***
- Бэкхён-а… - Знаю-знаю, Хозяин приехал. – выдыхает устало Бэкхён, поднимаясь со своего места и направляясь в прихожую Дома смирения. За последние четыре дня это уже четвёртый его приезд: каждый день Бэкхён слышит от кого-либо о приезде Хозяина и каждый раз остаётся сидеть на своём месте, не шевелясь, но от чего-то не сегодня. Просто он устал от чужой настырности. Чанёль сидит в кресле, в холле, сложив руки на животе и вытянув ноги в проход, да глядит куда-то перед собой. Выглядит уставшим. Бэкхён подходит, останавливается рядом и, не замечая никакой реакции на свой приход, наклоняется к Хозяину, заглядывая тому в лицо. - Что с тобой? – коротко. Чанёль молча ловит его ладонь в свою, всё ещё не глядя, прежде, чем Бэкхён успеет вырваться, другой распахивает не застёгнутое на себе серое меланжевое пальто и кладёт тонкую ладонь на рукоять револьвера в кобуре на своей груди. На тёплую, почти горячую рукоять. Бэкхён всё понимает. - Скольких? – такой же короткий вопрос. - Четверых. – лаконичный ответ. - За что? – светлая ладонь с тонкими пальцами отпускает рукоять револьвера, прячась за спину. - Работа. – на грани со слышимостью. - Зачем ты приехал? – спрашивает Бэкхён, и следом уточняет. Он ещё не настолько садист, чтобы добивать словами человека, которого убить морально способны его собственные деяния. – Зачем ты приехал ко мне? Я ведь…ничем не могу помочь. Даже не знаю – как. – Бэкхён дёргает плечом. Чанёль садится в кресло ровно и вдруг прижимает беспокойную каштановую голову к чужому животу, закрывая глаза, выдыхая совсем устало и обречённо. Бэкхён замирает. – Что ты делаешь? – почти шепотом. - Позволяю себе помочь. – глухо отзывается Хозяин. Бэкхён глядит на него сверху-вниз, тоже вздыхая, но так же, как и Чанёль, позволяя. Позволяя себе помочь ему. Секунды кажутся минутами. Чанёль отстраняется бесконечное количество времени спустя, поднимается с кресла и возвышается напротив. Бэкхён тут же начинает чувствовать себя неловко. - Выпьешь со мной кофе? – короткое предложение, запустив руки в карманы пальто. Бэкхён хмурится, мнётся, но неохотно кивает, не роняя и слова. Возвращается в комнату, чтобы взять свою удлинённую зелёную куртку с пушистым капюшоном, и на ходу надевает, пока возвращается к Хозяину. Чанёль открывает перед ним дверь Дома смирения, затем и машины. В салоне сухо и тепло настолько, что куртку можно расстегнуть. В машине тихо, Чанёль не отвлекается от дороги и, останавливаясь под одной из столичных кофеен в центре города, снова открывает дверь, подаёт руку. Бэкхён руки не принимает, выбирается сам, бросая на Хозяина короткий взгляд, да идёт следом, ныряя в кофейню и усаживаясь в кресло у предложенного столика. Рукава тёмно-синего свитера слегка закрывают тонкие пальцы, Бэкхён сплетает их в замок и глядит себе под ноги. - Почему в этот раз ты вышел и согласился? – прямо спрашивает Чанёль. На нём белоснежная рубашка и джемпер, Бэкхён про себя хмыкает, надеясь увидеть костюм. - Хотел сказать, что устал от твоих ежедневных визитов. – следует честный ответ. – И что просил больше так не делать. Но тебя, видимо, что проси, что не проси. – Бэкхён вздыхает, вскидывая взгляд и откидываясь на спинку своего кресла. - Но поехал со мной. – Чанёль тоже опирается о спинку своего кресла, без усмешек и улыбок, а всё такой же неимоверно уставший на вид. - Пожалел. – опять честно. - Наверное, я слишком устал, чтобы спорить сейчас с тобой на эту тему. – на лице напротив лёгкое подобие улыбки. - И толку было ехать ко мне? – Бэкхён фыркает. – Лучше бы просто поехал домой отоспаться. - На том свете отосплюсь. – Чанёль пожимает плечами. - Остроумно. – Бэкхён вновь фыркает, следом добавляя. – И я буду вишнёвый латте. - Хороший выбор. – кивок официанту. – Эспрессо с корицей и вишнёвый латте. – заказывает и вновь устремляет взгляд на Бэкхёна. – Почему вишнёвый, кстати? - Чанёль, не заговаривай мне зубы. – просит Бэкхён, складывая ногу на ногу и устраиваясь в кресле удобней. – У тебя не выйдет быть со мной обходительным, я не буду с тобой игривым и милым. - Видимо, такое счастье достаётся только Джунмёну. – Чанёль усмехается, Бэкхён мысленно фыркает – снова этот гонор и самоуверенность. - Ну вот опять. – Бэкхён вздыхает. – Ненадолго хватило твоей отчаянной сдержанности. - В этом мире есть только три вещи, способные отвлечь главу мафии от его рабочих будней, - начинает Чанёль и благодарит официанта, когда тот опускает две чашки на стол. Бэкхён наблюдает, как большие, жилистые ладони обнимают пузатую чашку, снимая со стола. – Вверенный, - короткий взгляд исподлобья на Бэкхёна. – Годный напиток, - глоток из своей чашки. – И чёрный юмор. - Да уж, - тянет Бэкхён, присвистывая. – Вижу, подфартило только с годным напитком. – и вдруг улыбается следом, от себя самого не ожидая, а Чанёль взрывается смехом, отставляя чашку и запрокидывая голову назад. - Откуда ты такой дурак? - интересуется добродушно, отсмеявшись и вновь глядя на Бэкхёна. - Если я скажу, мне придётся тебя убить. – следует ответ, и через мгновенье прыскают уже оба.***
Белый потолок грозится упасть на него. Джунмён садится на кровати и следом встаёт на ноги, потягиваясь. Достаточно! Достаточно этой грубости, этого холода и этого молчания. В любой момент что-то может произойти с ними обоими, и не успеть простить, или сказать важных вещей – может стать огромной и последней ошибкой. Джунмён больше не намерен жить так дальше, а потому решительно направляется босыми ногами вниз. Хозяин в кабинете, за своим столом в домашней одежде, сосредоточен на работе. Вверенный прикрывает за собой дверь и уверенно преодолевает расстояние между ними, опускаясь Джонину на колени, тут же обнимая за шею. - Поговори со мной. – шепотом, прижавшись носом к чужой щеке. Хозяин опускает на стол бумаги, что до этого держал в руках, и откидывается на спинку своего высокого кресла, устало выдыхая. – Поговори. За прошедшие четыре дня ты не сказал мне и слова не по делу. – Джунмён прижимается теперь уж поцелуем к щеке, обнимая сильнее. – Я же знаю, что ты сердишься. – вздох. - Это из-за той ссоры, правда? – заглядывая в лицо, пытаясь поймать взгляд. - Прости меня, пожалуйста. – совсем виновато. – Я… Я просто соскучился. - Джунмён, много работы. – звучит уставшее в ответ. - Прошу, не злись. – снова почти канючит Вверенный, целуя за ухом в шею. - Я же уже объяснил. Я просто… Джонин не роняет больше ни слова. Слегка отстраняясь, он заключает оба тонких запястью в свою ладонь, резко и грубо сдёргивает Вверенного со своих коленей, ставит на ноги и отталкивает от себя на несколько шагов. Двигается к столу ближе, снова возвращается к работе. Джунмён смотрит на его профиль: сведённые на переносице брови, сосредоточенный вид, и вдруг чувствует, что задыхается. Открывает рот, пытаясь сделать вдох, но воздуха внутрь не поступает, лёгкие неожиданно сводит от острой обжигающей боли. Кое-как переставляя ноги, стараясь не выдать себя, Вверенный уверенно устремляется к двери, за которой скрывается. Джонин поднимает голову, несколько безмолвных мгновений глядя на закрывшуюся дверь, и выдыхает, потирая переносицу. Джунмён стойко проходит коридор и даже, кое-как, лестницу, преодолевая последние шаги до спальни почти с титаническими усилиями, и закрывает за собой дверь, оказываясь в своём убежище, съезжая по ней спиной, позволяя ногам расслабиться и больше не держать его. Голова кружится, перед глазами всё плывёт, Вверенный закрывает глаза и заваливается на бок, всхлипнув раз и второй, и вскоре давясь рыданиями.***
- Не будь мы знакомы до Смотрин, интересно, как бы ты тогда отреагировал. – Чанёль улыбается. - Теперь мы никогда этого не узнаем. – отзывается Бэкхён, обхватывая соломинку губами. Кисло-сладкий горячий латте приятно согревает нутро, расслабляет. Бэкхён чувствует, как мог бы мгновенно уснуть, улягся он прямо сейчас. - Так, наверное, даже лучше. – Хозяин дёргает плечом. – В любом случае, твоя реакция была…скажем так – неординарной. - А чего ты хотел? – теперь улыбается Бэкхён. – Чтобы я бросился тебе на шею? Вот уж, размечтался. Я не… - в кармане джинс настойчиво вибрирует телефон. Бэкхён отставляет свою чашку, приподнимается с кресла, чтобы достать телефон, и принимает вызов, замечая на экране любимое лохматое создание. – Привет, мой воробушек. – с улыбкой в трубку. Чанёль улыбается следом, слыша, как значительно теплеет голос Бэкхёна, буквально оживает. – Мён-а, погоди, - улыбка сползает. Бэкхён меняется в лице, становясь озадаченным, следом испуганным. – Подыши, родной, откашляйся и говори. Я ничего не понимаю. – бросая короткий взгляд на Чанёля вперёд, Бэкхён сосредотачивается на звонке и садится в кресле ровно. Чанёль тоже отставляет свою чашку, подаваясь вперёд. – Но что случилось? – Бэкхён вскакивает на ноги, расхаживая перед столиком, заламывая пальцы свободной руки. – Как же так? – Чанёль всё ещё глядит в озадаченное лицо, которое сменяет гримаса боли. – Хороший мой, ну не плачь. – просит Бэкхён, закусывая ребро руки и глядя вперёд точно на Хозяина. – Я понял, хорошо. Жди, жди меня. – вызов сбрасывается, Бэкхён прячет телефон в карман. – Чанёль, - совсем серьёзно. – Прошу, отвези меня в Каннамгу. Коротко кивая в ответ, Хозяин оставляет на столике крупную купюру, поспешно влезая в рукава своего пальто и проверяя в кармане брелок ключей, да открывает перед Бэкхёном дверь, когда тот так же на ходу влезает в рукава куртки, спеша к машине. - Что случилось? – интересуется он, когда машина трогается с места. Стрелка спидометра, освещённого подсветкой, липнет к отметке в 140 км/час, и Бэкхён уже, было, хочет возмутиться, но понимает, что они на территории Тондэмунгу, и успокаивается. - Я не знаю. – отрицательно качает головой. – Он плачет и ничего нормально объяснить не может. - Ясно. – Чанёль коротко кивает, стараясь не выдать, что, кажется, понимает, что и почему. Ворота открываются достаточно быстро, когда Чанёль тормозит у нужного дома. Машина въезжает во двор, Хозяин глушит мотор, пока Бэкхён отстёгивает ремень безопасности. - Спасибо. – искренне. – Можешь не ждать – я возьму такси. – Бэкхён поспешно выскальзывает прочь из машины, устремляясь навстречу ожидающему у дверей Бонмину. - Что-то случилось? – интересуется он. - Вы мне скажите. – отвечает Бэкхён, поспешно входя, выбираясь из кроссовок и оставляя в руках начальника охраны свою куртку да бегом по лестнице наверх, точная зная, где искать. - Тондэмунгу. – здоровается поклоном Бонмин, когда и Чанёль вырастает на пороге. – Что случилось, откуда такая спешка? - Я так думаю, нужно спросить у Хозяина. – Чанёль кивает, расстёгивая на себе пальто и закрывает за собой дверь. – Он у себя? - В кабинете. – Бонмин кивает и Чанёль устремляется через прихожую к крайней двери справа. Джунмён, запутавшись в слоях шёлка ханбока, на кровати, обнимая подушку, весь в слезах, кашляя, сбивчиво рассказывает, пока его голова лежит на коленях у Бэкхёна и тот обнимает за плечи, поглаживая кончиками пальцев по волосам, стирая с щёк слёзы. Пытается успокоить, отвлечь, заколыхать. Спустя час Джунмён, наконец, успокаивается, ещё спустя десять минут – засыпает. Бэкхён кутает в одеяло и присаживается рядом возле кровати, чтобы поцеловать в лоб и прижаться своим на мгновенье, пытаясь забрать всю печаль и боль себе. Бэкхён спускается по лестнице вниз, порываясь уйти, но пальцы натыкаются на всё ещё мокрые от слёз Джунмёна манжеты синего свитера и Бэкхён сворачивает у лестницы налево. - Ты что творишь? – интересуется он с порога, толкая дверь и входя в кабинет Хозяина Каннамгу, закрывая следом за собой. Джонин поднимает взгляд, вопросительно вскидывая бровь. – Джонин, ты что творишь с ним? – Бэкхён складывает руки на груди, стараясь выглядеть максимально возмущённым, так же, как себя и ощущает. – Ты видел, какой он? – указывает рукой куда-то в сторону, абстрактно, но Джонин прекрасно понимает, о чём и о ком он. – Я едва его успокоил. – тонкие руки упираются в бока. – Это ты так бережёшь его? Защищаешь? – Бэкхён двигает в его сторону, подходя ближе. – Может, его нужно от тебя защищать, а? – всплёскивает он руками. – Он – твой Вверенный. Вверенный – неприкосновенный, и ни при каких условиях ты не можешь не то что руки, а даже голоса на него повышать. – Бэкхён упирается кулаками в чужой стол, глядя сверху-вниз точно в тёмные глаза. Джонину не удаётся и слова вставить. – Ты родился с серебряной ложкой во рту – у тебя всё было, все твои капризы и потребности тут же удовлетворялись, ты жил как сыр в масле, а он жил на улице. – толчок в плечо. – Голодный, холодный, боясь собственных родителей. Он спал на земле, не ел неделями и мёрз. – снова толчок в плечо. – Ты при всех пообещал, ты поклялся защищать его от чего бы там ни было, а вместо этого что? Довёл его до истерики? – Бэкхён задыхается от возмущения, от обиды, от ярости. Видеть Джунмёна в таком состоянии – самое болезненное, что он в принципе в своей жизни видел. – Кто ты после этого? Ты… - Бэкхён, довольно! – Джонину надоедает, он перебивает и встаёт на ноги, теперь возвышаясь над младшим. – Что ты себе позволяешь? – риторический вопрос. – Считаешь, что имеешь право так разговаривать со мной? Предъявлять претензии? – Джонин выходит из-за стола, надвигаясь на него. - Наши личные дела с Мёном – это наши личные дела. И никаким из образов ты не можешь в них вмешиваться, кем бы ты ему не приходился, уясни это раз и навсегда. – тёмные глаза напротив пылают яростью. Бэкхён пропускает вдох, но взгляд выдерживает стойко, продолжая пятиться назад к двери. – Или хочешь, чтобы я запретил ему общаться с тобой? Навсегда? - Хочешь – запрещай. – зло выплёвывает в лицо Бэкхён, вновь шагая на встречу. – Я увезу его. Подальше от тебя. Туда, где ты никогда не доберёшься до него и никогда не найдёшь. Посмотрим, как запоёшь тогда. – Бэкхён усмехается, замечая лёгкую тень смятения на чужом лице. - Пошёл вон. – чеканя слова, выдыхает сквозь зубы Джонин, отступая на шаг. Бэкхён окидывает его презрительным взглядом, и хлопает дверью, скрываясь за ней. - Чанёль? – удивлённо, замечая высокую худую фигуру во дворе на капоте знакомой машины. – Ты почему здесь? – вздох. – Я же просил не ждать. - Я забрал тебя из Дома смирения – мне и возвращать, иначе старший воспитатель больше тебя не отпустит. – Чанёль пожимает плечами да идёт за руль. Бэкхёна ждёт открытая дверь. Всю дорогу в машине тихо, а въезжая во двор Дома смирения, Чанёль бросает короткий взгляд вправо и вдруг понимает, почему. Бэкхён уснул, склонив голову к правому плечо, сидя, и не совсем удобно. Вздыхая, Хозяин глушит мотор, выходит из машины, обходя, и открывает дверь. Кончики пальцев на мгновенье пробегаются по бархатной щеке, а потом Чанёль порывается поднять на руки, когда: - Чанёль… - сонно, тут же просыпаясь. – Не надо. - Но ты же… - пытается прервать все споры Хозяин, но Бэкхён приходит в себя окончательно и спешит вырваться из его рук. - Не надо, я дойду ногами. – Бэкхён выскальзывает из машины, кутаясь в свою куртку и спешит ко входу, где на пороге встречает старший воспитатель. – Чанёль, - Бэкхён оборачивается, Хозяин замирает, устремляя на него взгляд. – Спасибо. – роняет коротко и ныряет в любящие заботливые руки воспитателя Ли, который кивает Хозяину и закрывает за ними дверь. - Всё хорошо? – интересуется уже внутри, закрывая входные двери одну за другой на все замки, как положено. - Нет, всё не хорошо. – Бэкхён останавливается, стягивая куртку. – С Джунмёном беда. - Что-то серьёзно? – воспитатель напрягается, вновь обнимая за плечи. - Они очень поссорились с Хозяином, я долго не мог его успокоить. Он разбит, чувствует себя уставшим и никому не нужным. – Бэкхён вздыхает. Старший воспитатель забирает куртку из его рук и обнимает, прижимая к себе. - Все мы люди, Бэкхён-а, и все мы от этого не застрахованы. Всё наладится. В конце концов, у него всегда есть ты. – совсем отцовский поцелуй в лоб уже под комнатой спальни. Бэкхён желает спокойной ночи и закрывает за собой дверь.***
- Вверенный. – кивком здоровается Бонмин, когда Джунмён появляется в кухне. Вот уже одиннадцатый день в сумме Джунмён чувствует, словно погибает внутри. Джонин делает вид, словно ничего не происходит, разговаривает с ним об общих вещах, иногда о работе, спит с ним в одной кровати и на этом всё. Так, словно все его слова вмиг обратились в прах, все его обещания и его любовь перестали стоить хотя бы что-то. Вверенный чувствует, что погибает, каждый раз, когда во сне неосознанно прижимается к дорогому источнику тепла, а Хозяин вырывается и отворачивается. Сначала он пытается разобраться в причинах таких неожиданных перемен, потом, наконец, приходит жалость к себе, в итоге лучше способа, чем взаимное игнорирование Джунмён попросту не находит. - Бонмин-а, - роняет Вверенный. – Передай Хозяину, я не буду ужинать с ним. Начальник охраны теряется, устремляя взгляд на Хозяина, который, как раз-таки, уже сидит за столом. Джонин вскидывает взгляд, окидывая Вверенного взглядом, и устало выдыхает, приоткрывая губы и собираясь что-то сказать, на что Джунмён реагирует молниеносно, тут же сосредотачивая всё своё внимание на нём. Но Джонин не произносит ни слова, он снова выдыхает, встаёт на ноги, подхватывает свою тарелку да уходит в кабинет. Джунмён провожает взглядом и в сердцах бросает вилку на стол. Упирается ладонями в колени, согнувшись пополам, и дышит сбивчиво и спешно, стараясь успокоиться и прийти в себя. Бонмин, молча наблюдающей за всей сценой, развернувшейся на его глазах, продолжает молчать и остаётся на кухне, когда остальные двое её покидают. Это просто нужно пережить!***
Джунмён дёргается и просыпается, распахивая глаза и выравнивая дыхание. Сон, из которого он не помнит ничего, почему-то принёс тревогу. Потягиваясь, Вверенный скользит кончиками пальцев по соседней подушке, понимая, что та пуста, и садится на кровати, оглядываясь по сторонам. В спальне темно и тихо, за столом никого, компьютер на столе, а это значит, что Хозяин не в кабинете, подушка пахнет знакомым парфюмом, а значит Хозяин уже спал рядом, только… В ванной свет. Вглядываясь в полоску света из-под двери несколько мгновений, Джунмён бесшумно выбирается из кровати и ступая неслышно, направляется в сторону ванной. Всё так же тихо открывает дверь и замирает на пороге, заглядывая внутрь. Любопытство чахнет под волнением. Джунмён несколько раз моргает и, понимая, наконец, что именно видит, тут же зажмуривается, прикусывая губу, чтобы не издать ни звука. Сильная обнажённая спина напряжена, одной рукой позади себя Хозяин упирается в пуфик, на котором сидит, голова закинута вверх. В домашних штанах, бёдра широко разведены в стороны, он дышит сбито, сипло, и подходить ближе не обязательно, чтобы понимать, чем именно он занят. Естественные потребности ещё никто не отменял, Джунмён чувствует, как образуется в горле ком, наблюдая за рваными движениями правой руки. Кусая губы сильнее, Вверенный всё так же неслышно прикрывает за собой дверь, на носочках преодолевает расстояние до кровати, и падает в неё, тут же заворачиваясь в одеяло и утыкаясь лицом в подушку, чтобы заглушить рыдания. Вместо того, чтобы разбудить среди ночи поцелуями, плевать, в каких они отношениях сейчас; вместо того, чтобы сгрести в охапку, подминая под себя; вместо того, чтобы оставить миллион следов от укусов и засосов на его теле, лишний раз демонстрируя, что всё ещё злится, Джонин решает поступить иначе. И от того, что ему, Джунмёну, он предпочитает самоудовлетворение, хочется закопаться во дворе в газон. Успокаиваясь, Вверенный засыпает, не дождавшись Хозяина, который в ванной, в бледном свете бра шепчет его имя, кончая в свою ладонь. На следующее утро, и через одно, и ещё спустя неделю Джунмёну больше не кажется. Он сходит с ума – абсолютно и бесповоротно. Он хнычет, канючит как маленький, ругает себя, жалеет себя, выбивается из сил и молча лежит рядом ночами, глядя в потолок, слушая и считая чужие вдохи и выдохи да роняя слёзы в подушку. Джонин обходителен с ним, вежлив как и обычно. Открывает дверь, подаёт руку, пропускает вперёд, помогает в случае надобности и даже разговаривает, но ни одно слово из пророненных им Джунмён не может назвать обращённым к себе. Вверенному кажется, словно они пара, которую принудили друг к другу, поселили вместе силой и ничего, как просто существовать рядом, им не остаётся. Джунмён свою жизнь теперь по-другому назвать не может. Он больше не в состоянии контролировать себя – быть сильным, быть в принципе. Джонин подаёт руку, помогая выбраться из машины, когда на выходных ждёт поездка по магазинам, чтобы выбрать новый костюм, и Джунмён хватается за его пальцы, словно за спасательный круг, стараясь продлить прикосновение как можно дольше. Уже в салоне, когда Хозяин появляется из примерочной в сером меланжевом костюме, который, стоит заметить, по расцветке идёт смуглому темноволосому Джонину, да и сидит отлично, Джунмён выбирается из своего кресла и подходит ближе, разглаживая несуществующие складки на спине, только бы прикоснуться, почувствовать тепло. И пока завязывает подобранный галстук, чтобы оценить весь вид в целом, находясь совсем близко, чувствует горячее дыхание на своём лице и почти млеет. Тонкие белоснежные пальцы работают не спеша, но и не медленно, на шёлковой ткани появляется один узелок, который Джунмён приводит в надлежащий вид, и следом ещё один, на котором разглаживаются складки. Заканчивая с галстуком, Вверенный поправляет воротничок и застёгивает пиджак, отступая на пару шагов и давая Хозяину оценить своё отражение. Уже там же, в магазине, выясняется, что белая рубашка необходима и Джунмёну, ибо его нынешние стали велики. Не слишком акцентируя внимания на том факте, что он заметно исхудал в последние пару недель, Вверенный послушно берёт вешалки, которые ему вручают, и двигает в сторону примерочных. Уже надев, Джунмён стоит в одной рубашке, вытянув руки вдоль тела и опустив голову вниз, пока Джонин рассматривает его. Сжимает плечи, замечая, что рубашка определённо его размера, пробегается кончиками пальцев по бёдрам под ягодицами, отмечая длину, поднимает к локтю и опускает назад рукава, прикасаясь кончиками пальцев к запястьям, а Джунмён всё это время неотрывно глядит на свои босые ноги и шевелит пальчиками, стараясь сконцентрироваться на них и не умереть от случайных прикосновений, в которые Джонин, он уверен, не вкладывает совершенно никаких смыслов. В которых Джунмён, он знает точно, тонет, захлёбывается, готовый рухнуть в руки Хозяина тотчас. Джонин даже везёт его в ресторан после, но только потому, понимает Вверенный позже, что на дворе четыре часа дня, домой через полгорода, а после завтрака с утра у них и крошки во рту не было. Джонин разговаривает с ним, спрашивает о чём-то несущественном, даже роняет пару слов о работе, как и все предыдущие две недели, так, словно выбора всё равно нет и говорить с Вверенным в любом случае придётся. Бэкхён звонит едва ли не каждый день. Щебечет без умолку, рассказывает даже то, о чём Джунмён и так знает, шутит, смеётся, ругает Чанёля, а Вверенный Каннамгу прекрасно понимает, зачем и почему всё это. Понимает, как Бэкхён переживает, как волнуется о нём, как старается поддержать его хотя бы так. Понимает, как сильно самому Бэкхёну сейчас нужна поддержка, но совершенно ничего не может с собой поделать. Бэкхён появляется на пороге и всё, на что хватает Джунмёна, - это обнять, спрятав нос в тонкой шее. И оба сидят, обнявшись, как дети, у которых никого да ничего кроме друг друга раньше не было; как ненужные всему миру, но необходимые друг другу; как те, у кого, кажется, совсем не осталось надежды на счастье.