Во сне и наяву

Дик взвалил на платформу очередной мешок битой посуды и обломков мебели, взялся за ручку и покатил тележку к распахнутым настежь воротам. Колеса скрипели, низкие бортики ходили ходуном, но он упрямо толкал тележку вперед: по дороге между живыми изгородями и фигурными решетками, мимо запертых дверей и ворот с навесными замками, в конец улицы, на пустырь, заменивший им свалку. Этот раз будет последним. Солнце уже опустилось за горизонт, и с каждой минутой становилось все темнее. Сумерки скрадывали очертания домов, и в следующий раз он рисковал заблудиться среди одинаковых черных коробок. Настоящая улица Святой Элисон в настоящем Горике переходила в Лайон-сквер, но в Сифе - так называлось это безумное место на вывесках и в рекламных буклетах - все было иначе. Дик не узнавал особнячки своих соседей, не узнавал магазины и кафе, не узнавал окружающие пейзажи. Весь город напоминал мозаику, собранную из выдернутых отовсюду кусочков. Гоганские крыши теснили дриксенские арки, морисские росписи соседствовали с гайифскими витражами. Город был пестрым, словно карнавальная толпа, но мертвым, пустым по сути. Сиф населяли биороботы. Так назвал местных Леонард, когда они вчера бродили по запутанным улочкам в поисках других настоящих людей, и Дик не стал спорить с этим термином. Каждый биоробот знал одну-единственную программу: консультант в магазине мог посоветовать лучший товар, официант в кафе мог принести заказанное блюдо, уличный танцор мог бесконечно развлекать публику. Но стоило хоть на шаг отступить от заложенного сценария, например, спросить консультанта, как его зовут, или поинтересоваться у танцора, который час, глаза биоробота на миг стеклянели, и он повторял какую-нибудь стандартную фразу, как будто предлагая переиграть вызвавшую сбой ситуацию. А еще этот круглый прибор, который так испугал Дика в первый день. Его не было ни у кого из местных. Леонард предположил, что это маячки, с помощью которых помечали настоящих людей. Но кто помечал? И зачем? С этих вопросов начиналось самое сложное. На первый взгляд Сиф никем не управлялся. В городе была полиция и муниципальные службы, но работали они, казалось, полностью автономно. Вечера Дик с Леонардом проводили, обсуждая, куда их забросило, и как вернуться в нормальный мир. Но дальше ничем неподкрепленных теорий, одна фантастичнее другой, эти разговоры не заходили. Не было за что уцепиться. Не было основы на которой можно строить какие-то выводы. Не было видно смысла в этой замкнутой системе. Леонард считал, что правительство проводит над ними какой-то эксперимент, и надо просто ждать, пока он закончится. Дику наоборот, казалось, что нужно действовать. Происходящее напоминало ему игру, психоделический квест с эффектом полного погружения. Только вот цель этой игры разгадать ему пока не удалось. Дик высыпал содержимое мешков на приличных размеров кучу и отправился в обратный путь. Тележка уныло тряслась за спиной, позвякивая на каждой неровности. От нечего делать он решил сегодня утром разобрать завалы в своем доме. Леонард, конечно, хороший человек, но нельзя же было стеснять его вечно! А кроме того, у Дика теплилась надежда, что его дом - единственное знакомое место в этом городе живых машин - как-то сможет помочь ему отсюда вырваться. Но то, что в его мыслях казалось простым, в реальности вылилось в порезанную ладонь, сбитые костяшки пальцев и гудящую от непривычной работы спину. Вдобавок, за весь день он едва ли расчистил половину первого этажа. Леонард ждал его, сидя на крыльце. - Я подумал, ты тут целый день, может хочешь, я там развел огонь на заднем дворе, мы могли бы пожарить мясо, - как-то скомканно предложил он, разглядывая асфальт около кроссовок Дика. - Да, спасибо, - у Дика будто камень с души свалился. Леонард не отличался разговорчивостью, и Дик уже успел нафантазировать, что рядом с ним тот чувствует себя скованно. Ночь опустилась на город резко, словно где-то щелкнули выключателем, и сумерки сменились чернильной темнотой. В их районе не горело ни одного окна. Ни одна машина не отсвечивала фарами. Ни одна витрина не мерцала вечерней иллюминацией. Единственным источником света был тоненький серпик луны и россыпь звезд на безоблачном небе. Дик помнил, что в приключенческих романах про старину путешественники определяли свое положение по звездам, но астрономия была его слабым местом. Дик подумал, что Леонард точно разбирается в этом, ведь он военный, а их должны учить ориентировке без компаса и прочих приспособлений. - Нет, - покачал головой Леонард на его вопрос. - Я сам об этом подумал в первый же день, но увы. Это не небо Кэртианы. - Может быть другой континент? - с надеждой спросил Дик. - Не Золотые земли? - В Золотых и Седых землях ищут Упавшего Оленя, в Багряных и Бирюзовых - Пустую Чашу, - объяснил Леонард. - Рад бы тебя обнадежить, но ничего похожего у нас над головой я не вижу. Дик удрученно вздохнул, и прежде чем беседа перешла в привычную колею, спросил: - А что ты последнее помнишь? Леонард не стал уточнять, что Дик имеет в виду. Он немного помедлил перед ответом. Поворошил угли, подвинул металлическую решетку, на которой зарумянивалось натертое специями мясо, повернул фонарь, чтобы он светил не прямо на них, а немного в сторону. - Я хотел проучить одного типа, но получилось наоборот, - наконец проговорил он со странным чувством. Как будто раньше эти слова для него значили очень много, вызывали немедленный отклик гнева и ярости, и проговаривая их сейчас, он ждал той же реакции, но ее почему-то не было. Дик бросил на него вопросительный взгляд, и Леонард нехотя продолжил: - Я тогда месяц как вернулся из Бакрии. Места себе не мог найти. Вроде бы умом понимал, что все закончилось, что я дома, а душа как будто бы там осталась. Все казалось ненастоящим. Все знакомые, закатные твари бы их побрали, так и лезли в душу... Как будто я им клоун! Расскажи то, расскажи это! Бакрия всегда была для Дика не более чем экзотическим словом из новостных сводок. Из уроков истории он смутно помнил, что в конце прошлого круга Талиг заключил с бакранами какой-то договор, по которому обещал защищать их от прочих сагранских дикарей. Этим его знания исчерпывались. Периодически в новостях мелькали сообщения об очередном взрыве или перестрелке на границе Бакрии и Кагеты, но Дик их равнодушно проматывал. А для Леонарда это, выходит, что-то значило... - Прости, я никогда особо не интересовался политикой, - Дику впервые в жизни стало стыдно за собственное безразличие. Он преспокойно жил в мирном Надоре, а Леонард в это время усмирял помешанных на кровной мести горцев, рисковал жизнью, возможно, терял друзей и сослуживцев. И хотя Дик понимал, что Леонард сам выбрал такую судьбу, сам заключил контракт, сам взял в руки оружие, вина и неловкость нависли над его головой двумя шаткими колоссами. Леонард раздраженно повел плечами. Повисла пауза. Разговор оборвался на неприятной ноте. Леонард явно погрузился в какие-то свои воспоминания, а диковы колоссы отчетливо дрогнули, готовясь погрести его под валом обломков. - Ты говорил про какого-то типа? - беспомощно переспросил он. - Да, - Леонард неосознанным движением потеребил "маячок" за правым ухом. - Служил с нами один парень. Симон Люра. Со всеми дружил, не позволял себе ничего лишнего, только вот продавал списанное оружие местным. А я написал об этом рапорт начальству. Его, понятное дело, вызвали в Олларию, стали разбираться. Не знаю, как он оправдался перед трибуналом, но когда я вернулся, то мы пересеклись в одном баре. Слово за слово, я предложил ему выйти поговорить. Оказалось, у него ствол. От первой пули я ушел, а вот вторая... - Отомстил, - сочувственно произнес Дик. - В понимании Симона я доносчик, - согласился Леонард. - Да если б эти сволочи стреляли только друг в друга, я бы первый закрыл глаза на его дела. Но это очень подлая война. Что бакраны, что бириссцы как будто соревнуются в том, чтобы выставить друг друга бесчеловечными скотами перед журналюгами. А тем только подавай картинку поострее. Ызарги! Дик не знал, что сказать на все эти откровения. Леонард, конечно, был прав. Он выполнял устав и опосредовано спасал от пуль мирных жителей. Но все это звучало так сюрреалистично, так непохоже на его прошлую обывательскую жизнь, что Дик терялся перед совершенно новым и непонятным. Он привык, что кровь и смерть существуют лишь на экране кома, жестокость присуща лишь игровым монстрам, а несправедливость - это когда очередной управленец оказывается продажным лгуном. Он даже о смерти отца узнал только через две недели, когда его мать посчитала нужным позвонить в летний лагерь и сообщить о семейной трагедии. Госпожа Окделл хотела оградить своего сына от ненужных впечатлений, и вместо публичной церемонии, на которой присутствовало пол-Горика, Дик в одиночестве возложил пару багряных гвоздик на белое надгробие в фамильном склепе. Он едва не заскрежетал зубами от злости. Старое предательство еще болело, а он-то думал, что все уже позади! - Может быть мы умерли? - вырвалось у него невысказанное подозрение. Леонард поднял голову и посмотрел на него в упор. Дик, хоть и не видел его глаз в сгустившейся темноте, все равно постарался достойно встретить этот взгляд. Если таково их посмертие, то выхода из него нет и быть не может! Они не могут молчать об этом бесконечно! - И куда же мы попали, в Рассветные Сады или в Закатное Пламя? - с вызовом спросил Леонард. Дик пожал плечами. Злость ушла, и его запал иссяк. Он был бы рад сменить тему, но в голову, как назло, не приходило ничего толкового. А между тем Леонард продолжал: - Знаешь, я ведь едва не рехнулся, пока был тут один. Метался по городу, бросался на этих кошкиных роботов, пытался покончить с собой. Не знал, что делать, как убежать отсюда. Я привык не бояться смерти. Быстрой смерти от пули или снаряда. А вот такого - медленного сумасшествия вдруг испугался. Поэтому я верю, что мы живы, просто почему-то находимся здесь. Иначе остается только найти, где в этом бедламе продается сакотта, и окончательно попрощаться с реальностью. Он протянул руку, накрыл ею внезапно вспотевшую ладонь Дика и крепко пожал, как будто предлагая держаться вместе против этого неживого города, в который они оба попали не по своей воле. И Дик, с небывалой ясностью ощутив, как они одиноки, без колебаний ответил на пожатие.