Green-Green!

Глава первая, в которой главный методист районного образовательного центра Пак Чонсу находит верного товарища в куске элитного вонючего сыра, мы знакомимся с основными персонажами и узнаем, о чем мечтает подающий надежды скрипач Бён Бэкхён, а Пак Чанёль рассказывает о прелести длительного воздержания. Главный методист районного образовательного центра Пак Чонсу выглянул в окно и, радостно крякнув, вдохнул свежий, пахнущий цветами и свежей выпечкой воздух. На дворе царил жаркий май, погода была просто изумительной, и господин Чонсу, которого еще со времен учебы в педагогическом институте все знали под загадочной кличкой «Итук», почувствовал себя по-настоящему счастливым. На столе стояла большая кружка его любимого ароматного травяного чая и тарелка вонючего французского сыра, который ему презентовал младший методист Чо Кюхён в качестве подарка на окончание учебного года. Сыр был чрезвычайно вкусным, но пах так, будто пал жертвой агрессивных скунсов с расстройством желудка, и Итук, принюхавшись, позеленел и высунулся в окно практически по пояс, жадно вдыхая свежий воздух. Надо было бы разделить это прекрасное кушанье с его давним партнером, заслуженным преподавателем ОБЖ Ким Енуном, которого также с института все звали исключительно звучным прозвищем «Канин». Откуда это пошло, сам Итук точно не помнил, но, кажется, клички в тот год щедро раздавал Кюхён, и им с Ёнуном еще очень повезло. Реука, например, Чо наградил ласковым прозвищем «Педохёнская жопа», а студенту по обмену Чжоу Ми досталась прилипшая к нему, как лист подорожника к голой заднице, кличка «Дылдистый дятел». Китаец на такое милое прозвище не обижался, и сложно было понять, с чем это связано, с не слишком высоким уровнем владения корейским языком, с добрым, ласковым и отзывчивым характером или с наличием в группе Чжоу Ми Ким Хичоля, после месяца общения с которым люди познавали дзен, смысл жизни и всю суть долготерпения и душевного баланса. Иначе с Ким Хичолем было нельзя, это как находиться в одной комнате с голодным крокодилом. Очень красивым голодным крокодилом, без стеснения рассекающим по аудитории в ярко-красных кожаных брюках. Перед глазами возник образ ласково улыбающегося Кима, и Итук мысленно перекрестился, едва не вывалившись из окна. Он поспешно попятился назад и блаженно выдохнул: учебный год наконец-то кончался, а это значило, что он с чистой совестью мог уйти в заслуженный отпуск. Больше никаких запуганных Кюхёном и его закадычным дружком Чанмином преподавателей, больше никаких Донхэ и Ынхёка, методистов, которые прислали в школы вместо расписанного ими учебного плана стопки помятых раскрасок с героинями диснеевских мультиков, которые эти долбоебы увлеченно раскрашивали в свободное от своих обязанностей время. Больше никаких седеющих директоров школ, к которым Ким Хичоль наведывался с внезапной проверкой, никаких заикающихся физруков, к которым Ким Хичоль, который любил сюрпризы, наведывался с проверками повторно, никаких китайских идиотов Чжоу Ми, Генри и Хангёна, которые помогали Хичолю в его маленьких грязных делишках, никакого Шивона, который пытался дать ему взятку за то, чтобы больше никогда не патрулировать школы вместе с Кюхёном и Чанмином. Никаких Йесона и Реука, которые вместо открытых уроков по математике рассказывали об инопланетных захватчиках и рецептах приготовления индейки в кляре, с подробными презентациями и картинками. Никакого вечно прогуливающего работу Кибома. Только он, Канин, большой надувной бассейн и много долгожданного секса, не прерываемого внезапными звонками и сообщениями от подчиняющихся ему дебилов. И, конечно, сыр, который они сегодня же съедят с красным вином и маринованной редькой. Если, конечно, они наденут противогазы и костюмы химзащиты. Итук мысленно представил Канина в сексуальных обтягивающих боксерах, который эротично подмигивал ему, лежа на огромной двуспальной кровати, и громко захихикал. Правда, в их общей квартире не было никакого шикарного ложа, только продавленный диван, с боков погрызенный агрессивным котом Эдуардо, но Чонсу решил не заострять свое внимание на таких мелочах. Ведь до его отпуска оставалось буквально несколько часов… В этот момент на улице раздался оглушительный визг тормозов и громогласные возмущенные вопли. Чонсу опустил свой взгляд и посерел: во дворе парковались сразу две машины: побитый престарелый джип, щедро украшенный такими многозначительными наклейками, как: «Двигай задом – мачо на подходе», «Тягаю штангу, тягаю железо» и почему-то «Майонез – это сила», и повидавший виды кабриолет, покрашенный в кислотно-сиреневый цвет, на капоте которого красовалась аэрография в виде скрипичного ключа. Рисунок, правда, явно не был выполнен профессионалом, поэтому скорее напоминал весьма корявое изображение мужского полового органа или очень странной изогнутой сосиски, но Пак Чонсу знал истинное значение этого загадочного символа. - Ебаный пиздец! – прошелестел Чонсу и испытал невероятное желание выпрыгнуть из окна. Остановило лишь то, что его кабинет находился на четвертом этаже, а местный дворник господин Ян Хёнсок явно не будет рад отскребать его от асфальта. Пикнул телефон, и в помещении раздался мелодичный голос его секретарши Хёён: - Чонсу-ши, к вам гости! - Меня нет! – нервно отозвался Итук и ловко нырнул под стол, прижимая к себе сыр в качестве моральной поддержки. Плесневелый кусочек молочного продукта был восхитительно молчалив, и Чонсу вцепился в него зубами, от шока проглотив разом приблизительно половину. - Но я же разговариваю с вами по громкой связи, и они прекрасно слышат, что вы здесь, - справедливо отозвался телефон. - Вам всем кажется, - упрямо отозвался Чонсу из-под стола и, вытерев выступивший на лбу пот, снова откусил от распространяющего элитные миазмы сыра. – Я на срочном совещании в министерстве культуры! В Зимбабве! Приеду только через полгода! Внезапно раздался громкий топот ног, и Чонсу услышал, как дверь в его кабинет с оглушительным треском распахнулась. - Чонсу-хён, позволь изложить тебе свое возмущение! Поведение этого индивидуума недопустимо! – зачастил до боли знакомый мелодичный голос. - Хён, ты это, натяни этому музыкалящему мудиле трусы на жопу, а не то я ему ноздри в крендели, блядь, натяну, мать вашу за ноги! – перебил его приятный грубоватый баритон. Чонсу прижал к себе сыр, машинально закрывая его своим телом, и стал молиться всем известным богам, чтобы эти двое срочно куда-нибудь исчезли. Желательно, в Антарктиду, к ледникам и Санта-Клаусу. Так стремительно ворвавшимися в его тихую обитель нервными и шумными личностями были не кто иные, как двое молодых, подающих надежды преподавателей Ли Тэмин и Чхве Минхо. Тэмин сеял вечное и разумное в качестве преподавателя музыки в школе для одаренных детей, а также был главным вожатым лагеря «Звонкие бубенчики», предназначенного для оздоровления и культурного времяпрепровождения трепетных юных талантов. Отличительными чертами Ли было смазливое, по-детски невинное личико, славная привычка носить обтягивающие лосины и кружевные жабо, а также на редкость вредный характер, который хитрожопый Тэмин мастерски маскировал под невинной нежной улыбкой трепетной феечки. Итук был человеком с богатым, а главное, горьким опытом, подаренным любимыми донсэнами Кюхёном и Чанмином, а также закаленным долгими годами дружбы с несравненным Ким Хичолем, поэтому на откровенный пиздеж Ли не велся ни при каких условиях. Особенно сейчас, когда тот подтянул лосины практически до шеи и угрожающе размахивал смычком в опасной близости от его драгоценного сыра. Преподаватель физкультуры и по совместительству главный вожатый лагеря для юных спортсменов «Меткие копья» Чхве Минхо славился сексуальным прессаком, на котором каждая уважающая себя бабушка хотела бы постирать теплые кофточки, стальными мышцами и железобетонной уверенностью в себе, а также имиджем крутого и несокрушимого парня, твердо убежденного в том, что в нем пропал талантливый МС и гангста-рэпер. Рэпер пропал где-то глубоко и окончательно, там, где в свое время потерялся Минхо-стоматолог и Минхо-Юная девочка-волшебница, поэтому Чхве оставалось лишь свистеть в свой любимый свисток и по вечерам писать суровые и мужественные тексты, от которых сам Эминем наверняка бы пустил слезу восхищения. Если бы, конечно, владел корейским языком и сумел бы разобрать почерк Чхве, который писал так, будто боялся вражеских шпионов и, держа ручку, подпрыгивал на самых ухабистых и крутых кочках. Минхо и Тэмин на дух друг друга не переносили. Возможно, это было связано с тем, что Ли, как культурная и высокоинтеллектуальная личность, считал Чхве ограниченным дебилоидным долбоебом, который только и может, что прыгать через дурацкого козла и прицельно швыряться мячиком в шаткую корзину. Мировоззрение Минхо же основывалось на том, что кружевные жабо носят только ванильные педрилы, а лосины, тем более, бархатные, надевают на себя опасные и заслуживающие могучего пенделя люди, и потому по шкале ненависти господина Чхве Тэмин занимал особое место между пенкой на молоке и обтягивающими мужскими стрингами со стразами. Канин же с присущей ему мудростью и проницательностью утверждал, что эти двое, как и положено стеснительным идиотам, просто хотят страстно потрахаться в каком-нибудь пустом музыкальном классе или, на худой конец, в спортивной раздевалке на потасканных матах, но в силу природного долбоебизма выражают свою привязанность в виде взаимных оскорблений и всяческих мелких гадостей вроде клея «Момент» на флейте и аджики на спортивных трусах. Первый вариант был более рационален, зато второй гораздо сильнее смахивал на истинную правду. - Чего вы от меня хотите, мерзкие кровопийцы? – ласково поздоровался Итук и на всякий случай прикрыл сыр ведомостями по успеваемости средней школы за третью четверть. Тэмин сдул со лба упавшую челку и громогласно заявил: - Пидоры! Чонсу, не ожидавший от рафинированного Ли, картинно падающего в обморок, услышав слово «жопа», подобных выраженсов, подпрыгнул и едва не упал со стула. Ли тем временем ткнул громко сопящего Минхо смычком в бок и закончил: - Он назвал меня и моих ребят «пидорами»! Как, как можно так бессовестно клеветать и врать! - Ты назвал меня и моих парней «членоголовыми гориллами»! - парировал Чхве и в отместку отвесил ему ощутимый пинок под тощую задницу. – Драный интеллигентишка, ты первый начал! - Это не оскорбление, а констатация факта! – фыркнул Тэмин и подбоченился. Минхо побагровел и сделал угрожающий прыжок в сторону Ли, вытянув вперед руку с внушительным кулаком. - Что вы хотите от меня, уебаны? – заорал потерявший всякое терпение Итук и, дабы успокоиться, прижал к себе тарелку с сыром. Тэмин нервным движением одернул кружевное жабо и выпалил: - Сегодня нам в школу пришел приказ, согласно которому в этом году министерство выделяет деньги на летний лагерь! - Оно каждый год выделяет деньги на ваш идиотский лагерь, - сварливо отозвался Итук, удобно устраиваясь в кресле. – Думаешь, я не знаю, чем вы там занимаетесь? Играете в карты, купаетесь голышом в озере и в перерывах пиликаете на своих дуделках! - Мы вовсе не купаемся голыми, что за грязная клевета! – забегал глазами Тэмин и почему-то прикрыл ширинку, туго обтянутую бархатными лосинами. - Нам пришлось в прошлом году потратить тысячи вон, дабы оплатить лечение диких озерных уток, которые получили моральную травму из-за твоих долбоебов! – заорал Чонсу. – Кто из твоих придурков размахивал писюном перед несчастными пернатыми?! Они даже крякать от шока перестали, а ты знаешь, как дорого стоит элитный утиный психотерапевт?! Тэмин, не будучи уткой, не имел ни малейшего понятия. Перед глазами возникли смазанные картинки событий прошлого лета: большая бутылка абсента, затем огромная бутылка водки, потом коварные утки, которые подначивали его снять трусы и изобразить пиписичную мельничку. Ли встряхнул головой и снова стеснительно прикрыл руками свое главное мужское достоинство, а стоящий рядом Минхо глубоко вздохнул и с воистину потрясающим драматизмом заявил: - Деньги-то на лагерь выдали. И место выделили, в экологически чистом месте, рядом с фабрикой резиновых сапог и лесом, который растет у завода по производству полироли. Но только для одного лагеря, - он прищурился и выпятил вперед могучую грудь. – И поехать туда должны мои ребята. Они спортсмены, им нужен свежий воздух и хорошее питание. Итук вспомнил отвратительную склизкую кашу и ярко-рыжую резиновую калошу, что лагерный повар Ким Кибом по прозвищу Ки гордо именовал «бифштексом-кимчхи», и невольно поежился. Тэмин побагровел и громко заорал, размахивая руками: - Что за идиотизм?! Это мои прекрасные и талантливые музыканты должны поехать в сие заповедное место! Они будут наслаждаться местной живописной обстановкой и творить высокое искусство! - Ишь вы, какие, это наш лагерь! Это у нас будут самые лучшие условия! Мои пацаны – это спортивная надежда и будущее Южной Кореи! - Эти неандертальцы, которые не могут и двух слов связать? И потом, у тебя там есть еще и китайцы, эти маленькие пронырливые засранцы! Перед глазами Чонсу возник обшарпанный забор, щедро украшенный малоприличными надписями и кривыми изображениями мужских половых органов разной степени натуралистичности, покосившиеся одноэтажные домики, построенные, кажется, еще в те прекрасные времена, когда первобытные предки Итука бодро убегали от саблезубых тигров и саблезубых комаров, и местный туалет, от аромата которого дохли все окрестные насекомые. Тем временем Тэмин и Минхо, сверлящие друг друга тяжелыми взглядами, перешли к более активным и угрожающим действиям: Ли схватил с его стола дырокол, а Чхве, беспомощно оглядевшись, вцепился руками в огромную пепельницу в виде унитаза, которую Итуку презентовал отличающийся невероятным вкусом и специфическим видением прекрасного Чонун. Итук сообразил, что сейчас в его прекрасном и нежно любимом кабинете начнется нечто, по сравнению с чем Ледовое побоище покажется детским утренником, стремительно поднялся на ноги и громко заорал, угрожающе выставив вперед руку со степлером: - Стоять и не двигаться! У меня степлер! Тэмин и Минхо, уже потянувшие друг к другу карающие длани, замерли на месте, глядя на Чонсу затравленными глазами. Итук, доведенный любимыми подчиненными до крайней степени озлобленности, коротко выдохнул, а Ли, аккуратно поставив дырокол обратно на стол, извиняющимся тоном прошамкал: - Ладно, хён, не сердись! Просто отправь в лагерь моих талантливых ребяток, а этому и его придуркам купи по паре бутылок пива, вот и будет им отдых! - Ах, ты, маленький говнюк! – завелся Минхо и мстительно уронил пепельницу Тэмину на ногу. Тот в ответ взвыл и разразился нецензурной бранью, настолько витиеватой и отборной, что Итук невольно заслушался, подперев голову годовым отчетом о затратах на тетради в клеточку. Минхо замер, глядя на громко ругающегося Ли, успевшего послать всю его семью вплоть до седьмого колена к хичолевой бабушке, с нескрываемым уважением, а Тэмин, схватив пепельницу, сделал весьма угрожающий прыжок на одной ноге в его сторону. Как правило, все отличные идеи приходят в голову неожиданно. Например, им падают на макушку яблоки, арбузы или сочные топинамбуры, всякие научные таблицы являются во снах, на радость всем школьникам и студентам, которые в будущем будут заучивать сии шедевры человеческой мысли назубок, а кому-то в голову эпохальные открытия приходят, когда они собирают картошку на огороде любимой бабушки или воруют клубнику из соседского сада. Гениальная мысль посетила голову Итука как раз в тот момент, когда Тэмин, издав оглушительный вопль, в высоком прыжке попытался треснуть Минхо по беззащитному темечку. Идея была настолько потрясающей и поразительной в своем коварстве, что Чонсу расплылся в блаженной улыбке и едва сдержался, чтобы не разразиться оглушительным злодейским хохотом. Но это было бы слишком очевидно, поэтому Итук ограничился очень коварным шмыганьем носом и, ласково погладив сыр по дырчатой поверхности, елейным голосом проворковал: - Так, значит, вы хотите поехать в лагерь? Вместе со своими маленькими спортивными и музыкальными долбоебиками? Тэмин, уже практически опустивший бронзовый унитаз на встрепанную макушку Минхо, от неожиданности подался назад и упал на пол, уронив пепельницу на вторую ступню. С любовно вычищенного ковра тут же донесся приглушенный мат, корейский, китайский и почему-то монгольский, а Чхве, не ожидавший от Итука такого дружелюбия, почесал нос и робко кивнул. - Будет вам летний лагерь, - прищурился Чонсу и сладко улыбнулся, так что Тэмин от испуга прервал свой матерный спич и замер, схватившись за ножку кресла, а Минхо контуженно крякнул и подумал, что все это явно неспроста и впереди их ждет какая-то редкостная жопа. С такой способностью к предвидению Чхве нужно было идти не в физруки и даже не в рэперы, а прямиком на популярное шоу, искать кактусы в багажнике грузовика и угадывать, кто из десяти людей работает продавцом резиновых пиписек в секс-шопе. - Будет вам летний лагерь, - повторил Итук и, усевшись на стул, заботливо прикрыл сыр очередным отчетом. – Олл инклюзив, кул энд инспирэйшонал! ******* Тем временем в музыкальном классе старшей школы Квансон царила располагающая идиллическая обстановка. Подающий надежды кларнетист До Кёнсу старательно дул в свой мелодичный инструмент, исполняя на нем на редкость жизнеутверждающую и радостную композицию под названием «Восторженные зайчики» немецкого композитора Хохшпильшвайна. Особую прелесть его вдохновленному исполнению придавало выражение лица самого Кёнсу, делавшее его до боли похожим на легендарного Сквидварда из «Губки Боба Квадратные Штаны», полное чистой концентрированной ненависти к окружающему миру и суровой непоколебимой решимости. Сквидвард считал своих знакомых и приятелей редкостными долбоебами, любил высокое искусство и консервированный хлеб. До Кёнсу был солидарен с ним во всем, кроме хлеба, да и то потому, что за пределами Бикини-Боттом найти сей деликатес было весьма проблематично. А еще До Кёнсу был самым настоящим охотником на нечисть. Он хранил в своем симпатичном портфельчике мешочек с солью и аконитовым порошком, осиновый кол, серебряную ложечку, позаимствованную им у бабушки на случай, если придется спешно проткнуть какого-нибудь вурдалака, и загадочную книгу на латыни, которая, как подозревал Кёнсу, была пособием по изгнанию демонов. Потрепанный томик был не чем иным, как справочником по названиям венерических заболеваний, который каким-то образом оказался на книжном стеллаже в гостиной До между книгой «Сорок лучших рецептов плюшек с маком» и «Что делать, если вы ощущаете в себе внутреннего дрозофила». Подобный интерес До Кёнсу к паранормальным явлениям был связан с тем, что пару лет назад До оставили в загородном доме его двоюродного дяди на все лето, где из развлечений не было ничего, кроме порно-журналов шестидесятых годов и полного собрания всех вышедших на тот момент сезонов «Сверхъестественного», «Волчонка», «Зачарованных» и «Говорящей с призраками». Эротические журналы с волосатыми женскими вагинами начисто отбили у До Кёнсу интерес к противоположному полу и заставили пережить глубокий визуальный шок, после которого ему еще несколько недель снились ночные кошмары, в которых гигантские волосатые половые органы, злобно клацая зубами, пытались откусить ему пипиську. Поэтому Кёнсу с утра до ночи стал смотреть сериалы до тех пор, пока не уверился, что продавщица из соседнего магазинчика является кровожадным вампиром, а соседский старичок Ким – восставшим из Ада коварным демоном. Никакими подтверждениями это не было подкреплено, лишь интуицией истинного охотника, но это не помешало До попытаться ткнуть продавщицу осиновым колом из зубочисток и окропить соседский огород соленой водой. В то лето Кёнсу приехал на природу ненавидящим весь свет маленьким исчадием ада. В августе он вернулся в город ненавидящим весь свет маленьким исчадием ада, твердо уверенным в том, что его истинное предназначение – это стереть с лица земли всю опасную нечисть. Пока что успехи Кёнсу ограничивались подбрасыванием лошадиной какашки под дверь кабинета директора, слишком сильно смахивающего на темного колдуна, и ритуалом изгнания демона из одноклассника Лухана, которого До щедро облил водой, смешанной с петрушкой, и пафосно зачитал вслух полное название генитального герпеса на латыни. Демон из Лухана явно не изгнался, судя по его витиеватым матерным тирадам в адрес До и довольно ощутимому пинку под охотничью задницу, которым тот наградил До после того, как Кёнсу отвязал его от батареи. Но Кёнсу твердо верил, что в будущем ему предстоит спасти весь мир. И потому держал свою серебряную ложечку наготове, на случай внезапного явления вурдалаков и темных сущностей. Сам Лухан в это время был чрезвычайно занят: он придумывал на клавесине глубокую и торжественную песню, прославляющую великого Владимира Ильича Ленина. Создание композиции пока застопорилось: Лухан никак не мог подобрать подходящую рифму к строкам «сияние социалистической справедливости». Его закадычный приятель Ким Минсок, правда, предлагал ему такие варианты, как «чувство гадливости» и «флюиды Бэкхёна педриливости», на что Лухан вполне миролюбиво называл его «капиталистической свиньей» и швырялся в него барабанными палочками. Китайский студент по обмену Лухан был потрясающе красив, на редкость талантлив, а также обладал болезненной страстью к баббл-ти. И, что самое главное, он был ярым, на редкость активным коммунистом, практически каждые выходные ходившим на демонстрации с огромными плакатами и периодически выкрикивающим громкие политические лозунги, чаще всего в те моменты, когда остальные меньше всего этого ожидали, например, в очереди за картошкой или во время воскресного вечернего чая у бабушки. В комнате Лухана висели плакаты не с красивыми сексуальными девушками и даже не с Bigbang, а агитирующие афиши с гордыми профилями Ленина, Брежнева и Мао Цзэдуна. Родители рвения сына не понимали и, раз в несколько недель сдирая плакаты со стены и выкидывая из-под кровати обличительные транспаранты, грозились отправить его в закрытую школу для мальчиков с военным уклоном. Лухан в ответ закрывался в ванной и отлаивался меткими лозунгами, мстительно выливая в раковину произведенный грязными американскими узурпаторами шампунь. Если Лухан всячески противился своему отъезду в военный интернат, угрожая родителям торжеством социализма, то его добрый приятель Хуан Цзытао, специализирующийся на игре на саксофоне, больше всего на свете мечтал стать суровым и мужественным спецназовцем, который будет голыми руками рвать вражеские танки в клочья, стрелять по мерзким злодеям из огромной винтовки и в одном высоком прыжке укладывать целую толпу противников. Как это обычно бывает, желания Тао начисто расходились с желаниями его родителей, которые были твердо уверены, что из их сына получился самая настоящая звезда балета. Спорить с госпожой Хуан, которая в гневе была опаснее атомной боеголовки, было бесполезно, и потому Цзытао, скрепя сердце, приходилось разучивать отвратительные па-дэ-дэ и, пряча под кроватью старые кассеты, изучать по ним основы боевых искусств в те счастливые дни, когда родственники оставляли его дома одного. Рэмбо и Терминатор гнусавыми прокуренными голосами нелегальных переводчиков советовали Тао набить врагам морды и расстрелять их из автомата, Цзытао прочувственно бормотал себе под нос «Айрь би бэкь» с восхитительным азиатским акцентом и напускал на лицо максимально суровое и мужественное выражение лица. Долгие годы занятий балетом оказывают на подрастающую личность пагубное влияние, поэтому Тао в образе боевого солдата больше смахивал на озлобленную утку, но это все было мелочами жизни. Рядом с Тао, который сосредоточенно отжимался, положив себе на спину дорогой сердцу саксофон и издавая воинственные крики, спокойно сидел еще один одаренный музыкант, носящий гордое имя Ким Минсок и выступающий под звучным псевдонимом «Сюмин», и вдохновенно играл на фаготе. Сбоку громко орал Цзытао, справа Лухан во всю мощь легких исполнял первый куплет из своей двадцатикуплетной эпической коммунистической композиции, но Минсок ничего не слышал. Ведь в наушниках Сюмина играл дебютный альбом его самой любимой девичьей группы, легендарной «Фабрики». Минсок с упоением подпевал обожаемой Сати-нуне и мысленно находился не в душном Сеуле, а в концертном зале «Олимпийском», на гала-шоу первой «Фабрики звезд». В то время, как его сверстники наслаждались хитами SNSD и TVXQ, Сюмин был ярым поклонником российского шоу-бизнеса. Все началось с того, что его старый приятель прислал ему несколько клипов Филиппа Киркорова и лучшие песни легендарной мужской группы «Иванушки Интернэйшнл». Как это часто бывает, впечатлительный трепетный юноша Минсок был сражен с первой ноты, но окончательно он поддался магии ру-попа после просмотра клипа сиятельного Николая Баскова «Натуральный блондин». Ким был большим фанатом айдолов первого поколения, таких, как Свиридова-нуна, Салтыкова-нуна и «На-На»-хёны, будучи активным лазербоем, ожесточенно ругался с поклонниками творчества Димы Билана, которые отказывались признавать талант и величие Лазарева-хёна, с нетерпением ждал выхода новых серий «Ворониных» и «Универа» с корейскими субтитрами и регулярно голосовал за своих любимых артистов в номинациях «Золотого Граммофона» и «Премии МУЗ-ТВ». Друзья неодобрительно плевались и укоряли Сюмина в том, что он совсем помешался на своих чертовых коммунистах. Все, кроме Лухана. Тот просто считал, что Минсок помешался, потому что коммунистов поддерживал всеми конечностями. В дальнем углу просторной комнаты еще один китайский студент по обмену Чжан Исин, которого многие звали загадочным прозвищем Лэй, сосредоточенно терзал контрабас, нахмурившись и глядя куда-то вдаль, вероятно, в светлое будущее. Возле него в специальной перевозке сидел его верный друг и товарищ, ручная черепашка по имени Эммануил, который меланхолично пережевывал сочный лист капусты и нехорошо косился в сторону самозабвенно орущего оду социализму Лухана. Судя по всему, мудрое земноводное было убежденным либералом, не согласным с его политическими взглядами, а может, в памяти Эммануила были живы воспоминания о том, как в прошлом году Лухан, увлекшись репетицией парада ко дню рождения Хрущева, случайно наступил на него ногой. Для кого-то Эммануил был простым животным, для Исина он был ключом к победе на мировом чемпионате тренеров Покемонов, и когда-нибудь, как свято верил Чжан, Эммануил обязательно позовет его принять участие в этих захватывающих соревнованиях. Лухан надеялся стать вождем мирового пролетариата, Тао спал и видел себя, снующим с базукой по джунглям Амазонки в поисках вражеской базы, мечта Исина была намного проще и прозаичнее – он хотел стать квалифицированным тренером Покемонов. Вместо отважного Пикачу Лэю мирно служил меланхоличный Эммануил, который не умел управлять электричеством, не изрыгал воду и не создавал огненные струи, но зато достаточно быстро и метко какал на неприятных ему личностей и довольно больно кусался, и Исин верил, что против таких приемов у всяких там Псидаков и Слоупоков нет никаких шансов. На небольшом резном стульчике, чинно положив на коленки футляр со скрипкой, сидел Бён Бэкхён, гордость школы Квансон, староста, отличник и настоящий ангел во плоти, который мечтательно смотрел куда-то вдаль своими старательно подведенными карими глазами. Бэкхён казался трепетной маргариткой, прекрасным эльфом, случайно оказавшимся в этом царстве порока и долбоебизма, и вот, он коротко моргнул и, широко открыв рот, приготовился что-то сказать. Что-то на редкость восхитительное и возвышенное. - Блядь, когда я наконец с кем-нибудь потрахаюсь? – мрачно возвестил Бён и сплюнул куда-то на пол. Лухан, самозабвенно терзавший несчастный клавесин, жахнул по клавишам последний раз и уставился на Бэкхёна неодобрительным взглядом, а Исин, разучивающий с Эммануилом высокий прыжок с прицельным ударом, тяжело вздохнул и возвел глаза к потолку. Главной мечтой образцово-показательного студента Бён Бэкхёна была спешная и безотлагательная потеря девственности. В то время, как другие подростки боялись сего эпохального события и ждали Того-Самого или Той-Самой, кому будет позволено забрать сияющую жемчужину, запустить дракона в нефритовую пещеру, посеять семена огурцов на заповедной грядке, Бён Бэкхён с упоением смотрел порно терабайтами, читал самые грязные и похабные журналы для взрослых, после прикосновения к которым приличные люди мыли руки с антибактериальным мылом, и жаждал разнообразных плотских утех во все возможные и невозможные отверстия. Пол для Бэкхёна был делом второстепенным, потому что истинный сексуальный маньяк на таких вещах особо не стопорится. - Ты омерзителен, - отмер Кёнсу и скривил рожицу, любовно протирая свою серебряную ложечку специальной полиролью. – Ты и твоя мерзкая похотливая сущность. Глубоко в душе До подозревал, что Бён принадлежит к какому-нибудь редкому виду долбоебических инкубов, которым свойственно выражение лица восторженного идиота и болезненная страсть к подводке для глаз. Подозрения пока ничем не подтверждались, но Кёнсу все равно держал наготове осиновый кол из зубочисток, которым периодически тыкал Бэкхёна в округлый зад. - Вы просто слишком приземленные, чтобы понять мою прекрасную мечту! – пафосно воскликнул Бён и стрельнул глазами в Лухана. – Особенно ты, маленький китайский коммунист. - Пошел ты в грязную капиталистическую жопу! – немедленно отозвался тот и прицельно швырнул в Бэкхёна нотной папкой. Тот немедленно увернулся, и увесистый предмет угодил в лоб ничего не подозревающего Минсока, который как раз слушал альбом талантливого российского дебютанта Егора Крида. От неожиданности Сюмин издал громкий немузыкальный вопль и с оглушительным грохотом упал со стула. - О, боже, боже, мама, я схожу с ума! – донеслось до остальных из динамика минсоковского смартфона. - Опять эти его российские айдолы, - неодобрительно покачал головой Тао. - Пасёл в зёпу! – отозвался с пола Минсок. Это какой-то мотивирующий лозунг, с уважением подумал Лухан и тихо повторил про себя: - Посёл в зёпу! - Твоя прекрасная мечта – это поскорее с кем-то потрахаться, - хмыкнул Кёнсу и угрожающе наставил на него ложечку. - Не просто потрахаться, - подбоченившись, отозвался Бён. – А потрахаться и после переспать с целой тысячью партнеров! До вытаращил глаза и закашлялся, Исин едва не уронил Эммануила на пол, а Бён грациозно поднялся со стула и торжественно возвестил: - Я стану самым опытным и известным экспертом в области секса! Тысячи, нет, миллионы человек будут мечтать со мной переспать, потому что я буду знать все грани этого величественного процесса! - Во время секса один коммунист сует другому коммунисту его могучий жезл социализма в глубокую яму пролетаритаризма, - весьма невежливо перебил его Лухан, проявляющего редкий для себя либерализм. Бён сделал вид, будто не услышал шокирующих откровений китайского товарища, и продолжил, тыча пальцем в Кёнсу: - Этим летом я наконец-то сделаю шаг к достижению своей цели! Я найду идеального для себя партнера и вместе с ним познаю суть плотской любви! - Твой идеальный партнер - это твоя правая рука, - фыркнул Тао и ойкнул, когда Бён метко швырнул в него барабанную палочку. Исин наклонился к Эммануилу и шепотом спросил хранящее глубокомысленное молчание земноводное: - Как думаешь, стоит сказать ему про опасность венерических заболеваний и необходимость контрацепции? Эммануил зевнул и положил голову на его указательный палец. - Не стоит, - говорили его глаза. - Кто клюнет на этого толстозадого долбоеба с манией величия? - Суки! – донесся из коридора громкий вопль. – Сраные пиздоебские пидорасы! Лухан вздрогнул и едва не упал со стула, а Тао, стремительно усевшись обратно на стул и прижав к себе саксофон, элегически вздохнул. - Тэмин-сонсэнним возвращается из той образовательной шарашки, - шепотом резюмировал он. – И, судя по его настроению, нам так и не дали квоту на этот дебильный летний лагерь. - Слава богу! – выдохнул Бэкхён, - Меньше всего на свете мне хотелось… В этот момент дверь в комнату распахнулась с оглушительным стуком, и в помещение влетел на редкость раздраженный и взбудораженный Тэмин, который выглядел так, будто за ним только что гналась стая кровожадных и острозубых акул. Ли выплюнул жабо изо рта и с чувством выдохнул: - Пидорасы! - Здравствуйте, Тэмин-сонсэнним, - нестройным хором отозвались его подопечные и льстиво заулыбались. Кёнсу покачал головой и с фальшивой грустью пробормотал: - Кажется, вам не удалось выбить нам путевки в тот прекрасный летний лагерь, о котором вы столько нам рассказывали! – Он закрыл лицо руками и драматично вздохнул. – Мы, конечно, страшно расстроены, но не вините себя, мы переживем эту сокрушительную потерю достойно и… - Да дали, дали вам путевки в лагерь! – заорал во всю мощь легких Тэмин и шлепнулся на стоящий неподалеку стул. Лухан разочарованно вздохнул, а Ли тем временем продолжил: - Но в лагерь мы с вами едем не одни! Этот придурок Чонсу решил, что нам следует бороться с враждебностью по отношению друг к другу и построить дипломатические дружественные отношения! И что объединение наших клубов и летних лагерей станет «новой вехой в истории корейского образования», ведь «такого эксперимента еще никогда и нигде не проводилось»! – Тэмин перевел дыхание и, выдержав драматическую паузу, выдохнул: - С нами едут эти грязные извращенцы! - Так, - заметно оживился Бён и уставился на него с нескрываемым интересом. Ли мстительно сверкнул глазами и добавил: - Импотенты! Бэкхён разочарованно вздохнул и поджал губы. - Грязные ненавистники Брежнева! – тем временем продолжил Тэмин, Лухан ахнул и прижал к груди руки, закатывая глаза. - Хейтеры Пикачу! – Исин вытаращил глаза, а Эммануил зевнул и свернулся у него на ладони. - Вражеские захватчики! – Тао затрепетал и уронил на ногу саксофон. - Вурдалаки и сатанисты! – Кёнсу выхватил из сумки порошок с аконитом и воинственно потряс им в воздухе. Тэмин покосился на мирно качающего ногами Минсока и осведомился: - Как там зовут твоего любимого певца? - Лазарев-хён! – с готовностью отозвался наивный Ким. Ли ткнул в него наманикюренным пальцем и торжественно возвестил: - Вот его они даже больше Брежнева ненавидят! Жгут плакаты и пишут гадости в комментариях! Сюмин и Лухан синхронно ахнули и затрясли головами. Тэмин упер руки в бока и патетично воскликнул: - И именно поэтому мы ни в коем случае не должны им уступать! Мы должны устроить им самую настоящую войну, чтобы они поджали свои хвосты и побежали в лес, размахивая белым флагом! - А в чем уступать-то? – пискнул заинтригованный Лухан. Ли замер, напряженно обдумывая его последнее замечание, затем задумчиво пробормотал: - Пока не знаю. Но, когда появится возможность, мы ни за что им не уступим! Ведь мы музыканты! Мы интеллигенты и интеллектуалы, ебать их в сраку! - Да! – хором отозвались его подопечные и воинственно зашумели. – Интеллигенты! Ебать их в сраку! - Надо продумать план! - Лухан, как специалист по подрывной партизанской деятельности, вскочил со стула под одобрительные крики остальных. – За Брежнева! За Цзэдуна! За Моцарта! И только Эммануил ничего не говорил, а просто медленно ползал по своей переноске, которую Исин гордо называл «покемонболом». Потому что черепаха был намного мудрее и догадливее всех этих глупых наивных подростков. И молча слушал агитирующие выкрики Тэмина, готовясь смачно накакать на его страшные сиреневые бархатные лосины. ******* Тем временем в спортивном зале старшей школы Квандун подающие надежды спортсмены из секции «Меткие копья» мирно занимались своими делами. Их бессменный тренер и руководитель Чхве Минхо перед тем, как отправиться штурмовать кабинет непоколебимого Пак Чонсу, строго-настрого велел каждому выполнить по тысяче отжиманий, на что его воспитанники сделали большие глаза и клятвенно пообещали выполнить аж по две. Минхо смахнул воображаемую слезу и представил своих воспитанников через пару лет, стоящих на олимпийском пьедестале. Господин Чхве, несмотря на его нешуточную силу и мощь, был чрезвычайно наивным человеком, чем его подопечные с успехом пользовались. Член сборной округа по легкой атлетике Ким Чонин, широко известный среди восторженных фанаток как Кай, стоял у зеркала и, напряженно шевеля бровями, пытался придать своему лицу выражение мрачной непоколебимости и сумрачной таинственности. Смуглая физиономия Кима, щедро намазанная светлым тональным кремом, радовала глаз выражением больного энурезом бобра и размазанной под глазами черной подводкой, но Чонин увиденным остался чрезвычайно доволен и горделиво приосанился, выпячивая вперед широкую грудь. - Детка, я адское порождение ночи! – патетично воскликнул он и опасно сверкнул карими глазами. Ким Чонин был твердо уверен, что он не кто иной, как бессмертный вампир, ожидающий явления своей прекрасной девы с кирпичеобразной мимикой и застенчивой шепелявой манерой речи. Сия уверенность пришла к нему после того, как старшая сестра, решив остроумно пошутить, привязала его к креслу и заперла на целые сутки в комнате, поставив на DVD все части бессмертного шедевра кинематографического искусства под названием «Сумерки». В течение двадцати четырех часов Ким Чонин, тщетно пытаясь порвать веревки зубами, внимал трагической истории любовного треугольника между девушкой с парализованным лицевым нервом, загорелым мускулистым мачо и депрессивным рефлексирующим нервным кровопийцей. Подобные испытания никогда не проходят для подростковой психики даром, и с утра родители Чонина, вернувшиеся от бабушки, обнаружили сына, монотонно повторяющего пространные монологи Эдварда и попытавшегося укусить их за руки, когда они бросились его отвязывать. Старшей сестре Кима в тот день неслабо влетело, но это никак не могло исправить ситуацию: Чонин литрами пил томатный сок, самозабвенно мазался солнцезащитным средством и был твердо уверен в своей сверхъестественной сущности, часами любуясь на свою физиономию в зеркале. Вампиры, как правило, нигде не отражаются, но Ким предпочел на таких мелочах не зацикливаться, убедив себя в том, что такой совершенный вид вампиров, к которому принадлежал он, достиг настолько высокого уровня развития, что способен есть чеснок, смотреться в зеркало и носить обтягивающие джинсы без боязни, что кто-то посчитает его геем. Девушек вокруг загадочного Кая было хоть отбавляй, и это было совсем неудивительно: если не считать редкостного долбоебизма, Чонин вполне тянул на рокового мачо местного разлива. Еще один спортсмен, талантливый баскетболист Ву Ифань, который был широко известен как Крис, хотя в Канаде, где Ву, будучи уроженцем Пекина, провел большую часть своей юности, сидел на мате, и, положив ногу на ногу, сосредоточенно смотрел на свою фотографию в модном журнале «Стильная штучка». Бумажный Крис держал в руках упаковку ватных тампонов «Мягкие облачка» и белозубо улыбался, и Ву удовлетворенно вздохнул, любуясь собственным прекрасным ликом. Если бы можно было светиться от гордости, то наверняка Крис озарил бы своим сиянием добрую часть Северного Полушария, ведь не каждый парень смог бы так мужественно и круто смотреться с пачкой ваты в руках. Помимо редкой страсти к малеванию отвратительных картин и занятий баскетболом, Крис Ву подрабатывал моделью. К числу его побед можно было приписать контракт с «Мягкими облачками» и должность официального лица утягивающих леггинсов «Сочная пышка», которые сулили своей обладательнице упругий компактный зад и ровные стройные бедра. Это, конечно, была на редкость почетная и завидная роль, но Крис грустил, потому что его основной целью были вовсе не многочасовые прогулки в обтягивающих ярко-розовых брюках цвета взбесившегося лосося. Главной мечтой Ифаня было стать одним из ангелов «Виктория Сикрет», тех самых длинноногих нимф в сексуальном нижнем белье, которые разгуливали по подиуму подобно древнегреческим богиням. Мир жесток, и подлая природа сделала Ву мужчиной, хоть и обладавшим внушительным ростом и длинными тощими ногами, но наградившая его в придачу внушительным пенисом и внушительными же мускулами. Несмотря ни на что, Ву был твердо уверен, что ради него создатели стрингов и бра сделают исключение, стоит ему пробиться в элиту модельного бизнеса, и поставят его в один ряд с Жизель, Кендалл и Адрианой, поэтому старательно скалился в камеру, оттопыривая задницу, туго обтянутую продукцией «Сочной пышки». По соседству с Чонином у зеркала крутился О Сехун, футболист, выступающий на позиции нападающего за команду «Сеульские слоники». Фанатки Сехуна млели от его точных ударов и метких пасов и заходились в припадках восторга, когда видели его суровое и невозмутимое загорелое лицо. Мало кто из них догадывался, что кожа Сехуна от природы напоминает по цвету обезжиренное молоко, а сам О добивается такого оттенка благодаря толстому слою автозагара и регулярным визитам в солярий. Все это делалось потому, что Сехун был страстным фанатом небезызвестных сестер Кардашьян. Он с нетерпением ждал выхода нового сезона их гениального шоу, фолловил всех сестер в Инстаграме и твиттере, часами цитировал мудрые высказывания Кимберли, Хлои, Кортни, Кайли и Кендалл, а в особо злую минуту даже подумывал сменить пол, как сделал в свое время отец звездного семейства. Кумиром неполовозрелой надежды азиатского футбола была восхитительная Ким, и О давился пончиками и наедался на ночь пышками в надежде приобрести такой же сексуальный и объемный зад. Зад рос, но медленно и пропорционально, что вгоняло Сехуна в глубокую фанатскую печаль. В углу, крепко сжимая в руках метательное копье, неуверенно топтался на месте Ким Чондэ, широко известный в узких кругах как Чен. Чондэ мог метнуть свой снаряд на самые дальние расстояния, с легкостью попадая в любые мишени, особенно в своих закадычных приятелей, которые порой любили отвешивать такие восхитительные каламбуры, как: «а-ха-ха, Чен, это так похоже на член» и «член промазать может, а Чондэ – нет!». Чондэ был абсолютно нормальным, и его мечта, в отличие от его упоротых придурковатых друзей, была вполне обычной: Чен отчаянно хотел стать профессиональным стриптизером. Часами он тренировался, используя свое копье в качестве шеста, но природа порой бывает чрезвычайно жестока: наградив Чондэ спортивным талантом и меткостью ястреба, она также подарила Чену грацию слона, изящество бегемота и танцевальные способности пьяного медведя. Эротические танцы Чондэ больше напоминали эпилептические конвульсии, но Чен не падал духом и твердо верил, что когда-нибудь он достигнет уровня Ченнинга Татума и сразит всех окрестных дам сексуальными движениями своих бедер. Бедра и впрямь были прекрасными, но вот движения смахивали на изнасилование невидимого дуба, что заставляло Чондэ огорчаться и предаваться тяжелым раздумьям о тленности бытия. У козла, задумчиво почесывая нос, сидел на лавочке Ким Чунмён, известный под подпольной кличкой Сухо и снискавший известность как крутой прыгун в высоту. В отличие от Чондэ, использовавшим свое копье в свободное время совсем не по назначению, Сухо к своему шесту был абсолютно равнодушен. Чунмён, умница, красавец и сын очень богатых родителей, был твердо уверен в том, что все, что рассказывают про переселение душ, это чистая правда, и совершенно искренне считал себя новым воплощением легендарной царицы Клеопатры. Припадки императорского величия были у Сухо крайне редко, и в основном его странности выражались лишь в страсти к финикам и омолаживающим кремам, ежевечернем принятии ванны с молоком и требованием от родителей собственной пирамиды. Родители совершенно не возражали, относясь к, как говорила мама Сухо, «милым придурям Чунмёнчика» с пониманием и снисходительным участием, поэтому на дачном участке семейства Ким вот уже третий год возводилась персональная пирамида Сухо, в которой его папа твердо вознамерился в будущем сделать рыбацкий сарай. Друзья и знакомые уже привыкли к тому, что порой Сухо подводит глаза сурьмой и требует называть себя «великой владыкой», а также к тому, что Чунмён повсюду таскает за собой гантелю, в которую, как он утверждал с пеной у рта, вселился дух Юлия Цезаря. Это не мешало ему называть гантелю красивым женским именем «Меган», но, кто знает, быть может, и сам римский политик был бы в восторге от звезды «Трансформеров», будь у него возможность увидеть ее хорошенькое личико. - Мои подмышки совершенно не сексуальные, - пробормотал Ифань и горестно вздохнул. – Надо сделать пластику. Сехун оторвался от размазывания по лицу автозагара и хамски заржал. Ву надулся и швырнул в него баскетбольным мячом. Сидящий на соседней лавочке Чанёль отвлекся от вышивания розовенького зайчика на белой салфеточке и, отложив пяльца в сторону, укоризненно покачал головой. - Ифань, твои подмышки совсем не нуждаются в пластике, - наставительно прогудел он. – Но и ты должен быть мягче к Сехуну. Только любовь и понимание способны сделать этот мир лучше! - Пошел ты на хуй, гребаный хиппи! – хором отозвались О и Ву, проявляя трогательное единодушие. Чанёль в ответ на это надулся и показал им обоим средний палец. Затем немного подумал и скрутил фигу, потому что он был еще и на редкость воспитанным человеком. Пак Чанёль, коллега Ифаня по баскетбольной команде, виртуозно забрасывал мячики в корзину, белозубо улыбался и сражал слабый пол наповал своей мужественной красотой и восхитительно кривыми волосатыми ногами. Но девушкам оставалось лишь вздыхать и плакать от неразделенной любви, потому что непоколебимый Чанёль оказывался глух к их чарам. Он носил на пальце кольцо целомудрия и твердо решил хранить свою драгоценную девственность до свадьбы. Мимо мог пройти целый отряд из сексуальных полуобнаженных женщин, но Пак продолжил бы мирно вышивать крестиком котиков и собачек, совершенно не обращая внимания на их прелести. Чанёль был упрям и с намеченного пути не сходил, не позволяя ни одной алчной охотнице сорвать трепетный цветочек его невинности. - Тебе надо завалить кого-нибудь и жить счастливо, - элегически продекламировал Сухо и громко вздохнул, машинально погладив гантель Меган по блестящей поверхности. – Зачем ты вообще решил блюсти целибат? Пак отложил в сторону вышивку и поднялся со стула, оглядев присутствующих торжественным взором. Остальные вздрогнули и мысленно перекрестились: вид у Чанёля был такой, будто он задумал произнести им трехчасовую проповедь с песнями и воплями «Аллилуйя». - Я через два часа иду в солярий, - на всякий случай пробубнил Сехун и громко шмыгнул носом. Пак не обратил внимания на его наглую ложь и радостно возвестил: - Понять, что ключ к успеху в спорте лежит через воздержание, мне помог мой кумир – словацкий баскетболист Славко Броневувевич, чемпион мира и трехкратный олимпийский чемпион! - Как его зовут? – ошарашенно переспросил Чонин, едва не выронив изо рта накладные клыки. – Слюлька Брошкевич? - Славко Броневувевич! – оскорбился Пак. – В своей книге «Баскетбол как шницель с кислой капустой и кнедликами» он пишет о том, что настоящий спортсмен должен отринуть все плотские желания и позабыть о сексе во имя великой цели! - И чем же сейчас занимается твой Сюська Бряклювич? – поинтересовался Чондэ. – Все еще играет в баскетбол? - Лечится от гонореи, - вздохнул Пак. – Представляете, его застукали в машине с тремя проститутками! Остальные молча уставились на Чанёля в упор. Чанёль пафосно возвел руки вверх и возвестил: - И я следую его заветам, чтобы стать членом сборной Кореи по баскетболу и выиграть чемпионат мира! Зачем нужен секс, когда это так грязно и противно? Сексом можно заниматься только после свадьбы, а жениться можно только тогда, когда выиграешь Олимпиаду! Если вы хотите добиться успеха, надо стать чистым душой! Порнография – это срам! Мастурбация – это насилие над своей личностью! Воздержание – выбор победителей! Вот я сублимирую свою сексуальную энергию в творчество. Только посмотрите, какой у меня вышел симпатичный зайчик! С этими словами он развернулся и жестом фокусника продемонстрировал остальным свой шедевр. Сублимированный заяц Пака радовал глаз розовыми ушами, до боли напоминающими эрегированные пенисы, а его мордочка издалека больше походила на задницу. Сехун контуженно крякнул, а Сухо наклонился к Ифаню и прошептал: - Может, мы ему как-то поможем… Я могу попросить родителей нанять ему сексуальную горничную. - Не надо, - покачал головой Ву. – Давай подождем, пока он выиграет Олимпийские игры, и мы застукаем его в машине в компании семерых шлюх. - А почему именно семерых? - оживился сидящий неподалеку Чондэ. Ифань укоризненно покачал головой: - Ты сомневаешься в сексуальных способностях Цанле? Я уверен, что после сорока лет воздержания он… Договорить он не успел – за дверью послышались громкие шаги. Чанёль, продолжавший разглагольствовать о важности целомудрия, осекся и громко зашептал: - Шухер! Минхо-сонсэнним идет! Все приняли исходное положение! Остальные немедленно подчинились, дружно упав на не слишком чистый пол и принимаясь отжиматься. Дверь в зал резко распахнулась, и на пороге показался взмыленный и на редкость озлобленный Чхве. - Две тысячи шесть, - пропыхтел Чунмён, старательно изображая усталость. Минхо рухнул на мат и разразился в ответ громкой матерной тирадой. Его подопечные, привыкшие к манере общения своего наставника, прислушались: Чхве был чрезвычайно расстроен и подавлен глобальной вселенской несправедливостью. - Пидорасы пиздоебские, на хуй порву их и их перемуздоебучие хуевые путевки! С блядомудилами теперь хуяриться, пиздец, на хуй, блядь! – горестно сообщил им Минхо. - Ученый педрила Чонсу, вообще, охуел, блядь, с ебанными хуеэкспериментами! - Путевки дали, но не только нам, - поняли его ученики. – Чонсу-хён задумал какой-то глобальный эксперимент, в ходе которого планируется построить отношения между противоположно ориентированными микросоциумами, чтобы личности с разными интересами и способностями научились общаться и мирно сосуществовать. Потому что очень важно уметь найти компромисс и понимать других, не похожих на нас людей. - Это что получается, мы должны ехать в лагерь с кем-то еще? – поинтересовался Чанёль. Чхве непонимающе уставился на него, и Пак моментально поправился: - На хуй пиздеть теперь в ебаные дали с хуевыми пидорасами? - Да, блядь! – кивнул Минхо. Немного подумав, он добавил: - Они еще и на мандаскрипках своих хуярят, уебища! - Поедем в лагерь с музыкантами, - догадались его подопечные. Чхве поднялся с мата и подбоченился. - Пиздец, короче, но мы выхуячим Тэмина и его педрил, так, что им пизду натянем на хуецкий лобешник, пиздаебища расхуяченные, хуемандаебища расхуебские! - Это меня чрезвычайно печалит, и мы должны показать этим тупым музыкантам и их руководителю Тэмину, на упругую задницу и смазливое личико которого я заглядываюсь, кто в доме хозяин! – мысленно перевели члены «Метких копий». Показывать кому-то зимующих раков всем было откровенно лень, но у Чхве был настолько воинственный и расстроенный вид, что его любимые ученики моментально вскочили с насиженных мест и громко заорали, грозно потрясая кулаками: - Ваще расхуячим! Пиздаринов ебаных! Чхве прочувственно вздохнул и потрепал Сехуна по намазанной автозагаром щеке. Потом незаметно вытер руки и удивленно спросил, указывая пальцем куда-то вбок: - Это что еще за хуйня? Остальные обернулись: перст Чхве указывал на потрясающее творение Пака. Чанёль надулся и пробормотал: - Никакая это не хуйня! А зайчик! - Хуйня, хуйня! – хором отозвались его товарищи. – Еще и с жопой в придачу! Только гантель Меган оставалась безмолвной, лежа возле старых кроссовок и копья Чондэ. Впереди было жаркое лето, полное захватывающих приключений и разных неожиданностей. Какое счастье, что эти идиоты еще об этом не догадывались.