Лепестки Цветущей Вишни

И снова площадка, и снова я бью разнесчастную макивару. Выть хотелось настолько, что жалко было, что я не Инудзука. Им простительно. Нет, я понимаю, что жизнь полна обломов, но не настолько же рано и быстро. И часто! Начнём с того, что так расхваливаемый мною Орочимару быстро сдулся. По крайней мере, на тот момент мне именно так и показалось. Вместо разборки высказанной теории, он внезапно подытожил всё тезисом из разряда «Незачем чинить то, что не сломано» и свернул куда-то вбок. Словно бы нашёл что-то, что его интересовало первоначально не в природе самой чакры, а где-то ещё. Причём форма повествования резко утратила целостность и собранность. Я словно глядел на рисунки и заметки на полях чьего-то черновика. Дальнейший разбор свитка, похоже, требовал довольно специфичных знаний. И я начал собственные исследования. Первым же моим открытием стало то, что никто из моих одноклассников не ощущал чакру такой, какой её описывали учебники Академии. Если спокойная и даже немного застенчивая Хината «видела» её ровным тёплым «сиянием», как она его описала, то для вечно ошивающегося неподалёку от меня Узумаки энергия была ярким жарким костром (возможно, отражение, а то и причина его шила в одном месте). И так с каждым учеником. Каждый видел свой источник силы хоть чуть-чуть, но другим. А наш библиотекарь, практикующий гендзютсу чунин в летах, так и вовсе чувствовал её очень-очень в схожем со мной ключе. Выходило, что основополагающим фактором в развитии и использовании чакры было восприятие. И это значило, что у меня тоже всё-таки чакра. А то как же, магию и волшебство мне подавай. Яж попаданец! А ещё звезду на лоб и месяц под шикарную толстую косу. И по особому глазу местных кланов в каждую глазницу. Чтоб точно получить рецептик на выдачу противогубозакатина. Я не сильно отличаюсь от обычных будущих шиноби. Просто, я видел её совсем не так, как остальные. Но что тогда я принимал за «обычную» чакру? С таким вопросом я пошёл к нашему медику. После чего получил нагоняй за то, что «Не рассказала об этом сразу взрослым дядям». Потому что я неосознанно создавал медицинскую разновидность чакры. Именно она прочищала мне мозги и восстанавливала силы. Почему же я должен был сразу об этом рассказать? Потому что действие в необразованных шаловливых ручках у подобного инструмента могло бы быть совершенно непредсказуемым. Моя приобретённая бессонница оказалась лёгким испугом, по словам меднина. А мог бы заполучить ещё и неправильно сформировавшиеся кости, гормональный дисбаланс и… ну, разве что щупальцами порасти не смог бы. Но уши мне всё равно надрали. И записали на вводные курсы для медиков. Наличие склонности ещё не означало, что я «сто пудов стану медиком», но попытка раскрыть то, что дала природа, грехом не являлась. Вторым обломом стал переход почти всех девчонок в классе в лагерь полных неадекватов. Как минимум две трети женской части класса (коей и так немного было) резко начало обсуждать то, что «Саске-кун такой клаааааасный». И с такой интонацией, что меня передёргивало. После странной и мутной истории с кланом Учиха прошло уже полтора года. За это время к мелкому Саске никто не лез. Парень спокойно очухивался, приспосабливался к одиночеству и ожесточённо вгрызался в предоставляемый Умино Ирукой гранит науки. И из «среднячка», про которого и не скажешь так сразу, что член могучего клана шиноби, превратился в лидера класса по успеваемости. По крайней мере, по практическим дисциплинам. Чем мгновенно пленил «девичьи сердца». Честно говоря, мне не совсем понятно было, что там пленялось. Да, ученики Академии просто взрослели быстрее обычных ребятишек, но прям совсем взрослыми назвать их язык не повернулся бы даже у неисправимого оптимиста. Им попросту рано было в кого-то влюбляться или ещё чего-то подобного. У меня так и вовсе складывалось мнение об Учихе не самое лестное. Просто потому что он почти мгновенно возгордился. Нет, было ясно, что он тренируется, рвётся вперёд и всё такое. Но этот снисходительный взгляд, которым он одаривал всех остальных… Словно бы. Словно бы это был мой собственный взгляд. Ведь, если подумать, то я со всем этим «я взрослый, а вы все карапузы» выглядел для посторонних примерно также. Возможно, не так враждебно, как Саске, но что-то около того. Возможно, именно поэтому у меня не шибко широкий круг общения в классе был: Наруто, Ино Яманака, да Хината. Иногда удавалось перекинуться парой слов с тем же Саске, но отвечал он мне, похоже, только потому, что я не цеплялась к нему с уже становившемся раздражающим даже меня «Саске-кууун!». Третьим обломом был уже упомянутый Ирука. Нет, учителем он был отличным, всё давал нам прекрасно. Но насколько же он повёрнут на правилах! И из-за этого так и хотелось рявкнуть на него что-нибудь на вроде «Чёртов сексист!». Нет, ну действительно, почему девочки не могут спарринговаться на занятиях по тайдзютсу с парнями? У нас пока что ещё не такая разница в физических показателях. Да и чакрой никто пользоваться не разрешал. Ну не могла я поднять на девчонок руку. А к парням не пускали. Нужно чем-то впечатлить «правильного» сенсея. Только вот чем… Не говорить же ему, кем я являюсь! Четвёртым обломом был Узумаки. Нет, паренёк он нормальный. Достаточно смышлёный, миловидный и способный. Но это чёртово шило в мягком месте! Блондин шумел, гремел, не сидел на одном месте, а уроки были для него пыткой. А уж если он открывал рот… «Если трындычиха затрындычит, то её уже никто не перетрындычит», — говорила моя мама из прошлой жизни. И это было про него. А уж выловить из его полных совершенно ненужных подробностей историй что-то стоящее… Зато, отличная тренировка на внимательность. Потому что оставить бузить блондинчика фоновым шумом было равнозначно потере громадного пласта информации: от привоза новой провизии торговцами до расположения плохо закреплённых досок заборов на боковых улочках. А ведь никогда не знаешь, когда Узумаки приспичит втянуть тебя в какую-нибудь историю. А так хоть польза есть. В целом, общение с Наруто было ненапряжным. Даже позитивным. Но и странным. Большинство взрослых предпочитало обходить парнишку стороной, а во взглядах читалась подозрительная неприязнь. Это не могло быть следствием его проказ: я лично не давал ему напортачить где-то действительно серьезно. Вряд ли причиной были его родители, коих попросту не было сейчас в живых. Все сироты шиноби приравнивалась к детям героев и окружались заботой и гордостью жителей Конохи. Все, кроме Наруто. И это было странным… Как бы то ни было, нам никто не запрещал гулять, играть и пакостить. А сам Узумаки оказался отличным сборщиком информации для моего зарождавшегося проекта по изучению чакры. Сующий свой любопытный нос повсюду, он выдавал мне довольно распространённые сведения, на которые, впрочем, мало кто обращал внимание. К примеру, у большинства шиноби количество ян и инь составляющих чакры в наличии примерно в одной и той же пропорции: одна часть «инь» на три «ян». То есть, энергия, вырабатываемая телом, больше духовной. Якобы. Вообще сама концепция создаваемой из двух частей чакры вызывала у меня инстинктивные подозрения. Как и то, что пусть и изменённый, но человеческий организм вырабатывает энергию. Которая, при этом, ещё и в мире вокруг разлита. Гораздо логичнее предположить, что шиноби берёт сенчакру, энергию природы, и «фильтрует» её в то, что зовётся «Инь». Но контролировать что-то абстрактное невероятно сложно. Поэтому энергию «души», которую не пощупаешь и не увидишь, подсознание пропускает через ещё один «цикл фильтрации» по чакроканалам организма и превращает в удобный для использования «ян». Физический способ явно уступает метафизическому, и потому в организме остаётся не фильтрованная «инь», которую, со временем, тоже пристроили к делу. Но на этом фоне странным выглядело моё «ядро», что было в моей груди. У обычных людей часть кейракукей, называемая Очагом Чакры и ответственная за основной процесс переделки Инь в Ян, находилась в области живота. И у меня он тоже там был, правда, слабовыраженный, и производящий всего ничего энергии тела. В итоге, по моей тушке циркулировала только духовная энергия. С одной стороны, это хорошо, ведь Инь-чакра появляется в организме на порядок быстрее телесной. С другой стороны, почти все техники этого мира основаны на чакре с «ян». Исключением являются только медицинские техники. Несмотря на явную потребность в высоком уровне Инь-чакры, техники иллюзий, к примеру, всё равно использовали Ян-чакру и взаимодействовали именно с Ян-чакрой противника. Что ещё раз подтверждало мою теорию о влиянии восприятия. Ведь любой живой человек ассоциирует себя, в первую очередь, с живым телом. А я уже немножко умирал. И даже подозревал себя в захватывании чужих тел. Да и вообще парню ассоциировать себя с женской тушкой, пусть и молодой, довольно проблематично. Вот и вылилось всё… так. Несмотря ни на что, это открытие я решил оставить в категории положительных. Это позволяло хоть немного разобраться в себе и наметить планы на будущее развитие. Несмотря на уже долгое существование Ниншуу и, следовательно, ниндзютсу, полноценное использование духовной вариации чакры реализовано довольно слабо. Но все эти способы для человека моего мира выглядят потусторонне. Если техники элементарных стихий ещё можно попытаться как-то воспроизвести или заменить техническими приспособлениями, то как вы перенесёте сознание из одного тела в другое? Или пошлёте в дальнее путешествие законы оптики и здравого смысла, превратив свою тень в хлыст? Может, превратите свои глаза в рентген, да ещё и с круговым зрением, которому НЕ ПОМЕШАЕТ ваша же собственная голова? В итоге, иньтон, как подобные техники называли в целом, был действительно похож на магию. И устройство моей чакры давало возможность освоить именно такое направление искусства шиноби. А ещё, узнать природу этого «ядра». Оно ощущалось… странно. Поглощало, но в то же время и отдавало силу, не будучи связано ни с одним каналом чакры в моём организме. Та просто выходила из каналов и втекала обратно, подчиняясь пульсациям маленького огненного шарика в океане жидкой, похожей на воду, энергии. Почему всё именно так? Был ли я таким изначально, или на меня так повлияла моя смерть? Почему местные шиноби не обнаружили никаких отклонений? Не понятно. — Мама, я дома! — снимаю сандалии, и прохожу в коридор. Несколько метров, и вот я обнимаю возящуюся на кухне мать. В груди разгорается пламя признательности и нежности по отношению к этой женщине. Моя новая память не даёт мне забыть то мерзкое ощущение слабости и беспомощности из «грудничкового» возраста, мерзкой тенью следующее за мной по пятам, подстёгивающее становиться сильнее, становиться шиноби. И только Мебуки спасала меня. Её забота и нежность согревала меня также, как это делает яркое летнее солнце. Пожалуй, к ней я испытывал чувства, превосходящие мою привязанность к матери в прошлой жизни. Она действительно заслуживала от меня обращение «мама». И в мире, где существуют существа огромной силы, где дети живут в поселениях военного назначения, на которые могут напасть в любой момент… Пусть только попробует избежать моей заботы и защиты, в общем.