Все, что необходимо, это любовь

Pov Кристин       Эрик полностью восстановился, так что теперь не было причин беспокоиться о его здоровье. На этом фоне я даже нашла в себе силы смириться с взрослением Мишеля… ну, почти. Снова стала петь, ведь с того напитка, приготовленного «заботливой» рукой Мэг, я еще не выступала — Эрик решил, что мне необходимо отдохнуть. Ну, а теперь он взялся за мое обучение с рвением, даже большим, чем когда-то в опере, когда я видела в нем лишь эфемерного Ангела музыки, а он… Что видел он тогда во мне? Надежду? Наивность? Любовь?       К следующему концерту он счел меня готовой, сообщив об этом с одобрительной улыбкой. Раньше, в опере, когда он был лишь учителем для маленькой Кристин, он часто останавливал меня, не довольный моими успехами, удрученно качал головой и вздыхал. Меня эти знаки разочарования доводили до слез, я пыталась скрыть их, но Эрик видел, из-за чего расстраивался еще сильнее, чем я, неуверенно гладил меня по плечу, пока я беззвучно плакала, просил у меня прощения тихо и так же неуверенно… Я в ответ тоже извинялась… Как давно это было.       Ближе к началу выступления приехали Росс и Жаннетт, Елена была в театре с самого утра, часто стоя рядом с Мишелем, и даже когда он репетировал, она была возле него, переворачивая ноты.       Зрители после моего вынужденного отсутствия на сцене, встретили меня аплодисментами более громкими, длинными и признательными. Новая песня Эрика была нежной, неторопливой, изысканной. Хотя, эти прилагательные подходили к каждой его песне. -Поведай мне таинственным молчаньем Ту сказку, что живет в веках. Развеет дымку тайны над преданьем Любовь и вера в преданных глазах.       С меня не сводили глаз, но я желала только одного взгляда, и я чувствовала его — взгляд моего учителя. И сама иногда бросала на него взгляд, видя восхищение и гордость.       После песни, пару раз сделав реверанс, я ушла со сцены, слыша из зала не затихающие аплодисменты. Я поспешила к себе в гримерную, чтобы переодеться, мимолетно-нежно сжав руку Эрика. В этом простом пожатии было и поздравление и благодарность, и забота, и любовь, и еще много различных чувств… Наши пальцы переплелись, не в силах так быстро разлучиться, так что я остановилась.       Мы стояли на расстоянии, соприкасаясь только руками, смотря в глаза друг другу. Вокруг нас кипела жизнь, неутихающая жизнь за кулисами во время представления, мелькали актеры в цветастых костюмах и рабочие сцены в обычной повседневной одежде скромных расцветок, одни ходили, повторяя текст, другие проверяли освещение, а мы стояли в этом бурлящем море, словно недвижные острова, соединившиеся после стольких лет одиночества. Мне не хотелось покидать его, но расхаживать в сценическом платье — плохой тон, потому мы с сожалением разжали руки.       Я закрыла дверь гримерной, намереваясь побыстрее переодеться и присоединиться к Эрику, но едва я поправила подол своего светло-зеленого платья, как одна свеча из канделябра упала на пол, прямо на угол ковра, который ярко вспыхнул, словно сухая солома… В кувшине, в котором всегда прежде была питьевая вода, оказалось пусто, что было весьма необычно. Я подбежала к двери, пока пламя не загородило ее от меня, намереваясь бежать либо за водой, либо за помощью. Но… дверь не открывалась — она была закрыта на ключ снаружи. Причем наш с Эриком ключ лежал здесь, на столике, но от него не было прока — закрытую снаружи дверь можно было открыть только снаружи.       Я раскрытой ладонью стучала по двери, звала на помощь, надеясь, что рядом пройдет кто-нибудь до того, как огонь доберется до двери. -Мама? — за дверью послышался удивленный голосок Густава. -Да, милый, это я, — я возблагодарила Богов за то, что послали мне возможность спасения, — Кто-то есть рядом с тобой? -Да, миссис Дестлер, — послышался другой голосок, девичий, — Это я, Елена, — в этот момент я пообещала себя относиться к ней, как к родной дочери, больше ни словом, ни делом, ни мыслью не возражая против ее отношений с Мишелем. -Густав, беги скорей к отцу, скажи, чтобы скорее пришел сюда, хорошо? — наверняка дети услышали что-то в моем голосе, но не стали спрашивать, только исполнили просьбу, громко топоча. А я обессилено прислонилась лбом к двери — побыстрее бы! Pov Эрик       Подбежавший Густав был немного напуган, как и присматривающая за ним Елена. Что такого могло случиться? В этот раз все шло хорошо, ничего странного и необычного не происходило, но, видимо, я знал не все, что происходит в моем театре. -Папа, мама… она в гримерной, — лепетал запыхавшийся Густав, и уже эти несколько слов заставили меня нервничать, — Она просила тебя скорее прийти.       Это было что-то серьезное. Кристин никогда не просила помощи в пустяке, вроде расстегивания пуговиц на платье. Она могла попросить меня прийти только когда ей нужна помощь в том, с чем она не в состоянии справиться самостоятельно, что случалось не так часто.       Дверь в гримерную была закрыта, поэтому я постучал. -Эрик? Это ты? — услышал я слабый голос, за которым последовал кашель. -Кристин? Что случилось? Открой дверь! -Я не могу, — пожаловалась она, а потом взвизгнула. -Кристин! — закричал я, ожесточенно дергая эту чертову дверь, не пускающую меня к ней. Но, увы, дверь была сделана на совесть, ее было нелегко выбить, если вообще возможно. -Эрик, — снова послышался ее голос, но теперь еще тише, в некотором отдалении, — здесь огонь. Дверь закрыта на ключ снаружи, а наш здесь лежит.       Пожар. Кажется, такая напасть уже была. Почему же мы должны так расплачиваться за нашу любовь? Почему нас не оставят в покое? Этот пожар не был случайностью — кто-то должен был закрыть дверь. Но Рауля сегодня нет в «Фантазме» и ее окрестностях — он напивается в одном из баров, в этом я был уверен. А вот Мэг… она была здесь; да и разве могла не быть, ведь сегодня представление, но я что-то давно не видел ее. Вот чего я боялся, оставляя ее рядом с нами, рядом с Кристин и с нашими сыновьями.       Я пытался выбить дверь, но она была крепкой, из цельного дуба, я позаботился, чтобы моему Ангелу ничего не угрожало, но сам создал для нее тюрьму.       Представление на сцене продолжалось, а свободные актеры, привлеченные криками и моим рычанием в бессильной злобе, сейчас собрались вокруг. Все пытались помочь, но тщетно. Тихий кашель Кристин сводил с ума — всесильный Призрак, держащий в страхе всех работников Гранд Оперы и жандармов, мистификатор, который заставил всех поверить в свои сверхъестественные силы, бессилен помочь той, ради которой стал всесильным, ради которой делал все, ради которой жил. Я не смогу жить, если потеряю ее, но и умереть не смогу, ведь тогда Мишель и Густав останутся сиротами.       Тут прибежали Густав и Елена. Девочка, заметив нашу беспомощность, протолкнулась вперед и опустилась на колени перед дверью, вытащив из прически длинные шпильки. Она в полнейшей тишине, вызванной удивлением, короткими точными движениями профессионально вскрывала замок! Я даже на мгновение забыл о пожаре, о запетой Кристин. Интересно вот что — где дочка мэра этому научилась?       Через минуту напряженного ожидания, замок щелкнул, возвещая о том, что путь свободен. Я ворвался в комнату, но путь мне преградило яркое пляшущее пламя, которое, однако, немедленно залили принесенной заранее водой. Кристин без сил лежала на полу, тяжело и медленно дыша. Я подхватил ее на руки, вынося из задымленной гримерной. Мисс Флэг открыла дверь своей, находящейся неподалеку. Там я уложил Кристин на кушетку и протер ее лицо мокрой тканью. Скоро она пришла в себя и даже смогла сесть, несмотря на мои возражения, с удовольствием глубоко вдыхая чистый воздух. Я в очередной раз благодарил Бога за то, что он не отобрал мою Кристин. Волнение еще не утихло до конца, но спокойствие возвращалось ко мне. -Что произошло? — рядом с Кристин села Елена, всегда с уважением и привязанностью относящуюся у ней. Кристин была всего на 10 лет старше, больше напоминая старшую сестру, Елена прислушивалась к ее советам, делилась секретами, пыталась подражать в чем-то. -Свеча упала на пол и подожгла ковер. Воды в кувшине не оказалось, а когда я попыталась выйти, оказалось, что дверь заперта.       Я вздрогнул, представив, что могло произойти, если бы мимо не проходили Густав с Еленой. Крики Кристин никто не услышал бы, а выбраться из комнаты она бы не смогла, и либо задохнулась от дыма, либо… -Где Густав? — выдохнула взволнованно Кристин.