***
Он был полностью облачён в чёрное — начиная от лаковых туфель и заканчивая тонким галстуком. Лишь длинные волосы были стянуты на затылке красным плетёным ремешком, так резко выделявшимся на контрасте тёмной гаммы цвета. Аллен хоть и был одет в белую рубашку с брюками, сразу почувствовал себя так, словно пришёл на работу в старом потёртом спортивном костюме. Рука невольно потянулась к голове и взъерошила волосы — неконтролируемый жест, означавший, что Аллен нервничал. Нервничал. Он не испытывал такого напряжения с момента принятия первого клиента давным-давно. — Добрый вечер, — сказал Аллен, садясь напротив. — Меня зовут Аллен, можешь обращаться ко мне на «ты». Могу я сделать то же самое? Незнакомец наконец открыл глаза и чуть поднял голову. Они были странного цвета — тёмные, как у всех азиатов, но с синим отливом. Таких глаз Аллен никогда не видел. Взглядом можно убить. В какой-то момент он едва не потянулся к спрятанной под столом кнопке тревоги. — Можешь называть меня Кандой, — откликнулся незнакомец, когда пальцы Аллена уже нащупали искомый предмет. От звука его голоса Аллен вздрогнул и слишком резко отдёрнул руку, положив её на стол. Взгляд Канды метнулся вниз, а после его лицо тронула кривая усмешка. — Чем же я тебя так напугал, что ты уже готов вызвать охрану? — Откуда ты знаешь про… — Это естественно. В работе, подобной твоей, всегда должен иметься рычаг для спасения в крайних ситуациях. Так чем я тебя напугал? Канда неотрывно смотрел на него, и Аллен, не в силах выдерживать подобное давление, отвёл взгляд. Говорят, если хочешь приручить пса, нужно смотреть ему в глаза до тех пор, пока он первым не отведёт взгляд, признавая тебя хозяином. Аллен мгновенно почувствовал себя побеждённым. Впрочем, почему-то казалось, что именно этого Канда и добивался. — Извини. С какой проблемой ты пришёл сюда, Канда? — вернуть зрительный контакт было сложно, но и разговаривать, глядя в стол, нельзя. Склонив голову вбок, Канда откинулся на мягкую спинку небольшого диванчика. — Случайно зашёл. Всегда было интересно, чем здесь занимаются. Лжёшь, мгновенно почувствовал Аллен. Лжёшь и не скрываешь. — Именно тем, чем и мы с тобой сейчас, — он принял правила игры. Канда показался тем, кого с первого раза раскусить было сложно. Но в то же время он не особо старался скрыть некую насмешку и собственное превосходство. Если бы сейчас Аллена спросили, каково его первое впечатление, он бы незамедлительно ответил, что Канда пришёл поглумиться. Кому-то становится проще, когда его выслушают, а кому-то просто нужно втоптать другого в грязь. Канда не воспринимал «Лотос» всерьёз. Он смотрел на Аллена свысока. — Странно, — задумчиво протянул он. — А я всегда считал, что дома для бесед — это прикрытие для борделей. — Разочарую, но ты не прав. Бордели сейчас не особо популярны. — И как люди так живут? Разве секс — не естественный процесс, задуманный природой? Уж лучше бы продвигали бордели, чем дома для бесед, где, похоже, только и делают, что обсуждают сплетни. — Мы помогаем людям, — Аллен надавил на голос, но постарался сделать так, чтобы тон не окрасился нотками злости. — Бордели тоже помогают людям. — Может, тебе туда и нужно? Могу подсказать адрес, их в нашем городе целых два. Клиент замолчал. Он посмотрел в сторону выхода, и Аллен вдруг испугался. Испугался, потому что перегнул палку и поддался эмоциям, словно за его плечами не лежали несколько лет опыта разговоров с людьми. Какими бы они ни были, нельзя опускаться до уличных разговоров и дерзить. — Испугался? — озвучил его мысли Канда. — Не бойся, я не собираюсь подавать на тебя жалобу. — Тогда что ты собираешься делать? Зачем ты на самом деле пришёл, Канда? Канда облокотился на стол, одной рукой подперев подбородок. Он снова долго-долго смотрел на Аллена, но тот уже не отводил взгляд, в ожидании затаив дыхание, будто бы боясь спугнуть. Когда он шевельнулся, Аллен не успел отреагировать вовремя. Стоило только опустить взгляд, прервав зрительный контакт, как Аллен едва не вскрикнул. Канда тянулся к нему, уже практически дотрагиваясь до руки. — Нет! — он резко подался назад, ударившись головой о стену за диванчиком. На Канде не было перчаток. — Так вот почему это место приобрело такую популярность. Здесь собираются нытики, сломавшиеся из-за каких-то проблем. Вам самим нужна помощь. Я знаю, чего ты боишься. Ты боишься родства душ, боишься прикосновений. И запрет на физический контакт как нельзя кстати. Удачи. С этими словами Канда встал, поправив пиджак. — Не бойся, мелкий Аллен. Даже если бы я до тебя дотронулся, родственными душами мы бы не оказались.***
— А в конце он назвал меня мелким! Вот ведь засранец, — буйствовал Аллен, сидя в комнате отдыха вместе с Лави. Лави сегодня был на удивление спокойным. Обычно, даже когда он приходил в комнату отдыха посреди рабочей смены, он был в привычно приподнятом настроении и почти всегда насвистывал себе под нос какие-то песенки. Сейчас же он тихо сидел на диване с кружкой кофе и не перебивая слушал Аллена. Аллен же никогда не имел привычки делиться с кем-то своим мнением по поводу клиентов. Если ему и приходилось выговариваться, то только в присутствии Кросса. В конце концов, именно он дал ему эту работу, именно он первым предложил быть для Аллена разговорщиком. И Аллен согласился, иногда приходя в кабинет Мариана после смены и рассказывая о случившемся. Со временем такие визиты становились всё реже и реже, пока и вовсе не сошли на нет — тогда Аллен уже научился себя контролировать и считал, что сторонняя помощь больше не нужна. Он забыл подобные эмоции. Забыл, каково это — провести с клиентом наедине всего несколько минут, но чувствовать себя так, словно пронеслась целая вечность. Даже если и попадались люди с хорошо подвешенным языком, Аллен умел выкрутиться из ситуации. Но в данный момент он был полностью обескуражен и растерян, что откровенно злило. — За сколько он заплатил? — спросил Лави, взяв из вазочки печенье. Первый вопрос за весь рассказ Аллена. — Миранда сказала, что за час. — А пробыл? — Десять минут от силы. — И остаток не потребовал? Нахалов с лишними деньгами в наше время встретишь редко. Отделался малой кровью. Да, засранцы попадаются, но десять минут не час. Зато получишь дополнительные деньги. Вздохнув, Аллен сел на второй диван и тоже принялся жевать печенье, вдруг осознав, что дико проголодался. — Я вообще не понял, зачем он приходил. Ощущение, что меня долго и мучительно били, а потом ещё и обсыпали мусором. Отвратительно. — Не принимай сегодня больше никого, — посоветовал Лави. — Иди домой, отоспись. Потом будет лучше. — Да уж, — с сомнением протянул Аллен. — А с тобой что сегодня? Ты какой-то… другой. Лави бросил на него беглый взгляд, а когда отвёл, то попытался улыбнуться. — Тимоти тоже попался вредный клиент. Заявил, что дети тупые и ничего не понимают. — Мне тоже приходилось сложно. — В каком возрасте ты начал? — В двенадцать, как и Тимоти, — Аллену вспомнилось первое знакомство с Кроссом, и он поморщился. — Поэтому и не хотел, чтобы он тут оставался. А ты? — В шестнадцать. Только в другом городе. Он не знал о Лави ровным счётом ничего. Да, к людям, постоянно находящимся рядом, невольно привыкаешь, но, когда задумываешься, что ты знаешь о том или ином человеке, порой оказывается, что он подобен чужому с улицы. — Ты волнуешься? За Тимоти, — пояснил Аллен, вдруг почувствовав необходимость задать этот вопрос. — Может, я к нему привязался. — А ты к нему… прикасался? — Что? Нет! — Лави рассмеялся, но смех получился нервным и напряжённым. — У нас разница почти в десять лет, я бы и не рискнул. К тому же он совсем ребёнок. — Я знаю, — кивнул Аллен. — Знаю, но ведь родственные души не выбирают? Неужели любовь, рождающаяся от прикосновения, такая… сильная? Неужели нельзя полюбить человека просто так, как друга, например? Почему эта дурацкая связь работает только в одном направлении? К концу Аллен уже едва ли не кричал. Его переполняли эмоции, он злился на ту силу, объяснения которой попросту не существовало. Когда он закончил, Лави быстро допил кофе и указал рукой в сторону выхода. — Связь иногда получается чертовски странной, ты прав. И нам остаётся либо смириться с ней, либо оградить себя до того, как она появится. Идём, я тебе кое-что покажу.***
Бар Тики Микка носил странное название — «Падший». Конечно, название подобных мест частенько являлось просто набором букв, однако в данном случае Аллен видел в нём откровенную насмешку. Вызов. Эй, кто из вас не боится пасть так низко, чтобы зайти сюда? Ты? А может, ты? Давай, попробуй, и посмотрим, где твоя планка. Ниже дозволенного ты всё равно не упадёшь. Он не хотел заходить внутрь. Аллену передалось не совсем положительное отношение к хозяину этого места от Мариана, хотя ему самому не приходилось пересекаться с Тики напрямую. Неоновая вывеска над входом перекосилась, первая буква мигала, но, похоже, сделано это было специально. Внешне бар походил на подпольный клуб, около которого кучками стояли несколько групп людей. Девушки подносили дымящиеся сигареты к губам, после чего выдыхали дым тонкой струйкой, при этом томно поглядывая на изредка проходящих мимо людей. Именно так посмотрела на Аллена одна блондинка, полосок одежды на которой было меньше, чем полосок оголённой кожи. И никаких перчаток. Аллен невольно сделал шаг в сторону Лави, едва удержавшись от желания схватить его за рукав блестящего белого пиджака. В подобных местах он чувствовал себя крайне неуверенно. Он жил в мире, ограниченном рамками. Не то чтобы это были правила, которые все обязаны были соблюдать, нет. Люди сами возводили вокруг себя рамки, которые со временем превратились в мнение большинства, а к большинству прислушиваются. Мнение большинства считается нормой. Тот, кто не боялся прикосновений других, считался аномалией. Аллен же никогда не находился в окружении таких людей. Именно поэтому здесь ему было неуютно. Здесь аномалией являлся он сам. Внутри помещение оказалось просторным, хотя снаружи так сказать было нельзя. Там было не так много людей, как представлял себе Аллен. Барные стойки располагались ближе ко входу, а дальше, где помещение расширялось, находилась сцена, а вокруг — несколько «островков» с шестами. Везде виднелись мягкие диванчики. Аллен заворожённо осматривался вокруг, но не стремился попасть в центр. Играла медленная сексуальная музыка. За барными стойками в основном сидели мужчины с большими бокалами с пивом, разговаривающие либо между собой, либо с барменами. На «островках» танцевали несколько худеньких девушек. У всех был яркий макияж, но на этом сходство заканчивалось. На одной, к примеру, вообще отсутствовала одежда, а на второй было надето множество браслетов и ремешков: на руках, ногах, шее, талии. Все девушки медленно танцевали под музыку, то и дело поглядывая вниз, где на диванчиках сидели их зрители. В углу зала Аллен заметил единственного парня. Впрочем, его зрителями, похоже, тоже являлись мужчины. Насколько Аллен мог судить, парень и сам получал удовольствие от происходящего — он стоял на коленях, раздвинув ноги, одной рукой держался за шест, а второй чувственно водил по своему члену. Грудь его то вздымалась, то опускалась, иногда он закидывал голову назад, закрывал глаза и кусал губы, а потом улыбался, бросая пошлые взгляды на зрителей. — Здесь к тебе никто не прикоснётся, это не то место, — шепнул Лави на ухо Аллену, развеяв сомнения, и тот вздрогнул, оторвав взгляд от выгнувшегося от оргазма тела парня. Лави совершенно не выглядел смущённым, а вот Аллен был скорее обескуражен, чем смущён. Почему он раньше не замечал, что Лави посещает подобные места? Нет, он, конечно, никогда не следил за ним, да и не общался толком, но разговорщики обычно обходили стороной любые места, которые своей атмосферой могли пошатнуть устоявшиеся за время работы принципы. Да, несмотря на то, что запрет на прикосновения был введён исключительно на рабочее время и касался только клиентов, эти запреты перетекали и в жизнь. Пусть часть и выбрала такую работу по личным причинам, кто-то всё равно сталкивался с обратным эффектом. К примеру, Лави не выглядел тем, кто избегал прикосновений вне работы. Аллен начал сомневаться в этом, лишь только когда увидел перчатки на его руках во время общения с Тимоти. Теперь же сомнения повернулись в другую сторону. — И часто ты здесь бываешь? — нахмурился Аллен, всё ещё не привыкнув к помещению бара. — Иногда. — А меня зачем привёл? — Хочу, чтобы ты кое-что увидел. И они пошли дальше через весь зал, и Аллен с удивлением отметил, что никто и близко к нему не подошёл. Все держались друг от друга на расстоянии. За плотной ширмой в конце зала скрывался тёмный коридор. На стенах горели огоньки, некоторые зелёным, а некоторые красным цветом. Лави уверенно шёл вперёд между рядами из закрытых дверей. Наконец, он остановился у двери, огонёк над которой горел зелёным. Аллен догадался, что это те самые вип-комнаты, которыми славился бар Микка. После того как Лави распахнул дверь, Аллен едва не упал на пол от удивления. Комнатка за дверью была небольшой: в ней так же находился «островок», но только полукругом, вплотную примыкавший к стене, а напротив стоял точно такой же диван, как и в общем зале. Сейчас он пустовал, однако сцена свободной не была. Там сидели двое парней, обнажённых по пояс, и самозабвенно целовались. — Нет-нет, ты куда? — Лави шикнул на развернувшегося было Аллена. — Они привыкшие. Вернись. Парни были хоть и худыми, но подкачанными и жилистыми. На их лицах красовались чёрные разводы не то косметики, не то обычных красок, создававшие некие маски образов. Специально, понял Аллен. Как грим или костюмы артистов — то же самое и у них. — Ребят, ну хватит уже, — Лави побарабанил пальцами по двери. — Что? А я-то думал, следующий клиент, — лениво отозвался блондин с длинными волосами и зевнул, положив подбородок на плечо коротковолосому брюнету. — Каким ветром тебя занесло в вип-комнату, Дик? — спросил брюнет, повернув голову и сжав руками обнажённые плечи блондина. Дик? Это он о Лави, что ли? — Зашёл познакомить с вами кое-кого. Две пары глаз уставились на Аллена. И теперь он вдруг заметил что-то неладное. Их глаза были слишком похожи: выражением, формой… характером. Кто они?.. — Аллен, познакомься с Дебитто и Джасдеро. Они — родственные души, — сделав паузу, Лави как-то неловко кашлянул. — И братья. Братья-близнецы.***
— Нас часто спрашивают, когда мы впервые прикоснулись друг к другу, — рассказывал Дебитто. Братья всё так же сидели на сцене-островке, только теперь одетые до конца: Джасдеро принёс свободные футболки, а после пришла официантка, принеся напитки и блюдо с нарезанными фруктами. Аллен от еды отказался, пребывая в шоковом состоянии, а вот Лави явно находился в комфортной для него среде и уплетал нарезанные дольками яблоки. — И когда же? — почти шёпотом спросил Аллен. Дебитто хохотнул. — А я не помню. Мы ведь близнецы и росли бок о бок с пелёнок. — Тогда… что это за ощущение? — Странное, наверное, — Дебитто закатал рукав футболки и показал Аллену левое плечо. На нём виднелся тот самый шрам, похожий на свежий ожог бордового цвета неровной формы, свидетельствовавший о первом прикосновении родственных душ друг к другу. — У него то же самое на правом плече. Джасдеро проделал тот же манёвр, и Аллен увидел похожий шрам. — Что касаемо всех этих баек о первом прикосновении… люди болтают что-то об электрическом разряде, который и оставляет эти метки… то тут мы ничего сказать не можем. Это произошло так давно, что оставалось либо принять те чувства, с которыми мы росли и взрослели, либо разойтись по разным концам земли. — И мы выбрали первое, — подытожил Джасдеро, заправив за ухо прядь волнистых светлых волос. — В конце концов, жизнь у всех одна. — Значит, эта любовь… уже не любовь родственников? Вам обязательно делать то, что вы делаете? Лицо Дебитто омрачилось лишь на секунду. — Как бы тебе объяснить, Аллен… Это притяжение. Как гравитация. Оно просто есть, и ты не можешь ему сопротивляться. Не думай о том, хорошо это или плохо.***
Из «Падшего» Аллен вышел, с трудом сдерживая слёзы. Прижав тыльную сторону левой руки к губам, он сразу же отошёл в сторону от людей и присел на корточки около стены на безопасном расстоянии. Внутри клокотали злость, жалость и страх. Он злился на природу человека, которая так неуместно порой выбирала родственные души. Судьба безжалостно лишала шанса на свободный выбор, подавляя волю посредством какого-то жалкого, порой случайного, прикосновения. Это жестоко. Жестоко, потому что один вид любви, прекрасной и крепкой, в мгновение ока превратился в другой, совершенно неуместный в данном положении. Аллен не мог представить, каково это — понимать, что ты любишь родного брата именно другой любовью. Каково это — разрушить родственные узы, чтобы построить новые? Лишиться той самой свободы, а под влиянием мнений остальных осознать, что свободы-то и не было, едва ли не с самого рождения. Аллен невольно испытывал жалость к близнецам. Да, они выглядели сильными, но то мимолётное изменение во взгляде Дебитто, выдавшее правду, он теперь никогда не забудет. Ему стало ещё страшнее, чем раньше. Хотелось прямо сейчас побежать домой, надеть перчатки и кофту с капюшоном, чтобы полностью спрятаться от окружающего мира. — Аллен… — Лави остановился рядом. — И что ты хотел этим мне показать? — он швыркнул носом, но плакать не стал. Аллену хотелось выплеснуть всё смятение, превратив его в злобу. И Лави как нельзя лучше подходил для этой цели. — Что? Хотел, чтобы я проблевался? Или наоборот — восхитился? Я не чувствую ни того, ни другого! Я чувствую только отвращение к тому, что они выставляют свою связь напоказ, но ещё хуже от того, что кто-то в это время сидит рядом и дрочит! От бессилия Аллен ударил рукой по шершавой стене, слегка ободрав костяшки пальцев. Боли он не ощутил, но зато стало немного легче. Лави не шелохнулся. — Они работают здесь добровольно. — Что? — не поверил своим ушам Аллен. — Никто их не принуждал. Они нашли способ справиться со своей связью. Да и никто не знает, что они близнецы, лишь некоторые. Если ты не понял, то цвет и длина волос специально разные, к тому же они используют грим. — Какая разница? Разве такое можно назвать жизнью? Дерьмо эти родственные души, Лави. Если именно так выглядит самый яркий и редкий вид любви, то я правильно делаю, что избегаю его. Это гадко. Здесь нет ничего прекрасного.