Сети твоих волос

Стив предвкушал перемены, как человек, страдающий артритом или внутричерепным давлением, предвкушает смену погоды. В Нью-Йорке он чувствовал себя больным, пресс со стороны правительства всё увеличивался после каждой выполненной миссии — будто бы незаметно, маленькими и ничего не значащими шажками и просьбами, которым нельзя было отказать. Стальное кольцо сжималось, и Стив отчётливо ощущал его холод на своей шее. «Нас обкладывают со всех сторон», — сказала как-то Нат в баре. Сэм только согласно покачал головой. Тони медленно тонул в волнах собственной депрессии, и как бы они не пытались его вытащить — ничего из этого не получалось. Только огребали язвительности и насмешек по полной. Был лишь один человек, способный кинуть Тони спасательный круг. От которого Тони принял бы его. Но, к сожалению, нельзя взять двух людей и запереть их в противохалковой комнате, заставив выяснить всё между собой, заставив влюбиться друг в друга снова. Хотя, конечно, идея была неплоха — даже Сэм одобрил. Атмосфера в Нью-Йорке давила, и Стив не выдержал. «Я возьму отпуск на пару недель. Мне надо развеяться». Наташа мягко усмехнулась, а Сэм посмотрел с тревогой — он всегда волновался, когда Стив исчезал с радаров. О чём Стив узнавал от Наташи. Или от Ванды. Или даже от Вижна. Но никогда от самого Сэма. Стив улыбнулся и крепко сжал его плечо, подбадривая. «Со мной всё будет хорошо». Сэму оставалось только вздохнуть и запить горький осадок тёмным бархатным пивом. «Береги себя, — сказала Наташа, прощаясь на аэродроме. — Держи ухо востро. Мне не нравится, что тут творится». «Буду», — коротко ответил Стив, усаживаясь в маленький моторный самолёт куда-то в сторону Аляски. Его путаный маршрут до Бухареста никогда не был быстрым. Стив уже привык. Он заметал следы так, словно от этого зависела его собственная жизнь. Впрочем, для него это было равноценно. * — Я устал просто зверски, — сказал Стив вместо приветствия, вваливаясь в квартиру. Баки посторонился, пропуская его внутрь. Стив на ходу поскидывал с себя всё, на что хватило сил, и без зазрения совести рухнул на чужую кровать. Он уснул мгновенно, словно был мощным, навороченным девайсом, который заставили работать до полного опустошения батареи. Благодаря этому он потратил на путь не шесть, а всего четыре дня. Это был рекорд. Это было дополнительное время, которое он проведёт в Бухаресте рядом с другом, отсыпаясь, наедаясь от пуза, читая и рисуя. И ни слова о всём том дерьме, что он оставил за плечами. Почему-то его шестому чувству казалось, что в отпуск его теперь не скоро отпустят. Стив проснулся только поздним утром от ядрёного, ударившего в нос аромата жареных кофейных зёрен. Сейчас так почти никто уже не делал, но он ещё помнил, что по-хорошему кофе надо покупать, жарить, а потом ещё и молоть, чтобы в результате сварить настоящий, на плите в джезве. Видимо, Баки тоже помнил. Он сел на кровати и только тогда понял. — Чёрт, — сказал он Баки, который мерно покачивал в железной руке сковороду. По ней с тихим шелестом перекатывались зёрна. — Доброе утро, — Баки поднял на него взгляд и улыбнулся. — Я занял твою кровать. Прости. — Главное, ты выспался, — Баки улыбнулся ещё мягче, глубже. Смотреть на него было сплошным удовольствием. Баки собрал свою обычно растрёпанную шевелюру сзади резинкой. Над вырезом майки под ключицами выбивались тёмные редкие волоски. Стив завис. — За сколько добрался? — Четыре дня, — на автомате ответил Стив, не моргая. Баки присвистнул и отставил сковороду на холодную конфорку. Вытащил из ящика железную ложку и принялся сгребать кофе и высыпать его в старую, замотанную по кругу скотчем кофемолку. — Тогда понятно, почему тебя так вырубило. Храпел ты просто зверски. — Я не храплю, — возмутился Стив, наконец, встречаясь взглядом с Баки. Тот пожал плечами. — Откуда ты знаешь? Или кто-то сказал тебе? Если так, то этот человек безбожный лгун. Стив вздохнул и встал с кровати. Поплёлся к ванной. Его вещи, которые — он отчётливо помнил — вчера валялись горками ткани от самой входной двери, теперь аккуратно висели на стуле. Рюкзак и круглый тканевый чехол для больших оркестровых тарелок, в котором он возил с собой щит, Баки притулил у стены возле кровати. Чтобы в случае чего Стив мог скатиться с неё и схватить… Это было даже немного жутко. Жить с таким расслабленным видом, и при этом всегда помнить, кто ты, и что за тобой могут в любую минуту прийти. Стив поджал губы и скрылся за дверью ванной. Ему необходим душ. А ещё как следует почистить зубы. Во рту после поедания фаст-фуда на бегу в течение четырёх дней творилось что-то страшное. * В квартире Баки был балкон. Ничем не примечательная дверца со стеклом, так же плотно заклеенным газетой. С него открывался приятный вид в сторону недалёкого центра и большого студенческого городка вокруг университетских корпусов. Из-за близости к Университету на улицах было полно гомонящей молодёжи. Она отличалась от американской, но Стив никак не мог сформулировать — чем. А ещё он совершенно не понимал румынский. Но язык ему очень нравился. Они стояли с Баки на балконе девятого этажа. Перед ними раскидывался вечерний Бухарест. Потемнело мгновенно, на улицах тут же зажглись фонари, разгоняя чёрный цвет мягким золотым. С запада на город наползала огромная лиловая туча. — Так и знал, — тихо сказал Баки. — Ночью будет гроза. Стив усмехнулся очевидному замечанию. — У меня спину и поясницу с утра тянуло. Так всегда бывает перед резкой сменой давления и перед повышением влажности. Стив встрепенулся. — Почему не сказал сразу? — Привык, — Баки пожал плечами и обезоруживающе улыбнулся. С реки потянуло вечерней сладковатой прохладой. Стив вдохнул глубоко, полной грудью. — Я слышал, ты говорил по-румынски, — сказал он вдруг. — Я живу в Бухаресте. Естественно, что я говорю по-румынски. Ещё по-немецки. Знаю русский. Французский. Испанский и немного японский. Я не помню, когда успел выучить. Наверное, им надо было заполнить пустоту в моей голове, — Баки усмехнулся и отвернулся в другую сторону. Иногда с ним было тяжело говорить. Иногда Баки самому было тяжело говорить — и тогда он молчал. Стив прижался своим боком к его, соединяя их предплечья. Кожа у обоих остыла и оказалась приятно прохладной. Вдалеке, в той стороне, куда смотрел Баки, высился старинный готический собор. Красивый и тёмный, с разноцветными стрельчатыми витражами. Стив всё хотел добраться до него, и никак не мог. — Скажи что-нибудь? — попросил Стив. — Что? — Ну, по-румынски. Баки задумался ненадолго. А потом выдал, лукаво улыбаясь: — Salut! Hei, frumosule. Ce draguţ eşti.* Стив рассмеялся. Румынский говор Баки звучал мягко и чуть хрипловато. Совсем не так текуче и приглушённо, как его английский. — Звучит так, словно ты со мной заигрываешь, — усмехнулся Стив, наклонив голову и пытаясь заглянуть в глаза. — Не далеко от правды, — ответил Баки, сдерживая улыбку. — Что ты сказал мне? Баки помялся и снова отвернулся: — Не важно. — Пойдём внутрь, — предложил Стив, поглядывая на чернеющее небо. Он знал, чтобы замёрзнуть, им нужно что-то посерьёзнее вечерней зябкости. Но ему в голову пришла внезапная и очень хорошая мысль. Баки налил им чаю — привычного, с бергамотом и без сахара. Горького, иссиня-чёрного. Баки бессовестно заедал его белым и розовым зефиром. Стив брал с друга пример. — До сих пор болит? — спросил он, когда помыл чашки и аккуратно выставил их донцами вверх на маленькое вафельное полотенце. — М? — Твоя спина, Бак. Так и болит? — Гроза ещё не прошла, — Баки смутился и пожал плечами. — Так что да. — Ложись. — Что? — Снимай всё сверху и ложись на живот. Тебе станет лучше, я обещаю. Баки скептически посмотрел на то, как решительно Стив растирает свои ладони, словно те были холодными, и это могло ему страшно навредить. Наконец, он решился и в одно движение стянул с себя майку. Рука издала резкий гудящий звук и снова затихла. Баки откинул майку на диван и лёг — точнее упал — на кровать лицом в подушку. А потом взял и стянул свои домашние штаны вниз, оставив резинку под задницей. Стив едва не поперхнулся и не закашлялся. Аккуратная, расслабленная и очень мягкая даже на вид задница Баки Барнса была тем, от чего Стив никак не мог отвести взгляд. Аккуратная косичка тёмных волос начиналась под крестцом в самом устье впадинки, делила собой задницу на две половинки и терялась где-то между ними. Ладони зачесались, как сильно хотел он прикоснуться к этому незагоревшему — в отличие от лица и кисти руки — великолепию. Как сильно хотелось потрогать волоски и скользнуть пальцами ниже. Стив голодно сглотнул. — Я лежу, — пробурчал в подушку Баки, вырывая Стива из осадивших его мыслей и желаний. — Что дальше? Стив подошёл ближе и устроился на самом краешке кровати. Взялся за угол подушки и потянул её на себя. — Дальше — убери подушку из-под головы. Руки вдоль тела и шире. Да, вот так. У тебя случаем нет крема для рук? Баки издал непередаваемый фыркающий звук. — Я похож на того, у кого в квартире есть крем для рук? Стив пожал плечами: — Почему бы и нет? Крем бы пригодился. Но и так — Стив опустил ладони с широко расставленными пальцами на плечи Баки, тёплое и холодное, и повёл к основанию шеи, — и так было неплохо. Его ладони были сухими, горячими и сильными. Кожа Баки — гладкой и податливой, совершенно безволосой на спине. Зато волосы нашлись под мышкой и на руке выше запястья. Волосы были на голове, и Стив, прежде чем промять шею и затылок, стянул с них резинку, заставляя Баки благодарно прогудеть. Он вымассировал мышцы шеи, любовно продавив пальцами каждый позвонок. Стив знал, как нужно, с идеальной точностью. Сила его веса пока была не нужна, и он увлечённо мял сухожилия шеи, пользуясь лишь крепостью своих рук. Когда он спустился на плечи и ниже, к лопаткам, ему пришлось привстать на колено и навалиться не только руками — всем собой. Мышцы Баки оказались каменными и неразработанными, ему не помешала бы долгая горячая ванна с каким-нибудь расслабляющим маслом. Но ванной в квартире Баки не было — только душ и низкий жестяной поддон внизу. Баки постанывал и растекался под его руками. Он неуловимо двигался, то расслабляясь, то снова напрягаясь, и Стив улыбался, рассматривая его покрасневшую от массажа кожу. Он чувствовал руками, как с каждым проработанным дюймом из мышц уходит каменная скованность. У Стива сильнее билось сердце, потому что с каждым движением он спускался всё ниже, подбираясь к пояснице. Он с силой огладил и вымесил мышцы на боках от бёдер к подмышкам; с наслаждением провёл по волосам в подмышечной впадине и сконцентрировался на левом боку, разминая тело вокруг протеза. Иногда Баки стонал в голос, но ни разу не пожаловался. Только от звуков его голоса пробирало уже Стива. Было нестерпимо приятно представлять тело Баки податливой глиной. Вылепливать его своими собственными руками, не нового, но такого же, каким Баки был. Для Стива он всегда был самым лучшим. Для Стива он таким и останется. Когда Стив разобрался с поясницей, он не дал себе времени для размышлений. Просто спускался руками всё ниже, оглаживая ягодицы сначала по верху, потом до середины, пока обе его ладони не оказались у Баки на заднице. Пока округлая, манящая мягкость не оказалась целиком под его растопыренными пальцами. Стив очнулся и хотел убрать руки, как Баки вдруг подкинул бёдра вверх, словно напрашиваясь на эти прикосновения. Он тяжело дышал, его широкая массивная спина вся была расцвечена розоватыми пятнами. Баки был таким красивым. Стив не смог удержаться. Смяв ягодицы в руках, Стив отпустил правую и большим пальцем тронул дорожку волос. Шелковистые волоски цеплялись друг за друга, утекая ниже. Стив решился и снова погладил там, в самом начале ложбинки. Баки с силой вжал бёдра в кровать, после чего снова выгнулся. И Стив стал оглаживать его задницу ровно посередине, по сбившимся в косичку темным волосам, надеясь, что действует не слишком развратно. Баки то подкидывал, то вжимал бёдра, и Стив не сообразил вовремя, что он делает. Чувствительная подушечка его пальца скользнула по волоскам ниже, до самой резинки штанов и под неё, утыкаясь в подтянутую мошонку. Стив сглотнул и… Баки простонал и крупно вздрогнул. Только в этот момент Стив понял, во что превратился его массаж. И он ничего не имел против. Но это всё было до того неловко, что он совершенно не знал, что теперь делать. Баки лежал перед ним на своей узкой кровати, распластанный и совершенно расслабленный. Он тяжело дышал; за спутанными свесившимися волосами было не разобрать лица. Баки мог сколько угодно бегать от своего запаха. Но только не от этого — солёного, мускусного, тяжёлого. Он выдавал его с головой. Баки кончил, притираясь к кровати, и теперь приходил в себя, а Стив… сидел рядом, поглаживая его по пояснице, и не знал, что делать дальше. — Я прогуляюсь, — решил, наконец, Стив. — Куплю поесть что-нибудь. Не скучай без меня. Он провел ещё раз по вздымающейся спине, прочертив пальцами линию наискось от левого плеча к правой ягодице, и встал с кровати. Баки невнятно промычал что-то в матрас. Стив понял, что другу нужно время и пространство, чтобы прийти в себя. Привести себя в порядок. Он собирался дать ему это и немного освежить собственную голову. Внутри черепа снова было чересчур жарко и до смешного пусто. Стив схватил со стула свою мешковатую толстовку и вышел из квартиры. Уже в подъезде он услышал, как по жестяным подоконникам застучали первые крупные капли. Вдалеке громыхнуло. Начиналась ночная гроза, которую предвещал Баки своим телом. Стив шёл по вмиг опустевшим улицам, накинув на голову капюшон и спрятав руки в карманы. С неба лило нещадно — он вымок до нижнего белья за считанные минуты. Но это оказалось именно тем, что было нужно ему, чтобы успокоиться. Стив вспоминал, какой вообще дикой случайностью нашёл Баки восемь месяцев назад. Громоздкая аналитическая программа, написанная по его просьбе Старком, вела круглосуточную сверку изображений с видеокамер по всему миру. И когда спустя долгое время и тысячи неверных вариантов впервые Стив увидел сообщение о сходстве с внешностью Баки Барнса чуть более шестидесяти процентов, он, не думая ни о чём, собрался и помчался в Европу. Это был первый заячий путь, который сделал Стив. Предчувствие встречи подгоняло его. Ни разу с тех пор маршрут, ведущий в Бухарест, не повторялся. Стив вспомнил своё напряжённое: «Ты знаешь, кто я?» и то, как Баки смотрел на него — словно ждал подвоха, словно собирался бежать и никогда не возвращаться. Но он остался и сказал ему: «Ты Стив». И что бы он ни говорил про музей, он вспомнил его — Стив видел это в глубине потемневших, с расширившимся зрачком глаз. Баки позволил ему остаться и иногда приезжать, внося тем самым разнообразие в свою жизнь. Стив понимал, как сложно было для Баки проявить доверие. Но никто не мог быть в одиночестве вечно. А теперь Баки кончил от его рук, и он сам был перевозбуждён от мыслей и чувств, от фантомного ощущения мягких, теряющихся между ягодиц волосков под пальцами. Ливень шёл стеной и остужал его, но не решал проблемы. Стив размышлял о том, нормально ли обмениваться теплом друг с другом таким образом. Не переходит ли это границы нравственности. Ему было плевать на нравственность. Он просто не хотел обидеть или напугать Баки своими действиями. До дрожи боялся потерять его снова. Дело было не только в сексе. Стив не мог отрицать своих желаний, но проблема состояла в другом. Как далеко они оба захотят пойти в стремлении подарить друг другу тепло, покой и удовольствие? Ведь секс — это всего лишь проявление чувств. А чувства — Стив был уверен — между ними очень и очень глубокие. Он бы хотел услышать мнение Баки на этот счёт, поэтому купил несколько блюд на вынос в местном ресторанчике, до которого добрёл под дождём, и пошагал обратно. Стив понял про себя, что пошёл бы дальше. Намного дальше. Он пошёл бы так далеко, как Баки его пустит. Но и минимум из объятий и похлопываний его вполне устраивал. Отношения между двумя людьми такой непроходимый лес. Когда Стив вернулся, мокрый с ног до головы, Баки уже крепко спал. От него снова пахло теплом и мылом, он завернулся в одеяло с головой и спал в этом уютном коконе. Стив заметил по-новому застеленное свежее бельё на кровати. Сбросив мокрую одежду на стул, Стив переоделся в сухие боксеры, наспех и холодным зажевал одно из купленных блюд под названием «утка в яблоках», и привычно лёг у подножия кровати Баки на одеяло и спальник. Посмотрев на безвольно свесившуюся с кровати руку, Стив легко сжал расслабленные пальцы и едва заметно улыбнулся.