Не бросай меня

Постучав аккуратным молоточком в форме летящего верхом на звезде ангела, Саске поежился, стараясь встать так, чтобы льющие, с края маленького козырька над входом, непрерывной нитью струи воды не попадали за шиворот куртки. Молодой человек и без этого достаточно вымок. Итачи тоже промок с ног до головы. Его дизайнерский пиджак из тончайшей шерсти пропитался водой и стал в несколько раз тяжелее, так что его пришлось бросить на заднем сидении машины и теперь порывы ветра прошивали его ледяными стрелами насквозь. Но мужчина точно не замечал этого. С его длинных волос на лицо и спину капала вода, влажная рубашка прилипла к телу, тщательно облепив скульптурный торс. Прежде, чем оказаться перед дверьми этого невзрачного домика, братья побывали в старом здании самоуправления, которое теперь занимала диспетчерская экстренной помощи. Начальнику смены, высокому, широкоплечему мужчине по имени Ибики, лицо которого пересекали глубокие старые шрамы, делавшие его улыбки похожими на оскал, потребовалось около часа, чтобы выяснить, кто из диспетчеров принял звонок в ночь смерти Такугавы Каойя. Наконец они получили имя и адрес. Девушку, принявшую злополучный, внезапно исчезнувший звонок, звали Тен-Тен и жила она на окраине города. Добираясь до нужного адреса, автомобиль Учиха несколько раз попал в заторы и застрял на съезде с главной дороги в пересекающем проезжую часть потоке жидкой грязи и камней. Им пришлось потрудиться, чтобы вызволить машину из грязевого плена, именно тогда Итачи основательно промок, но труды увенчались успехом и от того, чтобы получить последнюю часть головоломки их отделяла только дверь. Саске встряхнул головой, смахивая с волос капли воды и бросил на брата взгляд из-под длинной челки. Они ждали уже несколько минут, но из-за двери не доносилось ни звука. Девушки, вполне возможно, не было дома. Это разочаровывало. Пока обвинение пользуется упоминаниями о звонке, как основным доказательством, опровергнуть которое защита не в состоянии, в виду отсутствия самой записи, попытки призвать суд к ответу не увенчаются успехом. Саске постучал еще раз, с такой силой, что от раздавшегося грохота задребезжали стекла окон. И, кажется, это возымело успех. — Да! — донесся, наконец, хрипловатый женский голос. А вслед за этим, что-то с оглушительным грохотом повалилось на пол. — Надеюсь, наш свидетель не свернул себе шею, — язвительно высказался Саске, сверкая глазами. От холода его кожа покрылась неприятной гусиной коркой и перспектива провести на открытом воздухе еще некоторое время его вовсе не прельщала. Его опасения не подтвердились и через несколько секунд по полу торопливо протопотили ноги. Замок щелкнул. Молодая женщина приоткрыла дверь, все еще закрытую на цепочку и высунула в образовавшуюся щель голову. Выглядела она забавно: круглое личико, вздернутый к верху крошечный нос-пуговка, большие круглые заспанные карие глаза, губки бантиком. Ее каштановые волосы, собранные в тугие пучки по обеим сторонам головы, растрепались и свисали в хаотичном беспорядке до плеч, густая челка закрывала лоб и линию бровей. Озадачено, она перевела взгляд с одного мужчину на другого, явно не узнавая их. — Кто вы? — сиплым ото сна голосом, поинтересовалась женщина. — Тен-Тен-сан? — осведомился Итачи, чтобы знать, с кем имеет дело. Женщина кивнула. Ловким движением красивых пальцев он вытащил из кармана брюк удостоверение адвоката. — Учиха Итачи, адвокат Такугавы Каи по делу об убийстве ее отца. — Оу, — только и смогла выдавить из себя молодая женщина, округлив и без того круглые глаза. — Это мой брат Саске, — продолжил Итачи не дав девушке шанса опомнится. — Мы можем задать вам несколько вопросов? Она посмотрела на Саске, все еще борясь с остатками сновидений и не совсем понимая, что происходит вокруг. Потом взглянула на Итачи. — Да, да. Конечно! Проходите в дом, — она прикрыла двери, снимая цепочку, и. когда распахнула ее полностью, удивленно вздрогнула, ощутив порыв ледяного ветра на собственной коже даже сквозь толстую материю банного халата. Тен-Тен только сейчас заметила, что на улице ливень. Женщина была невысокой и немного пухлой для своего роста. Она посторонилась, пропуская изрядно вымокших мужчин в тепло. Дом Тен-Тен был крошечным, но оттого не менее уютный. Широкая гостиная, которая начиналась почти сразу от входной двери, выполненная в морской тематике с полосатыми бело-голубыми занавесками и диванными подушками, украшенными грубыми волокнистыми веревками, имитирующими канат, плавно перетекала в маленькую кухоньку, заваленную горой немытой посуды. Слева от входа была еще одна дверь, очевидно, ведущая в спальню. Заметив беспорядок на кухне, Тен-Тен виновато улыбнулась. — Я только утром вернулась с суточного дежурства, — оправдалась она. — Еще не успела навести порядок. Располагайтесь. Ее округлая ручка взмахнула в направлении дивана, а сам женщина поспешила скрыть беспорядок на кухне. — Хотите кофе или чаю? — последовал вопрос хозяйки, когда оба молодых мужчины расположились на диване. Итачи попросил крепкий зеленый чай с тремя ложечками сахара, а Саске несладкий кофе. Когда хозяйка вернулась к ним, с приготовленными напитками и устроилась напротив, настало время серьезного разговора. — В диспетчерской нам сказали, что это вы приняли звонок, сообщающий об убийстве Такугавы Каойи, — заговорил Итачи, когда горячий чай, наконец, согрел его горло. Саске тоже сделал глоток кофе, испытывая удивительную радость от разливающегося по телу тепла. Тен-Тен кивнула головой. — Но тогда я не знала, кого убили, — подтвердила она, откинувшись на спинку плетеного, в пляжном стиле, кресла. — Запись того звонка забрала полиция. — Запись пропала, — пояснил интерес к тому разговору Саске. Девушка удивленно захлопала ресницами. — Вы помните, что говорил звонивший? — Снова заговорил Итачи. Тен-Тен отставила чашку с кофе в сторону и подалась вперед. — Конечно помню. Я совсем недолго работаю диспетчером и это было мое первое сообщение об убийстве. Такое не забывается. — Вы не против повторить тот разговор для записи? — снова спросил мужчина. Тен-Тен пристально смотрела на него. Она не желала ввязываться в эту скандальную историю. Большинство жителей городка считали Каи виновной, им не требовалось доказательств, чтобы так думать. Но Тен-Тен в это не верила. Однако, женщина опасалась стать объектом всеобщей ненависти, если ее слова каким-то образом помогут оправдать девушку. Впрочем, и оставаться в стороне было не в ее правилах. Тем более, когда ее просит о помощи такой мужчина! Черные, мерцающие глаза, острые вразлет брови, тонкие черты лица, мускулистая, обтянутая влажной тканью рубашки, грудь, и голос… Голос Итачи действовал на Тен-Тен подобно гипнотическому трансу. Облизав, пересохшие губы, она согласно кивнула. Саске вынул из внутреннего кармана куртки смартфон. Если тщательно заламинированное удостоверение Итачи прекрасно перенесло сырость карманов его брюк, то телефон такого варварства просто не пережил бы. Включив запись на диктофон, молодой человек положил гаджет посередине маленького плетеного столика. Чувствуя всю ответственность момента, Тен-Тен придвинулась ближе к телефону, чтобы ее голос был хорошо слышен на записи с первого раза. После ряда водных вопросов поясняющих, кто она такая и что собирается рассказать, настало время самого важного. Тен-Тен пригладила взъерошенные волосы, пытаясь привести нервы в порядок. Ей никогда не доводилось давать показания. В прошлый раз, когда полиция явилась за записью звонка, они говорили только с начальником смены. — Когда я ответила на звонок, — взволнованно начала девушка, — то почти ничего не могла расслышать. Мне пришлось максимально увеличить громкость в наушнике, чтобы разобрать слова. Когда я это сделала, то поняла, что голос женский. Я спросила, что у нее случилось и тогда она ответила, что убили человека. Она говорила очень тихо, будто боялась, что кто-то может услышать. Даже на максимальной громкости мне приходилось прислушиваться. Следуя инструкции, я попросила ее успокоиться и назвать свое имя и адрес. Это стандартная процедура, чтобы знать, где именно требуется помощь. Но она будто не слышала меня, все повторяла, что очень много крови. Я поняла, что у женщины паника и, определив номер, попыталась установить откуда звонили. Я закончила, когда ее тихий голос вдруг стих. Я позвала ее. Мне нужно было, чтобы она всегда оставалась на линии, чтобы давать инструкции. И тогда она прошептала, что рядом кто-то есть. Это были последние слова, что я услышала. Потом только шум и звонок оборвался. — И вы сообщили на пульт полиции? — спросил Итачи. — Нет. Нас учили, что, если звонящий не называет своего имени и адреса, то, скорее всего, это ложный вызов. Но ужас в голосе той женщины… Он не мог быть поддельным, так мне казалось. Я не знала, что делать. Если бы этот звонок оказался ложным, мне устроили бы взбучку, но и игнорировать его я не могла. И я позвонила школьному другу, он служит в полиции и той ночью был в патруле. Я попросила его проверить адрес и тогда уже он подтвердил, что, действительно, произошло убийство и убит Такугава Каойя-сан. — Значит, первым на место преступления прибыл ваш друг? — озадачено переспросил Итачи. Он никогда прежде не слышал, чтобы случалось нечто подобное. Чтобы диспетчер боялся сообщить полиции о преступлении из-за последствий. Впрочем, в этом городе все делалось не так, как в остальном цивилизованном мире. За управлением полиции, скорее всего, стояли чьи-то громкие имена, которым не нравилось нести дополнительные расхода из-за реагирования на ложные вызовы. — Да, — отозвалась женщина. — Я знаю, что это неправильно, но я не могла… — Все в порядке, — успокоил ее Итачи, поймав на себе острый взгляд брата. Очевидно Саске тоже обратил внимание, что в отчете полиции об этом не упоминалось. — Мы просто пытаемся составить полную картину произошедшего той ночью. Но нам хотелось поговорить и вашим другом. Скажете его имя? — Хьюга Неджи, — с готовностью отозвалась женщина. — Спасибо, — поблагодарил Итачи и встал с дивана. Саске отключил запись и поспешил следом за братом. Тен-Тен проводила их до двери. — Тебе не кажется странным, что Хьюга Неджи вечно оказывается где-то рядом? — поинтересовался, в своей ехидной манере Саске, когда они оказались в салоне автомобиля. Итачи не ответил. Вопрос был чисто риторическим. — Сначала он оказывается на дежурстве у дома Такугавы в тот самый день, когда в него пытаются проникнуть Какузу и Хидан и проходится по ребрам Наруто, когда мы следим за ними. Потом он появляется в больнице, взять под стражу Каи, едва операция закончилась. Теперь выясняется, что он первым прибыл на место преступления, но в рапорте ничего об этом не сказано. Как и о следах борьбы, и о выпотрошенном домашнем сейфе и о деньгах, спрятанных в бочке унитаза. Он точно замешан в этом! — Возможно, ты прав, — вздохнул Итачи. — А, возможно, Хьюга Неджи просто выполнял свою работу и шел туда, куда ему приказывали. В любом случае, я не собираюсь тратить время, выясняя степень его вины. Саске резко повернулся к брату, сверкнул глазами. — Ты серьезно?! Он почти у нас в руках… — Он лишь пешка, если вообще замешан в этом, — оборвал брата Итачи спокойным, холодным голосом. — Я адвокат, Саске. Моя задача доказать невиновность клиента! Он вздохнул, прикрыв глаза пушистыми ресницами, на краях которых мерцали капли дождевой воды и пригладил волосы. Мужчина был согласен с выводами брата и имел куда больше желания, чем кто-нибудь еще, добраться до охотящегося на Каи человека. Но приведет ли к нему Неджи Хьюга? Не потратит ли он попусту время, ухватившись за эту нить? Если офицер полиции действительно выполнял чьи-то поручения в этом деле, старательно подталкивая правосудие к выносу смертного приговора Каи, то он ответит за это, но только когда Итачи покончит с основной угрозой. Он не мог и не хотел слишком долго подвергать жизнь любимой опасности. Как адвокат, Итачи не имел больше никаких стремлений, кроме как доказать невиновность своего клиента. Кто убийца на самом деле — обязана выяснять полиция. Беда заключалась лишь в том, что полиции мешали выполнять свою работу качественно. Убранные на месте преступления следы борьбы, исчезновение мобильного Каи, с которого она звонила в службу спасения, случайная потеря записи этого звонка в самый подходящий момент. Кто-то из полицейских определенно работал на убийцу, но был ли это Хьюга Неджи? Саске не стал спорить с братом. Итачи всегда превосходил его в этом искусстве, особенно когда уходил в себя и молчал, как сейчас. Пытаться чего-то добиться от него в этом состоянии не имело смысла. Однако это вовсе не значило, что он полностью разделял точку зрения брата. С самого раннего возраста в Саске жила потребность разгадывать загадки. Он не мог спать, есть и думать, если от него что-то пытались скрыть. Он не смог бы, со спокойной совестью, как брат, дожидаться, когда полиция сделает свою работу и найдет виновного. К тому же работа адвоката часто заканчивалась, когда дело еще не было раскрыто, защищая интересы всего одного человека. А молодой человек обязан был знать, чем все закончится. Нет, из Саске вышел бы отвратительный адвокат. Решив так, Саске согласился с утверждением и, провернув ключ в замке зажигания, тронул автомобиль с места. Им предстояло вернуться в дом Такугавы, чтобы, наконец, получить результаты экспертизы. *** Микото взглянула на циферблат дорогих наручных часов и беспокойно взглянула на двери. По всем предположения и расчётам, Мэй уже давно должна была быть здесь и сменить ее на посту рядом с Каи. И дело вовсе не в том, что находясь в одной комнате с девушкой женщина чувствовала себя неуютно, вспоминая о измене мужа. Микото не кривила душей, говоря, что не считает Каи виновной. Ей нравилась эта скромная, хорошо воспитанная девушка, готовая всегда поддержать любой разговор. Последние пару часов они провели в приятной беседе. Микото помогла девушке привести волосы в порядок, заплетя широкую черную косу, сопровождая свою работу рассказом о том, как однажды плела косы Итачи, когда тот перестал стричь волосы. Женщина всегда мечтала иметь дочь. Ей не хватало того тепла и доверительного, чисто девичьего общения, которое могло бы быть между ними. — Что-то случилось? — Каи заметило беспокойное выражение лица женщины. — Мэй задерживается, — не стала уклоняться от ответа Микото. — Надеюсь, с ней ничего не случилась в такую погоду. Нужно ей позвонить. — Да, — согласилась Каи. — Я была очень признательна, если бы вы узнали, что с ней случилось. В палаты отделения реанимации не пускали с любой электроникой в карманах — это могло вызвать проблемы в работе дорогостоящего оборудования. А в палату Каи не пускали с мобильными телефонами еще и для того, чтобы не дать девушке возможность беспрепятственно связываться с кем бы то ни было. Полиция была твердо намерена превратить палату Каи в точную копию тюремной камеры с теми же законами. — Но мне совсем не хочется оставлять тебя одну, — запротестовала Микото. Она не без основания полагала, что за Каи могут прийти в любой момент. И если ее не окажется рядом, то помешать перевести девушку в тюрьму будет некому. — Я никогда не бываю одна, Микото-сан, — робко улыбнулась девушка, легким кивком головы указав на офицера полиции, удобно устроившегося на стуле возле двери ее палаты. Микото тоже улыбнулась, но улыбка ее полнилась сочувствием и сожалением. Пару минут ей потребовалось на то, чтобы принять решение. И Микото осталась бы с девушкой, если бы именно этот момент не выбрала медсестра, чтобы войти в палату. Харука Хьюга вызывала у Микото приятный душевный отклик и, казалось, принадлежала к той породе людей, что становятся вашим другом раз и на всю оставшуюся жизнь. Еще больше Микото ценила медсестру за ее неподдельное участие к судьбе пациентки. — Как вовремя вы пришли, Хьюга-сан, — поднялась ей навстречу Учиха. — Мне нужно отлучиться на пару минут. Не могли бы побыть с Каи? — Разумеется, — не стала протестовать женщина, хотя у нее наверняка нашлось бы достаточно других обязанностей, чем присматривать за вполне здоровой девушкой. — Не стоит утруждаться, Харука-сан, — попыталась возразить Каи, но обе женщины проигнорировали ее тихий голос. — Я должна позвонить Мэй и узнать, почему она задерживается. Боюсь могла случиться авария. В такую бурю это не удивительно, — продолжала говорить Микото не отрывая взгляда от бледно-голубых глаз Харуки. — Не волнуйтесь, Микото-сан. Я позабочусь о Каи, — заверила Харука и, успокоенная ее обещанием, Микото выпорхнула из двери, пообещав не задерживаться. — Вы вовсе не обязаны, — предприняла очередную попытку Каи, но Харука не позволила ей закончить. — Вся моя работа в эти дни заключатся в уходе за тобой, — улыбнулась она. Медсестра подошла к шкафу, расположенном в дальнем углу палаты, в стеклянных недрах которого хранились запасы медикаментов — пластиковые, пузатые, мешки, заполненные прозрачной жидкостью, стеклянные пузырьки и флаконы, аккуратные штабеля, выставленных, точно строй солдатиков, ампул. Взяв пару флаконов и несколько ампул, Харука принялась проворно, вскрывать ампулы, набирая их содержимое при помощи шприцев, и добавлять его в флаконы. Умелые, ловкие руки, порхали от одного предмета к другому с необычайной грацией, завораживали, будто танец. Каи нравилось смотреть, как Харука-сан готовит для нее капельницы, — была в этой процедуре своя медитативная красота, — хотя и считала дальнейшее лечение пустой тратой ресурсов. — Что это? — поинтересовалась девушка, когда Хьюга заправила обе капельницы и поместила флаконы на штатив, возле изголовья ее постели. — Общеукрепляющее и витамин для сердечной мышцы, — Харука извлекла трубку капельницы из катетера, прикрепленного на кисти девушки и заменила другой. На коже Каи осталось несколько капель крови и Харука поспешно стерла их, точно сам ее вид пугал опытную медсестру. Каи вздохнула и откинулась спиной на подушку. Она пыталась убедить медсестру не тратить на нее дорогие препараты, но Харука не желала ничего слушать. Если Цунаде-сама решила, что эти препараты необходимы девушке, то она обязана выполнять предписания врача. Каи лишь грустно улыбалась, оставаясь при своем мнении. Женщина видела, как она угасает, медленно, но неотвратимо. С каждой минутой, проведенной в напряженном ожидании конца, она таяла, точно воск свечи от слишком яркого пламени. Она уже ни во что не верила и не испытывала надежд, даже призрачных, на спасение. Ей осталась только горечь минувших потерь и гнетущее одиночество. — Я видела Итачи-сана несколько часов назад, — заговорила Харука, уже давно заметив, что имя адвоката заставляет девушку встрепенуться и жадно ловить каждое слово. Конечно, она пыталась делать безразличное выражение лица, но в глубине глаз горела живая, всепоглощающая жажда впитывать в себя, что с ним связано. И то, как мужчина допрашивал ее минувшим днем, дало понять женщине, увидеть, как глубоки их чувства друг к другу. Любовь, которая случается один раз на миллион. Любовь до последнего удара сердца. Как и ожидала Харука, Каи вздрогнула и подняла на нее глаза. Синие, мистические озера заглядывали, казалось, в самую душу. Девушка не понимала, зачем медсестра постоянно говорит о нем, но не могла не благодарить за щедрость. — Мне показалось, он решительно настроен помочь тебе, — продолжила Харука. — Да, — опустила голову Каи, точно количество мыслей сделало ее невероятно тяжелой. — Итачи-сан упрям. Поэтому не приходит ко мне. Знает, что я начну отговаривать его. — Не так-то просто остановиться, когда любишь, — многозначительно произнесла Харука. Каи молчала, но щеки ее покрыл румянец. Теплое чувство разлилось в груди девушки, заставив измученное сердце трепетать, словно тысячи бабочек. Девушка могла сколько угодно убеждать себя, что забудет его, что сумеет отказаться от любви к нему. Но эта простая фраза доказала, как глубоко она заблуждалась. Он любит ее. И только ради любви Итачи она хотела жить дальше. — Он должен прекратить это, — тихо проговорила она, чувствуя в голосе подступающие слезы. Девушка хотела, чтобы он освободил их обоих, потому что она не могла. Свет моргнул. Люминесцентные лампы под потолкам затрещали, как полчища цикад в жаркую ночь, перемигиваясь холодным светом. Потом моргнул снова. И еще раз. Все длилось не больше нескольких секунд, но предчувствие чего-то неминуемого, оседая на языке горьким пеплом, скребло горло. Харука Хьюга, повидавшая за свою жизнь не мало ужасных сцен, обхватила себя руками, чувствуя, как липкий холод ползет вдоль спины. — Скачек напряжения, — нарочито бодро сказала она, не отводя взгляда от застывшей, как каменное изваяние Каи. — В такую погоду ничего удивительного. Но, даже если электричество отключат… Договорить медсестра не успела. Словно поджидая именно этих ее слов, мистическая рука переключила рубильник. Свет потух на совсем. Лампы тихо щелкали, остывая. Мониторы аппаратов потухли, но приборы продолжали работать за счет встроенных аккумуляторов. Все затихло и провалилось в звенящую тишину. Темнота упала на плечи, подобно погребальному савану, отрезая палату от всего остального мира. Каи вздрогнула, резко дернувшись, оказавшись в кромешной темноте. Девушка и не подозревала, что до ужаса ее боится, теперь, после того, что случилось в их собственном доме. Мертвое тело отца на полу, в луже собственной крови… Ужасные картины сами оживали перед ее внутренним взором. Широко открытыми глазами девушка смотрела на свои руки, или на то место, где они должны были быть — в темноте ничего не было видно, и ей снова казалось, что ладони залиты кровью отца. В ту ночь в их доме было так же темно и то же странное, страшное чувство сжимало грудь, как тиски. Она чувствовала на себе колючий, цепкий взгляд, не отпускающий ее ни на миг. Руки Каи дрожали, а на глаза навернулись слезы, но она не позволила им сорваться с трепещущих ресниц. Не позволила страху завладеть ее разумом. — Через три минуты включатся аварийные генераторы, — продолжила медсестра, после секундного замешательства. Женщина тоже чувствовала себя неуютно в темнота, хотя раньше никогда не испытывала страха перед ней. Однако сейчас ее не отпускали тревожные мысли. — Нужно лишь подождать. — Сожалею, но Такугава-сан не доживет до этого момента, — прорезал тишину голос, от которого кровь стыла в жилах. Холодный, бесчувственный, точно не принадлежал живому существу. — Я убью ее раньше. Харука вскрикнула и повернулась в сторону говорившего, хотя никого не могла разглядеть, стараясь встать так, чтобы Каи оказалась за ее спиной. Женщина ощутимо ударилась о поручень кровати бедром, но не обратила на это никакого внимания. Она столько лет давила в себе материнский инстинкт, не позволяла себе даже смотреть в сторону дочери, но теперь он расправил крылья и полностью завладел сознанием женщины. Нет, Харука не позволит отнять у нее дочь, когда она только обрела ее, пусть и в качестве медицинской сестры, но это была самая большая их близость за все минувшие годы. Она никому не позволит причинить вред своей дочери! Каи вздрогнула, как от удара хлыстом. Этот голос… Она не помнила его еще минуту назад, но теперь он звенел внутри ее черепной коробке, точно колокол, бьющий в набат. Она уже слышала его, той самой ночью, когда обнаружила тело отца. Когда она рыдала, стоя на коленях перед его теперь бренными останками и только и могла, что спросить: за что? — Ничего личного, — ответил он ей тогда. — Это просто работа. Тогда он должен был убить и ее, но у него не вышло. Теперь он вернулся, чтобы закончить начатое. Девушка ни на миг не сомневалась, что именно сейчас закончиться ее жизнь. И, если пару часов назад она мечтала, чтобы момент смерти настал как можно скорее, сейчас она хотела жить, как никогда раньше. Она отчаянно хотела увидеть Итачи, обнять его, прижаться губами к его горячему, заставляющему ее трепетать, рту. Она так скучала по нему, что ни о чем другом и думать не могла. Сейчас Каи не интересовали условности, ее не смущало их кровное родство и все муки Ада, которые могли ее поджидать, за их любовь. Она будто освободилась от оков и смогла вдохнуть полной грудью лишь перед лицом неминуемой гибели. И сожалела, что не сможет всего этого сказать Итачи. Хотела, чтобы он знал, что она, не смотря ни на что, будет принадлежать ему. — Не знаю кто вы и чего хотите, но лучше убирайтесь отсюда, как можно скорей. Пока сюда не пришла охрана, — спокойным, полным уверенности — и откуда только взялась — голосом произнесла Харука. — Я не стану нажимать экстренную кнопку, если вы немедленно уберетесь отсюда. — Вынужден не согласиться, — понемногу глаза привыкали Каи начали привыкать к темноте и она уже не казалась такой кромешной. Проступали сумрачные очертания предметов и фигура убийцы, зияющая пустотой на темном фоне. И, хотя девушка не могла еще определить его рост и сложение, тем более не могла видеть его лица, кошмар обрел кости и плоть. — Вы ничего не сможете сделать, а если попытаетесь, я выстрелю. Было бы очень благоразумно с вашей стороны, госпожа медсестра, отойти в сторону, заткнуть уши и позволить мне закончить свою работу. — Только через мой труп! — прорычала женщина, охваченная безумной яростью. — Нет! — вскрикнула, в ужасе Каи и попыталась найти в темноте руку медсестры, но схватила только воздух. — Харука-сан, делайте, что он говорит. Прошу. — Послушайте девочку, — поддакнул убийца. — Обойдемся без лишнего героизма. В противном случае, я могу выполнить ваши условия. Харука стиснула ладони в кулаки, сузила глаза. В ее сознании вдруг вспыхнул день, когда Каи появилась на свет. Двадцать один час боли, слез и крови. И какое облегчение и благоговение она испытала, когда, наконец, слушала плач своего ребенка! Женщине не довелось держать свою дочь на руках, не довелось принимать участие в ее жизни. И в этом никто не виноват, кроме нее самой. Харука сама приняла решение отказаться от Каи, от любых прав на нее. Она не верила, что будет питать такую тоску по ребенку, которого не знала. Двадцать лет она жила, убеждая себя, что поступила правильно и не имеет права испытывать сожаление. Но отойти в сторону и позволить убийце совершить то, зачем он пришел не в силах ни одна мать. Женщина облизала пересохшие губы и бросила взгляд на раздвижные двери и за них, в коридор. Даже если полицейский у дверей отлучился, он должен скоро вернуться. Кто-то должен пройти мимо и увидеть, что здесь происходит. Да и свет включится через считанные секунды. Ей просто нужно потянуть время. — Только через мой труп, — повторила она с еще большим нажимом. В голосе звенела твердая решимость, несгибаема воля. Убийца вздохнул, как-то сочувственно и устало, словно старец, которому надоели слова молодого отпрыска, не желающего учиться на собственных ошибках. Он не снизошел даже ответа. Палату осветила яркая, слепящая глаза вспышка, а тишину прорезал тихий хлопок. Харука вздрогнула всем телом, когда с невероятной силой в ее плечо врезался слиток обжигающего пламени. Женщина пошатнулась, не устояв на ногах и отступила, упершись бедром на край койки. Каи вскрикнула. Тонкие пальцы девушки впились в ткань халата медсестры. Харука ничего не чувствовала, кроме обжигающего огня, застрявшего в плече и растекающегося по свисающей плетью руке. Она шумно втянула воздух через стиснутые зубы и выпрямилась с огромным, как оказалось, усилием. Она не отступит в сторону. Не подставит под удар собственного ребенка. Вторая вспышка и хлопок не заставили себя ждать. Медсестру отбросило назад. Женщина повалилась на край постели, но не удержалась на ногах и сползла вниз, оседая на полу. Она чувствовала, как кровь заливает ее руки и бока, ее металлический привкус горчил на губах. Женщина судорожно вдохнула и только теперь волна боли нахлынула на ее сознание, сметая все на своем пути, не оставляя шансов даже огню, пожирающему ее руки, но несмотря на боль, она все еще была жива. По губам женщины скользнула тень улыбки. Она открыла рот, чтобы сказать Каи, что все будет хорошо, но из груди вырвался только невнятный хрип. А потом третья вспышка ослепила ее глаза. Боли Харука уже не почувствовала… Каи вздрогнула и сжалась в комок на постели. Ее голос трусливо сбежал, оставив девушку совершенно одну. Она и сама хотела сбежать, спрятаться, но руку все еще сжимало холодное кольцо металла наручников, прикованных к поручню кровати. Ей некуда было деться и единственное, что оставалось девушке, сжиться в комок и сделаться как можно меньше, чтобы убийца не заметил ее. Ее дыхание, судорожное, сбитое, клокотало в груди, но она не слышала его. Глаза застлали слезы, они текли по щекам, подбородку, капали крупными каплями на колени девушки. Она слышала, как упала на пол медсестра, как прохрипела что-то, и как затихла после третьего выстрела. Харука была мертва, но Каи не желала этой жертвы. Чувство вины застлало рассудок больше, чем страх, превратив девушку в каменную скульптуру. Она не сдвинулась бы с места, даже если бы ее сейчас освободили и разрешили уйти. Убийца приблизился, его шаги были подобны раскату грома, от каждого девушка вздрагивала, но не шевелилась. — Теперь твоя очередь, — спокойным, точно ничего не случилось, голосом, проговорил он. — Не принимай на свой счет, это просто работа. Вспышка четвертого выстрела осветила палату изнутри. *** Наруто расхаживал по палате за наполовину прикрытыми жалюзи, ломая голову над тем, как примириться с Хинатой. Девушка, определенно, решила, что его чувства к Сакуре не прошли. Что он воспользовался ею, ее доверчивостью, податливостью, бесхитростностью, чтобы вызвать ревность своей школьной любви. Так решила бы любая на ее месте и парень не мог винить Хинату в таких поспешных выводах. Проклятье! Сколько раз, оказываясь в щекотливых ситуациях мужчины говорили женщинам, что все не так, как кажется? Глупая отговорка, ничего не приносящая попытка оправдаться. Вот только в случае Узумаки это была единственная правда. От напряжения у Наруто зудело все тело, он то и дело останавливался, чтобы почесать бок, голову или голень, но это не помогало решить возникшую проблему. Молодой человек знал только одно: он не мог отпустить Хинату без боя! Впервые в жизни он так отчаянно нуждался в доверии девушки, что готов был пойти на любые жертвы. Эти чувства не шли ни в какие сравнения с теми, что он испытывал к Сакуре. Наруто остановился, резко развернулся вокруг своей оси и зашагал в противоположный конец палаты. Если бы Саске был здесь, он, определенно, нашел бы способ все исправить. Саске всегда умел находить выход из сложных ситуаций. Его ум работал на совершенно недостижимом для Узумаки уровне. Он бы точно нашел, что посоветовать… Наруто остановился снова и раздраженно махнул рукой. Проклятье! С чего он вообще взял, что Саске может быть экспертом в сердечных делах? Саске никогда не снисходил до того, чтобы питать чувства к представительницам противоположного пола. Сколько Наруто помнил их обоих, Саске никогда не изменял своей роли надменного ублюдка. Он лишь пользовался тем, что девушки сами были готовы ему дать, но и тогда действовал исключительно разборчиво. И все же, никого другого, с кем Наруто мог поделиться своими переживаниями у него не было. Он снова остановился, почти у самых стеклянных стен палаты, бросив взгляд в коридор, через просветы в неплотно задвинутых жалюзи. Молодой человек видел медсестру Хьюга, которая вошла в палату Каи. Видел, как, почти в тот же миг, Микото-сан вышла в коридор и быстро удалилась в сторону центрального холла. Видел офицера полиции, скучающего на своем стуле. Наруто уже собрался вернуться обратно, к своей постели, как, внезапно, все провалилось в темноту. Парень замер, оглядываясь по сторонам. Потухли даже лампочки на медицинской аппаратуре. На мгновение Наруто ощутил приступ клаустрофобии, точно стены палаты сомкнулись вокруг него и теперь давили на плечи. Выставив руку вперед и обшаривая ей воздух перед собой, молодой человек добрался до двери палаты. Он решил выбраться в коридор и узнать, что случилось. Молодой человек знал, что в любой больнице предусмотрена система аварийной подачи энергии, на случай отключения электричества и что генераторы заработают очень скоро, но его удивило и насторожило, что в коридоре не появилось никого с фонариком, чтобы успокоить пациентов. Даже полицейский, охраняющий двери палаты Такугавы не подсвечивал себе дисплеем мобильного телефона в кромешной темноте. Будто мертвая тишина замерла вокруг и это чувство крайне тревожило молодого человека. Он нащупал ручку двери и потянул в сторон. Дверь не подалась. Наруто повторил попытку раз, другой, но, похоже, механизм заело. Парень забарабанил кулаком по стеклу. — Эй! Есть там кто?! Толстое пуленепробиваемое стекло отозвалось гулким стуком, погасив все колебания. По ту сторону стены его никто не услышал бы. Он снова дернул ручку двери и в этот самый момент в палате напротив вспыхнула яркая вспышка. Она ослепила парня и от неожиданности он присел, пригнув голову. Звука не было, он не пробился бы через двойную преграду толстых стекол, но глубоко в сознании Наруто точно знал, что увидел вспышку выстрела. Прежде, чем эта мысль укрепилась в мозгу парня, вспышка повторилась. Больше Узумаки не требовалось доказательств, чтобы осознать все случившееся. Рухнув на колени, он пополз к своей кровати, низко прижимая голову к полу, точно в такой темноте его кто-то мог увидеть. Он забыл о пуленепробиваемых стеклах, забыл обо всем. Ужас, сковавший сердце молодого человека, гнал его вперед. Он знал только, что оказался заперт в стеклянной коробке, а в палате напротив звучали выстрелы и никто не спешил остановить это! Наруто врезался в ножку кровати и поднял руку, шаря по матрасу, пока не нашел пульт с десятком кнопок, среди которых был и экстренный вызов сестры. Молодой человек понятия не имел работает ли эта система в условиях отключения электричества, но попытаться стоило. Он жал на все кнопки подряд, в надежде, что хоть одна из них сработает и персонал больницы поймет, что здесь происходит что-то страшное. После третьей вспышки сердце Наруто, казалось, остановилось. На лбу и над верхней губой выступил холодный липкий пот. С каждой секундой шанс остановить это безумие становился все меньше. И куда подевался офицер полиции?! Наруто не видел, чтобы тот покидал своего поста на стуле около двери. Четвертая вспышка заставила парня вздрогнуть всем телом. Кто знал, чем она отличалась от трех предыдущих, но парень вдруг почувствовал слезу на щеках. Он сжал пульт в кулак и со всей силы ударил им об пол. Толстый пластик, рассчитанный на множество падений и ударов, треснул у него в пальцах. — Бесполезная хрень! — прорычал он каким-то чужим, жутким голосом, которого испугался сам. Отшвырнув в сторону обломки пульта, парень снова пополз к двери. Он понятия не имел, что делать. Снова забарабанил по стеклу с отчаянной силой, наваливаясь на дверную раму всем телом. Проклятая конструкция стояла неподвижно, точно каменный монолит. — Эй! Есть там кто?! Эй! Как не старался парень, срывая голос, коридор отделения оставался темен и пуст. Никто не спешил на помощь, не открылась ни одна дверь. А в следующий момент загорелся свет и, бросив взгляд на соседнюю палату, Наруто завизжал, впервые в жизни, как девчонка.