Судьба — это то, что случается с тобой вопреки всем планам. © Нацуо Кирино "Аут"
Канда.
— Привет. Меня зовут Алма. Можно мне называть тебя по имени, Юу? — Откуда ты узнал, как меня зовут? — Глупый! На бейджике написано. Тогда ещё Канда не знал, что надоедливый мальчишка из богатенькой семьи станет для него самым близким другом. Три раза в неделю Канда Юу развозил по этому району почту. Место напоминало загородный посёлок, но только с большими красивыми домами, высокими заборами и тщательно подстриженной травой. В шесть утра Канда брал велосипед, складывал почту в корзину спереди и ехал по широким аллеям, тщательно сверяя адреса. В первый раз он заметил Алму на второй неделе работы. Он сидел около ворот своего дома и гладил щенка, доверчиво поджавшего хвост. В тот раз он улыбнулся Юу, приветливо помахав рукой, а Канда, поспешно сбросив несколько писем в почтовый ящик, поехал дальше. Спустя три месяца Алма заговорил с ним первым. Привет. Меня зовут Алма. Можно мне называть тебя по имени, Юу? Теперь каждое такое утро он встречал Канду прямо около въезда в этот богатый район с велосипедом, и они вместе ехали по аллеям. Алма помогал рассортировывать письма и параллельно рассказывал едва ли не о каждом жителе домов, к которым они подъезжали. Поначалу Канда не придавал значения увязавшемуся за ним мальчишке. Ну, подумаешь, тем, у кого есть деньги, рано или поздно становится скучно. Алму нельзя было обвинить в фальши и неискренности — это Канда понял, когда тот однажды сбежал прямо из-под носа отца. — Гони, гони! — крикнул Алма, хватая свой велосипед. — Поехали! Юу, только взглянув в перекошенное от злости лицо отца Алмы, нажал на педали и поехал за ним следом на полной скорости. Они ехали до тех пор, пока не оказались в тихом лесу, где шумели только деревья из-за ветра. — Что случилось? — спросил Канда, как только Алма остановился у ручья и опустил руки в ледяную воду. — Он придурок, — выплюнул Алма. — Говорит отвратительные вещи. — Например? — Канда присел рядом, коснувшись пальцем воды — действительно, холодная. — Хочет, чтобы я начал искать себе партнёра для жизни. — Родственную душу? — Нет, просто партнёра. Отец говорит, что родственные души равносильны добровольному рабству. Он презирает тех, кому не посчастливилось с такой судьбой. Отец Кармы, как и его мать, носили перчатки. Однажды Алма рассказал, что его родители не являются родственными душами и очень этим гордятся, ведь их не пожирает изнутри то ужасное чувство, от которого порой умирают люди. Они жили как чужие — предоставляли друг другу полную свободу действий. Мать не спрашивала, если отец задерживался где-то допоздна, а отец не возмущался, если она ходила на ужины с другими мужчинами. Они всё равно оставались вместе, а вечерами устраивали семейные ужины, где рассказывали различные истории и вместе смеялись. Алма как-то сказал, что не верит ни единому слову, сказанному отцом. — Он говорит, что мама ему дорога, но ни разу не касался её без перчаток! — А как же… секс? — серьёзно посмотрел на него Канда. — Секс — это секс. Если они не оказались родственными душами, то повторение ничем уже не грозит. Я имею в виду другое. Прикосновение руками — нечто большее, чем секс, тебе так не кажется? Канда тогда не ответил на вопрос Алмы. И вот сейчас, сидя около ручья, Канда впервые начал понимать, почему Алма увязался за ним. Говорят, что отсутствие родственной души и отказ от прикосновений — это истинная свобода. В случае Кармы эта свобода оказалась для него решёткой, а родители — кандалами. Он родился в богатой семье, где родители должны следить едва ли не за каждым шагом своего чада и, следовательно, напутствовать его по жизни. Ребёнок в такой ситуации не имеет даже права голоса, а если вдруг вздумает воспротивиться, то сразу же окажется крупнейшим разочарованием в жизни семьи. Алма видел в Юу значение другой, истинной, свободы. Он был предоставлен сам себе, ни от кого не зависел и не выслушивал глупые советы родственников. — Я бы хотел, чтобы моей родственной душой оказался ты, — задумчиво произнёс Алма, глядя на кристально чистую воду. — Хочешь… хочешь попробовать прикоснуться? Взгляд Алмы выражал мольбу и надежду. Канда не был приверженцем прикосновений. Он никак не относился к тому, что люди избегали родственных душ как огня — у него просто не было времени на раздумья. Однако отказать Алме он почему-то не смог. Сердце учащённо билось в тот момент, когда холодные от воды пальцы Алмы дотронулись до его ладони, и поначалу контраст температуры был принят за тот самый электрический разряд. Канда даже отдёрнул руку, уставившись на свою ладонь и ожидая увидеть там проступившие контуры ожога. Однако даже спустя минуту ничего не произошло. Алма Карма не был его родственной душой.***
Аллен.
Человек по имени Бак Чан уже добрых несколько минут постукивал пальцами по столу, внимательно вчитываясь в написанный от руки текст. Аллена страшно раздражал этот монотонный звук, и он то и дело ёрзал на стуле, за что получал очередной подозрительный взгляд исподлобья. — Слушайте, — начал Аллен, — если я вам не подхожу, то так и скажите. Сидеть здесь целый день… — А ты, я смотрю, острый на язык, — заметил Бак, задумчиво поглаживая подбородок. Если бы он только знал, чего стоило Аллену вернуться к прежнему поведению. Мало того, что долгое время не удавалось привыкнуть к связи родственных душ, так ещё пришлось и целый год провести словно в тумане. Впрочем, Аллен старался просто забыть его, вычеркнуть из жизни и продолжать идти вперёд. — А вам это и нужно, — он вскинул бровь. — Кто захочет изливать душу мямлям? В разговорщике важно не только умение слушать, но и отвечать. Бак поражённо замер и, удовлетворённо хмыкнув, вернулся к чтению сочинения, которое он заставил написать Аллена. Тот не был специалистом в ясном выражении своих мыслей на бумаге, но спустя достаточное время вдохновение всё же пришло, и Аллен исписал аж три листа. Почерк то и дело скакал — успеть записать всё, что приходило в голову, и сохранить красивое написание было сложно. — Ты так… яростно описываешь отношение к сложившейся ситуации, — Бак склонил голову. — Это и важно в данной работе. — Я всего лишь попросил представить, что к тебе пришёл клиент, потерявший родственную душу, с которой он прожил несколько лет. Мне было нужно узнать, что ты будешь говорить этому человеку. Читая этот текст, у меня складывается впечатление, что ты пережил это сам. Аллен возвёл глаза к потолку, задумавшись. — Пережил, — кивнул он. — Мой отец когда-то потерял родственную душу, а потом спрыгнул с крыши и разбился насмерть. Лицо Бака не дрогнуло. — Соболезную, — однако в его голосе не было и капли жалости. — Вам бы, как хозяину, хотя бы чуточку сострадания добавить в интонацию. — У тебя есть опыт работы разговорщиком? — спустя несколько минут чтения спросил Бак. — Я работал в «Лотосе». Есть. — Почему же ушёл? — Захотелось путешествовать. Теперь кончаются деньги. — Значит, пташка свободного полёта? — Вы намекаете на родственную душу? — Аллен непроизвольно поправил перчатки на руках под столом. — Нет. Я свободен. Бак улыбнулся — впервые с момента встречи. — Что ж, хорошо. Можешь остаться у нас.***
Аллен.
Выйдя из «Камелии», Аллен первым делом хорошо потянулся и оглянулся в поисках лавок со съестным. «Камелия» располагалась рядом с шумным кварталом торговцев, где вечно царил непрекращающийся гомон. Вывеска дома для бесед тоже была яркой — в ней перемешались все цвета радуги. Впрочем, несмотря на столь оживлённую улицу, здесь было достаточно уютно. Аллен вспомнил «Падшего» и желание каждый раз как можно скорее свернуть за угол — здесь такого не было. Прямо напротив располагалась лавка со свежей выпечкой — до него доносился приятный запах. Нашарив в кармане мелочь, он ещё раз бросил взгляд на противоположную сторону улицы, но первым делом обошёл «Камелию», привалился плечом к стене дома и долго смотрел на стоявшего там Канду. На нём было длинное пальто; он спрятал руки в глубокие карманы, откинув голову назад и закрыв глаза. Поблизости не было людей — все они толпились около лавок, поэтому ожог на щеке не был прикрыт. Сняв перчатку, Аллен протянул руку и коснулся шрама кончиками пальцев. Канда не вздрогнул. Конечно, он знал, что больше здесь не один, вот только не спешил реагировать. Не встретив сопротивления, Аллен подошёл ближе, кладя ладонь на его щёку и вынуждая наклонить голову вниз. Канда приоткрыл глаза — спокойные и глубокие, те, которые так любил Аллен. Не так давно именно этот взгляд вернул его с того света. — Удалось? — Конечно, — улыбнулся Аллен ему в губы, осторожно целуя. Теперь он не боялся первым прикасаться к Канде — так было правильнее. Аллену пришлось понять и принять, что его родственная душа — человек со сложным характером. Если Аллен с детства учился располагать людей к себе, то Канде нужно было отталкивать их от себя, ломая до хруста костей. Тот, кому легче было идти на сближение, был Аллен. И после того, как Канда исчез на целый год, но всё же вернулся, он решил, что больше не будет бояться и ждать инициативы. Он сделает всё сам. И оказался прав. Канда хоть и не прикасался к нему первым, но никогда не отталкивал рук Аллена. Раньше ты был настоящим. Когда ты сопротивлялся всему, что не нравилось, ты был настоящим, чёрт возьми. Аллену нравилось, когда он чувствовал сомкнувшиеся за спиной руки. Тогда Канда подтягивал его ближе к себе, вжимался пахом и перехватывал первенство в поцелуе. Аллен с радостью уступал — он испытывал лёгкую дрожь и слабость от того, что его порыв взаимен. Иногда хотелось сказать об этом вслух, вот только как бы отреагировал Канда? Аллен не хотел оттолкнуть его тем, что ждал инициативы от него самого. Но разве это важно? Канда оставался рядом и отвечал взаимностью. — Как думаешь, насколько скоро они решат проверить, действительно ли я работал в «Лотосе»? — прошептал Аллен на ухо Канде, касаясь мочки губами. — Если хорошо себя покажешь, может, и вовсе не будут проверять, — он в ответ уткнулся носом Аллену в висок. — Но рано или поздно… — Если узнают, то тебя просто уволят — в крайнем случае. Ничего страшного не случится. — Да, вот только… — Аллен крепче обнял его за шею. — Было очень неприятно врать, что у меня нет родственной души. Канда тихо усмехнулся, пощекотав кожу своим дыханием. Они приехали сюда позавчера вечером. В гостинице пахло сыростью, а кровати скрипели, вот только идти посреди ночи и искать новый ночлег совершенно не хотелось. На следующий день пришлось обойти чуть ли не весь городок — благо он был небольшим, практически таким же, как и Эн. Здесь было три дома для бесед. «Камелия» оказалась самой проходной, да и местечко около рынка показалось Аллену самым привлекательным. Раздумывать над историей жизни долго не пришлось. Аллен решил ни о чём не врать, кроме того, что у него на самом деле есть родственная душа. Он прижался крепче. Канда принадлежит ему. Полностью. Целиком. — Давай попробуем ещё раз, — точно так же шёпотом попросил он. Канда слегка отстранился, заглядывая в лицо Аллену. — Я о сексе, — пришлось пояснить ему. — Лави как-то сказал, что Алма был для тебя тем человеком, с которым не обязательно спать, — и добавил уже серьёзнее: — Я не хочу быть таким же, как Алма. — Ты и так не такой. — Да, но… — Аллен вздохнул. — Я хочу чувствовать тебя. Всего. Везде. Это странно? Канда уверенно покачал головой.***
Канда.
— Юу, давай переспим? Этот вопрос Алма задал совершенно внезапно, когда после их первого прикосновения у ручья в лесу прошло несколько месяцев. Тогда Канда уже окончательно привык к тому, что у него есть лучший друг, с которым можно поговорить и провести время. Вернее, чаще всего говорил один лишь Алма, а Канда только поддакивал или задавал односложные вопросы. Алма больше не возвращался к теме друг друга. Они не соприкасались даже руками, хотя постоянно шли бок о бок — и так близко, что приходилось прижимать руку к бедру, чтобы ненароком не ударить рядом идущего. Алма порой рассказывал, что отец знакомит его с девочками-одногодками и обязательно заставляет при встрече касаться их кожи, а потом, получив желаемый результат, удаляется, чтобы дать им пообщаться. Однако сам Алма воспринимал такое сводничество как попытку свести двух породистых собак для спаривания. Чуть позже Алма стал приглашать Канду в дом. Он частенько таскал сладости с кухни, водил его в большую отцовскую библиотеку и показывал цветы из любимого маминого сада. В саду был небольшой пруд, в котором водились мелкие рыбёшки, а на его поверхности цвели, наверное, самые красивые цветы, которые Канде приходилось видеть. — Что это? — спросил он, увидев их в первый раз. — Лотосы, — ответил Алма с улыбкой. С тех пор Канда, как только выдавалась возможность пройтись по саду, постоянно подходил к пруду, чтобы ещё раз полюбоваться на столь красивое творение природы. В день, когда Алма задал один из самых пугающих вопросов, Канда впервые оказался в его комнате. Раньше попросту не было времени, чтобы побывать ещё и здесь. Тогда Алма снова крупно поругался с отцом и находился в таком паршивом настроении, что Юу показалось, будто бы воздух вокруг наполнен частичками электричества. Злобно взглянув на отца, Алма демонстративно взял Канду за руку и повёл по лестнице вверх, на второй этаж. В комнате стояла большая кровать, а громоздкая мебель казалась гигантской. Алма сразу плюхнулся в мягкое кресло, принявшись мять подушку и дуть губы, а Канда стоял около порога, оглядываясь вокруг. — Ненавижу его, — прошипел сквозь зубы тот. — Вечно ему нужно, чтобы все жили по его указке! Канда красноречиво молчал. — Я бы поменялся своей жизнью с тобой. — У тебя есть всё, Алма, не глупи. — Шутишь? У меня нет свободы! Люди вокруг ведь помешаны на свободе, так? И я понимаю, почему! Все избегают этих родственных душ и крепких связей, а мой отец, наоборот, только и делает, что тычет носом в каждого встречного и ждёт, когда я одобрю ту или иную кандидатуру! Ненавижу! Пока Алма продолжал бесноваться, Юу подошёл ближе и, поколебавшись, положил ладонь ему на голову. Волосы у Алмы были жестковатыми, но приятными на ощупь. Сам не понимая до конца, зачем это делает, он продолжал гладить его по голове, пока Алма мягко не прижался щекой к его животу, крепко обнимая руками. От такого внезапного порыва Канда на мгновение растерялся. — Юу, давай переспим? Вопрос эхом прозвучал в большой комнате. Алма был тёплым, доверчивым и льнущим. Вот только в тот момент в его голосе не прозвучало того, что могло бы подтолкнуть Канду ответить взаимностью. — Алма… — Что? Тебя волнует, что мы не родственные души? Да плевать! Я бы только с тобой хотел этим заняться! — Алма, ты… — он долго не мог найти подходящих слов, а когда нашёл, в глазах Алмы болезненно вспыхнуло разочарование. — Ты всего лишь хочешь насолить отцу. Из-за того, что мы переспим, между нами не появится той нерушимой связи, которая отберёт у тебя последние частицы свободы.***
Канда.
Ночью небо было куда прекраснее, чем днём. Особенно в момент, когда последние лучи солнца уже скрывались за горизонтом, отбрасывая на облака цветные блики, а тёмная полоса медленно ползла следом. Звёзды были видны далеко не всегда. Иногда, стоило только поднять голову, глаза ухватывали непроглядную тьму, но когда небо было чистым, тут и там мерцали тысячи крохотных золотых огоньков. Эту ночь пришлось провести на вокзале. Канда стоял на пустынной улице около центрального входа, слушая звуки тишины. — Непривычно? — послышался сзади голос Лави. Когда они познакомились, Лави представился Диком. Канда и по сей день порой называл его этим именем — по привычке. — Ты ведь спал в зале ожидания, — сказал он, не поворачивая головы. — Спал, — согласился Лави, — но проснулся. Прекрасные здесь ночи, верно? Канда лишь переместил взгляд туда, где сияла самая яркая звезда на сегодняшнем небе — Сириус. — Мне кажется, ты жалеешь. — Тебе кажется, — меланхолично подтвердил Канда. — Иди спи. — Ты взвинченный с того самого момента, как уехал. Тебе ведь хотелось остаться. — Если бы я остался, у Алмы не было бы шансов. Иногда, чтобы сделать что-то полезное, нужно просто уйти. Я так и сделал. — Брось. Со своей родственной душой поступишь точно так же? — Родственные души — самая большая оплошность людей. Я не собираюсь ни к кому прикасаться. Мне хватило единственного раза.***
Канда.
Этот наглый мерзавец посмел ударить его. Мелкий Аллен Уолкер. Канда инстинктивно в сотый раз за последние дни прикоснулся к своей щеке. Он чувствовал ставшую неровной кожу, помнил, как электричество пронзало место удара в первые минуты. Было противно. Он с остервенением отдёрнул руку, стараясь не думать о том, что это на всю жизнь. Было ощущение, что его заразили неизлечимой болезнью, единственное лекарство от которой — Аллен Уолкер. Он слышал, что случалось с людьми, которые до самого конца предпочитали пренебрегать образовавшейся связью. Это действительно как болезнь — по истечению срока следует лишь смерть. Но Канда вовсе не собирался умирать. Как и быть с Уолкером. Они просто оказались родственными душами. Это ещё не значило, что им теперь нужно ходить за ручку и говорить про вечную любовь под звёздами. Это всего лишь… цепь, связавшая их до конца жизней. Им всего лишь постоянно необходимо быть рядом. Даже прикасаться друг к другу необязательно, что уж говорить о прочих вещах. Канда с силой ударил кулаком по подушке, лежащей рядом. Если бы он только не стал нежничать с Уолкером, а сразу отвёл бы его к Микку… ничего этого не случилось бы. И он продолжил бы жить своей жизнью, а то, что стало бы с Алленом, его бы никаким боком не касалось. Он настолько крепко сжал кулаки, что стало больно. Его ощутимо трясло, но Канда предпочитал это игнорировать — неокрепшая связь, свежий ожог и изрядно потрёпанные нервы вызывали головную боль и невозможность расслабиться. Интересно, мелкий Аллен чувствовал то же самое?.. Позади хлопнула дверь. По комнате пронёсся мимолётный ветерок, и Канда устало прикрыл глаза, слыша, как к нему подошли сзади. — Любишь ты такие мрачные гостиницы, — Лави тихонько обошёл диван, на котором сидел Канда. — Как ощущения? — Тебя не приглашали. — Аллен уже неделю не появлялся на работе. — Мне плевать. — Тебе теперь никак не может быть плевать, — возразил Лави. — У тебя руки трясутся, Юу. Открыв глаза, он будто бы с удивлением посмотрел на свои руки. Странно — вроде руки как руки, но… Не его. Чужие. Тело словно тоже чужое — после того прикосновения. Чёрт… — Эй, — Лави присел на подлокотник, почти заботливо заглядывая Канде в глаза. — Тебе нужно отдохнуть, но выспаться не получится, пока не примешь вашу связь. — Мне не привыкать, — Канда упрямо повёл плечом, разминая мышцы. — Прекрати уже! Да, я понимаю, что такого не должно было произойти, но назад дороги нет! Либо ты сам первым идёшь навстречу, либо вы оба… — он замолчал на полуслове, и Канда заметил панику на его лице. — Аллен тоже упрямый. Он скорее сдохнет, чем примет то, что натворил своими же руками. — Как и я — лучше уж сдохнуть, — с усмешкой произнёс Канда. — Идиоты, — зло выплюнул Лави. — Куда делись твои дерзость и упрямство? Хочешь проиграть целому миру? Так давай, вскрой себе вены, или ты мазохист — хочешь подыхать медленно и со вкусом? Потому что именно так и будет, Юу. Ты сам прекрасно знаешь, что происходит с родственными душами, если они отвергают связь или просто расходятся в разные стороны. Это сильнее вас обоих. Лави редко говорил настолько серьёзные вещи — от этого становилось страшнее вдвойне. — Я к нему ничего не чувствую, — спустя долгие минуты молчания сказал Канда. Лави стоял у стены и смотрел в окно, за которым хлестал дождь. Он ушёл из «Лотоса» сразу же после того, как Аллен ударил Канду. Оставаться там смысла больше не было, да и лучше уйти раньше, чем попасться с поличным. — Любовь — это время, которого у вас пока нет. Она сейчас не главное. Главное — это ответ на вопрос, хочешь ли ты жить.***
Аллен.
В «Камелии» время словно текло по-другому. Обстановка здесь была более непринуждённой, чем в «Лотосе». Все ходили с улыбками, радостно смеялись и помогали друг другу. В «Лотосе» почти всегда царила тишина, а здесь постоянно был слышен шум голосов. У разговорщиков не было жёстких правил касательно того, чтобы ни в коем случае не помогать друг другу. Аллен видел, как, закончив с одним клиентом, разговорщик порой уходил помогать другому и легко вливался в беседу. Он долго не мог понять, что же здесь не так. Разница заключалась в том, с какими проблемами приходили люди. «Камелия» больше походила на увеселительное заведение, где разговорщики исполняли роль клоунов, которые непременно должны развлекать клиентов. Вот женщина, которая притащила с собой толстую таксу и теперь рассказывает забавные истории о ней. Вот мужчина, у которого пару дней назад была свадьба. Вот девушка, влюбившаяся в соседского парня и с удовольствием рассказывающая об их первом свидании. В «Камелию» словно совершенно не приходили люди с жизненными сложностями. Поначалу Аллен чувствовал себя не в своей тарелке. Да, он привык улыбаться и поддерживать людей, вселяя в них надежду, но здесь эта надежда была им не нужна. Люди приходили уже с настроением — им только нужен был собеседник. Аллен терялся и порой задавал глупые вопросы, стараясь поддержать беседу. Благо ни о каких жалобных книгах никто даже не заикался — все воспринимали его глупости как шутки и попросту смеялись. В таких условиях выполнять новую работу было немного сложно. — Эй, Аллен, — спустя пару недель работы в середине смены его подозвала к себе Фоу — девушка, которая была здесь администратором. — Тут к тебе странный клиент заявился, без записи. Говорит, что ты его примешь. — Наглость — второе счастье, — усмехнулся Аллен, вставая из-за столика, где и без того уже сидели два разговорщика. — Кто? Фоу говорила негромко, чтобы не мешать работе остальных. — Назвался Кандой Юу. Знаешь такого? Аллену пришлось приложить массу усилий, чтобы не рассмеяться. — Впервые слышу. — Он такой серьёзный… и злой. А ещё у него на левой щеке шрам, как у родственных душ. Жаль парня. В «Камелии» родственных душ не любили, как и в других домах для бесед. Конечно, прикосновения к клиентам тут тоже не разрешались, вот только ношение перчаток не являлось нарушением правил. Из-за непринуждённой атмосферы никто даже не обращал внимания на спрятанные руки. В какой-то степени именно этот факт повлиял на то, что Аллен устроился именно сюда. — Пригласи его, я приму, — Аллен отправился за свободный столик. — Один. — Уверен? — Фоу бросила на него сомнительный взгляд. — Уверен. Он испытывал лёгкое волнение. Пусть они и виделись с Кандой едва ли не каждый день, но играть на людях незнакомцев им ещё не приходилось. Чем-то это напоминало самую первую встречу, когда Канда пришёл в «Лотос». Когда Канда подошёл к столику, Аллен как раз наливал горячий чай в кружки. На столе в большой цветастой тарелке лежали фрукты и сладости. Разрешался даже некрепкий алкоголь, для улучшения настроения. Не сдержав улыбки, Аллен указал на свободный мягкий стул. — Присаживайся. Канда усмехнулся в ответ. — Я уже и забыл, что ты так умеешь. — Полагаю, эпизод со знакомством можно опустить, — сказал Аллен, как только они оба сели. — Но Фоу за нами наблюдает. Так что не вздумай выкинуть какой-нибудь трюк. — Фоу? — повторил Канда. — Девушка-администратор. Она сказала, что ей тебя жаль, — Аллен еле заметно кивком головы указал на красующийся ожог на щеке Канды. — Она ещё не знает всей правды. — Хорошо, что здесь половина персонала ходит в перчатках, иначе меня бы не приняли. — Но ты справляешься. Пусть и решил стать ищейкой, но с обязанностями разговорщика справляешься неплохо. — Ты следишь за мной? — Лави, — коротко ответил Канда. — Он как-то приходил сюда, но был за другим столиком. Сказал, что ты весьма мило улыбаешься клиентам. В «Лотосе» тобой были бы довольны. — Меня уволили из «Лотоса», как только узнали, что я нашёл родственную душу. Но теперь мной довольны здесь. Взяв отрезанную дольку яблока, Канда откусил кусочек. — Мелкий, — сказал он, глядя в стол, — не привыкай к этому месту. Мы здесь всё равно надолго не задержимся. Аллен прекрасно это понимал. Да, он старался вести себя так же, как вёл в «Лотосе», но подсознательно понимал, что происходящее в «Камелии» — не более чем просто игра. — Удалось узнать что-нибудь? — Вчера приходила женщина, — Аллен взял ягоду винограда. — У меня получилось её разговорить, после нескольких бокалов вина. Так вот, она сказала, что её соседка приютила девочку, отец которой — Суман Дарк. Канда насторожился: — Когда это было? — В прошлую ночь. Говорит, Суман привёл девочку ночью. Повезло, что эти соседки — подруги и о многом делятся друг с другом. — Он ещё в городе? Аллен довольно улыбнулся: — Уезжает на поезде сегодня ночью около трёх часов. Можешь поймать его на вокзале. — Лави в двух кварталах от вокзала, — Канда вскочил на ноги и, коснувшись рукой плеча Аллена, коротко отметил: — Молодец.***
Канда.
Алма нашёлся в сельской глуши — совсем маленькой деревушке под названием «Голубые озёра». Там было всего около тридцати домов и сотни местных жителей. Все они жили благодаря собственноручно выращенным продуктам и домашнему скоту. Когда Канда увидел его, Алма сидел на корточках во дворе одного из домов и что-то стирал в большом железном тазу. Прошло достаточно времени с их последней встречи. Алма вырос, но Канда сразу узнал его: те же глаза, тот же нос… только вот лицо выглядело немного иначе — чётко очертились скулы. Канда долго стоял около покосившегося деревянного забора и молча наблюдал. Он так и не решил, что ему делать. Он просто сорвался с места, когда Лави отдал конверт с фотографией Алмы. Его заказали. В тот момент Канде хотелось уничтожить весь мир. В мгновение вспыхнули все детские воспоминания, накрыли с головой. Он забыл, что находился в поезде, а на расстоянии вытянутой руки сидел Аллен — его родственная душа, его смысл жизни. Он не мог бросить Аллена, но не мог и остаться. Алма въелся в него вместе с воздухом, с воспоминаниями. Да и отказаться Канда попросту не то чтобы не имел права — не хотел. И вот сейчас Алма находился на расстоянии нескольких метров, а Канда был не в состоянии сделать и шага дальше. Алма увидел его первым. Замер, перестав стирать, а потом встал, прикрывая глаза от солнца ладонью. И улыбнулся, махнув рукой. Уже тогда Канда понял, что не выполнит задание. Он попросту не сможет передать Алму заказчикам — кем бы они не были. А это оказалась семья Алмы. Те самые отец и мать, которые до сих пор жили вместе и нисколько не страдали от того, что не являлись родственными душами. Алму приютили старики, которым была нужна помощь по хозяйству. Он не сказал, почему пришёл сюда и откуда он родом, а они и не спрашивали. Деревенька была далеко от других городов, да и о ней мало кто вообще знал. Тихое, спокойное место, не подверженное влиянию большого мира. Идеальное для того, чтобы здесь всё закончилось. — …я бы хотел, чтобы здесь всё закончилось, — так сказал Алма. Канда сидел напротив за громоздким самодельным столом, а Алма неотрывно смотрел в кружку перед собой, не поднимая головы. — Моя семья хочет, чтобы я вернулся. Но я не хочу. Они ведь терпеть не могут, когда происходит что-то, нарушающее их планы на года вперёд, — он поднял руку, указывая себе на висок. — В конце концов, придёт время, и всё закончится — мне недолго осталось. Я умираю изнутри. Родители должны привыкнуть, что меня нет рядом. Они должны, Юу. Ответить на это было нечего. Просто — нечего. В какой-то степени Канда понимал, что Алма мыслит здраво и даже поддерживал его решение. Однако без диссонанса обойтись не удалось. Противоречия разрывали. Хотелось схватить Алму за шкирку и отвезти домой, передать семье и забыть всё как страшный сон. Но Алма… Это ведь Алма. Единственный человек, которого Канда мог назвать другом. Правильно ли это сейчас — подчиняться рабочей привычке и отбрасывать всякие эмоции? — Смотрю, ты обзавёлся родственной душой, — Алма нарушил его размышления. — Кто она? Теперь он смотрел прямо на него и улыбался. В этой улыбке не было ни грамма фальши. — Он, — нехотя поправил Канда. — Он? Я всегда знал, что тебе комфортнее будет с мальчиком, — ещё шире улыбнулся тот. — Так кто он? Похоже, ваше знакомство было не из лёгких. Канда отвёл взгляд, но не отвернул головы, чтобы скрыть ожог. — Мелкий Аллен. Алма расхохотался. Он продолжал смеяться до тех пор, пока слёзы не выступили на глазах — пришлось стереть их тыльной стороной руки. — А знаешь, я ему завидую, — уже без тени веселья продолжил он. — Всегда быть рядом с таким человеком, как ты… потрясающе. Я бы тоже хотел, чтобы ты остался со мной до конца. Умирать… страшно, Юу. В тот момент сердце Канды болезненно сжалось.***
Аллен.
Когда Аллен шёл по этажу замершей на ночь гостиницы, половицы под ногами протяжно поскрипывали. Он не помогал Канде выследить Сумана Дарка — этим занимался Лави. Сам же Аллен теперь перенял эстафету и стал лишь сторонним помощником. Влиться в новый коллектив, прекрасно понимая, что хоть его поведение и было реальным, но всё равно подразумевало под собой ложь, было достаточно просто. Несмотря на это, Аллен каждый раз чувствовал уколы совести, идя по улице к гостинице. Он врал всем. Врал, что у него не было родственной души. Врал, что снял комнату у одной милой бабушки на окраине, и — нет, всё в порядке! — ему не доставляет проблем преодолевать каждый раз часовой путь туда и обратно. А ещё он врал о том, что желает искренне помочь людям. Теперь его помощь заключалась лишь в поиске нужной информации, так как это был единственный способ окончательно не сойти с ума и оставаться рядом с Кандой кем-то большим, чем постоянным спутником в дороге. Дверь в номер оказалась незапертой. Он толкнул её, перешагивая порог. Канда лежал на кровати, прикрыв глаза тыльной стороной руки. Аллен не думал, что он вернётся так рано, поэтому постоял около порога, грустно смотря на него. — Баку пришёл ответ из «Лотоса». Он всё-таки решил проверить меня, — тихо сказал Аллен, не зная, спал Канда или нет. — Тебя вышвырнули? — усмехнулся Канда. Надо же — всё-таки не спит. — Мариан выложил всю правду. Больше всего Бака разозлило моё враньё о тебе, — сняв обувь, он подошёл к кровати. — Сказал, что таким лжецам, как я, нужно вообще запретить общаться с людьми. На этот раз Канда ничего не ответил. Его молчание укололо Аллена, и он не смог воспротивиться появившемуся желанию. Осторожно поставив одно колено на кровать, он перекинул вторую ногу через Канду и уселся ему на бёдра, кладя руки на живот. Тот изогнул губы в ухмылке: — Ты тяжёлый. — Спасибо. — Это не комплимент, — Канда отнял руку от лица, наконец посмотрев на Аллена. — Было бы лучше, если бы у меня кости везде выпирали? Канда скользнул ладонями по его ногам, оценивающе посмотрев куда-то в район груди и живота. — Они и так выпирают. Перехватив его руки, Аллен развёл их в стороны, крепко сжав, и наклонился ниже, опираясь на локти. Вблизи лицо Канды было уставшим, но всё таким же красивым. Иногда он считал, что для них было бы лучше никогда не прикасаться друг к другу. Канда остался бы всё таким же диким и свободным, а Аллен продолжил бы строить карьеру разговорщика. — Прости, — извинение сорвалось с губ раньше, чем Аллен успел всё тщательно обдумать. — За что? — Канда говорил тихо, так, чтобы только он мог его услышать. — За шрам, — как-то неловко ответил тот. — Я тебя сковываю. Тебе тесно рядом со мной. Канда как-то странно посмотрел на него, а потом высвободил правую руку и плотнее прижал к себе Аллена, надавив на поясницу. — Я не привязан цепью к дереву. — Но ты привязан ко мне. — Мелкий, в конце-то концов! — рыкнул он, но, помедлив, добавил: — Возможно, ты и прав. Я бы ушёл, если бы мог. Ещё тогда, когда ты ударил меня. Я бы ушёл. Но мы оба прекрасно знаем, чем оборачивается насильственное разрывание связи родственных душ. В комнате повисла давящая тишина, из-за которой было трудно продолжать смотреть на Канду, поэтому Аллен отвёл взгляд. В конце концов, он всегда это знал. Знал, что Канда — не тот человек, который с радостью будет бросаться к нему в объятия или целовать по несколько раз за день. — Знаешь, мне было страшно, — вдруг признался Аллен. — Весь тот год, когда тебя не было, я верил, что ты рано или поздно вернёшься. Я верил, но… чёрт возьми, в последние дни мне было так страшно. Я чувствовал, что умираю, Канда. Я даже начал жалеть, что не попытался найти тебя сам. Аллен не заметил, как начал дрожать. Он опомнился, только когда Канда обхватил его лицо ладонями и заставил посмотреть на себя — в яростные колкие глаза, которые когда-то сильно пугали. — Это не односторонняя связь. Я чувствовал то же самое и, поверь, не вернулся бы позже. Это ты… — он помедлил, словно сомневаясь, стоило ли заканчивать фразу, но всё же закончил — ещё тише, на выдохе: — прости меня. Такой Канда был немного иным, чем тот, к которому привык Аллен. Вероятно, виной всему была усталость и сонливость — Аллен был уверен, что в любое другое время не услышал бы таких слов от него. Однако это не меняло того, что Канда никогда не говорил необдуманных вещей. Эмоции накрыли его с головой. Аллен просто подался вперёд и поцеловал Канду, потому что в противном случае ему не удалось бы сдержать слёз. Он подтянулся выше, прижавшись промежностью к паху Канды и очень явственно ощутил, как тот вздрогнул, прекратив поцелуй. В глазах виднелась пелена тумана, и Аллен осознал, что получает отклик на свои действия. У них была физическая близость только один раз. Один раз, после которого Канда вообще редко приближался к Аллену. Спустя год — тяжёлый год, в течение которого постоянно не хватало воздуха, — Канда вернулся и сам сделал два шага вперёд. Этих шагов было достаточно — уж теперь Аллен знал наверняка. И сейчас, когда Канда неожиданно подхватил его под бёдра и резко перевернул, нависая сверху, Аллен вдруг решил — так правильно. Нужно продолжать жить. И не потому, что связь родственных душ зажгла в нём трепетный огонь той самой любви, о которой в старые времена писали сотни книг. Да, он любил Канду. Постепенно, через время и боль, он это осознал. Но эта любовь не была похожа на крылья за спиной и радужный мир вокруг. Где-то глубоко внутри, стоило только мысленно произнести его имя, шевелился трепетный огонёк, причиняющий боль. От огонька ныло сердце и почему-то хотелось разрыдаться. Канда остался рядом и, похоже, вовсе не думал уходить снова. В конце концов, они оба прекрасно понимали, чем может закончиться их разрыв во второй раз. Канда сказал, что непременно успел бы вовремя, так как чувствовал то же самое, что и Аллен, но… если бы он попросту не успел? Задержали бы поезд, заблудился бы в незнакомых улицах, зашёл бы не в ту гостиницу… От осознания того, что от смерти отделяло всего несколько шагов, Аллена бросало в дрожь. Быть может, если бы не слабость, овладевшая им за прошедший год, он бы первым делом ударил Канду. Снова, как в первый раз, только сильнее. В тот момент нужно было рвать и метать, орать, проклинать его, ненавидеть. Однако никаких других эмоций, кроме чувства постепенно оживающего сердца и возможности глубоко вдохнуть, больше не было. И сейчас Аллен понимал, что поступил тогда правильно. Канда прижимал его к кровати и смотрел спокойным взглядом; одно колено лежало между ног Аллена, из-за чего тот чувствовал, как тянет внизу живота. — Ты вроде хотел попробовать снова, — уголки губ Канды приподнялись, и он скользнул рукой вниз, быстро расстёгивая замочек штанов. Аллен не успел ничего сказать — ощущение тёплых пальцев на члене заставило его закрыть глаза и прикусить губу. Движения Канды были глубокими и тягучими — раньше Аллен и подумать не мог, что прикосновения вывернут его душу наизнанку. Он жаждал этого. Он ждал. Не только Канда хотел, чтобы Аллен продолжал бороться с целым миром, как это было в «Лотосе», — Аллен тоже ждал того напора от Канды, с каким он явился в первый раз. Оказалось, не только Аллена выбила из колеи образовавшаяся между ними связь. Канда чувствовал то же самое и после того, как первым предпринял попытку сближения, весьма уверенно убедив Аллена последовать за ним, остановился, явно не зная, что теперь делать с появившимся хвостиком в виде Уолкера. Впрочем, им обоим нужен был тот год. Вдалеке друг от друга можно было обдумать всё, на что постоянно не хватало времени — принять существование друг друга. И теперь, когда очередной поезд уносил их в новом направлении, Аллен считал, что Канда стал для него одновременно убийцей и спасителем, как бы парадоксально это ни звучало. Разрушив его прежний маленький мир, за который Аллен так цеплялся, сам того не осознавая, он показал ему нечто другое — необъятное и прекрасное. Он показал ему закаты и рассветы, быстро бегущие за окном поезда поля, леса и деревушки; иных людей — уже нашедших родственные души или, наоборот, одиноких, таких же, каким был сам Аллен. Лави редко ездил вместе с ними, не изменяя старой привычке. Впрочем, как оказалось, работать раздельно предпочитал именно Канда, а Лави подчинялся. Сейчас, сидя рядом с Кандой и держа его за руку, Аллен сонными глазами наблюдал за смазанным пейзажем за окном. Оставалось сделать только одно — положить голову ему на плечо и попытаться вздремнуть до того, как снова придётся выходить из поезда. Сумана Дарка разыскивал бывший работодатель. Говорят, Суман задолжал ему крупную сумму денег, прекрасно зная, какой тот человек и какие грязные делишки творились за его спиной. Лави удалось его найти — не без помощи Аллена. Канда, отправившись ему на подмогу, перекрыл единственный выход на платформу к поезду, пока Лави разыскивал Сумана по всему вокзалу. Потом началась погоня. Естественно, так легко этот человек сдаваться не собирался. Он покинул собственную дочь — но оставалось вопросом, хотел он подарить ей спасение или же вечное сожаление о том, что сделал её отец. Он оставил дочь, поэтому был готов отправиться хоть на край света, чтобы продолжать жить самому. Аллен не знал, как относиться к такой ситуации, а Лави с Кандой только молчали. Похоже, за годы подобной работы они научились не обращать внимания на истории жизни тех, кого им заказывали. Аллену предстояло сделать то же самое. Никакого сожаления, никаких сомнений. Ни чёрный, ни белый. Серый. Однотонный. И такой прекрасный. Аллен постепенно начинал смотреть на мир иным взглядом.