Потерянные

      Открываю я глаза от яркого света, который будто нарочно пробуждает меня ото сна. После этого – яркая вспышка, переходящая в кучу черных и белых мерцающих огоньков перед глазами. Затем - стучащая боль в голове и невыносимая боль при судороге в плече. На такое «доброе» утро я сжимаю зубы и лишь слегка вскрикиваю от неожиданности, шумно выдыхая и вдыхая в себя воздух. Конечно, «доброе утро» было совершенно не про меня, но я и в жизни не подумала бы, что утро для меня будет на столько «не добрым». Я медленно поднимаю руку и начинаю медленно массировать плечо, но от этого боль не уменьшается. Мои пальцы скользят по оголенной коже и я со страхом нащупываю на ней маленькие царапины и два углубления во внутрь виде двух неаккуратных и крупных дырок. Я в ужасе отдергиваю руку и вскакиваю, принимая неловкую позу. В голове полный хаос – воспоминания о произошедшем медленно и мучительно проскакивают сквозь невидимую стену, сдерживающую их. В начале перед глазами пролетает картина ночного и пустого города, одиноко светящих на улицах фонарей, в след за этим – два парня и чудище в тени, его черные глаза с белой хищной точкой по середине.       Я снимаю капюшон кофты и, пытаясь хоть немного игнорировать боль, исследую обстановку. Понимание о том, что я нахожусь вовсе не в своей комнате, происходит лишь сейчас. Меня окружает запах пыли, старых потрепанных книг. Вокруг стоит мебель с впечатляющим слоем пыли на ней. Это старые вещи, такие, как стол и диван, хорошо сохранившиеся, дают повод для размышлений о том, какой возраст у этого дома. Не говоря уже о том, что здесь явно никто не был несколько лет, все вещи выглядят действительно старыми – такие сейчас никто не использует, лишь только в деревнях или традиционных домиках. Это обстановка меня успокаивает. Если здесь никого не было, то, вероятнее всего, и сейчас никого быть не должно. Для полной убедительности я прислушиваюсь к звукам дома, но кроме шума трепещущих листьев, свободно гуляющего ветра внутри старого здания и иногда легкого скрипа дерева, ничего не слышу.       Я слегка опираюсь руками об края матраса, на котором все это время и лежала без сознания. Мне не хочется думать о том, что он тут делает, ведь до этого он явно не принадлежал этому месту. Да и к интерьеру он явно не подходил. В противоречии себе я все же начинаю придумывать варианты того, как здесь оказался матрас, и почему я оказалась здесь? Видимо, я сильно напрягаю больную голову, так как в следующее мгновение тут же навесь дом обрушивается мой «чих», похожий, скорее, на предсмертный вопль больного и дряхлого дракона. Конечно, голова здесь вовсе не причем, но я предпочитаю думать именно так и в данный момент лишний раз себя ничем не загружать.       Моя рука соскальзывает вниз и я неприятно опираюсь ею об деревянный пол. В ладонь впираются острые щепки, а пальцы натыкаются на что-то холодное и стеклянное. Я поднимаю небольшой пузырек с синей жидкостью и аккуратно верчу его в руках. На небольшом углубление в его изящной форме есть маленькая записка: Выпей меня. Я удивленно моргаю и вспоминаю отрывки из фильма «Алиса в стране чудес». К счастью или к сожалению, я не могу находится в этой сказке, так как, во-первых, меня зовут вовсе не Алиса, и во-вторых, ни в какую яму я не падала. Я снова и снова кручу его перед глазами и мне все больше и больше кажется, что боль от плеча медленно начинает расходится по всему телу. Наконец, я сдираю записку с пузырьку, при этом спрятав ее в карман, и нахожу небольшой нацарапанный крест на его поверхности. Линии креста на столько аккуратные и тонкие, что перед глазами тут же всплывает катана Лисьей маски, а за этим вопросом следует другой риторический вопрос: Кто меня сюда принес? И ответ очевиден – член банды «Ночных лис». Другой парень, на которого охотился Листья маска, не мог победить, да и к тому же убивать монстра ему было не к чему. Но почему я должна была это выпить? Что это вообще была за жидкость? Отрава? Яд?       Я неуверенно приподнялась и с неприязнью ощутила – мое состояние со времени моего пробуждения ухудшилось. Я проскользила тихонько по полу, пытаясь поднять как можно меньше пыли. Подойдя к красивому овальному зеркалу, аккуратно сдунув с нее пыль, я с усилием припустила плечо кофты вниз и с легким страхом осмотрела первую царапину, которая показалась. Это была глубокая царапина, вокруг раны которой кожу покрывала засохшая кровь. Я растянула немного рану и попыталась определить ее глубину, но вместо этого заметила синюю слизь внутри. Больше страха не было. С силой рванув рукав кофты вниз, я пригляделась к своим ранам и в особенности к двум дыркам, внутри которых так же застыла синяя слизь, облепив края раны, будто защищая. Стараясь не уделять внимания тому, что у одной дырки торчал небольшой кусок кожи, а под ним находилось, я бы сказала, голое мясо, я решила обратить внимание на кое-что другое. От двух дыр щупальцами исходили слегка заметные темно-зеленые полосы, двигаясь по всему телу вниз и делясь на новые ветвления. Те части тела, до которых они успели добраться, пронизывала боль и даже сейчас я чувствовала, как эта боль продолжает распространяться по всему телу. Синяя жидкость, чем бы она ни была, видимо, приостанавливала процесс и как-то внешне защищала. Мне не могли дать ее принять во внутрь, пока я была без сознания, а мои способности еще больше приостанавливали процесс яда и защищали организм. Об этом мог не знать Лисья маска, но то, что он обмазал странной слизью мои раны, возможно, спасло меня.       Я вытащила пробку из горлышка и с усмешкой поняла, что этот парень просто не оставил мне выбора: если я не выпью то, что я сейчас собиралась выпить, чем бы это ни являлась, мой организм и моё тело не выдержали бы действия яда. Когда я ощутила первые капли во рту, я представила себе, как Лисья маска аккуратно, сидя возле меня на коленках, обмазывает моё оголенное плечо. От этой мысли я чуть не подавилась. Потом я поняла, что выпила еще ту гадость – слизь, безвкусная и в тоже время горькая на привкус, медленно разлеталась на кусочки, после чего мне все-таки удалось ее проглотить. Так, я чуть не подавилась во второй раз. Спустя минуту мне тут же стало намного легче, как будто рука, сжимающая все это время меня в тисках, ослабла и, в конец, совсем исчезла. Рана тоже почти полностью затянулась, оставив лишь небольшие царапины. Я преподнесла руку к ним и, слегка проведя ее над легкими порезами, сделала так, что можно было быть полностью уверенной в том, что шрама не останется – раны полностью затянулись, как будто их и не было.       Солнце, заливавшее своим светом пустой старый дом, будто продолжало меня торопить. Я посмотрела на время – 7:30, и с ужасом вспомнила о том, что мне нужно спешить. Засунув флягу к себе в карман, в последний раз оглядевшись, я выбежала из дома на небольшую улицу. Дом стоял чуть поодаль от таких же старых и одиноких домов, как он. К счастью, я знала эту улицу. И до ближайшей остановки было пятнадцать минут быстрым шагом. Я собиралась вернуться сюда обратно, ведь ответов я так и не получила и никакой зацепки, кроме как этого здания, у меня не было. Среди кустов, окружавших дом, мне показалось, что я увидела крупную черную собаку. Мне почудилось, что когда я встретилась с ее большими карими глазами, она, как сторож этого дома, убедилась в том, что ему ничего не угрожает, и развернулась, помахав мне на прощание длинным черным хвостом.

***

      Сегодня должен был быть грандиозный день. Новая жизнь, новые развлечения, новые и обычные проблемы. Все заверяли меня в этом, те, кто знал, что всего лишь пытаются убедить в этом себя и меня, и те, кто искренне в это верил. Они хотели, чтобы я оставалась ребенком и пытались вернуть меня к тому времени, когда я могла спокойно наслаждаться жизнью, заботясь лишь бытовыми проблемами. Но это было невозможно. Я не могла назвать их лгунами – самых близких мне людей, которые у меня остались, потому что это было не так. Все надеялись в то, во что хотели. Все верили в то, во что могли. И каждый раз мне приходилось внешне соглашаться со всеми этими надеждами и со всей их верой. Я знала правду. Я была той самой правдой, которую они пытались исправить, исказить и каждый раз взбодрить, накручивая всякими бытовыми заботами. Они обманывали себя, и я позволяла это делать. Если бы они не верили, не пытались бы верить в то, во что верили, то как бы тогда смотрели на меня? Глазами, полными жалости и печали? Тайной виной и горечью? Меня было не исправить. Я перестала быть ребенком, когда увидела истину, за которой таилась реальность. Перестала быть человеком, видящим в людях лишь их внешность и не думая ни о чем, кроме как о том, какого вкуса конфетку выбрать или как веселее провести свой выходной. Мне нравилось им подыгрывать, это было правдой, но я знала, что эти секундные наслаждения от обычной жизни мне ничего не дадут. Они будут разгрызать мне горло все больше и больше, пока я не сломаюсь. Кем я была? Какой меня видели окружающие люди? Вопросы, на которые я пока не могла найти ответы. На которые не хотела знать ответ.       Грандиозный день, грандиозности которого я совсем не ощущала. Утро этого дня началось просто ужасным и, кроме как возможности развеяться, день предвещал быть скучным и обычным. Я с недовольством взглянула на себя в зеркало и еще раз про себя проворчала на выходку Рай. По его словам, оставалось лишь два варианта школьной формы – у них были одинаковые расцветки, но лишь одна из них подходила мне по размерам. Шить на заказ и ждать было слишком долго только ради того, чтобы получить тот вариант, который нравился мне намного больше, было просто глупо. Без задней мыслей я с согласилась с Райем, а зря – у них был еще один вариант - третий вариант, - тот, который я хотела, тот, о котором он намеренно умолчал. Я могла предположить, что Рай сделает какие-то действия со своей стороны, чтобы изменить мои предпочтения в цвете и во вкусе одежды, но такого я от него не ожидала.       От недовольства я нервно вздохнула, представив себя в той форме, в которой могла бы стоять. Сейчас на мне было белое платье выше колен и, в комплекте с ним, – тоненьких черный пояс, подчеркивающий талию. Подол же платья был обрамлен черными полосками вдоль, а рукава платья, на удивления, были не короткими, а свободными и длинными, в районе локтя которых опять проходила одна черная тонкая полоса, будто охватывая руку. Остальное – все по сценарию. Черные гольфы выше колен – единственная вещь, которая совпала с моим желанием при ещё одном «выборе из двух вариантов», с белой обхватывающей линией над коленями, и удачно гармонирующие с ними легкие черные темно-коричневые туфли. На самом деле, форма и вправду была симпатичной, но все же мне не нравилось платье белого цвета, если бы я могла, я бы с удовольствием обменяла его с третьим вариантом, который, как оказалось, предлагался в начале – с таким же платьем, только черного цвета. К платью претензий не было, но я никогда не любила одежду белого цвета. И на то были свои причины. Однако, Рай, видимо, посчитал больше не считаться с моими вкусами и сделать из меня «леди», как он один раз выразился.       Я еще раз взглянула на себя в зеркало и, не удержавшись, накинула вверх свободную черную кофту, подмяв ее рукава и рукава платья до локтей. Теперь белый цвет не так сильно мозолил глаза, как раньше. Напоследок я закинула темно-синего цвета рюкзак и, наконец, засеменила вниз из своей комнаты, на кухню. Пузырек, который я обнаружила утром, я спрятала в своем столе. На самом деле, я не очень понимала, для чего он мне нужен. Я просто хотела встретиться с членом банды «Ночных лис» и, возможно, этот пузырек послужил бы доказательством того, что я та самая ненормальная девушка, которая решила попытать силы с одним из членов банды в ночь на первое апреля, в «День Дурака», как ни странно. Я была уверена в том, что Лисья маска не видел моего лица - оно было не просто спрятано под капюшоном, а спрятано под капюшоном, заколдованным мной. Каким бы сильным этот парень ни был, он ни за что бы не смог развеять мою магию. К тому же, капюшон и дальше продолжал прятать моё лицо, а значит, заклятие либо никто не смог снять, либо никто и не пытался. Но, почему-то я была уверена в том, что верным было первое.       Внизу, на кухне, уже давно горел телевизор. Я надеялась застать Райя за завтраком, пока он не ушел. Конечно же, мне этого не удалось. Он всегда уходил рано из дома, работая где-то и с чем-то, во что меня пока посвящать не хотели. Я не настаивала. Единственное, что я знала про эту его работу, так это то, что он работал у дяди. Этого мне хватало вполне. Дела дяди были его делами, и посвящать меня в них или нет было так же его выбором, с которым я считалась. В прочем, я считалась со всеми его выборами, действиями и решениями, которые не относились хоть как-то к моим поискам и к полезной для меня информации. По крайней мере, я искренне пыталась это делать и в большинстве случаев мне это удавалось.       Я спустилась вниз, пытаясь гордо держать голову, не изменяясь в лице и не показывая никаких эмоций. Но, наверное, из-за странного и буйного утра сегодня у меня это не получилось – я не привыкла ходить ни в платьях, ни в юбках, что уже и говорить о чёрной ленточке, повязанной у меня на шее, как у какой-то примерной и культурной девочки. Короче говоря, я ужасно засмущалась. Румянец редко появлялся у меня на щеках, даже при подобных обстоятельствах, но на этот раз я почувствовала, как у меня горят уши, лоб, нос - все лицо. И, к слову, это было просто ужасно. Об этом я решила оповестить дядю: -Это самый грандиозный ужасный день в моей жизни, - сказала, не выдержав паузы я, даже не успев появиться в поле его зрения.       Я услышала, как на стол со звоном опустилась чашка и почувствовала крепкий и приятный запах кофе. Этот запах всегда успокаивал и всегда ассоциировался у меня с домом. Всегда, сколько себя помню. -Не будь такой раздра… - дядя поперхнулся и, стоя в проеме, я с легким интересом и любопытством наблюдала за тем, как яичница от столь сильного его удивления не может пролезть в глотку. Он пару-тройку разу обежал меня всю взглядом, пытаясь выглядеть серьезно, но шок был настолько сильным, что он по своей привычке начал гладить свои темные усы. Он всегда так делал, когда нервничал или вдруг терялся. -Я вовсе не раздражительна. Просто немного…недовольна, - решила замять паузу я. -Это Райдер выбрал тебе форму? – наконец произнес он, положа с каким-то волнением вилку на тарелку. -Да, кто бы мог подумать, что он вырастит таким наглым. Ну, скажи, ведь… плохо?       Я не знала, чего хочу услышать от него. Дядя был человеком образованным, культурным, выросшим в высшем свете. Я его уважала и любила. Безусловно, мне хотелось, чтобы он сказал, мол, да, я выгляжу хорошо, но и одновременно с этим я хотела, чтобы он сказал твердое и неоспоримое «нет». А ещё больше всего мне хотелось того, чтобы минуту назад я не задавала этого вопроса вообще и просто молча села за стол, с целью полакомиться своей порцией. -Questo è incredibile. -Что? Ты опять начал выражаться этими фразами. Ты же знаешь, что я не знаю, что это означает, - выдохнула я, но все-таки не могла быть не благодарна. Раньше он любил говорить всякие фразы на древнегреческом, сейчас же его заинтересовал итальянский. Я не знала никакого из двух языков, но, итальянский был, как мне казалось, намного легче, чем первый. -Это удивительно, - любезно перевёл для меня дядя, - Напомни, почему ты раньше не одевала ничего такого? Стой, нет, не надо. Может, мне забрать тебя сегодня со школы? Или я могу отправить Райдера за тобой. Ты же просто… -Просто «что»? – с подозрением спросила я. -Просто если к тебе будут лезть парни, то… -О, Господи, дядя! – воскликнула я, прервав его странное умозаключение. Подобный вопрос не должен был привести к такому исходу. Я во второй раз пожалела о том, что просто не села молча завтракать. -Я серьезно. Если пожалеешь парня, то можешь сразу предупредить его про меня. Или про Райдера. Да даже про Кловиса! -Дядя, ты начинаешь нести полную чепуху, - он сердито взглянул на меня, и я решила унять его волнение, - Уверяю тебя, меня одной хватит, чтобы бедняга своим шагом добежал до Луны. Выражение его лица смягчилось и он, в конце концов, улыбнулся своей мягкой и доброй улыбкой: -Хорошо. Я рад, что ты не меняешься. Даже не представляю, что будет, когда в твою голову станут лезть мальчики. -Дядя, - взмолилась я. -Хорошо, хорошо, я спокоен. Совершенно спокоен. А теперь садись и позавтракай, твоя порция стынет.       Я собиралась уже сесть, как вспомнила про время. С надеждой на лучшее, я взглянула на часы и еще раз отметила про себя, что сегодня не мой день. -Что такое? – дядя взволнованно нахмурился. -Уже половина девятого. Я опаздываю. И мне нужно идти, - я растягивала слова в последней надежде прогулять первый день в школе. Хотела, чтобы он сказал, чтобы я осталась дома и сегодня отдохнула. Глупая, безнадежная надежда, в которую не поверили бы даже маленькие дети. -Хорошо, тогда позавтракай в школе. Беги, иначе заставишь свою подругу волноваться. -Дядя… - недовольно протянула я.       Он вдруг растянулся в улыбке. Поправив свой коричневый пиджак, встал из-за стола и, подойдя ко мне, нежно потрепал по моей и так растрепанной голове. Я с болью и печалью опустила голову, а затем выдавила из себя благодарную улыбку. Этот жест давно никто не делал. Удивительно, что дядя помнил об этом. Ему не удалось его сделать так, как делал он, но в его жесте было что-то новое, другое. Он пытался меня подбодрить, и я была рада, что он предпочел именно такой способ. -Удачи тебе. Я не успел сказать, но Райдер очень волновался за тебя и попросил передать свою удачу тебе. -Спасибо. Тогда, я пойду? – я с легкой улыбкой неловко убрала его руку и, развернувшись, скрылась за дверью.       Мне просто нужно было пережить этот день. Один день жизнью обычной девочки. Это ведь так просто – забыть про все на 24 часа. Но что-то не давало мне это сделать и со спокойной душой, с улыбкой на лице отправиться в новую школу в мой первый день. Это что-то заставляло меня с горечью смотреть на свое отражение утром и без восторга выйти за порог дома. Я попыталась собраться с мыслями и вспомнила, как будучи совсем маленькой, мечтала пойти в школу. Моя детская мечта сбылась, перестав быть мечтою. Но сейчас я не чувствовала ни какой радости от этого. Мне хотелось вернуться в ночной город и насладиться ночным дождем, а не гулять под солнцем с беззаботной улыбкой.       Я затрясла головой. Я всегда подбадривала себя не ахти, но сегодня было хуже некуда. Я вспомнила, что школа – это еще и столовая, и практичные тренировки, что около ворот этого большого здания меня ждет моя подруга. Я не могла заставлять ее ждать еще. Выдохнув, затем набрав в себя побольше воздуха, я открыла дверь и растерянно улыбнулась лучам яркого солнца. Будь, что будет.