Несмотря ни на что

Кто бы мог подумать, что актер-импровизатор — это как канатоходец, шагающий по канату над пропастью. Один неверный шаг — и ты летишь вниз, поскользнувшись на скользком полу. Одно неверное слово — и твое тело пронзает электрический разряд. Импровизация "шокеры". Самая опасная и самая веселая импровизация, по мнению Павла Воли. Может быть, ему и было весело. Только вот Антону Шастуну было не до смеха. Какой тут смех, если вот уже несколько минут, буквально за каждое слово, импровизатора дубасит током. Силы теряются, движения становятся хаотичными, мысли путаются и становится уже не до этой проклятой буквы. Рядом, верный друг и соратник, Дима Позов, страдает меньше, но и он уже переколошматил практически все бьющееся в их встроенной декорации. Позов пытается помочь, выхватывает из дрожащих рук импровизатора бутылку вина, дабы хоть что-то уцелело. Силы на исходе, нервы на пределе, и Антон не выдерживает… — Можно выпить! — голос импровизатора заметно дрожит, и он молча выхватывает бутылку из рук Позова, явно непонимающего, что делать дальше. — Неа! — Воля машет головой и жмет на кнопку, ведь в просьбе уставшего импровизатора встречается загаданная буква. Шастуна передергивает, и от этого еще больше хочется выпить и заглушить пульсирующую боль по всему телу. Импровизатор прикладывается к бутылке, и Воля снова нажимает на кнопку. Антон поскальзывается и падает на пол. Народ взрывается хохотом. — Нельзя пить без букв. Ты пил то, где есть эта буква! Нельзя так! — Ведущий еле сдерживается, чтоб не засмеяться в голос. Позов помогает другу подняться и продолжает диалог. — Десерт! — вопит олигарх. — А может макарошки! — прорывается нервный голос Антона, и Воля снова жмет на кнопку. — Сука! — Антон поскальзывается на скользком полу, усыпанном осколками стекла, и подставляет ладони, чтобы хоть как-то удержаться. Резкая боль в руке, и Антон, понимая, что что-то не так, несколько секунд смотрит на свою ладонь, на которой уже выступает кровь. — Оой, вот это жойско! — Антон, закусывая губу, встряхивает кровоточащей ладонью, и все понимают, что произошло. — Доктора! — быстро реагирует Воля, и съемку останавливают. Вокруг суетятся, убирают пол от осколков. Почему так долго нет врача! Рядом ходят растерянные ребята, Воля, как может, разряжает обстановку, но видно, что и ему не по себе. Шастун стоит, зажав в окровавленной ладони подсунутую кем-то салфетку, и стоически переносит произошедшее. Ладонь нестерпимо болит от многочисленных порезов, но парень, несмотря ни на что, не показывает и виду, что ему больно. Возможно, потом, когда никто не будет видеть, выключатся камеры, погаснет свет, исчезнут люди, он даст волю слезам. Возможно, даже рядом в этот момент будет тот, кто сейчас на съёмочной площадке переживает за него больше всего на свете, но подойти не может. Очень хочет, но не может. В глазах Арсения вселенская печаль, а в сердце боль. Как жаль, что сейчас он ничем не может помочь своему товарищу, остаётся лишь стоять в сторонке и жестами показывать Антону, чтобы тот поднял окровавленную руку вверх для того, чтобы кровь не стекала вниз. Врачи колдуют над рукой Антона, обрабатывают порез, накладывают повязку, и вот уже Шастун, как герой фильма "Бриллиантовая рука", вновь готов к подвигам. — Все нормально! Че покисли? Все нормально! — Антон поднимает здоровую руку, чтоб успокоить притихший народ, и зал взрывается аплодисментами. — Все хорошо! В этом весь Шастун: даже когда больно, он умеет держать себя в руках. Сколько мужественности и сил нужно для этого, известно только ему одному. А пока шоу продолжается. Несмотря ни на что, шоу продолжается!