Сети твоих волос

Стив подумал, что в квартирке Баки в Бухаресте самый маленький и неудобный душ на свете. По ощущениям на сбитых о потрескавшуюся плитку локтях, даже в их совместном и очень далёком прошлом ванная была намного, намного больше и удобнее. Или это он сам всё же был меньше? Стив прикрыл глаза, снова подставляясь под горячие струи и смывая с себя усталость несколькодневного нелегального перехода через три международных границы. У Баки он появлялся только так — набегами, тайно, раз в два-три месяца, и оставался чуть меньше, чем на неделю. Эти сроки ещё удовлетворяли требованиям о его безопасности и подходили под нужды «срочных личных дел». Он одевался неприметно и мешковато, следил за расположением камер на улице и в помещениях, прикрывался распахнутой утренней газетой и прятался за козырьком бейсболки. И всё для того, чтобы правдами и неправдами добраться до Бухареста, подняться на верхний этаж малобюджетного дома с подъездом, где облупилась краска на стенах. Постучать в дверь условным стуком — и чтобы тебе открыли. И с порога заявили: — От тебя несёт так, словно ты пешком половину материка пробежал. Стив улыбался и проходил внутрь, и за его спиной закрывалась хлипкая дверь, отделяя их двоих от всего остального мира. «Как ты прав, знал бы ты», — думал он, но не говорил вслух. — Я тоже рад тебя видеть, Бак. Стиву всегда хватало только посмотреть в глаза, поймать этот неожиданно мягкий, лишённый всякого напряжения взгляд, и ухватить краешек кривоватой улыбки на заросшем щетиной лице. Ему хватало увидеть растрёпанные и уложенные пятернёй волосы, вдохнуть едва уловимый запах свежезаваренного чая с бергамотом — словно Баки ждал его, а не пьёт такой постоянно. Это заставляло его глупо и неконтролируемо улыбаться и чувствовать себя в пятнадцати квадратных метрах квартиры Баки, словно он глубоко и безвозвратно дома. Ему становилось спокойно, как никогда за последние два года. Он чувствовал себя здесь с Баки маленькой законсервированной ячейкой, далёкой от внешней жизни и общественного мнения. От общества в целом. Словно они находились в сомкнутой раковине глубоко на дне океана. Вокруг них лениво и тяжело пересекались течения, и ничто не могло потревожить их уединение. Дверь, хоть и хлипкая, уверенно сдерживала собой реальность, окна были заклеены старыми пожелтевшими от солнца газетами — за ними ничего не было видно, только лучи солнца били сквозь них под косым углом и расцвечивали пол и стены в канареечные тона. И всё это так сильно расслабляло, что обычно в первый день своего набега Стив только принимал душ и после сваливался тяжёлым мешком у подножия кровати Баки — на привычно расстеленное на полу старое ватное одеяло и современный спальный мешок. Он падал и засыпал мёртвым сном, спокойным и нерушимым; ему снилась тёплая, чуткая темнота материнской утробы. Стив мог проспать до самого вечера. А вечером Баки всегда будил его — он готовил ужин на двоих и терпеть не мог, если пища оставалась на завтра. Стив наспех обтёрся и вышел из ванной, замотанный в одно полотенце. Ему нравился взгляд, который кидал на него друг. Смесь любопытства, жадности и показного, в рамках приличий, равнодушия. Баки сидел на маленьком диване спиной к кухонному гарнитуру. На обнажённые плечи он накинул рубаху с длинным рукавом, но та была бесстыдно расстёгнута, и вся прелесть чужого тела выставлялась напоказ — ровные кости ключиц, яремная впадинка между ними, рельефная грудь, вся заросшая редкими волосками, стекающими в едва заметную дорожку к животу, и сам живот, литой и безволосый, с аккуратной лункой пупка. От неё и ниже волосы росли снова — гуще и темнее, и Стив сглотнул, прослеживая их до самого пояса низко сидящих домашних штанов. Низко настолько, что над поясом под тонкой кожей виднелась объёмная голубая вена, которая, Стив помнил по далёкому безоблачному прошлому, проходила у Баки как раз над самым членом… Баки выглядел невозможно живым и настоящим. Таким, каким Стив его уже не надеялся увидеть. Расслабленная поза, широко расставленные колени и простой карандаш, зажатый между зубов, довершали картину. Баки зарос недельной щетиной от скул до самого кадыка, и его это вполне устраивало. Стива, впрочем, тоже. Более чем. Ему очень нравились волосы Баки. Везде. — Ты пялишься, — сказал Баки, не отрываясь от записей в пухлом блокноте размером с небольшой бульварный роман. Его страницы пестрели разноцветными наклейками-стикерами. Стив никогда не смотрел, что Баки пишет в нём. Хотя хотелось страшно. Но заглядывать в чужой личный дневник ему казалось делом низким и невежливым. Стив вздохнул и пошёл к нему, шлёпая босыми ногами по половицам. Те были старыми и протёрлись посередине и у самого подножия диванчика от бесконечного хождения. Судя по потертости, диван стоял на одном и том же месте уже целую вечность. Стив сел рядом, тут же провалившись в мягкость подушки, и прижался бедром к подлокотнику. Они старались не касаться друг друга. Это немного походило на навязчивую идею, негласно прописанную и залёгшую в основе их встреч. Стив следил за этим неукоснительно, потому что не хотел влезать в личное пространство Баки, пока тот сам не захочет. Тот не хотел. Стив считал, что у него самого чуть больше выдержки. — Прости, Бак, — сказал он и отвалился на спинку диванчика, закрывая глаза. Расслабил и вытянул перед собой ноги. — Я так сильно скучаю каждый раз, когда уезжаю. Поэтому каждый раз по возвращении мне всё тяжелее держать себя в руках. Не подумай, что я жалуюсь или давлю — ничего из этого. Я понимаю и уважаю твои желания. Просто… объясняю, что чувствую я. Это ведь не работает только в одну сторону, правда? Мне не хватает тебя. Он, наконец, сказал это. В квартире снова стало тихо. Стив немного пожевал губы, но ответа не дождался. Он был таким усталым, что начал привычно уплывать в этой тишине; едва не задремал. — Ты можешь дотронуться, — неожиданно прозвучало слева, и Стив даже не сразу понял, что это на самом деле сказал Баки, и ему не приснилось. Он приподнял голову и посмотрел на него настороженно и удивлённо. — Я серьёзно, — подтвердил Баки свои слова и едва заметно улыбнулся правой половиной рта. — Ты можешь дотронуться до меня. Я не собираюсь убегать или драться. Думаю, это не имеет смысла. Более того, — он запнулся и потупился, будто подбирая правильные слова, и закончил неразборчиво: — Я сам очень по тебе скучаю. Стив шумно втянул воздух носом и тут же пересел ближе. Какой-то десяток дюймов, а как много он менял. Их бёдра и колени соприкоснулись, и в голове Стива внезапно стало жарко, как бывает в полдень в пустыне под палящим солнцем. Похоже на локальный солнечный удар. Он не стал ничего говорить, только осторожно положил ладонь на дальнее плечо и медленно, едва касаясь, пригладил большим пальцем кожу на шее Баки чуть выше ворота рубашки. Тот громко выдохнул, закрыл глаза и улыбнулся. Стива затопила безнадёжная нежность и чувство удовлетворения. Столько месяцев они просто смотрели друг на друга и говорили о разном, о чём в голову придёт. Это было прекрасно. Это было всё, в чём Стив нуждался. И этого же было до смешного мало. Бунтовал не только разум — всё тело заходилось немым вопросом: вот он, Баки, рядом, живой и тёплый, почему он не обнимает? Почему до него нельзя дотронуться? У Стива не было ответов. Только задавленные, затолканные глубже внутрь себя сожаления. Он знал, что будет держаться до тех пор, пока сможет. А потом… потом, возможно, стоит взять тайм-аут и на самом деле поехать в отпуск. А не в Бухарест. Прочистить мозги… Последние, самые серьёзные преграды Стив возвёл в своей голове. Чтобы преодолеть их, он тоже закрыл глаза. Затем порывисто, но при этом очень мягко сгрёб Баки в объятия, прижимая к себе. Тут же забрался пальцами в волосы на затылке и с силой, до боли сжал пряди в кулаке. Не ощутимо для Баки — он не тянул и не дёргал, упаси Господь. Но в этот жест Стив вложил все свои эмоции, которые он так долго носил в себе. Страхи. Боязнь быть ненужным, лишним. Ненависть. Боль. Желание. Он сжал кулак с волосами Баки так крепко, что самому стало больно от впившихся в ладонь пальцев. А потом расслабил его — и его отпустило. Совсем. Волосы шелковисто заструились между пальцами. Стив почувствовал тёплую живую и прохладную металлическую руку на своих плечах. И подумал, что вполне может побыть немного слабым. Он уткнулся носом в тёплый, душистый изгиб от шеи к плечу. От Баки вкусно пахло самым простым хозяйственным мылом, запах словно из далёкого детства. Он был чистым, горячим и живым. Стив сам не понял, как вторая его рука оказалась у Баки на груди — сначала просто ладонью по центру, слушая мерный стук сердца. А потом пальцы принялись перебирать недлинные волоски, и по телу Баки прошла короткая волна дрожи. — Ты в порядке? — спросил Стив, не поднимая головы. Он замер в неловкости от собственных бессознательных действий. — Прости, я не нарочно. Стив не мог видеть, но было достаточно и просто услышать тон родного голоса. Баки улыбался. — Всё в порядке. Просто щекотно немного. Он стиснул Стива в своих руках, крепче прижимая к боку. — А ты сам? В порядке? «Да, — подумал Стив. — Да, чёрт возьми». — Намного больше, чем был минутой ранее. Баки тихо и очень довольно хмыкнул. — Мне нравятся твои прикосновения. Я ничего не имею против. Просто я… немного отвык. Стив медленно сглотнул. Собственная слюна стала вязкой и горчащей. Возможно, он первый, кто касался Баки так. Не чтобы испытать боем. Не чтобы наказать, или обездвижить, или принудить. Он просто касался его, делясь своим теплом и покоем. Держал в своих руках. И ощущения, которые начинали бродить от этого по телу, были новыми и никогда прежде не испытанными. Ему было очень хорошо. Жёсткие, недлинные волосы на груди Баки шершаво ощущались под пальцами. Стив провёл ладонью по тёплой коже. Под волосками она была совершенной, гладкой и нежной. Он снова огладил углубление, разделяющее грудные мышцы по центру, большим пальцем, повторил еще и еще раз. Грудь Баки словно была вылеплена специально под его ладонь. Они замерли в этой неуклюжей сцепке рук и долго сидели, пока жёлтые солнечные пятна на стенах не превратились в чайные, пока солнце не зашло за соседнюю высотку, погрузив квартиру в сумрак. — Я бы мог так хоть до ночи сидеть, не двигаясь. Я снайпер, — тихо сказал Баки, и Стив улыбнулся сравнению. Он почти спал под размеренный стук сердца Баки. — Но я хочу приготовить что-нибудь поесть. А потом ты мог бы отдохнуть. Ты, похоже, как обычно, несколько суток не спал. «Не спал», — вяло согласился Стив в мыслях. Каждый раз, срываясь к Баки в Бухарест, он гнал себя на пределах возможностей, меняя подставные документы, самолёты, поезда, попутные машины, и снова по кругу. Он находился в городе нелегально. Более того, он нелегально был в стране и нарушил правила пересечения ещё двух границ для граждан Америки. Стив вздохнул и выпустил Баки из объятий. Тот тоже расслабил руки, поднялся, лениво потягиваясь, и отправился к маленькому смешному холодильнику. Он достал с верхней полки целлофановый пакет с куском свежего мяса и ловко кинул его в раковину. Стив предвкушал жаркое. Но проблема была в том, что готовка — это святое, и Баки никогда не торопился. Ни тогда, в Бруклине, ни сейчас… Стив не говорил об этом, но подмечал многие мелочи за ним, от которых на душе становилось тепло. Баки готовил медленно и со вкусом, смакуя каждую деталь. А Стив очень сильно хотел спать. Он знал, что уснёт — дремота надвигалась с неотвратимостью ночной темноты — и надеялся, что у Баки выйдет добудиться его. Шеф-повара не хотелось расстраивать. Стив тихо завалился на подушки диванчика, уместившись на нём ровно от задницы до макушки, и оставил ноги на полу. Он сжал и расслабил руку, которой трогал грудь Баки, провёл по ладони большим пальцем. На коже до сих пор ощущалась щекотная шершавость коротких волосков. Стив улыбнулся своим глупым мыслям и уснул. * Иногда Баки уходил из квартиры, никогда не предупреждая, куда. На несколько часов Стив оставался в маленькой скудно обставленной комнатке один. Сначала он дёргался и изводил себя, но, как оказалось, Баки всегда возвращался. Он садился на единственный стул напротив дивана, вытягивал ноги и складывал их на мягкую подушку, начиная рассказывать. Обычные, местами забавные истории, которые случились с ним в Бухаресте. При этом он часто перепрыгивал на воспоминания о времени, когда они жили вместе в Бруклине, отчего Стиву становилось очень тепло и совсем немного больно слушать. Он старался не вмешиваться в рассказ, чтобы не сбивать Баки с мысли. Но всегда отвечал на заданный прямо вопрос. Иногда, когда Баки был в хорошем настроении, он рассказывал о том, как добирался до Бухареста из Америки. Стив понял, что это не слишком приятные воспоминания. Но ему нравилось слушать, он улыбался, когда чувствовал юмор в словах друга — тот понимал абсурдность некоторых ситуаций и порой смеялся сам над собой. Стив мог сказать с уверенностью — Баки прошёл долгий путь до того, как оказаться в этой квартире. Он справился в одиночку, потому что его тренировали справляться со всем именно так. А перед этим воспитывали в том же духе, и теперь одно наслаивалось на другое, и Баки рассказывал, а глаза его в какой-то момент становились блестящими. И тогда он замолкал, облокачивался на спинку стула и запрокидывал голову, устремляя взгляд в потолок. Его волосы тёмной гривой свешивались вниз, струились по шее и спине до лопаток, и Стив неосознанно задерживал дыхание. Баки молчал и думал, и Стив не смел мешать ему. В первые разы молчание и неподвижность напрягали и тревожили. Потом Стив понял, как следует себя вести. Он возвращался к чтению или карандашным зарисовкам, или просто дремал, свесив голову на грудь. Он был с Баки в их персональной раковине. У них всё было хорошо. Баки просто и интересно рассказывал. Он всегда возвращался домой, никогда не прощаясь перед уходом. Иногда он приносил с собой свежую выпечку или фрукты — яблоки, виноград и сливы. Говорил, что в Бухаресте фрукты вкуснее, и обязательно вспоминал ещё какую-нибудь историю. Стив улыбался. В этот раз Баки вернулся усталым. Его не было полдня. Он устроился на диване, заняв его целиком, и закинул ноги на подлокотник. — Тебя долго не было, — заметил Стив, когда вышел из ванной. — Мне хотелось прогуляться. Я ходил по городу и думал. Ноги гудят. Стив кивнул. Он понимал, что иногда нужно время и место, чтобы остаться наедине с собой. Так ли Баки был заинтересован в прогулках, когда Стив не гостил у него? Он не знал, и спрашивать не собирался. Стив подошёл ближе и присел на стул рядом, перекладывая ноги Баки к себе на колени. Тот только посмотрел вопросительно. Стив стянул носки и откинул их в сторону. Даже после такого длительного променада от ног ничем не пахло. Нынешний Баки был до фанатизма чистоплотен, словно надеялся избавиться от собственного запаха. Словно не хотел оставлять следов — никаких и нигде. Стив взял его тёплые длинные ступни в свои руки, чуть надавил, заставляя Баки потянуть носки на себя. И с нажимом провёл по внутренней стороне стопы от пятки до самых пальцев. Баки крупно вздрогнул и с шумом выдохнул, прикрывая глаза. — Я просто разомну тебе ноги, — сказал Стив, с силой вминая большие пальцы в ступню круговыми движениями, и — контрастом — вдруг ласково поглаживал сухую кожу, от чего Бак вздрагивал снова и снова. А потом Стив увидел под кромкой штанины косточку голеностопа и длинные тёмные волоски вокруг, и… перед глазами словно помутилось. Стив обхватил голеностопные суставы Баки ладонями и с нажимом повёл руками выше, против роста волос, оглаживая кожу и сминая пальцами расслабленные икроножные мышцы; задирая ткань свободных мягких штанов до самого колена. Он остановился на коленных чашечках — аккуратных и слишком изящных для такого большого парня. Они чётко легли под его ладони, и это отрезвило. Стив замер от интимности жеста. Он прикусил губу и задержал дыхание, прежде чем медленно поднять взгляд на Баки. — Я смотрю, у тебя пунктик на этом? — тихо спросил Баки с ироничной усмешкой. — На моей волосатости? Стив бы усмехнулся в ответ, если бы… если бы всё не было именно так. Стало жутко стыдно — и за несдержанность, и за эмоции, наверняка отчетливо написанные на лице. Уши и щеки горели огнем. Стив убрал руки и разогнулся. Неловкость тяжело повисла между ними. А ведь он даже не понял, когда схватился за голени, ощущая под ладонями только тепло кожи и упрямые частые волоски, цепляющиеся за пальцы. Стив медленно вдохнул и выдохнул. — Прости меня. Бак, я… так сильно хочу сделать тебе приятно. А сам делаю какие-то странные вещи. Мне не следовало, — сказал он, пытаясь реабилитироваться, и устало закрыл лицо руками. Баки смотрел на него и не отвечал. Его весомый взгляд ощущался вполне реально. Но когда Стив решился взглянуть в ответ, его ошарашила тёплая улыбка, появившаяся на губах. — Вообще-то, — веско сказал Баки, — если начистоту, то мне нравится. Можешь продолжать в том же духе. Кажется, я уже говорил тебе… Стив оторопел от неожиданности. А затем расцвёл от осознания. От предложения Баки захватывало дух. Оно разворачивалось перед ним необъятным горизонтом возможностей. Баки можно касаться. Обнимать. Гладить и трогать, и… забираться пальцами в его волосы везде — на голове, груди, разминать густо заросшие волосками ноги. Стива сильно повело от собственных мыслей, и он вцепился руками в колени Баки как в нечто реальное и ощутимое, чтобы немного прийти в себя. — Ты меня пугаешь, — Баки широко, спокойно улыбался. — Открою секрет, — Стив посмотрел на него исподлобья и тоже не удержался, хмыкнул. — Я сам себя пугаю.