Не стану отдыха искать от странствий

ее учили падать, вставать и драться Wolfox ____ А мне приснилось, что я проснулась, А в мире что-то перевернулось: Как будто время в кольцо свернулось, И сразу стало понятно мне, Что то, как я за тебя страдала, И старый дом на краю Магдалы, И запах ладана и сандала — Все это было в кошмарном сне. lee) Обе руки у нее были заняты тяжелыми пакетами с продуктами, поэтому Джоан пришлось совершать чудеса акробатики, захлопывая входную дверь ногой и стараясь перед этим не шуметь: на случай если Мэри уже уложила ребенка. Неоднократные эксперименты показали, что Шеннон обладала слухом летучей мыши и спала чутко, словно телохранитель с паранойей: бормотание ведущих телепередач ее не беспокоило, но стоило прозвучать резкому звуку — начинала выть, как сигнал авианалета в фильмах про Вторую мировую. Куда больше семейного сходства, чем хотелось бы, мрачно подумала Джоан, опуская пакеты около двери. Закрыв дверь и подхватив пакеты снова, Джоан начала на цыпочках подниматься на второй этаж... и замерла на середине лестницы. В квартире было тихо. Подозрительно тихо. У Миссис Хадсон не напевало радио, не звенела в кухне посуда и не текла вода, а именно в этот час она обычно принималась за приготовление ужина. Наверху у Мэри не работал телевизор, а Джоан изучила повадки няни досконально: без телевизора эта девушка не могла прожить и четверти часа. Разумеется, у всего этого могло быть совершенно нормальное, рациональное объяснение. Миссис Хадсон вышла в магазин или флиртовать с очередным владельцем кафе. Мэри готовится к экзаменам, для разнообразия уткнувшись в свой сотовый, а Шеннон как раз заснула. Мало ли. Не думая больше над причинами и следствиями, Джоан аккуратно опустила пакеты на ступени и начала подниматься наверх, стараясь не скрипеть половицами. Ни один нормальный человек не берет с собой нелегальный пистолет, собираясь утром на работу и потом за продуктами. Джоан, впрочем, давно бросила притворяться перед самой собой: она прекрасно, до деталей знала свое психическое состояние, и на гормоны не спишешь. Но если у тебя паранойя, это еще не значит, что тебе некого опасаться. Без пистолета за поясом джинсов она вот уже полтора года чувствовала себя неуютно. Дверь в гостиную оказалась полуоткрыта. Два шага в сторону, прижаться к стене. Быстрый взгляд, перенести вес на левую ногу, с правой вперед. Тихо, мальчик, вот ты и на мушке. Высокий, плечистый человек стоял напротив окна к ней спиной, рядом с детской кроваткой. — Ты под прицелом. Медленно и осторожно опусти ребенка на кровать, отойди на два шага в сторону и обернись, — очень спокойно и четко произнесла она. Если это Мэри просто привела своего бойфренда, она еще скажет ей пару ласковых. И извинится. Извиниться — это всегда успеется. Она была готова, что гость вздрогнет, запротестует, обернется — в общем, как-то проявит свою гражданскую суть. Большинство людей стремительно глупеют, когда им начинаешь угрожать; ну не верят обычные честные англичане, что с ними может что-то такое случиться в повседневной жизни, хотя, казалось бы, взрывы в метро и регулярные выпуски новостей должны уже научить. Однако гость повел себя таким образом, что подтвердил наихудшие подозрения Джоан. Услышав ее голос, он замер. Аккуратно опустил Шеннон в кроватку. Та — удивительно, неспящая! — тотчас издала недовольный вопль. Ну да, на ручках мы любим... Если б ты еще умела отличать, малявка... Мозгов как у собачонки в этом возрасте, черт. Человек отошел на два шага влево, как она велела, и медленно развернулся, держа руки в воздухе. И вот тут настала очередь Джоан застыть. Сначала она подумала про грим, силикон и несмешные шутки. Потом вспомнила свои визиты на кладбище. «Если в твоей могиле были микрофоны, — хотела она сказать вслух, — то ты, черт возьми, заслужил весь магазин». Но оказалось, что губы ее не слушаются. Не говоря уже о руках, которые закаменели на пистолете мертвой хваткой, и о глазах, которые переключились в режим туннельного зрения — шок, еще бы. «Он может быть призраком, — пришла следующая мысль, показавшаяся чрезвычайно логичной и разумной. — Надо взять Шеннон и посмотреть, жива ли, потому что если призрак, и он держал ее на руках...» Но подумать было легче, чем сделать: детская кроватка и другой угол комнаты внезапно оказались за тысячу миль и сто лет назад. «Господи, только бы не спустить курок! — колени уже подкашивались. — Предохранитель снят...» Что-то ударилось об пол — Джоан не сразу поняла, что это ее колени. Ноги все-таки подвели, но она сосредоточилась на руках: нужно было смотреть на них, чтобы, не дай бог, пальцы не дернулись и не наделали дырок в том, кто должен был умереть полтора года назад. Кто не имел права умирать полтора года назад и уж тем более — сейчас. Забытые широкие руки обхватили ее запястья. Забытые пальцы аккуратно вернули предохранитель на место и ловко освободили пистолет. Забытая рука обняла за плечи; стоило вдохнуть сквозь стиснутые зубы — и пришел забытый запах. — Извини... — шептал Шерлок. — Извини, я не хотел тебя пугать. Она меня знает. Шеннон. Я... приходил, держал ее на руках. Я был в больнице, в палате, когда никто не видел.... я брал ее на руки, она меня знает... «Болван, — подумала Джоан и вжалась лбом в его пиджак. — Тебя все равно нет». *** Мой друг... мой... Шерлок. Шерлок Холмс. Его больше нет. Совсем нет. Нет и не будет. Это чертовски просто на самом деле. Люди умирают. Разбиваются на машинах, взрываются в вертолетах, падают на землю, прошитые пулями и осколками, превращаются в мешанину из мяса, крови и дерьма — ей же ей, даже завзятого каннибала не впечатлило бы. Потом приходят в кошмарах. Или не приходят. Шерлок не приходил, не снился ни разу, после того его дурацкого, идиотского шага с крыши, на тротуар. «Я не могу спуститься, поэтому придется так...» Блядь, гений, что б его! Забыл, что не умеет летать? Чего хотел добиться? Сказать, что Джоан была зла на него, значит, ничего не сказать. Она съехала с Бейкер-стрит тогда не потому, что так уж переживала; это было бы очень в характере, не так ли — переживать?.. Нет, она боялась, ознобно, до скрежета в зубах, что разнесет все. Посрывает со стен фотографии, картины и обои. Обрушит книжные полки. Разворошит камин, корежа газовые трубы декоративной кочергой. Разобьет все эти драгоценные шерлоковские пробирки и выкинет из окна микроскоп. Ей очень хотелось это сделать, поэтому она полдня просидела в кресле, молча сжимая кулаки, потом собрала сумку и ушла, поцеловав миссис Хадсон в щеку на прощание. И на следующий день записалась к психотерапевту. Она прекрасно понимала, что с ней творится, и ей не хотелось однажды вытащить пистолет и выйти с ним на Трафальгарскую площадь. Или на Тауэрский мост. В конце концов, люди же не виноваты. Она не Шерлок, она не заставит кого-то еще страдать из-за ее поступков или из-за ее расстроенной психики. Визит к психотерапевту оказался ошибкой. Она сидела у нее в кабинете, пыталась сказать «мой друг», и слова застревали в горле. Друг. Он сам сказал ей тогда в Баскервиле: у меня нет друзей. А потом, вечером, сидя на краю постели, неожиданно тихим, полузадушенным голосом, как будто тяжело было говорить, признался: потому что ты — больше. Тогда ей казалось, что оно, это «больше», лишнее и на самом деле не нужно ни ему, ни ей... Знакомый кабинет, знакомые дипломы Эллы на стене навевали воспоминания. Как будто проваливаешься на полтора года назад, туда, когда еще нет Шерлока, мать его, Холмса, и Бейкер-стрит еще не стала домом, и вообще дома ни хрена нет, а есть дурацкая алюминиевая трость, слишком мешковатая одежда, скудная пенсия и необходимость мило улыбаться случайно встреченным старым знакомым, потому что Джоан не собиралась перегружать на них свои проблемы. К счастью, Элла хоть не стала задавать дурацких вопросов о сексуальной жизни. Не то чтобы Джоан теперь стала бы что-то отрицать — какая уже разница. Все, кому надо, и так поняли, что она охотно бросилась бы с этой крыши сама. И секс тут, кстати, ни причем — когда она кидалась на Мориарти, обвешанная семтексом, ничего еще не случилось, и не было потом почти год — но кому это в наше время объяснишь? В бассейне, Шерлок обругал ее идиоткой без намека на инстинкт самосохранения — это когда сам как раз почесывал затылок пистолетным дулом. У Джоан еле сил хватило улыбнуться, пока она отчаянно глотала переполненный хлоркой воздух. — Официально заявляю, что ты проклятый шовинист, и это будет в следующей записи блога. Будь на моем месте мужик, ты бы просто поблагодарил. Шерлок все понял правильно — хмыкнул и улыбнулся неожиданно искренне: — Едва ли кто-то мог оказаться на твоем месте. А потом появился Мориарти со своим звонком от Ирэн Адлер (Джоан, конечно, только потом догадалась, что это была Ирэн), и все полетело к чертям. Но бассейн случился в две тысячи одиннадцатом, а семнадцатого (или восемнадцатого?) июня две тысячи двенадцатого Джоан просто просидела час у психотерапевта, либо молча, либо односложно отвечая на вопросы. И ушла. И поехала на кладбище на следующий день, где не смогла плакать, хотя даже закрывала глаза руками, надеясь, что уж тогда-то слезы, огражденные от мира, все-таки появятся. Но слез не было, была только огненная дуга в груди, пульсирующая попеременно то нестерпимой болью, то ледяной бесчувственностью. Заготовленная речь, та, которую Джоан сочиняла накануне в номере гостиницы и даже репетировала перед зеркалом, мучительно избегая слов «любовь», «друг» или «партнер», вдруг рассыпалась на осколки, отказалась произноситься. Осталось только неуклюжее, выстраданное, искреннее: — Я больше не знаю, как жить без тебя. Пожалуйста, перестань быть мертвым. Пусть все это будет фокусом. Пожалуйста. Но слова не подействовали. Фокуса не случилось. Случилось чудо — горше и больше любого, на что Джоан рискнула бы надеяться. *** Джоан долго не давала себе поверить. «Это нервы, — говорила она и отказывалась даже от пива. — Или даже уже возраст. Мне, знаете ли, ближе к сорока, чем к тридцати». «Слишком мало шансов», — думала в другой раз и глотала общеукрепляющие витамины, купленные в аптеке без всякой задней мысли. На второй месяц она, однако, приобрела тесты. Получив результаты — к этому моменту уже ожидаемые — Джоан ничуть не удивилась. В то время она гостила у Гарри, среди всей этой неудобной дизайнерской мебели, огромного количества зеркал и острых углов. Джоан подумала, не сказать ли сестре, даже зашла к ней в комнату, поглядела на нее — та спала на огромной пустой кровати в позе эмбриона, обняв и прижав к себе две подушки сразу. У Гарри были небольшие усики над верхней губой, которые она принципиально не депилировала, и очень красивые ноги, даже Джоан могла оценить. Гарри, наверное, была бы рада племяннику или племяннице. Очень рада. Джоан прикусила губу, вернулась в свою комнату и, вытащив из-под подушки блокнот, начала составлять список. Первым пунктом значилось: «Найти жилье». Вторым — «доп. работа». Надо будет позволить Гарри себя уговорить, пусть покажет, как пишутся эти дурацкие новостные статьи. Не может же оно отнимать много времени. В конце концов, многим людям нравился ее блог... Нет, не думать о блоге. Третьим она записала: «Посетить врача». Когда собираешься выносить первого ребенка в ее возрасте, нужно быть максимально осторожной. Особенно учитывая, что не так давно она пережила сотрясение мозга и сильнейший стресс. Джоан никогда не стремилась иметь детей; не сказать, чтобы она сознательно это все отрицала или симпатизировала чайлд фри, просто ей всегда казалось, что она «не из тех». Лет с двадцати казалось. Соответственно, все, что она знала о беременности и младенцах, ограничивалось общими курсами в колледже и кое-какими случайно подцепленными знаниями из телевизора. Она подумала, не поискать ли информацию в Интернете, потом посмотрела на часы и отказалась от этой мысли. Вместо того, чтобы открыть ноутбук, Джоан пошла в душ, почистила зубы и дисциплинированно легла спать — что удивительно, сразу заснула. Проснулась она среди ночи, как от толчка. Показалось, что ей разрезали живот, и она кровоточит, а кровь заливает простыни и капает на пол. Ужасно болело плечо, руку трясло, как будто ее подключили к электрическому току. К счастью, Джоан не закричала; она только съежилась на кровати, неосознанно копируя позу Гарри, и обхватила руками живот, словно стремясь защитить. Вот тут-то слезы наконец прорвались, горячим, соленым потоком. Она плакала, всхлипывая, как не плакала никогда, даже в детстве, вытирая мокрое лицо о подушки и простыни, и надеясь, что Гарри не услышит — впрочем, виски хорошее снотворное... Между всхлипами Джоан бормотала — «спасибо, спасибо»; просто одно слово, повторенное бесконечной скороговоркой, бесполезное в белой гостевой спальне. Кому нужно ее «спасибо»? Кого она благодарила? Джоан не знала; ее буквально рвало благодарностью, ее выворачивало изнутри наружу, и она знала — она сделает все, чтобы выносить и родить этого ребенка. Абсолютно все. *** — Джоан, — шепот у Шерлока был горячий, вязкий; утонуть можно в таком шепоте, если постараться. — Джоан, пожалуйста, дыши. Дыши. Вот так. Все хорошо. Я здесь. Я правда здесь. Наверное, Джоан говорила что-то вслух насчет того, что его нет, и что он труп, и что лучше бы они тогда сдохли оба в бассейне, или в этой чертовой лаборатории потравились, или пусть бы их Голем задушил обоих — может, истерика, но сухая, холодная, без рыданий — Ты чужой, — прошипела она, сквозь тяжело и ватное, что поселилось у нее в горле вместо воздуховодов. — Отвечай мне, быстро, как назвала меня Салли в первый раз, когда мы были на месте преступления? — Она сказала, что рада познакомиться с моей мамочкой. — А ты ответил... — А я сравнил твою и ее внешность не в ее пользу, что было относительно несложно. — И я тогда удивилась... — Джоан то ли всхлипнула, то ли усмехнулась. — А потом был этот разговор у Анджело, когда он извинился за свечу, и я еще подумала... — Ты подумала, что либо я гей, либо ты невыразимо ужасно выглядишь, раз никто даже не принимает нас за парочку. И тут же мысленно добавила, что, разумеется, этот оксбриджский мальчик точно не в твоем вкусе. — Снобистский всезнайка, — слабо поправила Джоан. — Я никогда не считала тебя мальчиком, — она потерлась лбом о его плечо; на нем был нетипичный темный пиджак поверх полосатой футболки. — Ты галлюцинация, — добавила она. — Ты читаешь мои мысли. Я тебе этого не рассказывала. — Я знал, — просто ответил он. — Кстати, ты выглядела адекватно. А вот твои попытки наложить грим или приодеться граничат с преступлением против хорошего вкуса. — У меня полголовы седые. — Люблю смотреть на дело рук своих. Вот теперь Джоан засмеялась почти по-настоящему. И тут же слабо заплакала, завозилась в кроватке Шеннон. — Ее нужно покормить? — тревожно оглянулся Шерлок, и в голосе его звучала такая паника, что Джоан рассмеялась еще сильнее и вынуждена была снова схватиться за сердце, переводя дыхание.. — Мэри должна была покормить ее полчаса назад, если она соблюдала мое расписание. — Да, я... прервал ее, — Шерлок нахмурился. — Я думал, ты кормишь грудью? — Уже полгода как молоко пропало, — Джоан пожала плечами. — Нет, она просто хочет на руки. Я возьму. Она попыталась встать, но ноги не держали. Шерлок поднял ее, усадил на диван. Было так странно снова цепляться за него, как если бы они опять участвовали в каком-то расследовании, и ее частично задушили, или подстрелили, и она истекает кровью... Нет, нет, больше всего похоже на тот случай с жилетом со взрывчаткой. Ноги подгибаются даже сильнее. Шерлок довольно ловко — видно, не врал, в самом деле практиковался — взял на руки Шеннон, поглядел на Джоан. Видимо, она не смогла скрыть паническое выражение лица: вид дочери на руках у Шерлока больше всего напоминал оживший бред. А кроме того, ей сразу же захотелось отнять ребенка у постороннего мужчины — чужак означает опасность. Шерлок, кажется, понял — отдал Шеннон ей, и она прижала девочку к себе, успокаиваясь. Шеннон пахла знакомо: молоком, детской присыпкой, чистым хлопком. Шерлок стоял напротив, словно картинка, вырезанная из воспоминаний — ничуть не изменился за два года. — Я... — начал Шерлок чуть ли не дрожащим голосом и тут же собрался. — Джоан, я не умею и не собираюсь извиняться. Мое отсутствие и этот спектакль на крыше были совершенно необходимы, но я прекрасно понимаю, что у тебя нет никаких... — Дай руку. — Что? — удивился он. — Руку. Сядь рядом или встань позади, неважно, и положи руку мне на плечо. Да, вот так. Знакомое давление на плече сквозь свитер; теплые пальцы скользнули по шее у кромки волос. — Да, — Джоан закрыла глаза. — Да, да, конечно. Сейчас ты все мне расскажешь. Это как отходить от наркоза. Сознание возвращается не сразу, постепенно.