Бесконечность - не предел.

Пасмурный день стоял над Бейкон-Хилз уже как десятый день. Кажется, погода символизировала мое настроение, которое было таким же хмурым. В моей комнате повисла атмосфера одиночества и печали. Вещи были разбросаны, ящики открыты, постель не заправлена. Никто здесь не убирался уже три дня, а на каждую попытку матери сделать это, я просила меня не трогать. Может быть, это был стресс или что-то наподобие этого, я не могла сказать точно. Есть мне не хотелось да и пить тоже. Школу я не посещала и, вставая каждый день в четыре утра, читала книги или бессмысленно смотрела в потолок. За это время под моими глазами залегли глубокие тени, губы высохли и стали совсем бледными, как и я. Даже в мой день рождения, который был пару дней назад, я не отвечала на разрывающийся телефон, а лишь только потушила одну свечу, чтобы хоть как-то скрасить свой день. Каждый день, ночью, в попытке уснуть я задавала себе только один вопрос: к чему такие мучения? Я не до конца понимала, что вызвало во мне такую перемену. Еще год назад я не думала ни о чем, удовлетворяя себя мыслью о том, что школа скоро закончится, и я смогу отправится далеко и надолго, позабыв такое место как Бейкон-Хилз. Мне никогда и не приходило в голову то, что однажды я прочувствую боль предательства и закроюсь в себе. Кажется, и для меня настал такой момент. — Ева, — я услышала голос матери позади и поспешно вытерла слезы с щек, наверняка зная, что она поймет все по моим опухшим глазам. — Я приготовила обед, …спустишься? В моем рту не побывало и крошки с той самой ночи, и я понимала, насколько это плохо, но не могла проглотить и куска. Как при анорексии, пища вызывала у меня одну лишь неприязнь. Это приводило к последствиям, ведь за десять дней голода процесс истощения уже начался. Я с какой-то отстраненностью наблюдала за тем, как теряю вес. — Нет, спасибо, — тихо ответила я, продолжая смотреть в окно, на те самые ворота. Причинять боль всем, кто тебя окружает, это, наверное, твоя фишка, да, Хэйл? — Милая, — я услышала ее шаги по полу в мою сторону и невольно сжалась. — Я так волнуюсь о тебе. Ты таешь на моих глазах. В чем дело? Ее теплая рука медленно прошлась по моим безжизненным волосам, и я набрала в легкие побольше воздуха, чтобы не разрыдаться. — Ничего, — выдавила я. — Я пригласила к нам мистера Перкенса. — Сказала мама, но мне было все равно. Это был психолог мамы, и она часто обращалась к нему, когда была подавлена. — Я попрошу его подняться в твою комнату. — Мне не нужна помощь, — отозвалась я. — Нужна, дорогая, — прошептала мама в ответ и вышла. Я почувствовала себя глупо, представляя, что сюда сейчас зайдет врач. Если я признаюсь ему в своей проблеме, то он точно посчитает меня недалеким подростком, не так ли? Дверь снова отворилась, и в комнату зашел высокий мужчина около сорока лет. На нем был темно-серый пиджак, рубашка в клеточку и брюки. В правой руке он держал черный кейс. Осмотрев мою комнату, на его лице не отразилось удивление. — Привет, — улыбнулся он мне. — Позволишь пройти? — Конечно, — безжизненно ответила я и приняла сидячее положение, отодвинув ноутбук. Мистер Перкенс плотно закрыл за собой дверь и, взяв стул, стоящий около письменного стола, пододвинул его ближе к кровати. Сев на него, он положил свой кейс на колени и внимательно оглядел меня. — Плохо выглядишь, — вынес вердикт он и, с моих губ слетел смешок. Я это знаю. — Думаю, чувствуешь себя ты точно так же. — Это так заметно? — На моих губах появилось что-то наподобие улыбки. Тед Перкенс был желанным гостем в нашем доме, ведь помимо того что он был маминым психологом, так еще и другом. — Твоя мама жалуется на то, что ты совсем не ешь. Если бы у меня не было собственной дочери, я бы подумал что это экстремальный способ сбросить вес. Некоторые практикуют такой метод в Европе да и за ее пределами тоже. — Он говорил размеренно и спокойно, словно бы просто зашел поболтать со мной о каких-то мелочах. — Но, позволь узнать настоящую причину, твоей, видимо, затянувшейся депрессии. Я отвела взгляд, закусив губу. Этот человек не был для меня незнакомым, но и рассказывать ему что-то мне не очень-то хотелось. Возможно, мне и стоило выговориться, но не сейчас. — Давай, выкладывай, — подбодрил он меня и вытащил из своего кейса тетрадь и ручку, готовый записывать. — Я не жду от тебя подробностей, можешь просто описать свою проблему, и, поверь, тебе станет лучше. Я видел много подростков твоего возраста и сталкивался с множеством проблем: суицид, проблемы дома, со сверстниками, на учебе, наркотики, господи, да даже нежелательная беременность. Я просто хочу, чтобы ты знала: я здесь, чтобы помочь тебе. Его голос был спокойный, и он сам излучал доверие. Не знаю, одна ли это из его медицинских уловок или же прирожденный талант, но этот мужчина внушал спокойствие. — Я…я просто… — я пыталась связать воедино цепочку слов, что возникли в моей голове. — Я чувствую себя преданной. Я доверяла…одному…одному человеку. Знала, что не стоит, но все равно доверяла. Это сыграло со мной злую шутку. Тед что-то быстро застрочил в своей тетрадке, пока я пыталась правильно выразить свои мысли. — Я, словно бы брошенная игрушка. Замолчав, я дала одинокой слезе скатиться вниз по щеке. Перкенс, конечно же, заметил это. — Подросткам свойственны более углубленные эмоции. Ты воспринимаешь все слишком остро, и это совершенно нормально. Позволь мне рассказать одну историю, — он откинулся на спинку стула. — Когда я учился в Университете, у одного из моих профессоров умерла дочь. Ей было всего семнадцать, но она вскрыла себе вены, когда узнала, что ее бросили. — Внутри меня все сжалось, и я мельком глянула на шрамы на моей руке. — Я помню, как несли ее гроб и тогда собрался весь состав Университета, чтобы поддержать профессора. Всем тогда было грустно и печально. Через неделю, тот самый парень, что ее бросил, гулял с другой девчонкой. И тогда, в тот самый день, на паре у того профессора, в кабинете была полная тишина. Впервые. Я опустила взгляд. Мое сердце сжалось, и я почувствовала искреннюю жалость и сопереживание. Перкенс замолчал на какое-то время, погрузившись в свои воспоминания, пока я обдумывала его слова. — Ева, глянь сюда, — вдруг попросил он и встал. Я недоуменно уставилась на него, когда он поднял футболку, валяющуюся на полу уже второй день. Я почувствовала себя немного неловко, вспомнив, что все мои вещи валяются. — Твоя футболка? Я кивнула, смотря то на черную ткань, то на лицо Теда. — Если она порвется, что ты будешь чувствовать? — Спросил он. — Мне будет грустно, — неуверенно ответила я. — Но ведь здесь еще так много футболок! — Он поднял сначала ярко-красную, потом серую, затем оранжевую. — Почему тебе будет грустно всего лишь из-за одной? Ты можешь надеть любую другую, разве нет? Я задумалась, смотря на другие футболки. — Да, вы правы. Он кивнул и, аккуратно сложив футболки на полку, стал складывать свои вещи обратно в сумку. — Мистер Перкенс, — он повернулся ко мне, — но что, если… это моя любимая футболка? С ней у меня связано много воспоминаний. — Ева, — он положил свою огромную ладонь на мое плечо и посмотрел мне прямо в глаза. — Воспоминания создаешь лишь только ты, а не твоя футболка. К сожалению, мы живем в мире, где все со временем исчезает. Ничто не вечно, и, если твоя любимая футболка порвется, купи другую. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на такие глупости. Обогнув мою кровать, Тед дошел до двери и, прежде чем выйти, остановился. — Приведи себя в порядок, Ева. Тебе всего лишь исполнилось шестнадцать, а это значит, что все впереди. Он захлопнул дверь, и я встала с кровати, взяв ту самую футболку, что держал Тед. Он прав. **** — Как ты себя чувствуешь? — Спросила меня мама, когда я зашла на кухню. Она заваривала кофе, но как только увидела меня, застыла в немом удивлении. — Я тут немного решила поэкспериментировать, — я слабо улыбнулась и прошлась рукой по волосам. — Ну, как? Еще вчера вечером, подойдя к зеркалу, я увидела в отражении ослабленного ребенка с недосыпом и депрессией. У меня появилось острое желание что-то изменить в себе. Наверное, для меня это значило отрезание не волос, а нитки, ведущей к прошлому. — Весьма необычно… — ответила мама. — Выглядишь старше, я бы сказала. Я улыбнулась и взяла приготовленный кофе, сделав пару глотков. Перед выходом я решила нанести немного тонирующего средства на свое лицо, чтобы скрыть хоть какие-то синяки и прыщики, появившиеся в этот период. Впалые щеки скрыть я не могла и, наверное поэтому, стала выглядеть старше. — Будешь тосты? — С улыбкой спросила мама, и я взяла один, намазав его арахисовой пастой. Мой желудок наконец-то наполнился, и я стала чувствовать себя не такой уставшей. — Хочу сегодня навестить Лидию. Как она? — Спросила я, беря еще кусочки еды и запивая все кофе. — Уже гораздо лучше. Думаю, скоро она будет дома, — ответила мама, присаживаясь напротив меня и внимательно разглядывая мое лицо. — Готова пойти в школу? Я улыбнулась, пусть и вяло, но все-таки. Я была готова к школе, готова снова встретить друзей. Я была уверена. Самовнушение сделало свое дело. — Да. **** В этот раз в школу меня подвезла мама. Я редко позволяла себе такое удовольствие, но сегодня мне так хотелось сделать все иначе. Вместо привычной одежды в темных тонах, я выбрала синюю блузу с рукавом три четверти и черные джинсы с высокой талией. Конечно же, все это я позаимствовала из гардероба Лидии, ибо таким богатством мой шкаф не блещет. Натянув на ноги темно-серые ботильоны с каблуком в семь сантиметров, я мысленно напомнила себе, что сегодня будет все иначе. Чтобы спастись от холода, я достала обычный черный пиджак. Выглядела я более чем солидно и надеялась лишь на то, что это не выглядит нелепо. — Удачного дня, — она поцеловала меня в щеку, и я вышла. Идя к входу, я понимала, что некоторые смотрят на меня с неким удивлением, на что я мысленно говорила: «Все нормально». Подходя к своему локеру, я заметила Стайлза, который переговаривался со Скоттом. Они не заметили меня, а может и не узнали. Со спины я выгляжу чуть чуть иначе. — Хэй, — я взмахнула рукой, подходя к ним, и первое, что сделал Скотт, так это нахмурился. Я неловко улыбнулась. — Та-дам, небольшой сюрприз. — Ева? Выглядишь, как…как Лидия, — видимо, это был комплимент, который я не оценила. — Где ты пропадала? Мы пытались дозвониться до тебя, но твоя мама всегда говорила, что ты не можешь говорить. — Но теперь все ясно, ты яростно разбирала шкаф Лидии, пока ее не было дома, — отшутился Стайлз, и я улыбнулась. — Решила что-нибудь изменить, — отозвалась я и немного повертелась. — Не выгляжу странно? — Это бы не выглядело странно, если бы ты не была Евой Мартин. — Снова пошутил Стайлз, и я закатила глаза. Неужели всем так въелся мой прежний неряшливый вид? — Черт, ты еще и подстриглась, — сказал Скотт, дергая меня за прядь волос. — Выглядишь старше. — Ты не первый, кто мне это говорит, — вздохнула я. — Какие новости? Я много чего пропустила? — Ну, как сказать, — протянул Стайлз, и лицо Скотта стало каким-то неопределенным. — А хотя сама посмотри. — Схватив меня за плечи, Стилински развернул меня на сто восемьдесят градусов. — Прямо по курсу эффектная блондинка. Мои глаза сразу же отыскали девушку, которая ну очень сильно отличалась ото всех остальных. Каблуки под пятнадцать сантиметров, леопардовая блуза, короткая юбка и кожаная куртка. Ярко-красная помада и тонна макияжа только усугубляли ситуацию. — Вау, кажется, я вижу ее розовые трусики, — язвительно заметила я, но когда пригляделась к ее лицу, поняла, что знаю ее. — Постой, постой! Да это же Эрика Рейес. Она в моем классе. Только вот…она же эпилептик и вся такая мышка. — Ну, была таковой. Теперь она оборотень, — пояснил Скотт, и я медленно повернулась обратно к парням. — Кто это сделал с ней? — Спросила я, и Стайлз уже было открыл рот, но вот только голос послышался сзади. — Дерек Хейл, может, знаешь такого, — с отвратительным растягиванием слов раздался женский голос. При упоминании его имени все внутри меня было готово рухнуть в тот же момент, возвращая меня на ту стадию бессмысленного самоуничтожения. Но я держалась. — Как твоя сестренка? Я слышала, что неважно. В ее голосе было столько пафоса и самоуверенности, что когда я повернулась, хотела разбить ее размалеванное личико об стену. — Эрика. Неплохо выглядишь. Неплохо, как… для заправской шлюхи, — отчеканила я, и ее глаза тут же приобрели янтарный цвет, хотя она продолжала улыбаться и жевать жевательную резинку. — Будь аккуратней с выражениями, дорогуша, я уже не та беззащитная девочка, над которой можно поиздеваться, — сказала она, и в ее глазах мелькнула какая-то необоснованная злость по отношению ко мне. В какой момент я успела насолить ей? Или же все связано с Дереком? — Ну, я бы так не сказала, — просто ответила я и развернулась, чтобы только не видеть ее лица, как над моим ухом раздалось шипение. — Страшно принимать свое поражение, да, Мартин? — Спросила она, а затем громко рассмеялась и пошагала вверх по лестнице, подмигнув мне. — Жалкая сука, — дрожащим голосом произнесла я. — Я ничего из этого не понял, — наконец ответил Стайлз. — Не важно, — быстро сказала я, лишь бы не затрагивать эту тему. — Скоро звонок. — Ага, — протянул Скотт. — Кстати, с прошедшим тебя.