***
- Вот ты где. – Чанёль выдыхает с облегчением и мягко улыбается, когда Бэкхён поднимает на него взгляд. Вверенный обнаруживается в беседке во дворе среди огромных мягких подушек. Чанёль опускается рядом и раскрывает руки, приглашая в свои объятия. Устраивая голову на крепком плече, Бэкхён затихает. Молчит несколько мгновений, прислушиваясь к чужим вдохам и выдохам, и следом сам вздыхает. - Думаю, он чувствовал себя так же паршиво, когда я ушёл из дому. – подаёт голос. – Джунмён. – уточняет, устремляя взгляд на своего Хозяина. - Думаю, менее. Учитывая, что ты ушёл сам, а не тебя забрали. Хотя мы и не могли этого знать наверняка. – Чанёль пожимает плечами. – Но Джонин делает всё, что в его силах. - Я знаю, Ёль, - Бэкхён садится, оставляя ладони лежать у Хозяина на груди. – Его время не ограничено правилами так, как было наше, но оно ограничено неизвестностью – мы не знаем, где Мён, и что с ним. Как всё это произошло и кто посмел. Кому он понадобился и зачем. Если конкретно он – то почему нет никаких требований или условий? А если любой Вверенный и он просто оказался не в том месте не в то время, то вопрос всё равно остаётся таким же – зачем? Зачем кому-то чужой Вверенный? Зачем кому-то вообще Мён? Может тот, кто это сделал, не знал, что он – Вверенный, что весь Дом мафии будет на ушах, а его Хозяин перетрясёт полмира, чтобы его найти. Я тогда вообще не понимаю ничего. – нахмурившись, Бэкхён снова укладывается Чанёлю на грудь. – Мне очень страшно. – выдыхает следом шёпотом. – Я не понимал, что он чувствовал, пока сейчас не почувствовал сам. Но мне очень страшно за него. Чанёль прижимается губами к его лбу, целуя, и качает в своих руках, обнимая сильнее. - Мы его найдём, - отзывается так же шёпотом. – Слышишь? Мы его найдём – целым и невредимым. Так, как он нашёл тебя, мы найдём его. Обязательно. – кивает. – Уверен, случись что-то непоправимое, ты и Джонин – вы бы уже знали об этом. Вы бы почувствовали, потому что вы оба очень любите его. Вы – его семья. Но поиски продолжаются, и все мы, прилагая усилия, всё ещё надеемся и верим, что совсем скоро они увенчаются успехом. - Не могу избавиться от волнения. – Бэкхён кивает, противореча своим словам. - Это не страшно, - Чанёль улыбается, приподнимается на руках над Вверенным, и подминает его под себя. – И не надолго. – улыбается вновь, припадая губами к тонкой шее.***
- Пожалуй, начнём, - национальный глава окидывает всех присутствующих Хозяев взглядом в Переговорном, и опускается в своё кресло. – Мы ждём крупную делегацию из Бейджина, - начинает он. – И конечно, в наших интересах сделать всё так, чтобы и овцы были целы, и волки сыты. Мы со Столичным уже разделили между всеми вами обязанности на этот период, и должны обсудить это сейчас. Но предупреждаю сразу, и надеюсь, каждый из вас это понимает – нашей столице, всем её жителям и членам семьи мафии должна быть обеспечена максимальная безопасность. Это в ваших полномочиях, уважаемые. Каждый из муниципалитетов, главами которых вы являетесь, занимается своей безопасностью лично. Только работая слажено, мы убережём город от их возможных провокаций. - В том, что они будут – никто не сомневается. – соглашается столичный глава. – Поэтому давайте хорошенько поработаем. За круглым столом в кабинете Национального, включая его и Столичного их помещается двенадцать. По кругу Хозяева передают друг другу письменные указания, изучая каждый своё, когда и Джонин получает в свои руки подписанный документ. Смотрит в буквы, пытается вчитываться, что-то подсчитать и подытожить, но в голове от уха к уху бьётся мысль о том, что вот пошла уже третья неделя, как Вверенного забрали, а поиски стоят на нуле и совершенно никаких результатов. Эта мысль настойчиво терроризирует его вот уже третий день, отбирая сон и спокойствие, мучает с того момента, как Джунмёна забрали. Поэтому обращение к себе он слышит только раза с четвёртого, когда национальный глава уже слегка повышает голос, позвав его. - Каннамгу! – Джонин вскидывает взгляд, не поняв с документов ни слова, и растерянно моргает. - Да? – отзывается. - Что скажешь? – национальный Хозяин слегка смягчается, встречаясь с Джонином глазами. - Сделаю всё, что в моих силах. – отвечает дежурной фразой. Национальный соглашается, отвлекаясь на другие дела. - Джонин-а, соберись, - Чанёль хлопает по плечу, сидя в соседнем кресле и Джонин вновь невпопад кивает. Решая немного сосредоточиться на работе, Джонин, наконец, осознанно фокусирует взгляд на документах в своих руках, на несколько мгновений забывая о своём волнении. До того самого момента, пока не скрипит негромко дверь и через мгновенье Бонмин сжимает его плечо, наклоняясь к уху. - Хозяин, у нас есть зацепка по поводу Вверенного. Джонин распахивает уставшие глаза, тут же сосредотачиваясь на полученной информации. Глядит на начальника своей охраны и кивает, отпуская. - Прошу меня простить. – зовёт довольно громко следом, поднимаясь со своего кресла и намереваясь выйти. - Каннамгу! – зовёт в спину Национальный. – Я тебя не отпускал. – уже более спокойно. – Вернись в своё кресло. – и после паузы взглянув на свой телефон, где ни одного пропущенного. – Пожалуйста. - Национальный, - Джонин оборачивается на пятках. – Прошу меня простить, - повторяет. – Но я должен отлучиться ненадолго. Это касается… - Мы здесь все прекрасно понимаем, кого это касается. Но вопросы, решающиеся сейчас, те, что касаются безопасности всей столицы – куда важнее. – настаивает Тэвон. – Поэтому вернись в кресло. Джонин замирает, окидывает присутствующих взглядом, понимая, что каждый из них отпустил бы его и отец отпустил бы, но… - Джонин. – звучит и его голос тоже. Отец кивает ему, убеждая одним взглядом, что стоит немного подождать, но всё в нём рвётся прочь, туда, где новости, где зацепка, где Джунмён. – Прошу тебя. Пересиливая себя, Джонин опускается в кресло, сплетая пальцы в замок да сжимая так, что те в долю секунды белеет. Чанёль снова хлопает по плечу, глядя совсем понимающе, немного взволновано, Бонмин скрывается за дверью Переговорного. Едва совещание заканчивается, Джонин спешит покинуть зал, буквально вылетая в коридор, где Бонмин говорит, что зацепка оказалась ложной, и что он уже сам лично всё проверил. Здороваясь невпопад с национальным Вверенным, которого встречает в коридоре, Джонин уходит прочь. Шинму оборачивается ему вслед и вздыхает, провожая взглядом.***
- Ребёнок, - Шинму вздыхает, открывая по возвращению домой комнату, где держат Джунмёна, и входя. Тот сидит на полу, прижимая колени к груди, и глядит невидящим взглядом куда-то вперёд. Охранник сообщил, что со вчерашнего утра, а это вот уже более суток, он ничего не ест. – Ребёнок, ну что ты творишь? – старший Вверенный привычно опускается напротив, заглядывая в карие глаза. – Зачем моришь себя голодом? - А зачем мне есть? – Джунмён фокусирует взгляд, отвечая вопросом на вопрос. – Может я с голоду умру, и всё это закончится. - Это и так закончится, рано или поздно, - Шинму пожимает плечами. – Никто из нас не знает когда, как и в чью пользу – но факт остаётся фактом. – национальный Вверенный треплет по плечу. – Пошли, - встаёт, протягивая руку, чтобы помочь подняться. На кухне пахнет просто восхитительно – тёплым и сытным обедом и живот тут же начинает урчать. Шинму смотрит тепло и снисходительно, указывая рукой на свободный стул, и садится напротив, вручая младшему тарелку и пару палочек. Джунмён берётся за обе щеки поглощать обед. - Спасибо. – с набитым ртом. – Хён, а какой сегодня день? – следом. - Четверг. – следует ответ. - Ясно. – всё так же жуя. - Знаешь, - начинает старший Вверенный, словно сомневаясь, говорить или нет. – Я сегодня видел Джонина. – договаривает. Джунмён перестаёт жевать, устремляя на него взгляд, откладывая палочки и отставляя тарелку – аппетит вмиг пропадает. - Джонина? – на всякий случай переспрашивает, словно сомневаясь, не послышалось ли ему любимое имя. - В Центральном. – следует кивок. – После совещания. Джунмён невпопад кивает, чем – своей растерянностью напоминает Шинму его Хозяина, которого он застал днём не менее растерянным. - Он… - Джунмён не знает, что сказать. Воздух вдруг становится мало, он густеет и вдохи делать больно. – Я… - опускает голову, глотая горький и солёный ком слёз. – Мой Джонин… - совсем тихо, шёпотом, следом всхлипывая и прикрывая губы ладонями. Поспешно слезает со стула, спешит наверх, сам закрывается в комнате, рухнув на кровать. Когда национальный Вверенный поднимается к нему с чашкой душистого мятного чаю, чтобы успокоить, Джунмён, заплаканный и опухший, свернувшись клубочком на кровати, тревожно спит.***
За спиной остаются Йонсан, Тондэмун и сам Каннам конечно. Джонин выкручивает руль, делая последний круг и намереваясь вернуться домой. На часах перевалило за три утра, скоро рассвет, ещё немного и начнёт сереть, а сна ни в одном глазу. Пальцы слегка немеют от напряжения, с которым Хозяин Каннамгу постоянно сжимает руль, пока неспешно катается улицами города с глупой надеждой, словно это что-то даст ему. Вот уже месяц совершенно ничего не приносит ни покоя, ни успокоения, ни результатов. Джунмён снится ему, зовёт по имени и зовёт на помощь, и едва Джонин успевает протянуть к нему руку навстречу, чтобы ухватиться за белоснежные пальцы – сон рассеивается, и Хозяин Каннамгу просыпается в холодной постели, в пустой спальне, растерянно оглядывая комнату так, словно Вверенный мог бы из ниоткуда появиться там. Джонину кажется, он уже перетряс всю столицу, ему кажется, он уже перетряс всю страну, постоянно связываясь с другими городскими Хозяевами да интересуясь об успехах, но результатов по прежнему нет – и от этого хочется пойти и кого-то расстрелять, чтобы выместить пар, отчаяние, тоску и боль. Боль от того, что единственного, кого он должен был беречь всю свою жизнь – он уберечь не смог. Не Хозяин – Вверенного, а он, Джонин – своего мальчика. Единственного, драгоценного и любимого. Человека, на котором белый свет клином сошёлся. Дверь кабинета без препятствий поддаётся, Джонин входит, захлопывая её за собой, и прикрывая глаза, считая свои вдохи. Бонмин слышит сначала звук чего-то упавшего где-то отдалённо, не сразу понимая, что это, затем снова и снова, и через мгновенье понимает, откуда, врываясь в чужой кабинет. Ловит Хозяина за плечи в крепкое кольцо рук, чтобы тот не оставил от собственного кабинета руины и оседает вместе с ним на пол. - Хозяин! – зовёт, чтобы привести в чувство. – Джонин-а! – по имени. – Уймись, успокойся! Тихо! Спокойно! – крепко встряхивает в своих руках, когда, наконец, удаётся полноценно опуститься на пол. – Ты так не поможешь. – уже более спокойно, тише. – Слышишь? - Бонмин сжимает руки на чужих плечах крепче. – Ты не поможешь так. Я знаю, что ты устал и выбился из сил, но нельзя сдаваться. - Мне нужен мой Мён. – отзывается так же негромко Джонин. – Он нужен мне дома, рядом, в безопасности. - Я знаю. – Бонмин кивает. – И мы найдём его. – совсем уверенно. – Хозяин, вы найдёте. Никто кроме вас. – вновь кивает, когда Джонин поднимает на него взгляд. – Вы трое суток уже на ногах – вам поспать нужно. – встаёт, протягивая руку, чтобы помочь подняться. – Иначе Вверенный не простит вам, если превратитесь в зомби. – лёгкая улыбка.***
Привыкнув, что Шинму даёт знать, когда можно, оставляя двери незапертыми и прогоняя охрану, Джунмён спускается со второго этажа, легко нажав на ручку двери, и спешит босыми ногами вниз, перебирая по ступенькам, да неожиданно тормозит, услышав на кухне внизу другой, чужой голос. Тот, который он бы предпочел не слышать никогда, не знать. Вверенный замирает, прижавшись спиной к стене коридора, и прекращает дышать, боясь выдать себя, Шинму, который добр к нему. Их общение. - Тэвон. – зовёт Шинму своего Хозяину совсем настойчиво. – Тэвон. – слышна какая-то спешка, суматоха, суета. – Что ты делаешь? Остановись. - Поздно останавливаться. - Не поздно. Останавливаться никогда не поздно. Отпусти его. Слышишь? Отпусти мальчика, пока не поздно. - Нет. Он – мой. - Он не твой, никогда не был и не будет. - Я увезу его. - И что это даст? Думаешь, он полюбит тебя? Ты забрал его силой из дому от того и тех, что он любит. Ты держишь его в плену и не позволяешь даже выходить из комнаты, и он полюбит тебя? За это? Приди, наконец, в себя, ты - взрослый мужчина, глава национальной мафии Кореи, а ведёшь себя как школьник. Отпусти Джунмёна, я тебя умоляю. Пока всё это не кончилось плачевно для кого-то из нас всех. Джунмён давится вздохом – они говорят о нём. То, что он в принципе слышать не должен. - Этот мальчишка… - Не будет твоим. – настаивает Шинму. – Он принадлежит другому Хозяину. По законам дома мафии и по законам собственного сердца. Ты упустил свою возможность, и поступать так низко и подло – перебор даже для тебя, Тэвон. - Вверенный! – гремит голос национального Хозяина, и Джунмён зажмуривается, начиная дрожать, не представляя, как Шинму спокойно стоит перед своим разгневанным Хозяином. А в том, что спокойно, у Джунмёна нет никаких сомнений. – Думай, что говоришь! - А ты – что делаешь! – слышится звук удара следом за фразой и звук падения. Джунмён зажимает губы ладонью, чтобы не вскрикнуть. Да чтобы его Хозяин когда-либо в жизни не то, что руку на него поднял, а хотя бы намёком серьёзно угрожал ему – никогда. Никогда Джонин не позволял себе такого, как бы ни был разгневан, взбешён или прочее. Но Национальный… Бедный Шинму, Боже, бедный Шинму. Он уже пятнадцать лет – национальный Вверенный, и пятнадцать лет он терпит такое отношение к себе? Но почему? От чего тогда терпит? Потому, что предан? Потому, что боится? Потому, что…любит? - Шин… - слышится следом негромкий, совсем вкрадчивый виноватый голос и любопытство пересиливает. Джунмён делает ещё несколько шагов по лестнице, молясь о том, что после национальный Хозяин не пойдёт его проведать, и выглядывает в коридор, через который видно кухню. Шинму сидит на полу, прижимая ладонь к щеке, а Хозяин сидит так же на полу, перед ним, на коленях, протягивая руку навстречу, глядя совсем виновато. – Родной… Я совершенно ничего не могу с этим сделать, пойми. И прости меня за это. - Почему… почему ты снова пытаешься получить того, который тебе не принадлежит? – выдыхает Вверенный. Джунмён снова прижимает ладонь к губам, чувствуя, как накатывают слёзы, когда Шинму принимает руку напротив и позволяет поднять себя с пола и обнять за плечи. – Разве тебе мало меня? Моей разрушенной тобою жизни, счастья? Ты снова за старое? - Шин… – Национальный вздыхает, обнимая сильнее. Джунмён делает глубокий вдох, чтобы успокоиться, и разворачивается в сторону лестницы, беззвучно поднимаясь наверх, прячась в комнате, которая служит его убежищем в эти дни, и тихонько захлопывая за собой дверь, чтобы была закрыта словно снаружи. Он скорее мостится на кровати, отворачиваясь к стенке, и сворачивается калачиком: в последнее время ему кажется, что быть Вверенным – самое большое наказание в жизни, которое может выпасть на долю никому не нужного ребёнка. - Джунмён-а. – кровать слегка прогибается, чья-то рука ложится на плечо, несильно сжимая. – Ты спишь? – Джунмён распахивает глаза, прислушиваясь к своим ощущениям, чтобы понять, кто пришёл, и с облегчением выдыхает, узнавая Шинму. - Я всё слышал. – говорит он тут же, поворачиваясь к национальному Вверенному. – И видел. – добавляет следом. – Мне очень стыдно и очень жаль. – тонкая белокожая ладонь тянется навстречу чужой, но прикоснуться не рискует. – Часто…вы так? – спрашивает уже гораздо тише. - Джунмён-а… - Знаю, это не моё дело. Извини, хён. – поникает тут же. – Я вообще не должен был этого слышать и видеть, так что… - Мне очень стыдно, что ты стал свидетелем такой сцены. Думаю, твоё впечатление о нас, и так разбитое в пух и прах, стало ещё хуже. – Шинму растеряно пожимает плечами. – Мне жаль, Джунмён-а, что всё так случилось. Ты – хороший ребёнок и преданный Вверенный, а Тэвон… - Шинму вздыхает и Джунмён двигается на другой край кровати, освобождая ему побольше места. – Я был такой же, как ты, Джунмён-а, - улыбается он и протягивает руку навстречу, предлагая. Джунмён подаётся поближе и позволяет обнять себя за плечи. – Никому ненужное дитя, брошенное, оставленное, голодное и холодное. Меня забрали в Дом Смирения в десять, я был уже более-менее осмысленным ребёнком, и когда объяснили, кем мне предстоит стать, я решил, что нет, это не для меня. – Шинму хмыкает совсем добродушно, Джунмён наблюдает за ним снизу-вверх. – Я попытался сбежать из Дома смирения на третью неделю после, как меня привезли. Ну ты ведь знаешь, что такое - бежать из Дома смирения. – оба Вверенных переглядываются, понимающе кивая друг другу. – Уже у самых ворот меня остановил один мальчик. Он позвал меня по имени и попросил не делать того, что я задумал. Не делать в одиночку. Не знаю, почему, но я поверил ему тогда, поверил и остался. Мы стали друзьями с того самого момента, как он взял меня за руку и увёл прочь от ворот обратно в спальню. Шли годы, мы росли, учились, жили вместе, и чем старше становились, тем больше оба понимали, что быть Вверенным – это не наше, что как только одного из нас выберут – другой потеряет его, выбранного. Навсегда. - Вы… - Джунмён на мгновенье сомневается, стоит ли задавать такой вопрос, но вспоминает своё собственное детство в Доме смирения – когда у тебя просто нет выбора, и всё, что ты видишь, как тебя растят и воспитывают – не оставляет тебе иного пути, в том, кого и как тебе любить. Раньше Хозяева выбирали себе мальчиков-Вверенных только с точки зрения того, что они были выносливее, на них можно было положиться, заботиться, как о младших братьях. А потом в какой-то момент, лет 700 назад, один из Хозяев выбрал себе Вверенного в пары, подарив самый дорогой на тот момент Ханбок – белый, расшитый мятными лилиями. Тот, что принадлежит сейчас Джунмёну. И Дома смирения стали разделять – для мальчиков и для девочек, для того, чтобы потенциальные Вверенные не влюблялись друг в друга. Но разве выбор, кого любить, а кого нет – был? Джунмён и сам никогда в жизни подумать не мог о том, что по уши втрескается в мужчину. Бэкхён, наверняка, тоже. В любом случае, сейчас общество, даже их общество – мафия, не стоит на месте, и подобные рамки просто стёрлись. В конце концов, если нет рамок приличия в плане ценности человеческой жизни, то с чего им быть в плане пристрастий, отношений, предпочтений и прочего. Джунмён с уверенностью может сказать, что единственный мужчина в его жизни, его мужчина, его Хозяин – целый мир, за рамки которого Джунмён просто не видит, и питать страсть, любую – меньшую или большую, к любому другому представителю своего пола – не в его правилах. Не потому, что он – преданный, а потому, что его не влечёт. Времена меняются, а с ними и эпохи, и правила жизни в этих эпохах, и сейчас Вверенного ты выбираешь как спутника, в первую очередь для того, чтобы официально расширить и увеличить семью мафии, к дому которой принадлежишь, а твои личные отношения с собственным Вверенным – это твои личные отношения с собственным Вверенным. И даже когда Джонин выбрал для него тот самый дорогой и особенный ханбок, это вовсе не значило, что их отношения обязательно должны были стать настолько близкими, интимными, личными, любовными. Это могло бы значить и в последствии значило только то, что Вверенный, в том случае – Джунмён, произвёл на своего Хозяина наилучшее впечатление, какое могло сложиться о человеке за месяц. – Вы полюбили друг друга? - Полюбили. – Шинму кивает. – Ты же знаешь, в нашем обществе нет тех рамок, которые есть в обычном. – и Джунмён согласно кивает, подтверждая таким образом все те мысли, что ютились в его голове. – Мы хотели бежать, хотели, но не успели. Это был вечер, неожиданно объявили о приезде очень уважаемого гостя и Смотринах. Нас выстроили в два ряда в Комнате ожидания и Тэвон замер напротив меня, протягивая руку. Откажись я, и был бы мёртв, но я стоял столбом. Стоял, пока он, стоявший рядом, не вытолкнул меня вперёд так, что я почти упал Тэвону в руки. Он спас меня, но погубил нас. - А Национальный, он… - Конечно, знает. – Шинму хмыкает. – Знает, Джунмён-а. - Он… Тебе не обидно, хён, что он… Я… Что он… - Был покорён тобой? – подсказывает Шинму и Джунмён неуверенно кивает. – Не обидно. - Почему? – Джунмён теряется. – Он…назвал тебя родным. Ты… дорог ему. Очень. Я же вижу, хён. - Мы почти пятнадцать лет вместе, но то, что могло впоследствии между нами стать любовью, погибло спустя три года после того, как мы обрели друг друга. Мы устали притворяться, делать вид, что всё хорошо, стараться полюбить, обрести счастье. Моё сердце навеки осталось с тем далёким мальчишкой, что остановил мой побег, а он…он, Джунмён-а, увидел тебя за три года до твоих Смотрин. - Восемнадцатилетним? – Джунмён охает, поднимаясь с чужого плеча. – Уже тогда…? - Уже тогда. Кто же знал, что в будущем он додумается до нечто подобного. – Шинму кивает. – Видишь, у нас нет секретов друг от друга. - Но вы… - Джунмён тушуется, спешит опустить взгляд, и чувствует, как алеют щёки. - Делим ли мы постель? – Шинму снова улыбается. – Естественно. – кивает. - На уровне удовлетворения естественных физиологических потребностей. Мы слишком хорошо знаем друг друга. - Я не об этом хотел спросить. – шепчет Джунмён, краснея ещё больше. - Но подумал об этом. – Шинму треплет по волосам. – А о чём? - Но вы выглядите счастливыми на всех мероприятиях мафии. Такими, словно у вас уже всё есть, если вы есть друг у друга. – Джунмён пожимает плечами. – Тоже игра? - За такое время, проведённое вместе, ты досконально изучаешь человека, а он тебя, от этого играть вместе и действовать как единое целое – вам не составляет никакого труда. – следует ответ. - Шинму… - вдруг понимает Джунмён, складывая ноги под себя. – Хён, - зовёт следом. – Получается, что, всё это время вместе вы несчастны? - Быть Вверенным – это не сказка о Золушке, которая за свои страдания обрела счастье. Быть Вверенным – это страдать каждое мгновенье: или потому, что не находишь себе места, волнуясь о любимом человеке, боясь его потерять в очередной перестрелке; или потому, что не находишь себе места, волнуясь за своего Хозяина, ибо если он падёт, ты снова станешь никем. Или же третий вариант, но ты его знать не хочешь. - Шинму снова треплет по волосам. – Люди, радующиеся тому, что стали Вверенными, либо слепые дураки, либо мазохисты, либо носят это звание ещё совсем мало, чтобы понять, какое это бремя, ноша. Наших Хозяев готовят к этому с пелёнок, а ты растёшь пусть не совсем благополучным, но обычным ребёнком, а потом тебя против твоей воли до конца жизни бросают в это пекло, где выход из него – смерть, неповиновение – смерть, измена – смерть. – Шинму печально улыбается. – Только не говори, что чувствуешь себя счастливым большую часть времени, проведённую со своим Хозяином или без него. Ты потерял все и ребёнком попал в Дом смирения, твоя юность была уничтожена рассказами об огнестрельном оружии, рукопашном бое, основах хирургии и уроках любви. Твоя молодость уходит в проверке Хозяином, перестрелках, конфликтах, конфузах, подставах, изменах. Не жизнь, а сказка. - А Хозяин? – Джунмён хмурится. – Достаточно одного его взгляда, чтобы всё это потеряло смысл. Потому, что главный смысл – это он. - Мальчик мой, – Шинму ласково улыбается и снова раскрывает руки, приглашая в объятия. – Как хорошо, что это тебе доступно. - Не доступно. – Джунмён вздыхает, окидывая комнату, в которой находится, взглядом. Шинму вздыхает следом, сжимая его плечи чуть сильнее. - Потерпи. – просит. – Всё может измениться в одно мгновенье. – Главное – не потакай ему. До конца давай понять, что ты предан своему Хозяину, и только ему. Во всех смыслах. - Но это так! – Джунмён настойчиво кивает. - Мне это доказывать не нужно.