темнокожая Пенни, не так давно вместе с «плохишами» выигравшая свою свободу в суде за содействие Гвен Грейсон, не упустила своего шанса съязвить нам вслед. Обращать внимание на таких людей ниже моего достоинства, мы совершенно не смотрели на неё. Вышли мы уже на открытую, залитую ярким солнцем площадку. Разница всего в час, но здесь, в отличие от дома, всё горело и слепило глаза. Нас уже ждали: встречал студентов персонал, натянуто широко улыбаясь всем прибывшим и одинаково приветствуя каждого, вышедшего из воронки в пространстве над красно-жёлтым плиточным полом. Мы встали поблизости от группы, наблюдая, как из той же воронки вываливается небезызвестный Крепость с МакФарландом. Иллюзионист тут же убрал что-то в карман своей куртки и, оставив силовику замаскированную подножку, невозмутимо встал с нами, кивком головы обозначая приветствие, а выражением лица - благополучное завершение перехода. Вполне ожидаемо, местный «герой», якобы спасший академию от гнева бывшей старосты, а по совместительству и бывшей девушки, споткнулся, с явным трудом удержав равновесие. Лица Нэша с Уорреном озарили ухмылки и оскалы. Уж не знаю, что между Писом и Крепостью произошло на сорванном выпускном, но их отношения попеременно «враг-лучший друг» на грани цирка вызывают здоровое недоумение. Когда он уже определится со своим отношением к силовику? Идиоты. Отель Gran Bahia Principle El Portillo имел три звезды, но был не из дешёвых, чем оправдывал своё месторасположение на берегу залива Самана. Белокаменное здание с красной крышей было достаточно большим, чтобы расположиться по всей береговой линии. Обучение в «Высшем Пилотаже» стоило немалых денег для простого обывателя, потому академия могла позволить себе выкупить один этаж в боковом крыле под своих студентов. Мистер Башка распределил всех попарно и отправил по номерам, сообщив прекрасную для меня новость: весь отдых мы можем провести так, как посчитаем нужным, - академия оплатит всё. Отлично, иди всё к чёрту. Номер удовлетворял нынешним критериям, будучи выполненным в современном стиле и отделанным тканями ярких расцветок. Спальная зона с двумя кроватями, гостиная с диваном и креслами, ванная комната с джакузи, душевой кабиной и отдельной туалетной комнатой. Как оказалось, все номера нашей группы имели балкон с видом на океан. Сейчас одиннадцать часов, на небе ни единого облака, солнце слепило своим ярким светом и отблеском прибрежных волн. Мы не были единственными постояльцами отеля, но туристы не спешили в такое время порадовать себя солнечными ваннами и купанием в океане. Лазурь берега шумела прибоем и криками чаек. Удивительно спокойно. Моей соседкой оказалась девушка с ограниченной модификацией собственного тела, заключающейся в образовании когтей. Когда-то на первом курсе мы с ней столкнулись в «спаси горожанина», но в памяти эта победа у меня не отложилась, впрочем, как и у неё – проигрыш. Никто из нас не имел у другого тесного контакта, мы не общались и не знали друг друга, как, к примеру, те же «плохиши». Я вообще ни с кем не общалась ни в академии, ни вне её стен. Не считала необходимым. Пожалуй, исключением было время боёв, когда мы с Уорреном и Ванессой собирались и обсуждали стратегию, а после уже только с пирокинетиком. Но те воспоминания не вызывали у меня каких бы то ни было чувств, ни положительных, ни отрицательных. Время было жестокое, не до эмоций. Мы все хотели жить, шли на уступки и переступали через себя. Всё то, что было, являлось лишь вынужденной мерой, не более того. И сегодняшняя помощь шейпкинетика с пирокинетиком не была для меня бескорыстной, я ясно осознавала, что теперь за моими плечами висит долг. Когда придёт время, я помогу им в ответ, но оставить всё, как есть, и забыть я не имею права. Такова наша жизнь. Жизнь Героев. Соседка свалила при первой же возможности на массаж в местный открытый центр Bahia Spa, расположенный у пляжа. Мне было всё равно.Я даже имени её не помнила. Негласно было решено свести наши контакты к минимуму, ограничившись исключительно ночёвкой в одной комнате. Мне это было как никогда удобно, а отсутствие лишних ушей и глаз играло на руку: ни к чему посторонним наблюдать медитацию с водной стихией. Если сделать хоть один неверный шаг, последствия могут оказаться непредсказуемыми. В конце концов, такова природа всех стихийников, все мы зависим от своей стихии, и если ей что-либо не по нраву, она стремится через нас перекроить реальность на своё усмотрение. Потому добровольное неполное единение тел никто не должен прерывать. Со стороны оно мало чем отличается от так опасного для нас полного единения разумов, однако внимательные находят то, что успокаивает их пыл. Я слилась со стихией, окутываясь новыми знаниями о местности, новыми сказами и историями. Здешняя вода многое способна мне поведать. Разведка территории шла успешно. От мягкого течения информации славным звонким голоском я очнулась, когда стемнело. Меня выдернул шум в коридоре: студенты возвращались с празднования каникул в Самане. Я нехотя отпустила воду, и стоило ей исчезнуть, как хлопнула дверь. Я не без труда поднялась на ноги, когда соседка вошла, включила свет и удивлённо на меня уставилась. Помощи я не ждала, потому своими силами принимала стоячее положение на затёкших дрожащих конечностях. Девушка поджала губы, жалостливо свела брови и исчезла в ванной, а я изнеможённо упала на кровать. Здесь дикая вода, неподатливая, гуляющая сама по себе. Если попытаться подчинить её силой, она озлобится и нанесёт вред тяжестью на своё усмотрение. Мне удалось её приласкать, и она словоохотливо поддалась, выдавая мне всё, что только хотела. В конце концов для стихии нет ничего лучше человека, понимающего её язык. Это – природа, и она такова. Мы стихийники, а по сути – говорящие; мы не столько воздействуем, сколько слушаем, и сила наша заключается в том, чтобы слышать. Но таковы не все. Из ванной вышла соседка, я взяла свою трость и направилась туда же с намерением привести себя в приемлемое состояние. Вялость, ломкость в костях и общая слабость не могли удовлетворить моим критериям благополучного состояния организма. Переступая через собственное бессилие, я приняла контрастный душ и умылась. Стало легче, но я отчётливо понимала, что если сейчас же не лягу в кровать, рискую свалиться в проходе. Бодрость долго не будет держать моё тело в нужном тонусе. Стоило поторопиться. Как я и ожидала, стоило мне коснуться кровати, как тело тут же обмякло и завалилось на одеяло. Соседка бросила на меня смешанный взгляд и резко отвернулась, усиленно делая вид, что интересуется новым маникюром. А мне стоило только закрыть глаза, как я уснула глубоким, как морская пучина, сном без сновидений. Поутру меня ждала пустота номера и плед на плечах. Она укрыла меня? Зачем? Она хочет от меня чего-то? Что за?.. Нет, я решительно не понимаю взаимоотношения подростков. Может, за прошедшие два года в стенах академии я недостаточно социализировалась, чтобы понять те простые истины, известные им всем? В конце концов, я всегда предпочитаю отмалчиваться, не затевая ни с кем разговоров и не стремясь поддерживать бесед. Может, от этого всё идёт? Если бы я проявила большую активность в жизни группы, поняла бы то, что для них является столь же естественным, как метаболизм? Причины их поступков? Что же я упустила?.. Сколько бы я не задавала себе вопросов, ответов на них найти не могла. Вместо этого я могла подняться, застелить кровать и сходить умыться. Завтрак в номер принесли быстро, в лёгкой прострации я не следила за временем и очнулась, лишь когда закрылась дверь. На стеклянном столике передо мной стоял стандартный завтрак, но меня не устроило расположение, и я, используя свой дар, перенесла тарелки и кружки на балкон. Устроившись в плетёном кресле, я с большим умиротворением смогла приступить к завтраку, а утолив первый голод, взяла в руки чашку с поостывшим кофе и взглянула на открывающийся вид. Пока ещё солнце не слепило глаза, туристов на пляже не было, за исключением пары-тройки человек, прогуливающихся по берегу. Вид услаждал взгляд. Океан… Как Он прекрасен в своей необузданной силе и неизведанной глубине. Как бы я хотела пропустить через себя всю его прелесть, как бы хотела познать всё то, чем владел Он. Но Океан куда сильнее меня, древнее и мощнее, потому раздавит, стоит мне только начать поглощение. И хотя я понимала неизбежность смерти, какое-то детское желание не отпускало, маяча на периферии сознания тихой мышью. Не раздражало, но мешало. Прежде стоило подумать несколько раз, но всплывшее желание тянуло меня, вынуждая посветить день прогулке. Я посчитала сопротивление бессмысленным после провала двух попыток найти оправдание пребыванию в четырёх стенах. Когда унесли посуду после завтрака, я оделась, заколола половину волос, взяла трость и вышла. Лёгкие сандали не издавали ни звука при ходьбе, что по смутно понятной причине доставляло мне удовольствие. Встречающийся по пути персонал только учтиво улыбался и лишь один раз поинтересовался, не требуется ли мне что-либо? От провожатых я отказалась, у меня был весь день, чтобы посветить его прогулке по полуострову. Уж это я могла себе позволить – полный покой. Наедине сама с собой, избавиться от тяготивших мыслей и неразборчивых ощущений. От чувства, словно я – слепой котёнок, что окончательно запутался в клубке ниток, с которым игрался, и, преисполненный отчаянием, обессилел. Окончательно. Я этого не хотела, моё нутро жаждало если не разобраться со всем внутри души, то избавиться от тяжести. Отдых оказался необходим. Ведомая желанием уединиться, я ушла по береговой линии так далеко, как могла, но сама не заметила, как ушла не от отеля, а от себя самой. Шум прибоя успокаивал меня, хотя я неосознанно сторонилась воды. Шелест листьев кустарников и пальм, крики чаек и пение каких-то пернатых в зарослях дарили странное умиротворение, хотя я почти не слышала никаких звуков. Невыносимо яркое золото песка в ногах раздражало на пару с пронзительно голубым небом и ослепительным светом солнца, но я забывала об этом. Внутри меня было странное ощущение: лёгкость и пустота, которые тяготили, вызывая диссонанс. Их сменили мысли, а последние – смутные ощущения. Сколько себя помнила, с малых лет по сей день, я никогда не могла анализировать собственные чувства, интерпретировать внутренние образы в нужные картины поведения и коммуникации, я… не видела себя. Ту, что была внутри. Та Я, что зовётся душой, копит в себе всё, что получает тело, но то не есть знания или умения, это – чувства, ощущения; названий много, которые тело никогда не могло прочесть. Я глупа, и всегда была такой. Пустая оболочка, живущая принципами, руководствующаяся знаниями и опытом, но никак не чувствами, своими или окружающих. Моё внутреннее Я было, есть и будет для меня недоступно. Страх не понять, страх не увидеть, страх лишиться хоть какого-то восприятия мира всегда будет со мной. Я ясно осознавала, что от этого мне не сбежать никогда и нигде. Я - та, что не живёт сердцем. Резко вырывая меня из мыслей, воды Океана лизнули ноги. Я испугалась, сердечная мышца замерла на секунду, чтобы забиться в несколько раз быстрее, дыхание перешло на поверхностный уровень, а мышцы больной ноги пришли в резкое неконтролируемое сокращение. Устоять оказалось выше моих сил, я завалилась на песок, с затаённым ужасом наблюдая, как уродливо ведут себя мои ноги, выглядывающие из-под короткого подола батистового платьица. Страшнее было видеть судорогу правой ноги - на ней повреждённых мышц было куда больше, нежели на левой. Ком встал в горле, глаза увлажнились, пару раз щипануло нос. - Да что ты от меня хочешь?! Зачем Он это делает? Зачем Океан так себя ведёт? Что ему сказали воды Саманы, что они ему передали, раз Он решил так испугать меня, продолжая выходить за естественную линию прибоя? Зачем ему подбираться ко мне, словно удаву к обездвиженному кролику? Зачем меня злит? Зачем? Мышцы продолжало сводить судорогой, но моя злость оказалась сильнее. Удобнее перехватив трость, я направила другой её конец на неадекватно ведущие себя воды в молчаливой угрозе. Океан продолжал наползать на песок, теперь по широкой дуге окружая меня. Я сглотнула слёзы, но не издала ни звука. Вода аккуратно, словно ластясь, подобралась тонким щупом к вытянутой руке и опустилась на трость, едва ощутимо надавив. Секунды на размышление, и я дала разрешение, тогда щуп набрал размеры и приблизился к моему лицу, собрав в себя слёзы и приникнув ко лбу. Мои глаза прикрылись сами собой, и хотя я осознавала весь страх ситуации, которая могла развернуться при одном неверном движении или мысли, оставалась спокойна, легкомысленно доверившись Великой воде. Океан пришёл ко мне не со злом. Моей спины коснулся второй щуп, расползшись на весь позвоночник приятной прохладой. Я лишь раз вздрогнула от неожиданности, но снова закрыла глаза. Пускай сканирует, пусть более умное создание делает то, что считает необходимым. Я расслабилась. Спроси меня кто, начни пытать, я бы всё равно не смогла ответить, когда именно прекратились судороги. Просто в какой-то момент я осознала, что ноги меня больше не беспокоят, и всё. Это не было мыслью, не было следствием ощущений, но было таким простым, что определение ему, кроме как осознание, не находилось. И в тот момент я почувствовала столь необъятное умиротворение, какое не давало мне ни уединение, ни наслаждение всеми благами окружающего мира. Слёзы радости наполнили мои глаза, грудь свело, я тяжко прерывисто вдохнула и выдохнула. Кажется, именно такое состояние должно описывать такое понятие, как счастье? А когда щуп отпрянул ото лба, и Океан взглянул на меня, я ощутила небывалую доселе лёгкость. Он оставил мне послание, напоминание, и я не забуду, обязательно приду. Улыбаясь, я кивнула щупу, он кивнул мне в ответ и на мгновение, перед тем как исчезнуть вместе с другой вышедшей за линию водой, мне показалось, будто он улыбался. Я вытерла слёзы, осознав, что одежда осталась абсолютно сухой, и с жадностью припомнила тот момент прощания, пытаясь подобрать ассоциацию. И кроме как мудрого седобородого, но полного живительных сил старика, ничего на ум не приходило. Вот ты и показал своё лицо, Великий Океан.