Жизнь Героев

Постепенно я стала обживаться на новой территории и, хотя меня не многие воспринимали всерьёз, своё место имела, свою порцию получала, питалась вместе с обитателями станции, готовила и убиралась со всеми, сидела в отстойнике и ходила по поручениям. Я проявляла уважение к постоянно уставшему Моргану Беннету, отчего-то стараясь его не разочаровывать и помогать по мере возможностей. Также старалась не навязывать внимание Шону Стивену, и его это устраивало, хотя моё любопытство и было велико. Полюбила сидеть подле Тины Гонсалес — владелицы опасного для меня биосканера и хорошей интуиции, слушая её редкие истории и с удивлением обнаруживая внутри себя симпатию к старушке и её пряже, с удовольствием обзаведясь парой тёплых шерстяных носок. Познакомилась с несколько заносчивым Томом Кэмпбеллом — несильным телекинетиком, с которым, если сбить спесь, можно нормально говорить. Уиллом Расселом — сухим мужчиной в годах и единственным медиком на всю станцию. Парой техников-механиков — Адамом Купером и Баки Барнсом. У первого, с кличкой Куп, интуитивное понятие имело широкое распространение, но тридцатилетний мужчина очень любил машины, потому всего себя посвящал колёсной технике. Второй же, с именем героя комикса, носил и соответствующее прозвище — Зимний солдат, укороченное до простого Зимнего, и вовсю пользовал свой дар техномантии, не давая технике на станции прийти в негодность. Рик Дженкинс — обладатель дара сверхвыносливости был на вид самым простым мужчиной сорока лет, которого мало интересовали окружающие холода, атмосфера и еда. Всё казалось простым и понятным, пока не свершилась вылазка. Она переменила всё. Это случилось на восьмой день моего пребывания на станции и на пятый со дня, когда я поместила капсулу с братом в один из ангаров. Морган собрал всех ещё вечером, назвав цель поездки и правила, необходимые к соблюдению всеми без исключений. Зимний и Куп по окончании речи быстро исчезли со станции, собираясь перепроверить стоящие в одном из ангаров снегоходы и подготовить мне технику. Объяснили они это тем, что за каждым был уже закреплен один, мне же, девятому члену группы, пока было просто не на чем пересекать сугробы и снежные равнины. Станцию собиралась покинуть вся группа. За те несколько дней, что мы находились вне тарелки базы, я испытала столько эмоций и чувств, сколько не испытывала в Самане. Или где ещё… Это было поистине восхитительно. И хотя моего возбуждения не разделяло подавляющее большинство восприимчивых к холоду людей, не расстраивалась — не из-за чего. Переезд мне давался так же легко, как и Рику. На общей почве всеобщей напускной ненависти мы с ним сошлись. Столько снега… Немыслимо, завораживающе прекрасно, даже когда поднялась метель и в темноте ночи нас застал буран. Мы ютились в трёх палатках, но они едва держались под диким напором, и я решила попробовать. Как следует я ещё не успела погрузиться в медитацию и познание льда, но используя имеющийся опыт, решила, что не должна за даром есть свой хлеб. Напор был нескончаем и агрессивен, не сразу мне удалось подчинить его себе и перенаправить. Тяжким трудом и ледяным потом мне удалось создать препятствие необузданному ветру и тяжёлому снегу, чтобы условная ночь прошла в спокойном штиле. Так крепко я спала, казалось, только в далёкой прошлой жизни, когда меня, простого кадета, вынуждали выкладываться на максимум, перегружая мозг до резких скачков давления и кровопотери. А давно ли?.. Увиденная мною флора и фауна поражала воображение. Дикость и необузданность во всей своей опасной, но манящей красе. Тина видела в разы дальше меня, используя всю мощность своего биосканера, и, стоя рядом, говорила Моргану о том, что там, за колонией пингвинов и тюленей-крабоедов. Столько восторга, столько эмоций — они захлёстывали меня при одном только взгляде на животных и птиц, при одном лишь обозревании нескончаемых снежных равнин и осознании, сколько ещё километров меня ожидает. Это было для меня в новинку, я никогда не могла даже помыслить о том, что смогу столько всего испытать. Меня пугало и возбуждало то чувство наполненности, что давали мне ощущения от созерцания. От простого взгляда на окружение. Это… Радовало. Возвращаться к кругляшу станции мне разительно не хотелось, но держащий меня в одном из ангаров брат рушил все внутренние протесты на корню. Я не показывала эмоций, но обитатели базы неведомым образом поняли мою печаль и приободрили. В этой поездке они раскрыли себя с той стороны, с которой ожидать было невозможно. И в последний день на перевалочной стоянке они снова удивили. Том задействовал свой телекинез, чтобы слепить двухметрового снеговика с табличкой на груди, где выдавленные буквы повествовали: «Не грусти! Всё ещё впереди!» Куп развлекал карточными играми, поддерживая в тонусе моё недовольство явным жульничеством и смехом окружающих, неустанно говорящих, что именно поэтому никогда не садятся с ним за один стол. Видеть глав станции, заходящихся в безудержном хохоте, было для меня странно и необычно, но чутьё подсказывало, что всё правильно. Так и должно быть. Когда мы вернулись, ничто уже не было как прежде. Казалось, эта вылазка поставила всё на свои места. Меня приняли и показали, какие люди на самом деле меня окружают, и мне это нравилось. Открытые и отзывчивые, они пробудили во мне сомнения и разочарование в самой себе. Зашевелилось то неприятное, что уже однажды показало себя, когда я уходила не прощаясь. Отвратно. Меня наполнила решительность, и я взялась со всем своим упорством за познание второй подвластной мне стихии. Шли дни, медитации проходили впустую — природа не отзывалась на мой зов. Я проводила сутки в одном положении, пытаясь дотянуться разумом до тех искорок энергии, что ощущала подкоркой сознания. Но всё впустую. Я не видела. В день особого отчаяния, когда даже нахождение рядом с братом не принесло привычного облегчения, я решила рассказать часть своей проблемы Моргану. Но мужчина, как и его зам, был занят. Я в задумчивости сидела в отстойнике, вертя в руках кружку с починенной ручкой, периодически потягивая из неё чай. В таком состоянии меня увидел Том и, подсев с другого края дивана, задал вопрос: — Случилось чего? Ты как сама не своя в последнее время. — Нет… Да. Я не могу войти в контакт со стихией. Она не отзывается. — А на цып-цып пробовала звать? Нет? Попробуй, точно говорю! Эх, ну не тухни. А как ты с водой такой трюк провернула? — Океан сам меня нашёл и потянулся, мне надо было только набраться храбрости ему ответить. Здесь же… Сколько бы я не звала, не пыталась найти… Ничего. — Хм-м… А если тебе снова поговорить с этим твоим океаном? Можно отправиться на север, обогнуть Валькирию — шикарнейший пик, если не помнишь, пересечь Землю королевы Мод, и вот он — Южный океан. — Это… Может получиться. Так и поступлю. — Не забудь с Беннетом переговорить, он волноваться будет. Кивок. Этим же днём после общего ужина я выловила мужчину и рассказала ему то, что хотела. Морган вошёл в моё положение и пошёл на уступки, отправив со мной Купа и Рика. Сопровождение не тормозило меня, уцепившуюся в спасительную надежду, хотя бы потому, что выносливость Дженкинса была мне на руку. Интуиция Купа в этом плане не спасала, но мужчина не отставал и вовремя напоминал, когда стоит сделать привал. Он заменял нам карту, возглавляя клин, и целенаправленно вёл к моей цели. Мы подошли к шельфовому леднику Лазарева. Наконец-то. Войти в контакт с Океаном подо льдами было в разы проще, чем с самим льдом. Я бы сказала, стихия откликнулась моментально. До чёртиков перепугав сопровождающих меня мужчин, когда щупами поднялась ко мне на поверхность сквозь щели. При непосредственном контакте я рассмотрела внутренние узлы силы, а приглядевшись к потокам проходящей через них энергии, вычленила такой родной Тихий и призвала. Океан откликнулся, потеснив собрата-гибрида. Окружив меня, он спрашивал и спрашивал обо всём, что мог. Не зная границ приличия, он напомнил мне об Уоррене и расставании по-английски. Но, почувствовав мою печаль, успокоился и задал главный вопрос. И я рассказала ему всё, что на меня давило, совершенно забыв о своём сопровождении и не заметив, что вода уносила меня всё ниже и ниже под толщи льда, где меня укутала пустота и тишина. Не было давления и страха, я знала, что не одна, под защитой одного из самых могучих Гениев этой планеты. Я была спокойна. Время размыло свои границы, потеряло свой счёт, когда я появилась на поверхности льдов. Океан помог мне раскрыть свой внутренний взор, чтобы обратить его к ледникам и найти то, что так долго от меня ускользало. У льда отсутствовали узлы силы, но переход энергии был осуществим, и отныне я понимала его принцип. Своими глазами видела, как энергия перетекала из одной формы в другую, жидкое золото — такой была моя первая ассоциация. Тягучее, плавное, тяжёлое, оно завораживало своими переливами. Не было той динамики и скоротечности, что присуща его собрату. Тут и возник принцип управления, и я осознала свои ошибки. Если раньше говорила, что гибкость присуща воде, ныне мнение переменилось. Прозрела. На поверхности меня ждали напуганные мужчины, что тут же подняли суету, стоило мне твёрдо встать на ноги. Их быстрые, переменчивые вопросы сбивали с толку. После глубокой и неспешной речи Океана воспринимать частый говор людей поначалу было крайне тяжело, но вскоре разум сумел перестроиться под другие реалии и начать воспринимать информацию. Меня пытались укутать в снятые с мужских плеч куртки, но я возразила. Ни к чему им мёрзнуть. В отличие от них я и до этого не воспринимала холод, а теперь, когда и лёд стал мне подвластен, так подавно. Хотя забота и была мне приятна, но я поспешила их успокоить и поделиться радостной новостью о том, что поездка не прошла даром. Ещё долго мужчины не могли успокоиться, они плевать хотели на то, что я добилась успеха: — Не такой ценой. Я их не понимала. Откровенно. На станцию я вернулась, довольная полученными результатами, в отличие от всё ещё хмурых сопровождающих. В отстойнике, где привычно проходило всеобщее собрание за кружкой чая, мужчины рассказали о том, как едва не обзавелись сединой. Я дополняла эмоциональный рассказ фактами, говорящими о достижении поставленной цели. Всеобщее мнение было странным: вначале меня дружно обругали, не объясняя за что, а после поздравили с раскрытием внутреннего глаза. Я выпала из реальности, окончательно запутавшись во взаимоотношениях между людьми. Однако пустить всё на самотёк, как делала раньше, здесь не смогла. Что меня сподвигло на это? Чувства? Я выловила Тину, чтобы поговорить об этом. Но сама не заметила, как оказалась в её комнате, рассказав обо всём, что со мной только случалось, что гложило в последние дни, и какие впечатления меня наполняют до сих пор. А когда осознала, что поведала практически незнакомому мне человеку о Джефри, Уоррене, Лиаме и Нэше, то не остановилась. Почему я продолжила говорить, не понимала сама. Что двигало мной? Что это? В какой-то момент Гонсалес отложила давно бесполезно лежащие в руках спицы и притянула меня к себе, обнимая и поглаживая по голове. Я на секунду испугалась. Когда её пухлое тело пошло мелкой дрожью, а до слуха донеслись тихие всхлипывания, то удивилась и испугалась повторно. Но взяла себя в руки и обняла женщину в ответ, неловко пытаясь успокоить. Никогда рядом со мной не лили слёз, потому это вызвало растерянность, когда же до мозга дошла мысль, что это плачут по мне, волосы на загривке пришли в движение, а по телу прошлась изморозь. Никогда ещё такого не было, чтобы за меня переживали, выказывая подобные чувства. Это как никогда… Пугало. После того как женщина успокоилась и вытерла слёзы на опухшем лице, она предложила мне чай. Я отказалась, она подняла лицо и явно испугалась, не увидев ни слёз, ни какой-либо эмоции, кроме удивления. Назвав меня «бедной деткой», женщина не без труда оторвалась от меня и встала, чтобы перед зеркалом привести себя в порядок, как бы случайно бросив фразу, заставившую меня в напряжении замереть: — Так ты брата сюда привезла, теперь понятно для чего. В голове роились мысли о том, как я глупа и недальновидна. Как же так произошло, что я ей открылась? Что сподвигло меня излить душу женщине, которая никем для меня не являлась? Как я смела потерять бдительность, когда её без устали вбивали мне в подкорку сознания? О Смерть, за что? Прости, брат, я ни разу в жизни так не ошибалась. Я подвела тебя, как не могла никогда ранее, и теперь даже не знаю, сможем ли мы увидеться, когда нас разлучат? Когда тебя увезут обратно на континент и введут яд, чтобы по-тихому избавиться? Когда ты… Покинешь эту землю. — Я с самого начала всё увидела, а потом начала догадываться. Сегодня всё стало на свои места. Не бойся, детка, тебе здесь ничто не грозит. Знаешь… У нас на станции слишком мало людей, есть только мы друг у друга. Соответственно, и секретов у нас не водится. Да, о твоём брате узнает Морган и все остальные, но вам нечего бояться. Ты вроде как познакомилась со льдом? А здесь для того, чтобы вернуть брата к жизни? Вот и вперёд, а мы поможем. О, детка, что с тобой? В тугой узел стянуло живот, заставив меня пригнуться к земле, а глаза заныли и резко защипали. Внутри одна за другой взрывались бомбы, наполненные чувствами, и они обжигали меня. Наполняя до краёв, эмоции опаляли. Кажется, впервые в жизни мне было так плохо и так легко одновременно, когда обжигающие слёзы потекли по щекам. Озабоченная Тина присела рядом со мной и снова притянула к своей груди. Быстро же мы поменялись с ней ролями. Быстро. На следующий день все узнали то, что я так тщательно скрывала. И первой фразой, что я услышала, были слова, сказанные Баки: — Смой с себя краску, тебе нечего стыдиться. Зимнего поддержали остальные, и Том дополнил: — Я ведь говорил, будь как дома. Зачем ты так паришься из-за седины? Вон, посмотри, как Тине идёт. Да будь я на пару годков старше, женился бы без раздумий! Странно, но дышать после услышанных слов стало в разы легче, а атмосфера стала такой привычно-родной, что хотелось улыбаться. В ближайшие дни я в последний раз навещу брата, поделюсь, как всегда, пережитым днём и наберусь сил, чтобы на следующий день единолично переместить всё такую же невидимую капсулу в самый дальний ангар, предусмотрительно для этого освобождённый. Я боялась спутников, бесспорно над нами круживших, и прочих возможностей узнать о моих махинациях. Хотя обитателей станции из ангара выгонять не собиралась, но вынудила их расстаться со всеми доступными средствами связи. Сегодня они впервые увидели Джефри и не замедлили поделиться впечатлениями о том, как он худ и бледен. Знаю… Кристалл, служивший источником энергии для сокрытия капсулы, я отдала в руки Моргана в знак доверия. Вечно уставший мужчина мой жест расценил правильно и только ещё больше посмурнел, когда увидел моего брата на койке. Чтобы избежать температурного шока, о чём начали было пищать приборы жизнеобеспечения, я моментально возвела ледяной кристалл, покрывший внутри себя всё, что некогда вмещала капсула. Не теряя драгоценное время, одновременно притянула так долго созываемые щупы Океана, что с готовностью откликнулись. Внимательным взглядом следила за током энергии в стихиях и тут же устраняла возникающие оплошности. Времени у меня было крайне мало. Меньше, чем я могла позволить. Пора приступать. Выдохнув в последний раз, я максимально приблизилась к образовавшемуся кристаллу, тянущему остроконечные пики к потолку. Щупы Океана добрались до ангара и проникли внутрь, окружая меня и лёд в кокон. В ушах зазвенели голоса стихий, смешивающиеся в один громоподобный гулкий бас, говорящий и говорящий всё одно. То, что я должна сделать. Не было времени огрызаться, да я бы и не посмела сказать, что и так знаю свои действия. Сила пришла в движение. Аппаратура оказалась аккуратно отсоединена от тела брата, энергия окружила его, давая части впитаться внутрь. Стихия запела во мне, наполняя силой до краёв, и я направила её голос. Расщепление и воссоединение на уровне глубже молекулярного, доступного моему взору. Она работала на уровне атомов, пока я вместе с Гением взывала к сознанию брата, силясь вернуть его к манящему свету. Мы звали, мы призывали, и мы нашли нить. Схватились за неё, усилили, уплотнили и потянули. Аккуратно, стараясь не порвать хрупкое человеческое сознание. Энергия жидким золотом укутала Джефа в кокон, мы же окружили его разум лёгким ореолом, нежным шлейфом, и звали до тех пор, пока не почувствовали, как он сам ухватился за нас, подтягиваясь к миру, к нам. Он слышал нас. И пытался вернуться. Ответная реакция запустила систему, дала толчок, и я усилила напор. Ещё больше энергии ушло на поддержание связи, ещё больше на восстановление и запуск организма. Образовавшиеся узлы силы не выдерживали напряжения и лопались, нити рвались, но я восстанавила невидимый рисунок, силясь разделить собственное сознание и не отвлекаться, не концентрировать внимание на конкретных объектах и охватить все аспекты. Мне это удалось. Время растворилось в нас, оно не имело своей власти над нами, да как песок ускользала сквозь пальцы сила, дарованная водой и льдом. В груди зарождался страх, но всё рассеялось как пыль, когда нить, связующая нас с Джефом, натянулась максимально и обратилась канатом, по которому тянулся к нам мой брат. Свет звал его, Гений призывал. И он спешил. Энергия едва не иссякла, опустошив почти весь свой резерв, когда грудь брата со вздохом поднялась над поверхностью койки внутри подвижного гибкого кокона, окружённого непробиваемым кристаллом. Физика не действовала внутри ледяного камня, её диктовала стихия и её энергия, диктовал Гений и моё желание. Кокон из чистого золота не спешил распадаться и выпускать из себя узлы силы с истончившимися нитями; голос Гения в моей голове постепенно умолкал, пока окончательно не стих. Завораживающий бас в последний раз обратился ко мне, чтобы сказать о своём прощании, и исчез. Растворился. Глаза брата раскрылись, грудь ритмично вздымалась, наполняясь живительным кислородом, руки сжимали одеяло. Я сделала несколько шагов внутрь кокона, пересекая разделяющее нас пространство, оттолкнулась и поплыла, опустившись подле койки. Не больше минуты понадобилось Джефу, чтобы отдышаться, бегло привычно оценить обстановку и притянуть меня с пола к себе. На себя. Укрыть некогда сильными руками. Сжать так сильно, как мог. Чтобы больше не отпускать. Кровь шла из моего носа без остановки, окрашивая воду в красный, но я не беспокоилась по очередному перенапряжению. В руках жмурящегося, как когда-то Уоррен в недрах Саманы, брата мне было хорошо. Очень хорошо. И я не собиралась менять это ощущение надёжности и любви на что-либо ещё. На краю сознания я видела, как золотой кокон постепенно распадался, силы растворялись, а энергия распределялась по привычным узлам. Нутро кристалла постепенно застывало, становясь тем камнем, каким должен был быть по всем законам. И камень обратился в лёд, доступный для всех воздействий снаружи и сковавший всё внутри в надёжные объятия, поддерживающие нашу жизнь. Собрат Гения, Лёд, был един с водой и обладал сознанием, которое убаюкивало меня и брата, пока не погрузило в сон без сновидений. Тёплый и лёгкий. Очнулась я уже в своей комнате под кучей одеял в объятиях брата. Все обогреватели, находящиеся в расположении обитателей станции, были здесь. Не было духоты, но было нестерпимо жарко. Я подняла голову к брату, с упоением вглядываясь в ожившее лицо, в микровыражения, резкие прерывистые сокращения мышц… В каждую клетку, в каждое движение, наполненное жизнью и силой. И не смела двинуться, страшась нарушить тот покой, что, наконец, окружил меня. Спокойствие и умиротворение. Я так долго этого ждала…