"Чем оригинальнее открытие, тем более очевидным оно кажется впоследствии."
– Артур Кёстлер
Предупреждение оказалось правдивым. Когда она пришла в подземелья ровно в половину шестого утра, то с первого взгляда поняла, что имел в виду Финеас. Как и в прошлый раз, Снейп был взъерошен и небрит, с мутными глазами – к тому же, они были открыты только наполовину и пребывали в лёгком расфокусе – и явно ещё до конца не проснулся. – Доброе утро, сэр, – нервно поздоровалась Гермиона. Хриплым со сна и спустившимся на пару октав голосом он коротко прорычал: – Не говори со мной. Гермиона моргнула – даже по меркам Снейпа это было грубо. Однако, мгновением позже голосом, в котором явно слышалась попытка сдержать зевок, он уточнил: – Это один из немногих моментов покоя, что мне удаётся выкроить за весь день. Достаточно того, что я вынужден проводить это время с вами – не хватало ещё и вашей болтовни в придачу. Я не настроен на светскую беседу. Так-так, кое-кто по утрам тот ещё бука. Прикусив губу, чтобы перестать улыбаться – не самая типичная реакция на Снейпа в дурном настроении, но сейчас оно так не походило на его обычную злобность, что едва ли могло напугать – девушка задалась вопросом, был ли он так же обаятелен в общении с коллегами во время завтрака (к началу первого урока профессор, как правило, уже пребывал в своём обыкновенном саркастичном амплуа). В сложившейся ситуации Гермиона решила, что самым разумным будет просто кивнуть и выйти вслед за ним на улицу, чтобы начать разминаться в предрассветной тьме. Оказалось, что, продумывая свой план, она упустила ещё одну деталь – в то время как Гермиона обладала средним ростом для девушки её возраста (около метра шестидесяти), Снейп (пусть в реальности и оказавшийся несколько ниже, чем умудрялся выглядеть в своей мантии), всё же был куда выше неё, и в основном эта разница приходилась на длину ног. Всего спустя пару минут бега Гермионе пришлось начать прикладывать усилия, чтобы поспевать за длинными шагами мужчины, и к тому моменту, как они добрались до середины пути и повернули обратно от озера, у неё уже порядком сбилось дыхание. Снейп бежал в полной тишине, полуприкрыв глаза, и явно ушёл глубоко в себя – ему потребовалось некоторое время, чтобы заметить проблему. Заметив же, он, к удивлению Гермионы, постарался немного уменьшить шаги и бежать чуть медленнее – правда без особого успеха. Профессор явно не привык бегать в компании, как, впрочем, и она сама. Уже ближе к концу тропы им наконец удалось выработать темп, который подходил им обоим, но девушке для него явно нужно было тренироваться усерднее. Перед тем, как они разошлись в разные стороны, Гермиона пожелала ему доброго утра, заработав в ответ хмурый взгляд и неразборчивое ворчание, и задумчиво направилась в башню Гриффиндора, чтобы успеть быстро принять душ. Её план узнать поближе профессора зельеварения во время этих пробежек оказался не так успешен, как она ожидала, но в целом пока был не так уж и плох. По крайней мере, – подумала она, – я точно подтяну мышцы. Этот мужчина действительно умеет бегать.***
Когда она ушла достаточно далеко, Северус наконец позволил себе широко, до хруста, зевнуть, опершись на ближайшую стену и устало потирая глаза, а затем двинулся вглубь подземелий, чтобы начать долгий процесс перехода из своего нынешнего сомнамбулического состояния в полностью дееспособное человеческое. В чрезвычайной ситуации он, естественно, смог бы мгновенно проснуться и через несколько секунд уже работать на полном ходу, но потом провёл бы остаток дня в роли зомби. Так что, Северус Снейп предпочитал просыпаться медленно и постепенно. Плеснув в лицо ледяной водой, чтобы смыть пот, он мутным взглядом рассмотрел своё отражение. Неудивительно, что его внешний вид сильно удивил девчонку, но она была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что мужчины (как, впрочем, и женщины) сразу после пробуждения предстают не в самом лучшем свете. Страшный и ужасный профессор Снейп был таким же человеком, как и прочие, и по утрам ему нужно было бриться, а волосы – которые в последнее время всегда выглядели очень скверно – с утра пораньше были в ещё худшем состоянии. Наконец, требовалось некоторое время, чтобы он мог как следует сфокусировать взгляд или заговорить. Холодная вода сделала своё дело и перевела его во вторую стадию пробуждения – теперь он мог побриться, не рискуя располосовать себе лицо. Он предпочитал делать это вручную, без магии – отчасти по привычке, отчасти потому, что чувствовал, что результат получается лучше, но в основном по той простой причине, что это было частью ежеутреннего ритуала, помогавшего ему проснуться и смириться с собственным существованием. К тому моменту, когда мужчина смыл остатки щетины, он уже был намного ближе к тому, чтобы окончательно проснуться, а душ завершил весь процесс. Из ванной он вышел уже самим собой и, размышляя, направился в спальню, чтобы одеться. Утро прошло не совсем ужасно. Удовольствия Северус не получил и с радостью отказался бы от такого времяпрепровождения, но могло быть и хуже. Формально, ему некого было винить кроме себя самого – никто его не заставлял (хотя она, вероятно, считала иначе) – но не то чтобы у него был выбор. Простая логика. Бегать по территории одной Грейнджер было бы небезопасно. Смысла сотрясать воздух, запрещая ей это делать, не было никакого – упрямству этой гриффиндорки могли позавидовать камни. Значит, было необходимо, чтобы её кто-нибудь сопровождал. Северус годами мирно бегал по этой тропе, точно зная, что никому другому в голову никогда бы не пришла эта мысль – а значит, никто бы его не потревожил. А значит, Грейнджер оставалось либо бегать с ним, либо быть съеденной. Учитывая обстоятельства, смысла обращаться с этим вопросом к начальству не было – уж лучше с достоинством сдаться во власть неизбежного, чем сделать то же самое по чужому приказу. Сидя на краю кровати, мужчина медленно натягивал носки, а вслед за ними – ботинки, которые, в свою очередь, нужно было зашнуровать. Как-то слишком быстро она согласилась – у него возникло сильное подозрение, что всё это было ей спланировано. И он не знал, почему. Если бы речь шла о любом другом ученике, он бы решил, что на горизонте маячил какой-нибудь розыгрыш – имея за плечами четырнадцать лет преподавания, он знал каждую схему, которую был способен придумать нерадивый подросток, и сталкивался со всем, начиная со взяток и заканчивая попытками соблазнения и шантажа. Северус испытывал определённое чувство удовлетворения от осознания того, что он не попался ни на один крючок. Но едва ли Грейнджер была из тех, кто мог бы попробовать его подставить – даже он не был настолько параноиком. Она недостаточно сильно его ненавидела, чтобы так поступить – и, хотя он ни на секунду не сомневался в том, что Дилис могла бы попытаться шпионить за ним с помощью девчонки, эта гриффиндорка была неспособна на это. Видимо, ей было любопытно. Это звучало вполне безобидно, но у Грейнджер был поистине уникальный ум – когда ей было любопытно, она превращалась в стихийное бедствие, которое точно не стоило списывать со счетов. И он совершенно точно не собирался становиться её очередным "проектом". Это если предположить, что он смог бы её остановить. Её положение неофициального помощника Целителя давало девчонке свободный доступ к некоторым уголкам его личного пространства – не ко всем, конечно (спасибо, Господи, и на этом) – но и их было достаточно, чтобы она смогла подобрать ключи ко всей его личности, ко всей его жизни. Никто ещё не забирался так далеко – даже те, у кого на руках была вся информация (за это он тоже был глубоко благодарен) – но рано или поздно кто-то должен был, и разумеется (с его-то удачливостью) этим кем-то оказалась раздражающая девочка-подросток с неукротимой манией всё исправлять и делать "как надо". С поверхности это выглядело совсем безобидно, но Северус не мог избавиться от неприятного чувства, что это был только первый шаг вниз по очень скользкой дорожке. В любом случае, что бы она там ни планировала, ему стоило проследить, чтобы в конце концов её ждало разочарование – так он решил, поправляя манжеты, и накинул мантию. По крайней мере, она не сможет трещать без умолку по утрам – в такую рань он практически не мог членораздельно говорить, и уж тем более у него не возникало желания это делать. Оставалось надеяться, что вскоре это ей надоест, а до тех пор он вполне мог попытаться замедлить темп и бежать с её скоростью. Скоро она устанет и попробует заняться чем-нибудь другим, а он, как и прежде, продолжит свои пробежки в тишине и покое. И, разумеется, если он от кого-нибудь хоть слово об этом услышит... Он гаденько ухмыльнулся, уже будучи полноценным Северусом Снейпом, и покинул свои комнаты, чтобы пережить ещё один завтрак в компании жабы. Впрочем, было довольно занятно наблюдать, как она тщательно и подозрительно осматривала каждый кусочек пищи – а сейчас ему было необходимо хоть какое-нибудь развлечение.***
– Грейнджер. Грейнджер. Чтоб тебя, девчонка, просыпайся! Услышав недовольное шипение Живоглота Гермиона приоткрыла один глаз и обнаружила, что портретную раму над её кроватью занял недовольный Финеас Найджелус. – Мерлин, девочка, тебя и из пушки не разбудишь. Вставай. – Зачем? – повернувшись на бок, она посмотрела на часы на прикроватной тумбочке. – Ещё даже часа ночи нет. И я знаю, что если бы что-то случилось в больничном крыле, пришла бы Дилис, а не вы... Девушка широко зевнула. – Мы отправляемся на таинственную прогулку, – отрывисто произнёс мужчина с портрета. – Я собираюсь показать тебе комнаты Северуса. Его не будет всю ночь – другого шанса может не представиться ещё очень долго. Сев на кровати и потирая глаза, ещё полусонная Гермиона задумалась над его словами. – С чего это вдруг вы мне помогаете? – подозрительно поинтересовалась она (недовольным ворчанием вторил Живоглот – ему не нравилось, когда его будили по ночам; если только, конечно, у него самого не было каких-нибудь важных кошачьих дел). Бывший директор фыркнул. – Я помогаю не тебе, а ему, – ответил он загадочно. – Спустись в подземелья. Поторапливайся и позаботься о том, чтобы тебя никто не заметил. С этими словами он ушёл из рамы. Гермиона вздохнула и встретилась взглядом с котом. – Не смотри так самодовольно, пушистый. Если я уйду, со мной уйдёт и твоё любимое тёплое местечко, – заметила девушка, вздохнула, встала с кровати и стала искать свой халат.***
К тому моменту, как она добралась до тёмного и прохладного коридора, в котором находились личные комнаты Снейпа, Гермиона уже проснулась до той степени, чтобы начать жалеть о своём решении. Было зябко, она устала и собиралась рано встать. Да и сама затея ей не особо нравилась – если Снейп узнает, что она опять совала нос в его личное пространство, он её убьёт и даже не посмотрит на их нынешний шаткий союз. И будет прав. И каким образом, по мнению Финеаса, это должно было помочь мастеру зельеварения? Если только портрет не хотел просто прибавить проблем на её голову. Гермиона колебалась, стоя перед дверью и кусая губы. Обычно кабинет не запирался, но гриффиндорка никогда не пробовала прийти в неурочное время, а декан Слизерина вполне мог поставить защитное заклинание на время своего отсутствия. – Ну хорошо, я здесь, – наконец, прошептала девушка. – Долго же ты, – проворчал Финеас из рамы, висевшей напротив двери – небольшого пейзажа, изображавшего залитую лунным светом вересковую пустошь. – Ну и чего ждёшь? – Где он сейчас? – Не твоё дело. – Ну а когда он вернётся? Если он меня застукает, мне конец. – У тебя в запасе ещё несколько часов, уверяю. Прекрати терять время попусту. – Когда его нет, он запирает кабинет? – Можешь идти спокойно – заклятие на двери только считывает намерения. Если бы ты хотела навредить Северусу – сильно бы обожглась, хотела бы напакостить – дверь бы не открылась. Не думаю, что тебя она не пропустит. В кабинете нет картин, так что, встретимся в его гостиной. Пароль – "Утренняя Звезда", что бы это ни значило. Не дожидаясь ответа, мужчина испарился, а Гермиона осторожно вошла в тёмное помещение. Вообще-то ей нравилась обстановка этой комнаты, но коллекция заспиртованных существ поздней ночью выглядела ещё более жутко, чем обычно – девушка поёжилась, быстро прошла к следующей двери и прикоснулась к ручке. – Утренняя Звезда, – прошептала она и услышала тихий щелчок. Заходя в комнату, Гермиона задумалась над таким выбором пароля. Конечно, было холодное оружие под таким названием – моргенштерн; металлический шар с шипами, подвешенный на цепи – но едва ли речь шла о нём. Она почти наверняка была уверена, что на самом деле это относилось к Люциферу, которого также называли Денницей и Светоносным. Символично, однако. Аккуратно прикрыв за собой дверь на случай, если кто-нибудь будет поблизости и, не дай Мерлин, увидит свет, она взмахнула палочкой и прошептала: – Люмос. Первым, что её поразило, оказался размер комнаты – куда меньше, чем она ожидала. В одном конце стоял стол – более ветхий, чем тот, что был в кабинете – и возле него, опять же, куда менее удобный стул. Стол был беспорядочно завален книгами и свитками пергамента – в отличие от своего собрата в классе зельеварения, поверхность которого отличалась педантичной аккуратностью. У стен от пола до потолка высились книжные полки, и Гермиона не без труда сумела обуздать своё любопытство и взять себя в руки. В другом конце гостиной располагался небольшой камин. На каминной полке стояли часы, а перед ним, полукругом – пара потёртых кресел и маленький кофейный столик. Между ещё двумя дверями обнаружился шкафчик со спиртным. Каменные стены были совершенно голыми за исключением большой и весьма впечатляюще написанной маслом картины. На ней был изображён вид Хогвартса с другого берега озера, а в данный момент – ещё и стоящий на переднем плане Финеас Найджелус. – Мне стоит взглянуть на что-то конкретное? – тихо спросила Гермиона, и мужчина покачал головой. – Нет, но ты хотела больше узнать о том, что Северус за человек. Так ты всё увидишь сама. Осматривайся, но ничего не трогай. Кивнув, девушка медленно обошла комнату, рассматривая попадавшиеся на глаза предметы и стараясь держаться подальше от вожделенных книжных полок. Быстрый виноватый взгляд в сторону стола убедил её в том, что всё, что касалось школьных занятий, Снейп держал в кабинете – эти же записи скорее напоминали его собственное исследование в области зельеварения. Гермионе безумно хотелось заглянуть в них и узнать, над чем профессор работал, но она не собиралась так бесцеремонно лезть в его личные дела. К тому же, девушка вовсе не собиралась его недооценивать – она не исключала, что у него могли быть свои способы узнать о том, что кто-то трогал его вещи. – А куда ведут те двери? – Та, что справа – другой вход в его личную лабораторию (первый, как тебе наверняка известно, находится на складе ингредиентов – не на том, которым пользуются ученики, а на основном). А за левой дверью – наша цель на сегодня. Дверь вела в коридор, обычно освещенный единственной свечой, но сейчас погруженный в холодный мрак. Слева обнаружились ещё две двери, а справа коридор уходил далеко во тьму. – Этим ходом он пользуется, чтобы покинуть замок – когда его вызывают, а также для ваших утренних пробежек. Это его личный выход. Одна из дверей ведёт в ванную, другая – в спальню, – тихо объяснил Финеас. Одна из дверей была приоткрыта – за ней оказалась ванная. Гермиона решила для начала осмотреть её, в качестве менее наглого вторжения в личное пространство, и с любопытством заглянула внутрь. С учётом того, что все ванные комнаты Хогвартса выглядели довольно помпезно (не говоря уже о прямо-таки чересчур шикарной ванной для старост), у гриффиндорки были основания полагать, что ванные в личных покоях преподавателей должны были представлять из себя нечто совершенно особенное. Что ж, если это и было правдой, Снейп явно был исключением, подтверждавшим правило – эта ванная пришлась бы к месту и простом магловском доме. Ванна была старомодной, на ножках в виде когтистых звериных лап, самого обычного размера и уж точно не напоминала прочие хогвартсовские почти-бассейны. Всё остальное её не удивило – душ, унитаз, корзина для белья, небольшая раковина с висевшим над ней зеркалом, единственная полка с несколькими средствами гигиены и вешалка для полотенец под ней. Гермиона огляделась и слегка нахмурилась. Её преследовало какое-то смутное беспокойство, появившееся ещё в гостиной, а теперь, в ванной, усилившееся; но она не могла понять, что именно было не так. Всё выглядело вполне нормально, но чего-то не хватало. Комнаты Снейпа находились под землёй, и поэтому в них не было окон – но дело было не в них. Рассеянно кусая губы, девушка неохотно вернулась в коридор и опасливо открыла дверь, ведущую в спальню. Её вновь удивило, насколько маленькой была эта комната. У всех учеников были двуспальные кровати с пологом, но кровать Снейпа была рассчитана на одного – причём, судя по всему, намеренно, ведь, хотя размеры комнаты и были весьма скромными, но не до такой степени; здесь поместилась бы и кровать побольше, если бы он этого захотел. Из прочей мебели в спальне стояли платяной шкаф, комод, шкафчик, также служивший прикроватным столиком, небольшой стол и стул. Один угол комнаты закрывала ширма. Девушка с любопытством заглянула за неё и тихо охнула от удивления, обнаружив превосходное фортепиано. – Красивая вещица, не правда ли? – мягко произнёс Финеас с висевшего на стене акварельного пейзажа, изображавшего пляж зимой и по-своему прекрасного в своей аскетичности. – В последнее время он, увы, редко играет. И правда, инструмент уже был покрылся тонким слоем пыли. Назойливое ощущение неправильности того, что она видела, усилилось. Рядом с фортепиано лежала стопка нотных листов, выглядевшая не менее заброшенной. Отвернувшись от красивого инструмента, девушка взглянула на картину. – Он хорошо играет? – Да, – просто ответил мужчина. Это было совсем не похоже на Снейпа, которого она знала, но в этом и был весь смысл, ведь так? Финеас пытался показать ей, что на самом деле она ничего не знала о настоящем Снейпе. Что ж, ему это удалось. Гермиона ещё раз оглядела комнату, стараясь понять, что же всё-таки с ней было не так – с ней и со всеми остальными комнатами, что она уже видела. – Почему фортепиано всё в пыли? Разве здесь не прибираются домовые эльфы? – Нет. Он запретил им приходить сюда много лет назад. Девушка ощетинилась. – С чего бы это? Уж явно не из соображений морали, а значит, они ему не нравились – а это было несправедливо. Финеас фыркнул и одарил девушку презрительным взглядом, но через мгновение всё-таки объяснил. – С того, что все домовые эльфы Хогвартса подчиняются директору. Северус не всегда пребывает в ладах со своим начальством и не хочет, чтобы Дамблдор за ним шпионил. Подземелья закрыты абсолютно для всех, чтобы хоть здесь он мог спрятаться – и едва ли я могу за это его винить. – Как думаете, можно мне тут получше осмотреться? – Да, только ничего не сломай. – Как будто я собиралась, – пробурчала гриффиндорка и недовольно взглянула на портрет, а затем стала осторожно выискивать новые подробности личной жизни нелюдимого профессора. В комоде не было ничего кроме одежды – бельё и носки в верхнем ящике, футболки и майки в среднем и, наконец, брюки в нижнем. Все они были чёрными, серыми или белыми. Остальная одежда обнаружилась в шкафу. Костюм для пробежек был бесцеремонно закинут на верхнюю полку, на вешалках висели сюртук, мантии и несколько белых рубашек, а внизу стояла запасная пара туфель. К внутренней стороны дверцы крепилось узкое зеркало – судя по всему, не заколдованное, ведь оно ничего не говорило. Ни одно магическое зеркало не могло устоять перед соблазном раскритиковать её причёску – а ведь сейчас, посреди ночи, непричёсанные волосы лежали ещё хуже, чем обычно. За одеждой (там волшебники часто хранили свои мётлы) к задней стенке шкафа была прислонена пара костылей. На одном была выцветшая наклейка, гласившая, что костыли были собственностью центральной больницы Северного Манчестера. Пожалуй, даже если бы в шкафу обнаружился проход в Нарнию, это и то было бы менее странным – так подумала Гермиона, уставившись на костыли. Едва ли нашлось бы много вещей, настолько несвойственных волшебникам – даже Артура Уизли наверняка не заинтересовали бы костыли. Аккуратно закрыв шкаф, она ещё раз осмотрелась по сторонам, кусая губы – чувство, что она опять упускала нечто, лежавшее на самой поверхности, продолжало её терзать. Теперь девушка перешла к шкафчику возле кровати и удивлённо моргнула при виде батареи пузырьков и баночек, аккуратно выстроившихся внутри. В основном в них, разумеется, были зелья – Гермиона сразу узнала заживляющие самых разных видов – но рядом стояли и магловские лекарства: обезболивающие, противовоспалительные, антибиотики и прочие, которые она не смогла распознать. В обувной коробке лежала упаковка пластырей, хирургические повязки, множество рулонов бинтов разной толщины и ширины, пара ножниц, коробочка с набором иголок, катушкой ниток и настоящим скальпелем. Рядом стояла закрытая металлическая коробка, а также книга, оказавшаяся "Анатомией Грея". Это была не прикроватная тумбочка, нет – это был самый настоящий профессиональный медицинский запас, которым явно не раз пользовались. Гермиона на мгновение вспомнила шкафчик в ванной у себя дома, в котором никогда не лежало ничего опаснее упаковки ибупрофена, какого-нибудь ополаскивателя для рта и бутылочки антисептика, и покачала головой. На полу рядом со шкафчиком темнело несколько пятен, до ужаса напоминавших капли крови. – А что в металлической коробке? – спросила она Финеаса. – Достаточный ассортимент нелегальных веществ, чтобы обеспечить ему несколько тюремных сроков – как в волшебном, так и в магловском мире. Не трогай – он наложил на неё весьма неприятное заклятие. Значит, тайник с наркотиками. Он по-прежнему утверждал, что сейчас не принимает ничего тяжелого, но у мадам Помфри было достаточно оснований относиться к его словам с некоторой долей сомнения. Подавив вздох, девушка осторожно прикрыла дверцу шкафчика. Сверху на нём стояла полупустая бутылка виски, лежала тетрадь и какая-то очень старинная книга на французском, которую профессор, видимо, сейчас читал. – Что это за тетрадь? Он ведёт дневник? – Едва ли, – презрительно сказал Финеас, окинув её испепеляющим взглядом. – О многом из того, что происходит в его жизни, писать небезопасно, а об остальном, думаю, он предпочёл бы не вспоминать. Это что-то вроде мед.карты – но не из тех, с которыми ты работаешь. Это заметки о его психологическом состоянии, о качестве сна, о снах, что он видит, и о многом другом. Поппи бы что угодно отдала, лишь бы заглянуть туда – и ты, судя по твоему выражению лица, тоже – но даже не думай об этом. На эту тетрадь наложено далеко не одно заклинание. Гермиона ещё раз оглядела комнату – остался только стол. В отличие от того, что стоял в гостиной, этот был почти пуст – на нём лежало только три толстых тетради на кольцах. Когда девушка подошла ближе, Финеас тихо сказал: – А вот их не трогай. Они не зачарованы – что весьма глупо с его стороны; не понимаю, почему он так поступил – просто не трогай. – Что в них? – Рисунки. – Он ещё и рисует? – удивлённо переспросила Гермиона. Финеас кивнул. – Он и красками умеет писать, но, как и музыка, живопись в его жизни давно отошла на второй план. В прочем, он по-прежнему рисует скетчи, и они могут быть очень личными, хоть обычно и представляют собой сюрреалистичные абстракции. Не знаю, хорошо ли у него выходит, но он изображает только то, что для него важно. Пока тебе ещё рано так много знать о нём. Может, в другой раз. – Нечестно – сначала так интригующе рассказываете, а теперь говорите, что мне нельзя взглянуть. – Переживёшь. Ну вот, на этом всё. Можешь взглянуть в последний раз, а потом уходи – если он тебя здесь поймает... – Да, да, знаю, – она послушно обвела комнату взглядом, прищурив глаза. – Что я упускаю? Мне кажется, я чувствую, что именно вы хотели мне показать, но... чего-то не хватает. Финеас издал звук, полный отвращения, и сказал: – Ты волшебница или маггл? Глаза протри и посмотри, как следует. Сердито посмотрев на портрет, девушка ещё раз огляделась, вспоминая и предыдущие комнаты. Наконец, к ней постепенно начало приходить понимание. Личные покои Снейпа были небольшими и аскетично обставленными. Вся мебель явно была довольно старой, без каких-либо украшений или узоров и большая её часть выглядела откровенно изношенной. Ничего роскошного – кресла в гостиной, хоть, кажется, и были удобными, в то же время явно стояли там далеко не первый год и были куплены по дешёвке. Её взгляд опять остановился на односпальной кровати – не было необходимости пробовать матрас на себе, чтобы понять, что в середине он был продавлен из-за отсутствия нескольких пружин. Одежда в шкафу, хоть и оставалась в хорошем состоянии, тоже была далеко не новой – швы и манжеты, при более пристальном осмотре, оказались поношенными. – Почему он так живёт? – приглушенно спросила Гермиона. Если бы кто-нибудь сказал ей, что здесь жил не особо состоятельный бакалавр из маглов, она бы, пожалуй, поверила. Но только не успешный волшебник, занимающий довольно престижную должность и невероятно сильный в магии. Даже будь Снейп бедным – она понятия не имела, сколько зарабатывали учителя – ему бы ничего не стоило трансфигурировать или починить эти вещи. – Это очень важный вопрос, и тебе стоит хорошенько над ним подумать, – тихо ответил мужчина, на этот раз без тени ухмылки. – Но сейчас уже половина третьего, и тебе стоит вернуться в постель. Без приключений вернувшись в спальню, Гермиона зачаровала полог кровати, чтобы не слышать храп Лаванды, и легла, закрыв глаза и слушая мурчание Живоглота. От комнат Снейпа веяло безразличием – ничего личного: совсем немного картин, никаких ковриков или декоративных подушек, никаких деталей, превращавших жилище в дом. Девушка чувствовала, что всё там было таким ветхим и неопрятным, потому что ему просто не было до этого дела – так же, как не было дела до испещренной шрамами спины и вечно грязных волос. А ещё там было одиноко. Ничто не напоминало о комфорте или удовольствии, кроме, разве что, книг в библиотеке. Его спальня скорее походила на больничную палату, его рисунки тоже были лишь формой лечения, а его музыка, забытая, покрывалась пылью. Это были комнаты человека, в жизни которого не было ни радости, ни удовольствия, а сама жизнь была скорее существованием. И Гермионе было очень жаль этого человека.