Истинных не выбирают

На следующий день я с замиранием сердца шел в универ. Вот черт меня дернул вляпаться в это дерьмо и добровольно закапываться все глубже. Да и посоветоваться абсолютно не с кем. Я один. Конечно, друзьям своим рассказать я ничего не мог, но если бы все было, как прежде… Было бы проще, что ли… Тимки еще не было. Вика видел только на парах, а потом он резко убегал к Жене с новыми вкусняшками собственного производства — единственная счастливая пара среди нас. Что ж остальным-то так не везет… Тимка, оказывается, влюблен в Данилу. Даня — вообще черт его разбери, что хочет. В вечном поиске непонятно чего парень. Насчет меня… До Влада было все равно, ни к чему не стремился. С его появлением все стало плохо. После вчерашнего — еще хуже. Я видел по его глазам, что он сдался. Что оставит меня в покое. Что он сломлен. Вроде бы я должен радоваться, что добился своего, но на душе было как-то паршиво. Я не знал, что ждать сегодня после моей выходки. Вот, что называется самостоятельностью — сам принял решение, сам накосячил, самому плохо. Единственное, что я знал наверняка — избегать придется не только Влада, но и Андрея. Если и раньше омега был докучающий, то боюсь представить, что будет сейчас. Хотя, если Влад все же не оставил попытки добиться меня, нет, доканать, то придется еще какое-то время играть в отношения. Черти что. Но снова все пошло не так. Влада нигде не было. Вроде бы и радоваться должен этому, но в душу закралось какое-то волнение. Где он? Что с ним? Не по моей ли вине? А если что-то плохое случилось? Я постарался отгонять темные мысли, но они постоянно возвращались ко мне с нарастающей тревогой. Одна хуже другой. Андрей, как и предполагалось, везде искал меня, так что взрослый адекватный альфа проводил все перемены в запертой кабинке туалета или под лестницей. Как говорится, за что боролись, на то и напоролись. Еще недавно я поддался на провокацию, пытаясь попасть в туалет, а уже сегодня был в нем вынужденным заложником-беглецом. Да, мечты имеют свойство сбываться. Жаль, иногда мы их плохо продумываем, не задумываясь о последствиях. На следующий день Влад тоже не появился. Сложно себе признаться, но я шел в универ с мыслью увидеть его хоть краем глаза, чтобы убедиться, что он в порядке. Неизвестность просто убивала. Я не знал ни его дома, ни номера телефона, а подходить к друзьям… Лучше подождать. Вроде ходят довольные и расслабленные, как всегда, значит, все в порядке? К концу недели я обезумел в край. Мне было скучно и одиноко, как никогда. Влад меня бесил всегда, но, когда он пропал, я почувствовал, что мне его не хватает. Адреналина от его преследований, вечно изучающего взгляда, прожигающего во мне дыры, испепеляя каждую клеточку кожи, грозя добраться до души. И я волновался. Я так чертовски волновался, что не отдавая себе отчета, в пятницу подошел к его одиноко-стоящему другу и прямо спросил, где Влад. Его друг смерил меня странным взглядом и сказал, что он заболел. Заболел. Это слово, словно резануло острым лезвием ножа по горлу. У меня перехватило дыхание, и я стал жадно глотать ртом воздух. Он заболел по моей вине. Я ошарашил его на улице словами, что мне все равно. Дал Владу понять, что он мне не нужен. Я так и думал. Я хотел так думать. Сейчас мне больше всего хотелось вернуться назад и все исправить. Вычеркнуть этот вечер из истории. Написать эту страницу заново, но я не мог. Заболел. Я оставил его на холодном ветру одного в тоненькой маечке. Всеми силами пытался его оттолкнуть. Так почему же не стало легче? Почему я волнуюсь за него? Чувствую вину? Как ни крути, Влад стал неотъемлемой частичкой каждого дня моей жизни. Даже по выходным, когда я его не видел, мысли о нем не давали покоя. Он ворвался в мою жизнь совсем недавно, но я уже не мог представить, как это — не знать его. *** В понедельник я шел в универ более воодушевленный, ведь сегодня должен был появиться Тимка, и снова наша компания будет в сборе. Я искренне верил, что теперь-то все наладится и встанет на свои места. Но не встало. Даня, завидев друга, стал еще тише, хотя, казалось, куда бы… Он не убегал, не грубил. Данила просто молча смотрел на него грустным взглядом. Я не мог до него достучаться и понять мысли друга. Без пяти минут довольный Тимур скис, видя, что его любимый все еще не хочет с ним общаться. Не пара. Даже не друзья, как раньше. Под болтовню Вика о сладостях, которые у него не получается приготовить, я нашептывал Тимке на ухо слова утешения. Пытаясь успокоить его, обещая, что все наладится. Возможно, я сам в это не верил, но кому-то же надо было оставаться на плаву, не утонув в океане грусти. Второй раз за день я улыбнулся, увидев Влада. Выздоровел, пришел. На перемене он стоял, как всегда, облокотившись о стену, сверля меня взглядом. Это был не типичный его взгляд — хищный, с бегающими чертиками, он был… тусклый, подавленный. Круги под глазами говорили о том, что он не до конца выздоровел. Я подавил желание приблизиться к нему, провести рукой по лицу, сказать ему, что я был не прав. Что я скучал. Что возможно, если он все еще хочет… Я почувствовал, что чья-то ладошка взялась за мою. Обернулся и увидел улыбающегося Андрея. — Я нигде не мог тебя найти, — надул он губки. Боже, как наигранно, пошло и гадко. — Да… Я был занят… — я нагнулся и… поцеловал его. Чтобы сделать Владу больно. Чтобы наказать. Получить какое-то извращенное удовлетворение. За то, что заставил ревновать его. Чтобы еще раз увидеть его реакцию. Убедиться, что я ему не безразличен. Я перевел взгляд на Влада. Миг, и боль в его глазах растекается, проваливаясь в пустоту. Миг, и его нет. *** Всю неделю Влад ходил мрачнее тучи. Казалось, его кожа белела на глазах, источая усталость. Круги под глазами росли и синели. А голы на тренировках он исправно пропускал. Его движения стали неторопливыми, словно причиняли боль. Наблюдая за движением мяча, он так медленно поворачивал в его сторону голову, будто жил в режиме замедленной съемки. Я чувствовал свою вину, хотел подойти и сказать, что я — не гей, что не встречаюсь с Андреем, что переживаю за него. Но я ничего из этого не сделал. Влад стал реже появляться в поле моего зрения. Если я раньше чувствовал, будто за мной следят, то сейчас мне было так одиноко, не ощущать на себе его горячий взгляд. Не видеть его ухмылочку. Не чувствовать его руки на своем теле. Его горячее дыхание. В те редкие моменты, когда я сталкивался с Владом взглядом, непременно рядом появлялся Андрей и начинал на мне виснуть. А я не отшивал его. Так прошла еще одна неделя. Становилось все хуже и хуже. Я уже не знал, что ожидать дальше… *** Жизнь — поистине зебра. В оригинале после черной полосы должна идти белая. Следующим понедельником черный цвет моей полосы сменился. Не на белый. Как оказалось, какой я чудак, такая и моя зебра. Полоса была… пусть будет красная. Вечером мы с Тимкой сидели в гостях у Вика. Данилы, естественно, не было. Уже три недели он не встречался с нами после универа, вынуждая наблюдать его задумчивую физиономию только на парах. Мы с Виком пытались растормошить опечаленного Тимура, но нам этого не удавалось. Омежка пытался выяснить причину его плохого настроения, но тот молчал. Он открылся только мне под влиянием момента. А я обещал, что никому ничего не скажу. Поэтому тоже сидел молчал, наблюдая за провальными попытками Вика вытащить правду из друга. Честно говоря, у самого кошки скребли на душе. Я не мог утешить Влада и не мог смотреть на него в таком состоянии. Противоречие чувств заставляли сидеть на жопе ровно и не рыпаться. Я надеялся, что вот-вот, совсем скоро, смогу во всем разобраться и поступить правильно. Но чем больше я обо всем этом думал, тем запутаннее становились чувства. Наши «поминки» прервал звонок в дверь. — Женя? — поинтересовался у Вика. — Не, он сегодня занят, — отозвался друг, идя к двери. Щелчок щеколды, скрип двери. Тишина. — Вик, кто там? — крикнул. — Это я. Мы с Тимкой резко обернулись на голос Данилы. Впервые за последние недели он обрел божеский вид — старые мятые несочетаемые между собой вещи, в которые он был облачен, сменились его любимыми широкими рваными джинсами и яркой майкой. Вечно спутанные и торчащие в разные стороны волосы были, вроде, уложены? Унылое выражение лица превратилось в волнующееся. Мне показалось, или у него и правда дергается левый глаз? На лице появилась тень улыбки, что так давно не озаряла его. — Тим, нам надо поговорить, — серьезно сказал он, приближаясь к Тимуру. — Нам не о чем говорить, — тот попытался обойти альфу. — А как же наша дружба? — с сарказмом произнес Данила, хватая друга за руку. — Ты сам ее испортил, — Тим попытался вырваться, но был повален на пол и прижат телом альфы. Мы с Виком напряглись, приготовившись в любой момент кинуться их разнимать. — Тогда мне тем более нечего терять, — грустно усмехнулся друг, крепко припечатав руки Тимура над головой к полу. — Если снова хочешь ударить… — гневные слова потонули в поцелуе. Данила резко прижался к его губам всего на несколько секунд и так же быстро отстранился. — Тим, я тебя люблю и не могу больше это держать в себе. И мне плевать, что ты — тоже альфа. У нас с Тимуром отвисла челюсть, и округлились глаза, грозя вывалиться из глазниц. Позади лежащих друзей, в коридоре, что-то упало. Я перевел туда взгляд, а… это Вик. Ну, ничего, пусть полежит. Я бы сам упал, если бы не сидел. — Уииии! — Взвизгнул Тим нетипичным для него писком и накинулся на Данилу, а тот резко сильно зажмурился, будто ожидая удара. Но, вместо этого, скрытый-омега-номер-два сам повалил Даню на пол, устраиваясь сверху, и впился в губы поцелуем. Мне стало так неловко, что я уже собрался ненароком прилечь рядом с Виком, делая вид, что так и было, и что я ничего не видел и не слышал. — Ты не ударишь меня? — шокировано спросил Даня, хотя, улыбка на его лице грозила порвать рот до ушей. — Я… Да я тоже тебя люблю, глупый! — воскликнул Тим, все еще вжимая альфу в ковер, и снова поцеловал. Я душевно вздохнул, улыбаясь, как кошатница, которая умиляется виду сонного пушистого комка шерсти. Теперь все будет, как прежде. Нет, еще лучше! Недели переживаний стоили этого момента.