Побег Капулетти

      Ванда довольно застонала, только вдохнув запах свежего кофе. Она взмолилась, сказав Вижну о том, что безумно по нему скучала. Он с улыбкой возразил, что скучала она по кофе, который он варит, а вовсе не по нему. Ванда согласилась и пожала плечами, а заметив обескураженный взгляд Вижна, не ожидавшего такого признания в ответ на его шутку, расхохоталась.       — Стив поднял переполох, ты знаешь? — тихо спросил Вижн, вытаскивая из рюкзака ее любимое печенье.       — Правда? Нет, я знала, конечно, что это должно произойти. И как у него успехи?       — Ищут тебя уже, оказывается, целый месяц — просто сейчас он сам обратился к Тони, задействованы все ресурсы.       — Странно, — отозвалась Ванда, задумчиво помешивая кофе ложечкой. — Ты тоже участвуешь?       — Ага, Тони подключил одним из первых, — ответил Вижн. — Сказал что-то про мою личную заинтересованность и прочее. Но, кажется, он говорил с сарказмом. Хотя, я не уверен.       — И что ты делаешь?       — Играю в дурачка — то веду их по ложному следу, то просто притворяюсь, что не понимаю или еще что-нибудь в этом духе.       Ванда рассмеялась, признавшись, что очень хотела бы посмотреть, как сверхинтеллект планеты пытается глупить перед людьми. А Вижн в ответ вздохнул и резонно заметил, что едва ли в его жизни было что-то труднее, и он совсем не хочет это повторять.       — Точно, совсем забыла. Ты привез, что я просила?       — Разумеется, — кивнул Вижн так, словно был глубоко оскорблен сомнениями Ванды касательно его памяти.       Он передал Ванде небольшую сумку, в которую день назад собрал все, что Ванда отправила длинным списком, полным уточнений. Необъяснимые, никак не связанные с собой вещи, которые она никак не могла найти в Мариборе.       Наблюдая за тем, как Ванда старательно накладывает макияж, наверное, даже грим, той косметикой, что он по ее просьбе привез, Вижн мог только тихо удивляться, наблюдая как после легких и быстрых движений лицо любимой девушки менялось. Визуально, разумеется, но даже он постоянно был вынужден себе об этом напоминать.       — Зачем ты все это делаешь?       — Я скоро вернусь в то место, в котором прожила восемь лет своей жизни, где меня, я уверена процентов на шестьдесят, кто-то еще да помнит. Помнит, но узнать никто не должен. Но если до того же места доберется и Стив, и если ему опишут блондинку в очках и шляпой, скрывающей пол лица, будет очевидно, что это скрывающаяся я. А если это будет женщина, в которую маленькая я, предположительно, кажется, вероятно, и в том же духе продолжи сам, я могла бы вырасти… Это будет иметь совсем другой эффект. Мне не нужно быть точь-в-точь своей противоположностью. Наоборот, как только кто-то из тех, с кем я встречусь, увидит фотографию Ванды Максимофф, что им покажут, они тут же засомневаются, что видели именно меня, — пояснила Ванда, нанося на губы помаду так, чтобы сделать их бледнее и уже, чем они были на самом деле. — Я думала это один из тех психологических приемчиков, что ты мне рассказывал.       — Нет, ты додумалась до этого сама, — ответил Вижн. — Ты еще и старишь себя?       — Плюс лет десять, не больше. Воспитатели детского дома знали, что у нас остались дальние родственники, я вполне могу оказаться ей.       — Не думаешь, что у тебя спросят документы?       — Во-первых, я знаю место, где есть отличный схрон поддельных документов прямо там, во-вторых, я уже, на всякий случай, сделала себе еще одни. Вот, водительское удостоверение Сенки Младич из Давидоваца, и ее паспорт, — ответила Ванда, отойдя от зеркала и показав ему свое недавнее приобретение.       — Мы уже рассуждали о том, как много законов ты успела нарушить, пытаясь понять, кто ты есть на самом деле? — с усмешкой уточнил Вижн, разглядывая документы, которые выглядели достаточно натуральными.       — И пришли к выводу, что больше я нарушила все-таки за тот период, когда к состоянию «я не знаю, кто я есть» пришла.       Ванда даже рассмеялась после этого, показывая, что в порядке, хотя каждый раз до этого вопрос, который заставил отправиться ее в столь грандиозное тайное путешествие, больше напоминающее экранизацию какого-то шпионского бестселлера для подростков, заставлял ее только расстроено молчать, расстраиваться, едва ли не плакать.       Вижн в какой-то степени даже гордился таким ее достижением. Правда потом задумался о том, что сейчас Ванда наверняка найдет себе более серьезную причину для беспокойства. Или о том, что она депрессивно подавляет свои эмоции, набирая еще больше баллов по шкале Зунга, чем в предыдущие их встречи.       Но синтезоид смог только тихо и удрученно вздохнуть. Во-первых, Ванда чрезвычайно легко догадывалась о любых его попытках психоанализа, как только он начинал их проводить. Во-вторых, она ненавидела, когда он так делал, заявляя, что в полном порядке и не нуждается в личном психотерапевте, и общается она с ним потому, что любит. И потому, что он единственный из ее знакомых, с кем можно обсудить Энди Уорхола.       — Никакого психоанализа, Вижн! — возмутилась Ванда, на что Вижн тут же вздрогнул и удивленно поднял на нее глаза.       — Не заметил, что ты залезла в мою голову, — тут же отозвался Вижн.       — Я этого и не делала. Просто заметила, как сосредоточенно ты начал наблюдать за каждым моим движением, вплоть до мимических мышц, — хмыкнула Ванда, заканчивая и поворачиваясь к нему. — Ну как? Какой процент узнаваемости?       — Учитывая, что я видел, как ты все это на самой себе рисовала?       — Да, — рассмеялась Ванда. — Согласись, мне больше не у кого спросить.       Вижн тоже приподнял уголки губ, и Ванда про себя умилилась — она все не могла привыкнуть к тому, как потрясающе это выглядит, и как ей его улыбка нравится.       — Я решила добавить Сенке историю, так что от второго мужа у нее остался шрам на шее, — пояснила Ванда, отгибая воротничок и показывая заметный рубец. — Еще она немного выпивает, поэтому такие синяки под глазами. И слегка нездоровый цвет кожи, но мне тут даже менять ничего не пришлось. Линзы куплю в последний момент, поменять оттенок глаз. И волосы соберу, меня редко кто видел с рыбьим хвостиком дома.       — Тебе, кстати, идет, — успел вставить Вижн, любуясь девушкой даже в таком состаренном, не похожем на себя образе. — А в целом, если тебя не знать, то не очень узнаваемо.       — Спасибо, — улыбнулась Ванда. — Та одежда, которую я тут успела найти, отлично дополняет образ, но мне, честно, очень не хочется переодеваться прямо сейчас. Поэтому я просто умоюсь и сейчас вернусь.       Она, проходя рядом с ним в сторону небольшой ванной комнаты, уже склонилась, чтобы поцеловать его, но потом на секунду задумалась и делать этого не стала. Вернулась уже через пару минут, без грима. Оставив, разве что, понравившуюся Вижну косичку. Села рядом, а потом, дотянувшись до пледа, заползла в его объятия и укрыла их обоих, хотя Вижн уже много раз подчеркивал, что она, если мерзнет, может забирать плед себе целиком — его системы терморегуляции в отличном состоянии.       — Когда-нибудь я пойму, что это нормально — провести час перед зеркалом просто для того, чтобы потом все смыть, — шепнул Вижн, целуя ее в висок.       — Мне нужно было потренироваться, — ответила Ванда с наигранным возмущением. А потом решила разъяснить еще больше, потому что привыкла это для Вижна делать. Она часто объясняла ему, как ребенку, какие-то сами собой разумеющиеся вещи. Например, почему люди могут друг с другом не разговаривать, а почему иногда кричат от радости, только заметив старого знакомого на другой стороне улицы. — Это как если бы я собиралась на свадьбу — сначала нужно нанести пробный макияж, который я смою, просто чтобы я поняла, что вообще хочу и будет ли все хорошо. Но, я, конечно, на свадьбу не собираюсь.       — Не собираешься?       — А ты собираешься?       Ванда даже как-то фыркнула, произнося последние слова. Изучая ее любимые и нелюбимые произведения, Вижн пришел к выводу, что Ванда в какой-то мере зависима от образа эмансипированной женщины и ненавидит созданных авторами девочек-принцесс, единственной целью которых являлась свадьба. Глупо было ее сейчас об этом спрашивать, очевидно же, что Ванда не планировала никакого брака не то чтобы с ним. Она не планировала брака в одной вселенной с самой собой — она и белые платья давным-давно разошлись на пути следования.       Но эмансипация Ванды, которая к слову была вполне здравой, позволяла ей всю жизнь держаться на плаву. Когда умерли родители, она стойко боролась за жизнь, самостоятельно и ни на кого не рассчитывая, прекрасно понимая, что и Пьетро тоже тяжело. Когда и он ее оставил, именно на своей силе воли, именно на своем устоявшемся мнений о том, что она — ни от кого независящая женщина, которая просто обязана выживать и жить только на себя и рассчитывая, она устояла в неравном бою.       Вижн часто восхищался этой ее чертой.       Восхищался до тех пор, пока к нему в голову не забредала мысль о том, что в один момент Ванда может осознать, насколько сильно она зависит от него. Морально или физически — не имеет значения. Просто Ванда, сидя в одиночестве с пакетом сока в каком-нибудь из апартаментов в какой-нибудь точке планеты может осознать, что слишком сильно зависит от него. Пусть, не по вине кого-то из них. Смешно, но даже по обоюдному согласию.       Вижн знал, что произойдет дальше.       Она почувствует себя слабой.       Испугается.       Убежит.       Как всегда убегает.