magic - madness - heaven - sin

bluejins 02:32 иногда я удивляюсь тому сколько она может орать на меня мне кажется она пока меня рожала столько не орала j00n 02:33 что на этот раз? bluejins 02:35 да хоть этот хоть предыдущий как обычно ты за тест что получил? j00n 02:37 95 bluejins 02:40 это ты еще гений английского я получил 93 ссэм сразу же позвонила домой сказала у меня падает успеваемость мать взъебенилась что я себя будущего лишаю что я ленивый бездарь и позор нашей светлой фамилии j00n 02:43 ты же знаешь, что оценки тебя не определяют bluejins 02:48 я знаю, но мне это все так остопиздело поперек горла уже блядь стоит делай это делай то дыши так тут не дыши я только моргну и вся эта злоебучая кодла преподов хватается за телефон и начинается j00n 02:51 никогда не видел чтобы ты столько матерился :) bluejins 02:52 это все твое дурное влияние j00n 02:53 мне нравится :) bluejins 02:53 да пошел ты j00n 02:54 ты обиделся? эй я пошутил, правда, извини bluejins 02:59 я за водой отошел, а ты уже разнылся совсем без меня не можешь? j00n 03:00 как же я без тебя :) Джин блокирует телефон и уставляется в потолок. Легко. Легко ты без меня. Иногда Джину кажется, что он знаком с двумя разными людьми, потому что человек, сидящий с ним в какао допоздна, совершенно не похож на Ким Намджуна, с которым он учится в одном классе. Несколько раз что-то внутри него безумно порывалось залезть в чужой телефон, проверить, может быть, это шутка, розыгрыш, ошибка в номере — но он слишком хорошо знает Намджуна. Или знал. — Ли Сонхен, Сон Гаюн, — перечисляет он, проходясь по рядам и раздавая проверенные тесты, — Ким Намджун, — произносит следом и не глядя отправляется дальше. И на этом их взаимодействие заканчивается. В обычной жизни — потому что, как только они оба окажутся дома, Намджун напишет ему первым, и они будут разговаривать взахлеб, километрами, голодные друг до друга, будто не виделись десять лет. И это поразительно, насколько остро ощущается контраст, ведь Намджуну из какао-чата верит вслепую, рассказывает столько, сколько о нем ни одна живая душа не знает. С Намджуном из реальности они даже не здороваются. Джину со своей парты виден только лохматый намджунов затылок, но он не сверлит его взглядом, уже нет. В младшей и средней школе они были лучшими друзьями. Встречались за два перекрестка до школы, чтобы успеть наговориться до уроков, вместе проводили перемены и то несправедливое количество часов, что оставалось в забитом родителями расписании Джина. Иногда в игровом клубе, иногда на велосипедах, но гораздо чаще у Намджуна. Он не помнит, что там было в его жизни без Намджуна, да это и не имело значение — он срывался по окончанию всех своих бессмысленных кружков и репетиторов и бежал к Намджуну домой. Он знает, как пахнет его кровать, какие дурацкие плакаты висят над его кроватью, что футболки хранятся в третьем ящике шкафа — или знал. На последний год средней школы Джина увезли в Австралию, у родителей была затяжная командировка, а у Джина — душераздирающее отчаяние. Он не знал, зачем он здесь, за что он здесь, не знал людей и их порядки, и в чужом мире чувствовал себя как нелепый инопланетянин, который орет от ужаса в своем скафандре из бронебойного стекла, и ни одна живая душа его не слышит, только он глохнет день за днем от собственного крика. Первые несколько недель они еще переписывались с Намджуном, а потом все заглохло — он то ли не выдержал быть единственным напоминанием о нормальной жизни, в которое Джин вцепился насмерть, то ли это было неизбежно с самого начала. Намджун, наверное, нашел нового друга, Джин просто замкнулся в себе, стараясь думать только о том, что нужно всего лишь потерпеть, он вернется и все будет как раньше. Но, когда он вернулся, как раньше уже ничего не было. Джин увидел его во дворе перед школой, даже не сам, сам он его попросту не узнал бы. — Новенький? — спросил его какой-то проходящий мимо паренек. — Вроде того, — растерянно отозвался Джин, оглядываясь. Год прошел, а по ощущениям лет сто. — Аккуратнее будь, вон тем на глаза не попадайся, — парень указывает куда-то вдаль. Джин замечает компанию на скамейке, и в этот момент попадается на глаза именно Намджуну. Вернее, парню, который на Намджуна похож очень отдаленно, но Джин узнает его по тому, как глупо искажается удивлением лицо. Ему только 17, а он уже на полголовы выше, но все такой же долговязый, смешной; демонстративно оттянутый галстук висит на нем очень нелепо. Джин бы смеялся — нашелся бэдбой, господи, с какими придурками ты там связался, — но тупо стоит посреди двора и смотрит. Сердце колотится так сильно, что больно дышать, мысли бешено разбиваются друг об друга «помахать? улыбнуться? подойти? подбежать, стиснуть его в объятии и сказать, что скучал больше жизни, что плохо без него было, невыносимо?». Но Намджун отворачивается, и в голове лопается звонкая тишина. Все. Почему-то никто в классе ни разу не спросил, почему они больше не общаются, будто все так и должно быть. Джин сам не знает почему, может быть, они просто оба стали другими. Изменения в себе становятся заметнее вместе с тем, как меняется вся жизнь без Намджуна, потому что быть запертым наедине с собой открывает в нем все больше нового о том, кто он есть на самом деле. И неизвестно, что хуже, потому что так же странно ему быть одному, как быть в толпе маловажных знакомых. Он быстро прибивается к какой-то группе элитного отребья в классе — вернее, они прибиваются к нему, — ведь он улыбчивый, остроумный, смышленый, знает себе цену и, разумеется, из хорошей семьи. Джин ничего этого за собой не чувствует, но легко может отыграть. Намджуну он не нужен, у него свои друзья, и Джину кажется, что он тоже так может, ну и ладно, что теперь, разошлись и разошлись. Кажется. Потому что в момент, когда отвращение к реальности становится настолько невыносимым, что он больше не может в неё играть, он пишет Намджуну. Что-то совсем бредовое, мелкое, вроде «как дела?» или «ты видел, какой прикольный велик у Сандыля?», ржёт потом истерически часа два, прикидывая, что будет веселее, если Намджун сменил номер или если не сменил и видит эту хрень спустя год тишины. Но Намджун отвечает, будто год приснился им обоим, и Джин, общаясь с ним в тот вечер, боится даже моргнуть, настолько хрупким, невероятным кажется нежданное перемирие. Заходить в класс на следующее утро и видеть Намджуна гораздо страшнее, чем в день возвращения в школу. Может, так просто сложились обстоятельства, или, скорее, они оба кромешные идиоты, но Джин, просидев за телефоном до утра, почти опаздывает на урок, приходится нестись на свое место, рассчитывая едва ли на то, что Намджун на него хотя бы посмотрит. Но Джину так страшно, что он не смотрит сам, а потом начинается урок, потом второй, третий, и еще три месяца, за которые они так и не начинают разговаривать вживую. bluejins 23:13 она хочет впихнуть мне еще одного репетитора слышишь свист? это у меня кукуха отъезжает j00n 23:15 и ты согласился? bluejins 23:16 какой у меня есть выбор? она на мою жизнь план составила на 40 лет вперед куда я поступлю, где работать буду, про невесту заикнулась, но только однажды, наверно увидела, что у меня седина от ужаса пошла j00n 23:20 но ты же в топе класса? нахрена тебе репетитор? bluejins 23:21 может думает мне без этого не хватит мозгов поступить или чтобы указать в резюме ах да мне же уже приготовили место в компании какое резюме ха ха j00n 23:24 совсем забыл что разговариваю с будущим сео будешь как в вебтунах красавчик гендир даже как-то неловко с таким важным человеком разговаривать bluejins 23:26 ну ничего ничего кланяться будешь попозже увидишь мое лицо на обложке форбс, можешь срезать на память и плакать в него j00n 23:28 ненене боюсь ослепнуть от красоты у меня и так зрение плохое bluejins 23:28 пошел ты ㅋㅋㅋ Джин с каменной рожей откладывает телефон, накрывает лицо подушкой и орет в нее. Ослепнуть от красоты он боится, понимаете ли. Как у него вообще язык поворачивается такое говорить. Неужели только Джин один лежит в темноте и смущенно кринжится всем существом от этого неловкого комплимента? Неужели только ему кажется, что нельзя такое говорить? У них, конечно же, есть запретные темы. Они не записывают голосовые, не обмениваются фотками, не обсуждают ничего, что начиналось бы «видел, как ты сегодня сшиб парту» или «мне нравятся джинсы, в которых ты сегодня пришел», будто не сговариваясь решают, что их реальные версии и виртуальные копии не имеют ничего общего. Что если хотя бы намеком напомнить, что они существуют рядом, замечают что-то друг в друге, что у них не получается представлять серое пятно на месте когда-то лучшего друга — их театральное представление онлайн вскроется честностью, за которую они не готовы платить. Джин рассказывает ему все, про тяжелые отношения с родителями, про переживания, про то, как он, захлебываясь, беспомощно тонет в своей жизни, но не может признаться, что Ким Намджун — или то, что от него осталось в воспоминаниях Джина — и есть причина, благодаря которой он еще держится на плаву. Ведь в пределах какао-чата Ким Намджуна и Ким Сокджина не существует. — Ты чего залипаешь? — говорит кто-то и тычет локтем в бок. Джин промаргивается. Компания за обедом в столовке что-то бурно обсуждает, но он вообще не помнит что. — А? — Говорю, пойдешь с нами в субботу гулять? Миен обещала привести подружек. — Конечно пойду, — вылетает у него по привычке. Он не хочет никуда идти, он не знает этих людей, и они не знают его, но почему-то это никого не волнует, будто они следуют программе, где надо держаться вместе, проводить время, изображать интерес, потому что так заведено, так правильно. Джин пойдет с ними, будет шутить, улыбаться и чувствовать себя самым одиноким человеком во вселенной. — Нас как раз получится семеро, еще Джехван обещал подойти. А вон он, ну мы сейчас как раз спросим. Джин прослеживает чужой взгляд, смотрит, как Джехван, идущий к их столу, на пару секунд замедляется, когда проходит мимо компании Намджуна, только заходящей в столовую, и, обменявшись какими-то нелестными комментариями с одним из намджуновских дружков, продолжает идти. — Когда-нибудь они сцепятся прям в школе. — На глазах учителей? Это вряд ли. — Вот посмотришь. Эти упыри же только вместе ходят, будут его ловить. — Так ты его предупреди. — Зачем? Я ему говорил не связываться с мусором, он все равно полез. Джин в разговор за столом особо не вслушивается, ему до друзей Намджуна нет никакого дела, он наблюдает за самим Намджуном, как он волочится за остальными с настолько же не воодушевленным видом, как, наверное, и у Джина. Намджун рядом с этими людьми такой нелепый, странный, пиджак расстегнут, галстук подспущен — на уроках он его обязательно затягивает обратно, Джин как увидел это первый раз, так давился от хохота в кулак. Компания садится за стол, громко обсуждает что-то, но Намджун ест практически молча, только иногда не в самой правдоподобной радости тянет уголок губ на чьи-то шутки, Джин в его лицо смотрится как в зеркало. Или, может быть, как в экран телевизора, по которому крутят фильм про его, Джина, жизнь, но почему-то с другим актером. Реальность вдруг теряет звук, теряет скорость, только они вдвоем выбиваются из красивой картинки, сходясь в монохроме. Джин рассматривает спокойное, почти усталое лицо, как он жует без охоты, машинально, наверное, тоже из-за недосыпа или потому что для него — тоже — реальность не имеет ни смысла, ни вкуса. И вдруг поднимает взгляд. Джин знает, что Намджун его, скорее всего, не видит, он же не носит очки вне уроков ради крутости, он, возможно, даже не смотрит, а просто уставляется вперед пустым взглядом. И у Джина горько, в один тон с чужой заколоченной тоской, ноет под сердцем. bluejins 01:54 ты ведь знаешь что тебе не идет образ бэд боя? j00n 01:55 знаю, но у меня нет такого лица как у тебя чтобы раскидываться компаниями bluejins 01:56 что это значит j00n 01:58 что вряд ли я смогу влиться в какую-то компанию если буду скучным ким намджуном bluejins 02:00 и стоит оно тогда того? j00n 02:01 все люди боятся перестать быть частью социальной цепочки bluejins 02:02 поэтому ты прикидываешься недалеким интересно а чего ты на самом деле боишься? j00n 02:06 потерять мечту, а ты? «Что однажды мы перестанем общаться. Ты моя социальная цепочка. Единственное важное звено» bluejins 02:10 а что хуже, потерять мечту или никогда ее не иметь? j00n 02:11 разве можно не иметь мечту? bluejins 02:11 наверное j00n 02:12 а ты не ответил на вопрос bluejins 02:13 поздно уже, пошли спать j00n 02:14 эй! bluejins 02:14 споки намджун: 3 Джин аж подскакивает на кровати с телефоном в руке. Черт. Он назвал его по имени. Черт. Они никогда этого не делают. А если он завтра вообще не напишет? А если Джин перешел черту? Хотя он давно уже не перешел, а перебежал, прям в спринте, думать об этом надо было до того, как он впал в зависимость от их постоянных разговоров. Может, так даже будет лучше, если Намджун больше не напишет. На самом деле, Джин знает, почему именно он так и не решился заговорить с Намджуном. Он не дурак, и не имеет привычки бегать от себя, поэтому если чувствует что-то, то старается понять как с этим жить и живет дальше. Влюбленность в Намджуна, которую он осознал, стоя во дворе в первый день возвращения в школу, в этот список не входит. Он всегда знал, что Намджун ему очень дорог, но в тот момент Джин впервые почувствовал, что вырос, что Намджун вырос тоже — и глубокая детская привязанность как будто выросла вместе с ними. Иногда он малодушно утешается мыслью, что это действительно к лучшему, потому что у него нет шансов с Намджуном ни в каком из смыслов, а так он, может быть, перебьется вот таким общением, пока не перерастет и это тоже. Проблема только в том, что Намджун очень часто вообще не фильтрует, что пишет. Иногда это очаровательно, потому что нежной откровенности в нем как в привязчивом медвежонке. А иногда настолько на грани, что Джин почти готов поверить, что Намджун это специально. j00n 19:23 мама сегодня спрашивала какие у меня планы на поступление bluejins 19:24 она разве не сказала тебе куда поступать? j00n 19:26 не я как-то ляпнул что сколочу рок группу и поеду по стране и она просто вздохнула и сказала что поищет муз колледжи bluejins 19:28 охренеть ты и рокер ааааподжщнпсми мне нельзя столько ржать j00n 19:29 что ты имеешь против рок музыки? bluejins 19:30 мне нравится рок музыка, но ты? рокер? ㅋㅋㅋㅋㅋㅋ j00n 19:33 представь как классно было бы играть в клубах ездить в оклеенных минивэнах ночевать где придётся, встречать рассветы у реки bluejins 19:36 какой ты омерзительно романтичный ㅋㅋㅋ j00n 19:39 я бы взял тебя с собой мы бы столько всего могли посмотреть я бы научил тебя играть на гитаре, мы бы назвали её как нибудь вместе. классно же было бы, правда? Классно, думает Джин, ненадолго отбрасывая телефон в одеяло. Классно, и совершенно нечестно. Намджун ему много чего рассказывает из личного, но как будто чувствует, что Джин перед ним не просто открыт, а распахнут настежь, и бросается такими словами совершенно не боясь, с одной ему известной целью, а Джину каждое неосуществимое «а если бы», каждое неосторожное, несерьезное «ты красивый» бьёт по больному. Намджун знает слишком много, и ему, чтобы ранить, не нужно даже целиться. В классе неспокойно уже с утра, компания Джина гавкается с намджуновой до замечаний от учителя, и если первые несколько уроков они терпят, то к большой перемене растущее напряжение взрывается как кровавый фейерверк. Джин пропускает начало конфликта, видит уже потом, как Джехван почему-то сцепляется с Намджуном, и если за спиной второго собрались все, то поддержать Джехвана не выходит никто из своих, и этого достаточно, чтобы спасовать даже перед неконфликтным Намджуном. Тот заводится не от злости, а от раздражения, Джин знает, что его очень бесит, когда к нему цепляются без причины, но в остальном Намджун никогда не полезет с войной. Свои подначивают его из-за плеча, раззадоривают, Джехван отбивается все неувереннее, на лице проскакивает испуг, и Джин почему-то только сейчас чувствует себя действительно причастным. Возможно, потому что страшнее, чем чувствовать себя брошенным всеми — таковым оказаться в реальности. Он осознает, что делает, только когда уже влетает между двумя, закрывая Джехвана собой. — Хватит. Раздражение слетает с лица Намджуна, тут же замещая почти смешной растерянностью — он похож на щенка, которому в мордашку брызнули из шланга. Джин бы смеялся, но у него так сердце колотится, что вся картинка вокруг Намджуна мелко вибрирует. — Смотрите-ка, нашёлся защитник, — гнусавит кто-то за спиной Намджуна. — Он первый ко мне полез, — с трудом выдавливает тот. Это не то, о чем они должны говорить впервые за почти полтора года, господи, что же они делают… — Вы оба неправы. — Да что ты говоришь, господин староста? — смеётся кто-то. — Ты предлагаешь мне просто проглотить все, что он мне сейчас сказал? — Намджун хмурится. И вот здесь Джин ощущает совсем другое напряжение, страшнее, непредсказуемее, недосказанное и копившееся месяцами. — Так его, Намджун! — Я предлагаю, — спокойно говорит Джин, — чтобы вы разошлись по-хорошему, пока не нарвались на проблемы оба. — Скажи ему! — Проблемы будут только у него, — отвечает Намджун, и лицо его морщится, то ли от раздражения, то ли от нервозности, его эти выкрики за спиной, видимо, бесят ещё больше, чем Джина. — Потому что вы набросились на одного всей кучей, как трусы? — Эй, слышь! Намджун, втащи ему по красивой роже! — А ты его защищаешь, потому что он маменькин сынок как ты сам? Ого. Джин застывает на месте, одним чудом умудрившись удержать невозмутимое выражение. Друзья Намджуна ржут, Джехван что-то кричит за спиной, но Джин слышит звук будто под водой, только картинка чёткая, взявшая испуганное, раненое сожалением лицо Намджуна в главный фокус. — Что здесь происходит? — доносится голос учителя. — Староста! Джин разворачивается к двери, а перед глазами все ещё лицо Намджуна, мутное как пятна от долгого смотрения на солнце. — Все по местам и чтобы ни звука! Староста, за мной. Джин послушно выходит в коридор, учитель смотрит на него, нахмурившись, но недовольство вдруг меняется испугом, и Джин не сразу понимает, почему. — Сокджин-щи? — с неожиданным трепетом спрашивает учитель. Джин только сейчас замечает, что у него льется по щекам. Он растерянно вытирает лицо, а слезы все льются, и льются, и льются. — Я прошу прощения, учитель, — он кланяется, и несколько капель разбивается об ботинки, — позволите ли вы мне отлучиться в туалет? — Да, конечно, — растерянно говорит мужчина, напуганный слезами гораздо больше Джина, — иди, мы обсудим это позже. Джин кланяется снова, разворачивается и уходит. Когда дверь класса щёлкает в пустом коридоре, тишина наваливается всем весом, и Джин уже не идёт, а бежит, яростно растирая лицо. Чёртовы слезы не заканчиваются. В кармане вибрирует. Джин вламывается в туалет, умывается холодной водой, но когда смотрит в зеркало, слезы начинаются снова. В кармане вибрирует. В том, что сказал Намджун, не было ни слова неправды. Он действительно маменькин сынок, он делает то, что она скажет, ведёт себя так, как ей удобно, но слова Намджуна влетают в него как жгучая пощечина, впервые не укрепляя его защиту, а пуская по ней трещины, обнажая правду. Джин не боится быть «маменькиным сынком», он боится так никогда и не начать жить своей жизнью, не иметь на это шанса. В кармане вибрирует почти без остановки. Джин достает телефон. j00n 15:14 прости меня. Джин приваливается к стенке спиной, смотрит в потолок, беспомощно кусая губы. Что ему делать? Зачем это все? j00n 15:16 черт. джин, пожалуйста, прости меня, я не должен был этого говорить прости я такой идиот прости меня джин j00n 15:23 ты в порядке? джин? j00n 15:35 я пойму, если ты больше не захочешь общаться пожалуйста, просто напиши, что ты в порядке да в каком порядке я что дебил господи пожалуйста, напиши, если тебя наказали и все я скажу что первый начал пусть наказывают меня джин? Когда телефон вдруг звонит, Джин его чуть не роняет. Волнение пробивает до того сильно, что он перестаёт плакать, просто смотрит в ужасе на телефон, звонящий без остановки. Он пожалеет об этом, он пожалеет о этом, он… Он принимает вызов. И молчит. — Джин? — осторожно уточняет Намджун. Под рёбрами заходится душно, тяжело, с омерзительной радостью. Джин ничего не может поделать с тем, что хочет быть ему важным. Что слышит это в его голосе. — Нет, блин, администрация президента, — раздражённо вздыхает он, сползая на пол. — Иди обратно в класс. — Прости меня. — Возвращайся. — Прости меня. — Тебя заело? Не так должен был проходить их первый разговор. Джин должен был признаться, что скучал по нему, по тому, чтобы слышать его голос без всяких условностей, и, может быть, узнать, что Намджуну тоже непросто и это все недоразумение, просто, как бы сильно они оба не нуждались в постоянном общении, это тяжело. — Как тебя вообще выпустили? — вздыхает Джин в трубку. — Сказал, что мне очень прижало. Джин боязливо косится на дверь. Он же не придет? Нет, он не сможет. — Можешь еще и фингал мне поставить, чтоб уж совсем авторитет перед дружками укрепить, — говорит Джин больше как неудачную шутку, нервы совсем ни к черту, но Намджун отвечает серьезно: — Они не мои друзья. Я это окончательно понял, когда сказал… — он вдруг замолкает. — Ты все верно сказал. Я и есть маменькин сынок, просто, наверное, не стоило говорить такое при всех, — спокойно говорит Джин. Надо же, он должен был рвать и метать, выстрелить чем-нибудь в ответ, но слышит этот сожалеющий скулеж в трубке, и испуганное лицо Намджуна встает перед глазами. И этого достаточно, чтобы Намджуна простить. — Джин… — Ну, а что? Сегодня учитель обязательно позвонит домой, расскажет матери и я соглашусь на что угодно, лишь бы она перестала орать. — Я поговорю с учителем. Скажу, что я виноват. — Брось. — Нет, правда. Я это сделаю, у меня получится. — Просто, чтобы я тебя простил? — Джин фыркает. — Нет, ты можешь не прощать меня. Это было бы здорово, но ничего, я пойму, сам идиот. Просто я когда…. — Намджун вдруг осекается, — а, не важно. — Говори. — Да ты меня не так поймешь. — Я все пойму, — Джин вцепляется в его слова с предчувствием честности, за которой тянется, изголодавшись, и потому настаивает безапелляционно: — говори, Намджун. — Я когда твое лицо в тот момент увидел… — Намджун вздыхает и смеётся коротко и как-то нервно, — даже не лицо, ты ведь ни капли виду не подал, как ты это делаешь, с ума сойти, но… Я по глазам все увидел. Что сделал тебе больно. И мне как будто стало в сто раз больнее. Эгоистично, да? Джин, сгибаясь, утыкается лбом в свои колени, боясь, что если рискнет выпрямиться, что-то внутри, что колотится истошно под рёбрами, разнесет ему грудную клетку и разлетится птицами. — Мы оба эгоисты. И идиоты. Намджун недолго молчит. Потом спрашивает осторожно: — Тебе ведь тоже страшно? Джин криво улыбается и морщится следом — слезы стянули кожу солёной коркой, это почти больно. — Ага. — И что мы будем делать? Никакого «мы» здесь нет. И вряд ли когда-либо будет. Но Джин об этом не говорит. — Ничего. Возвращайся в класс. — Это очень плохо, если я не хочу заканчивать звонок? — Иди в класс, Намджун, — сквозь смех говорит Джин. Учитель действительно не звонит домой, но Джин не уверен, что это из-за того, что Намджун, как обещал, выставил себя виноватым, потому что Намджун до конца уроков не смотрит на него. Джин шагает домой со странным ощущением непривычности, ведь раньше, едва они выходили из школы, Намджун часто писал первым. Сегодня он этого не делает, будто принимает вину и смиряется с ней, позволяя Джину закончить их общение здесь, если тому захочется. Джин мог бы его не простить — и быть правым. Но в отношениях правых не бывает. — Сынок, подойди на секунду, — голос матери останавливает его на лестнице. Джин осторожно убирает телефон, так и не дописав сообщение Намджуну, и с тяжёлым сердцем возвращается в гостиную. Он знает этот тон: ласковые комья пуха, скрывающие под собой настил из колючей проволоки. — Нам нужно кое-что обсудить. Позже в комнату он возвращается совершенно спокойно, вплоть до секунды, когда за ним закрывается дверь. А потом он, кажется, задыхается. Хватается за телефон, пытается одновременно печатать и скидывать с себя одежду, вообще всю, будто хочет содрать с себя шкуру Ким Сокджина, идеального человека, идеального сына, которого ненавидит до тошноты. Ныряя под одеяло с головой, тарабанит по экрану так сильно, что звук грохочет в ушах. bluejins 18:40 ты представляешь не ты не представляешь она нашли мне невесту будущую дочка партнёров компании познакомимся, говорит, подружимся к свадьбе уже совсем родные люди будем j00n 18:46 что bluejins 18:47 слушай может у меня крыша едет, а я надеялся они с браком по договорённости припрутся не раньше выпуска из универа точнее я надеялся что мои родаки достаточно современные чтобы не придумать такое j00n 18:52 подожди ты сейчас не шутишь? bluejins 18:53 лол нет она красивая хочешь покажу? j00n 18:55 тебе всего 17 какой брак так нельзя без твоего согласия и вообще нельзя же полюбить из-под палки bluejins 18:59 ну мои же как-то живут вон вроде все устраивает сильной привязанностью там конечно не пахнет лол j00n 19:03 ты серьёзно? тебя это веселит? А что ему, плакать? Он свою дозу слез сегодня выдал, спасибо. Перемолотый эмоциями мозг как будто не воспринимает происходящее всерьёз. Это всё не с ним, такое вообще не может происходить с нормальными людьми — но разве он нормальный? Он, влюблённый в бывшего лучшего друга, в нынешнего непонятно кого. Может, это даже и не плохая идея, может, эта девушка окажется хорошей, интересной, доброй, вдруг у него получится если не полюбить сразу, то хотя бы переключиться? j00n 19:05 ты этого хочешь? bluejins 19:07 я каждый день только и слышу какой я странный что за мной столько девчонок вьется, а я ни одной шанса не даю j00n 19:09 поверить не могу строить отношения потому что кто-то там сказал что так надо да вы даже не знаете друг друга она может быть совсем не твой человек bluejins 19:15 ты меня отговариваешь что ли? ㅋㅋㅋ намджун? j00n 19:20 что bluejins 19:21 почему ты меня отговариваешь? эй? ты тут? Девушка, с которой они, оказывается, даже учатся в одной школе, находит его сама через пару недель. Она и хорошая, и интересная, и, возможно, добрая, или просто кажется такой на первый взгляд, потому что говорит после обмена приветствиями: — Слушай, я была бы тебе очень признательна, если бы ты не воспринял всерьёз эту дурацкую идею, которую придумали наши родители. И Джин мгновенно проникается к ней симпатией. И, испытывая невероятное облегчение, улыбается ей без своей обычной дежурной вежливости. — Я так рад, что ты это сказала. — Я тоже, — Сынхи забавно, очень заразительно смеётся, — мне кажется, мы можем подружиться, хотя бы чтобы не умирать от неловкости, когда родители потащат нас на общие встречи. — Было бы здорово, — улыбается Джин, — обменяемся телефонами? — Давай! — она забивает его номер, пока весело щебечет. — После выпуска я планирую учиться за границей, так что ещё лет шесть у нас есть в запасе, а там что-нибудь придумаем. Постарайся жениться до этого времени, а? Джин резко смеётся, притягивая к себе внимание людей в коридоре, но взгляд, как по привычке, находит именно Намджуна. Тот дулся на него две недели, не объясняя причин и, конечно же, никогда не смотрел, продолжая играть в незнакомцев. Но сейчас он стоит в нескольких метрах у стены и буравит его странным, напряжённым взглядом, отводит сразу же, как только оказывается замеченным. Какого черта? bluejins 21:20 я даже не ожидал что мы так быстро подружимся j00n 21:21 здорово bluejins 21:22 она очень странненькая похожа на Тэхена, помнишь? учился с нами в средней школе j00n 21:24 видишь как хорошо получилось не придётся изображать перед родителями что ты не хочешь с ней встречаться bluejins 21:26 но я не хочу с ней встречаться ㅋㅋㅋ j00n 21:27 это так не выглядит bluejins 21:28 я же уже говорил тебе что мы с ней договорились просто дружить намджун что происходит? намджун? Джин понимает, что, скорее всего, Намджун по-дружески ревнует его к Сынхи, потому что там же, где прерывается этот разговор, практически прекращается и общение тоже. Джину не сложно писать первым, но чем дальше, тем больше это похоже на то, что Джин принуждает его к общению, а он не то чтобы любитель долбиться лбом в закрытые двери — Намджун отвечает неохотно, если отвечает вообще, разговор поддерживает на уровне какой-то смехотворной вежливости. Сынхи действительно странная, очень забавная и совсем не похожая на обычных девушек, сдержанных, нежно-улыбчивых — Сынхи хохочет так, что на них оборачиваются в школе. Они не особо часто разговаривают, могут пересечься на одной перемене, быстро погореть на родителей и учителей и разойтись, но Джину хорошо даже так. С ней приятно дружить и, проводя с ней какие-то жалкие двадцать минут в день, Джин понимает, насколько, оказывается, соскучился по обычной живой дружбе, когда не нужно прятаться, что-то отыгрывать — только терпеть противную тяжесть под сердцем, когда делаешь вид, будто не замечаешь чужого взгляда. — А он всегда на тебя так пялится? — хмыкает Сынхи, сидя с ним за обедом в столовке. — Кто? А, — Джин поднимает взгляд, но Намджун сразу смотрит в другую сторону, — да нет. — Да да. — Когда ты так улыбаешься, мне не по себе, — смеется Джин и замолкает, неловко опустив взгляд. — Мы дружили раньше… очень. Может, ему просто любопытно, что у меня сейчас в жизни происходит. — А он симпатичный. Знаешь, в принципе, возможно, я выйду замуж раньше. — Айщ, — Джин смеется, легко поддевая ее локтем. Он искренне надеется, что она шутит. Но Намджун очень красивый, и она тоже красивая, и ему несложно представить, как хорошо бы они смотрелись вместе. И очень больно. — Голубки, прекращайте ворковать, тут между прочим все одиночки, — ноет Джехван, остальная компания весело гогочет. Сынхи перегибается через стол и резко хватает его за нос, хохот за столом взлетает в громкости. — Еще раз назовешь нас голубками, найду что еще оторвать интересного помимо носа, понял? — Чокнутая, — ласково отзывается Джехван, смешно гнусавя, ребята валятся со смеху. Сынхи нравится всем. Джин, тоже посмеиваясь, переводит взгляд с нее на Намджуна через два стола. Тот отворачивается совсем. Джину это все осточертело до тошноты. Недомолвки, обида; что хочется написать ему прямо сейчас, что он скучает, и одновременно с этим удалить телефон; что Намджун пялится и больше ничего не делает. Боль взвинчивает его до плохо сдерживаемого раздражения, до дурацких мыслей. Ну подойди ты, ну скажи, что тебе от меня надо, если тебе вообще нужно хоть что-то, если я не один нуждаюсь в этом настолько, что перечитываю чаты, пытаясь понять, как это исправить — но Джин не знает, что будет делать, если Намджун подойдет. Панически этого боится. Он не готов, это страшно, непредсказуемо. Онлайн избаловал его не просто возможностью исправить ошибки, а вообще их не допускать, подумать перед ответом, отшутиться от неудобных вопросов — над реальностью у него контроля нет. Рядом с Намджуном — тем более. j00n 01:20 она действительно тебе не нравится? bluejins 01:22 гляньте кто вытащил меня из блок листа добрый вечер ты просто так пишешь или надо домашку списать? Джин ощетинивается, но в реальности его бросает в жар так резко, что хочется швырнуть телефон подальше. j00n 01:24 обычно мне очень нравится твое чувство юмора, но сейчас я серьезно спрашиваю А Джину хочется спросить честно «чего ты прикопался ко мне с Сынхи? тебе неинтересно, что со мной? как я? какая к черту Сынхи, если я так сильно скучаю по тебе, что хочется позвонить» и кинуть в блок, чтобы никогда не увидеть ответ. bluejins 01:27 ты не гуглил бывают ли в 17 лет проблемы с памятью? я тебе несколько раз уже говорил что мы дружим j00n 01:29 ты можешь сказать мне честно это ничего если она тебе нравится я вас поддержу Джин делает один глубокий вдох. Потом второй. Они и так на грани никогда больше не разговаривать, он не готов платить эту цену за минутный порыв сорваться на него и орать, пока пальцы не заболят. bluejins 01:32 нет она мне не нравится как девушка j00n 01:33 хорошо Что хорошо? — хочет спросить Джин. Но решает просто не отвечать. Он не понимает, почему они снова это обсуждают. Понимание приходит к нему неделей позже. Намджун на него больше не смотрит, разговаривают они так же мало, как и весь последний месяц, и Джин перестает думать, в чем вообще был смысл спрашивать, нравится ли ему Сынхи, пока однажды не видит ее с Намджуном. Джин выходит из столовой, удивившись, что она не пришла на обед, и видит их двоих в почти пустом коридоре. Сознание словно застывает, отказываясь анализировать реальность, и воспринимает происходящее лишь как красивую картинку. За окном вот-вот весна и рваные полосы света из окон ловят их в красивый, кинематографический квадрат; Намджун протягивает ей конверт и наклоняется глубоко, даже, кажется, жмурится, Сынхи смотрит, широко распахнув глаза, принимает конверт медленно и растерянно. Они неслышно обмениваются парой коротких фраз, и Намджун, собравшись уходить, поворачивается, замечая Джина в дверях. Он так смешно щурится, когда пытается разглядеть что-то без очков… Джин сдает назад даже не думая, ужас кидает его в стремительный побег как только ему едва ли кажется, что Намджун начинает идти к нему. Нет-нет-нет, думает Джин, возвращаясь в столовую, где куча людей, нет-нет-нет, Намджун здесь к нему не подойдет — и это единственная мысль, которая долбится в его голове вместо тысячи тех, которые он не может допустить, чтобы не расплакаться на людях. Между ними, кажется, шагов пять, когда Джин слышит испуганное «стой!» за спиной, и вот теперь-то он точно бежит. Нелепо лавируя между столами и толпами учеников, Джин залетает в другой выход, в ушах так грохочет, что он не слышит, окликнул ли его кто-то, заметил ли, смеется ли над тем, как они бегают друг от друга, как и прошлые полгода, но теперь в реальности. — Джин, постой, пожалуйста! — звучит за спиной сквозь тяжелое дыхание. Джин не знает этот корпус и бежит наудачу по стрелкам с надписью «выход», не представляя, какой тут может быть выход из этой ситуации, что он должен делать, что говорить, как вообще ему смотреть в глаза, господи… Выход на задний двор чудом остается открыт, Джин вываливается в почти весну и глотает ее в истерическом вдохе ровно в ту же секунду, когда Намджун хватает его за плечо и разворачивает. — Постой! — Намджун, запыхавшись, склоняется, упираясь в колени. — Дай мне пару секунд, умоляю. У Джина есть пара секунд на то, чтобы придумать, что делать. И тратит их на то, чтобы вспоминать красивую картинку, где Намджун отдает Сынхи письмо с признанием — и бьет это гораздо сильнее, чем ужас перед тем, что они сейчас впервые нормально заговорят. — Почему ты сразу не сказал, что она тебе нравится? — Она мне не нравится. — Поэтому ты долбил меня месяц с вопросом, нравится ли она мне, — фыркает Джин, едко усмехаясь. — Потому что она тебе не нравится, ага. — Мне нравишься ты, — произносит Намджун. Они застывают оба на несколько тихих, бесконечных секунд. Намджун почему-то выглядит еще более удивленным, чем Джин, когда замечает вполголоса: — Ого, сказать это было легче, чем я думал. — Что? — Ты можешь спросить Сынхи, если не веришь, — он неловко чешет затылок. — Я написал ей письмо, где сказал, что ты мне нравишься, и если она не испытывает к тебе чувств, то я бы хотел… — Какого хрена? — обрывает Джин таким визгливым голосом, что самому стыдно. — С какого момента? — Так какого хрена или с какого момента? Намджун улыбается, обнажая красивые ямочки, и все его лицо становится таким мягким, таким нежным, Джин смотрит на эту выстеленную для него ласковость, и сердце заходится еще сильнее, когда уже и так колотится, испуганное, словно птичка в крохотной клетке. — Это вообще не время для шуток, Намджун, — говорит Джин, стараясь не выдать волнение в голосе. — С какого момента я тебе нравлюсь? — Ммм… — Намджун поднимает глаза. Джина затапливает дурными предчувствиями. — Со второго класса средней школы. — Какого хрена… — Мне все-таки ответить на этот вопрос? — спрашивает он сквозь смех, но Джина аж срывает. Он бы бросился на него с кулаками, если бы не было так страшно сократить эти три шага между. — Почему ты не подошел ко мне, когда я вернулся? Ты ведь отвернулся, Намджун, какого черта ты не подошел! Ни тогда, ни после этого! — Потому что ты приехал… — Намджун неопределенно взмахивает рукой и заметно краснеет, — вот такой? Мне не то что заговорить с тобой, мне стоять с тобой рядом страшно было, я только представил, что подойду к тебе, я, скучный замухрышка Ким Намджун, который пытается казаться кем-то другим, потому что до смерти боится остаться один, — он нервно кусает губы, потом продолжает тише, — как бы нелепо мы смотрелись, как бы ты, наверное, посмотрел на меня, а если бы ты после этого еще и не захотел со мной общаться, ты ведь нашел себе таких же красивых, идеальных друзей, что бы я… — Ты… — обрывает его Джин, не зная, как подобрать слова. И говорит как есть, — ты совсем идиот? — Наверное. Только идиот может влюбиться в человека, с которым у него нет никаких шансов. Джину хочется застонать. Они оба идиоты. Намджун, который отчаянно флиртовал все полгода в своей дурацкой, твердолобой манере, Джин, который не мог даже на мгновение допустить мысль, что он в этом не один. — Я полгода мучался от того, что думал, что со мной что-то не так, а ты не подходил, потому что со мной все было слишком так? — Ты просто… — Намджун смущенно пинает ботинком землю, опустив глаза, — ты себя не видишь. — Это жестоко, Намджун, — вздыхает Джин, не обвиняя, но сокрушаясь о впустую потраченном времени. Насколько по-другому могло быть все, скажи ему Намджун с самого начала. Было бы оно по-другому? Или все должно было случиться именно так, чтобы Джин пришел к этому тоже? — Да, но ведь и ты не подошел. — Потому что я влюбился в тебя, как только увидел тогда, во дворе. У Намджуна точно такое же смешное удивленное лицо, как когда Джин встал перед ним во время конфликта с Джехваном, но сейчас румянец на щеках превращает Намджуна в забавного медвежонка. Как хорошо, что Намджун вот такой. Дурацкий в своей честности. Джину от этого становится в сто раз легче. — Ты шутишь? — Знаешь, как страшно осознавать, что ты влюблен в лучшего друга? — Джин невесело улыбается. — Которому ты, возможно, больше не нужен? Намджун молчит, а потом улыбается тоже, но его улыбка ослепительная, солнечная, принимающая. Джин не знает, как возможно обнять человека улыбкой, но Намджун это может. — Знаю. Они неловко стоят, глядя друг на друга, Намджун пробует один шаг, но останавливается, будто видит испуг, проскользнувший на лице Джина. Джин не Намджуна боится, но сейчас этого всего так много, так невозможно — еще чуть-чуть и сердце остановится. Намджун просто протягивает руку, выставляя ладонью вперед, и Джин не сомневается, что понял правильно, даже не раздумывает над этим — они давно научились понимать друг друга сквозь текст, чего им стоит считать по взгляду? Он прислоняет свою ладонь в ответ, смотрит, как соприкасаются подушечки, кончики пальцев, у них руки почти одинаковые, будто зеркало. Намджун его отражение, Джин нуждается в нем, чтобы помнить, что он сам все еще здесь, все еще существует, важен. Намджун переплетает их пальцы, закрепляя эту истину как непреложную. Он улыбается, когда тянет их руки ближе, когда, так и не сокращая расстояние, осторожно прижимается губами к костяшке большого пальца. Джин немножко умирает внутри, от нежности, от смущения, но гораздо сильнее — оживает снова, по-настоящему, потому что действительно чувствует, что больше не один. — Ты омерзительно романтичный, — смеется он. Лицо у него, наверно, абсолютно красное, уши точно горят. Намджун с улыбкой опускает их руки, не расцепляя. — Ты это уже говорил. — А ты помнишь. — Я про тебя все помню. — Ну наконец-то, — слышится от двери возмущенный голос Сынхи, — а побыстрее нельзя было? Я из-за вас пропустила весь обед, что мы теперь жрать будем? — Она очаровательна, правда? — смеется Джин. Намджун смеется в ответ и щурится по-хитрому. — Ага. Прямо как ты. — Нет, знаешь, я передумал с тобой встречаться. — А я еще пока и не предлагал. Джин ахает в наигранном возмущении, — но руки расцепляет с неохотой, — и уходит к Сынхи, которая от смеха сползает по дверному косяку, Намджун, конечно же, бежит за ним, смеется тоже, еле выговаривая «ну прости, прости, я пошутил, прости» — Когда я говорила, чтобы ты женился быстрее меня, я не совсем это имела в виду, — ехидно подмечает Сынхи, когда он проходит мимо. — Ну, жизнь вносит свои коррективы, — говорит Джин, оглядываясь. Намджун достает телефон, печатает что-то, и улыбается так, что ничто другое больше не важно. Джин, почувствовав вибрацию, достает свой телефон тоже. j00n 13:33 я люблю тебя Ничто, кроме этого.