"Многие упорны в отношении раз избранного пути, немногие – в отношении цели." – Фридрих Ницше
Гермиона плохо спала той ночью – неудивительно, ведь Амбридж почти удалось их поймать. Оглядываясь назад, она понимала, что "встреча" с Сириусом была ошибкой, и это вновь возвращало её к навязчивым и спутанным размышлениям о крёстном Гарри. Затея была действительно опасной, и мужчина должен был призвать их быть осторожными, помочь всё как следует обдумать, а не слепо подбивать на бунт. Девушке не особо нравились эти мысли – часть её по-прежнему хотела быть маленькой девочкой, безоговорочно доверявшей взрослым и считавшей, что всё, что бы те ни делали, делалось к лучшему. Оказалось, что взрослеть не так уж и весело. Присутствие Снейпа на завтраке следующим утром всё только усложнило. Полночи Гермиона пыталась избавиться от напоминания об ужасном поступке Сириуса, и теперь, кидая беглые взгляды на профессора, она каждый раз чувствовала себя почти виноватой, хоть в этом и не было никакого смысла – она никогда не издевалась над другими и, хоть пару раз в жизни и обозвала зельевара, в те моменты это было совершенно оправданно и не несло в себе злого умысла. Она даже никогда не называла мужчину грубыми прозвищами, которыми его окрестили другие ученики – и, да, иногда мысленно называть его сволочью не считалось, потому что он ей и был* – и честно пыталась не смеяться над случаем с боггартом. Так почему же она чувствовала вину за события, происходившие задолго до её рождения? Может быть потому, что те, кто действительно был замешан, её не чувствовали? – наконец осознала девушка. Мысли об инциденте с боггартом напомнили ей, что в тот момент она почувствовала себя немного неудобно, неловко. Не очень-то профессионально было подначивать класс смеяться над другим преподавателем, и казалось, что подобные вещи были совсем не в духе профессора Люпина. Вся школа издевалась над Снейпом, и Гермиона со стыдом поняла, что только теперь она впервые задумалась, каково ему тогда пришлось. Она всегда считала неправильным неуважение по отношению к учителю, но никогда не задумывалась, что, возможно, это могло ранить его чувства. А Сириус, конечно, никогда не беспокоился на этот счёт. Гермиона снова посмотрела на преподавательский стол, найдя взглядом профессора зельеварения, и вспомнила, как смеялись Гарри и Рон, узнав о прозвище Нюниус. Она знала, что такое школьные издевательства, и знала, что ничто в мире не причиняло такую боль, как обидное детское прозвище. Очевидно, никто из оставшихся Мародёров не чувствовал никакой вины за свои поступки, отмахиваясь ото всех упоминаний о давней вражде, а Дамблдор сказал Снейпу просто перешагнуть через это, забыть, словно у него не было права злиться. На самом деле, вновь мысленно вернувшись к событиям третьего курса, девушка вспоминала, что и Дамблдор присоединился к тем шуткам – Гарри и Рон рассказали ей про шляпу в рождественской хлопушке. Едва ли это было справедливо. Все представления Гермионы о мире переворачивались с ног на голову. Она знала об истинной роли Снейпа всего пару месяцев – октябрь только начался, и вдруг девушка уже видела всё по-другому, по той простой причине, что она внезапно осознала, что Мастер зельеварения тоже был человеком и что многие вещи были не такими, как ей казалось прежде. И вместе с этим Гермиона почувствовала себя одиноко, ведь она знала, что её друзья были ещё слишком юны, чтобы это понять.***
Позже в классе Заклинаний, рассуждая, насколько далеко Амбридж планировала зайти, Гермиона собиралась поднять тему с их клубом, но ей не хватило на это духа. Раздражённая собственной слабостью, она твёрдо решила обсудить это в перерыве между занятиями и старательно собиралась с мыслями, пока мальчики радовались возвращению квиддичной команды – они и правда были ещё совсем детьми, подумала девушка, немного грустно улыбнувшись. Как будто квиддич имел значение, когда весь мир катился в тартарары. – Что с тобой, Гермиона? – спросил Рон, прервав размышления девушки, пока она наблюдала за стекавшими по стеклу каплями дождя. – Просто задумалась... – Про Сири... Бродягу? – спросил Гарри, и она попыталась взять себя в руки. – Нет... не совсем... Скорее... размышляла... Мы ведь правильно поступаем... я думаю... так ведь? – боже, как всё было запутано. Кто бы её ни вдохновил, это была её идея, и она должна была нести ответственность, если бы что-то пошло не так и их поймали. В идеальном мире у неё была бы возможность обсудить это с кем-то из взрослых, но в реальном единственным её вариантом был сам Снейп, а он по-прежнему вызывал у неё очень смешанные чувства, она всё ещё его побаивалась и была уверена, что он её недолюбливал, да и самой девушке он не особо нравился – уж точно не настолько, чтобы приходить к нему поболтать. К тому же, она сомневалась, что смогла бы беспристрастно говорить о Сириусе или Гарри. – А, ну теперь-то всё понятно, – с сарказмом сказал Рон. – Нам, конечно, было бы не особо приятно, не объясни ты всё так чётко и ясно. Ха, чёрт возьми, ха, Рон. – Я просто размышляла, правильно ли мы поступаем, организовывая этот клуб Защиты от Тёмных Искусств, – наконец, сказала Гермиона, тут же осознав, что ей не стоило произносить это вслух, пусть даже их разговор, вроде как, никто и не подслушивал. – Что? Гермиона, но это же была твоя идея! – Я знаю, – неловко ответила девушка. Она терпеть не могла это чувство, терпеть не могла быть голосом разума, наверняка зная, что друзья на неё разозлятся, терпеть не могла затевать ссоры. Это ранило её. – Но после разговора с Бродягой... – Но он ведь только за, – с жаром перебил Гарри. – Да, – согласилась Гермиона, снова уставившись в окно. – Да, и это натолкнуло меня на мысль, что, может быть, это не такая уж хорошая идея. Она почти вздрогнула, услышав злость в голосе Гарри, и вяло подумала, как долго они не будут с ней разговаривать на этот раз. – Так, давай проясним. Сириус согласен с нами, и поэтому ты больше не считаешь, что нам стоит этим заниматься? Она знала, что это ранило его. Его крёстный был его семьёй, был ему намного ближе ужасных дяди и тёти, и Гарри любил Сириуса со всей отчаянностью человека, которому прежде было некого любить, но именно это и не позволяло ему смотреть на вещи ясно. – Ты и правда доверяешь его мнению? – тихо спросила Гермиона. Помимо всего прочего, Сириус провёл двенадцать лет в Азкабане. Анимаг или нет, сомнительно, чтобы он мог пройти через это с нетронутой психикой, и она не слишком-то доверяла его взглядам на мир. – Да, доверяю! – тут же резко ответил Гарри. – Он всегда давал нам хорошие советы! Совет проявить осторожность после того, как кто-то пытался тебя убить, не считается, Гарри. И это и был тот единственный совет. У неё запершило в горле – она знала, что её слова расстроят его и что Рон примет его сторону, и что ссора, которая за этим последует, будет болезненной. Почему именно ей всегда приходилось рушить их солнечную и оптимистичную картину мира? – Тебе не кажется, что он стал... немного... безрассудным... из-за того, что он заперт на площади Гриммо? – осторожно спросила девушка. – Тебе не кажется, что он как бы... живёт через нас? – "Живёт через нас"? Что ты хочешь этим сказать? – поинтересовался Гарри. – Я имею в виду... ну, я думаю, что он сам бы с радостью создал секретный клуб Защиты прямо под носом у Министерства... Мне кажется, его очень расстраивает то, что он сам почти ничего не может сделать в его нынешнем положении... – что было вполне понятно. Дамблдор не особо интересовался этим вопросом, да и, вынуждена была признать Гермиона, насмешки Снейпа тоже не особо помогали делу. Но это не отменяло ответственности, лежавшей на Сириусе. – Так что, я думаю, что он вроде как... подначивает нас. Оба парня прямо посмотрели на неё. – Сириус прав, – наконец сказал Рон. – Ты и правда говоришь, как моя мама. Ну, кто-то должен. Кусая губы, Гермиона отвернулась и сдалась. Они не понимали, что девушка имела в виду, а она не хотела, чтобы они снова на неё злились. Для них в этом не было ничего страшного – они были друг у друга, а когда они ссорились, то у них была она и другие друзья. У Гермионы их не было. У неё было несколько приятелей или что-то вроде того, но Гарри и Рон были её единственными близкими друзьями, и, когда они с ней не разговаривали, у неё не было никого. Гриффиндорская отвага – это, конечно, очень здорово, но мир становился все более мрачным местом, и она не хотела оказаться с ним лицом к лицу в одиночку, пусть даже всего на несколько дней.***
Северус хмуро уставился на своё отражение, собираясь с духом, прежде чем покинуть своё тихое подземелье и отправиться ужинать. Он действительно, по-настоящему ненавидел Хэллоуин. Время шло, но старая боль не утихала, и он очень сомневался, что это когда-нибудь произойдёт. О чём бы ни говорили его ощущения, его жизнь окончилась 31 октября 1981 года, и с тех пор ему было абсолютно незачем жить. Он потерял единственного оставшегося человека, на которого ему было не наплевать, первого человека, заставившего его поверить, что он чего-то стоил – Тёмный Лорд был чудовищем, но он знал, какую ложь жаждал услышать не имевший ничего слизеринец – и потерял единственную цель в жизни. С тех пор он просто существовал в вакууме в ожидании возвращения своего хозяина. Ему не нравилось думать о той хэллоуинской ночи. Теперь он не так уж и много помнил, всё застилала пелена боли, но этих воспоминаний был достаточно, чтобы его мучили ужасные кошмары, когда Окклюменция подводила его во сне (не то чтобы ему легко удавалось заснуть). Всё стало ещё хуже, когда Поттер поступил в Хогвартс – неудивительно впрочем; мальчишка делал всё хуже одним своим существованием. Иногда мужчина задумывался, беспокоили ли кошмары и его, но ненадолго. Но ночь Хэллоуина в любом случае была важным событием. Большинство волшебников и ведьм не скрывалось в эту ночь, единственную в году, когда их могли увидеть маглы безо всяких последствий. И все Пожиратели хотели доказать миру, что их хозяин жив. Сам Тёмный Лорд хотел этого не меньше. Северус предупредил Дамблдора, что этой ночью его должны были вызвать и что скорее всего должно было произойти что-то важное. Сразу после этого должно было состояться собрание Ордена, на которое ему было приказано явиться, хотя он не имел ни малейшего понятия, к какому часу он сможет туда попасть и в каком состоянии будет находиться. Во всяком случае, ему хватало благоразумия заранее ничего не есть и не пить. Казалось, прошла вечность, прежде чем он почувствовал жжение в руке, но на часах было лишь чуть больше девяти. Северус тихо выскользнул из подземелий и направился к воротам, на ходу надевая маски, физическую и метафорическую, прежде чем найти пальцами горящую метку и ответить на зов хозяина. Он заметил, что на этот раз собрание проходило на природе, посреди какого-то леса – это было необычно. Поклонившись высокой фигуре, стоявшей в центре поляны, мужчина нашёл своё место в кругу и встал на колени. Взглядом тёмных глаз из-под маски он внимательно обводил присутствовавших, пытаясь понять, все ли появились. Похоже, Тёмный Лорд планировал произнести речь – едва последний прибывший преклонил колени, он заговорил. Северус слушал его почти со стыдом – его хозяин был искусным оратором, и когда-то его слова волновали и вдохновляли зельевара, заставляли хотеть быть частью этого. Он ненавидел вспоминать об этом, но это было правдой, и Северус заставлял себя признавать это на каждом собрании: когда-то он этого хотел. Когда-то он действительно был Пожирателем Смерти, и ему больно было предавать своего господина, даже ради Лили, даже зная, что то, что ему приказывали делать, было неправильным. И он помнил свои ужас и почти боль, которые он почувствовал, когда в прошлом году Тёмный Лорд вернулся и Северус увидел, во что превратился его господин. После вступительной речи их хозяин перешел к изложению планов на будущее, а именно, объявил, что собирается вновь вернуть былую численность в их ряды. Затем Северус внимательнее прислушался – Тёмный Лорд стал говорить о своих верных последователях, отправившихся в Азкабан вместо того, чтобы его предать. Азкабан тоже являлся ему в кошмарах, когда он не мог им противостоять. Мужчина не мог представить, чтобы кто-то из нынешних узников был в состоянии как-то помочь делу. Видимо, Тёмный Лорд считал иначе и планировал однажды их освободить. С презрением в голосе он рассуждал о том, что это будет не сложно – помимо дементоров, которые не были ему помехой, на острове почти не было охранников. Возможно, до Нового Года он и не собирался действовать в этом направлении, но вскоре их ряды должны были вновь стать полными. Все отреагировали довольными возгласами, но Северус знал, что они не обрадовались. Никто не хотел появления новых конкурентов за расположение Тёмного Лорда, и многие из присутствовавших вовсе не скучали по определённым лицам из числа тех, кто вскоре должен был освободиться. Он был уверен, что услышал, как тихо выругался Люциус, и был с ним полностью солидарен. Беллатриса Лестрейндж приходилась Люциусу свояченицей, но они никогда не ладили, и она и без того была сумасшедшей, даже до Азкабана. Северус до сих пор помнил её смех, когда она "играла" со своими жертвами, и теперь ему пришлось сдержать дрожь. После обсуждения стратегии Тёмный Лорд обычно давал своим последователям немного повеселиться. Северус считал одним из немногих плюсов того, что возвращение его господина держалось в секрете, отсутствие рейдов и ужасных в своей изощрённости убийств. Пока что все смерти организовывались только ради получения информации, и иногда какого-нибудь безымянного магла похищали, чтобы проверить чью-то преданность, или отдавали в качестве награды. Он знал, что это не продлится долго, но чем дольше он мог не пятнать свои руки в чужой крови, тем счастливее он был. Прошло около месяца с тех пор, как ему в последний раз пришлось кого-то убить, чтобы доказать свою верность, и он не забыл, как Грейнджер на него смотрела. Этот взгляд... неважно, от кого – это никогда не станет легче. Во всяком случае, сегодня не было пленников. Вместо этого Тёмный Лорд потребовал от всех доложить о ходе работы, и Северус покорно стал готовиться, ожидая своей очереди и зная, что ничем хорошим это не обернётся. Его господин сначала разобрался с Пожирателями из внешнего круга, а затем перешел к тем из внутреннего, кто работал над доступом в Министерство – Северус мысленно пожелал им удачи, так как знал, что она им понадобится. Сам он не имел ни малейшего понятия, почему пророчество не сработало и о чём говорила его вторая часть, но Дамблдор явно не собирался позволить кому-либо так легко об этом узнать. Наконец, пришёл его черед. – Северус. – Мой лорд, – встав, мужчина вышел вперёд и поклонился. Когда-то ему нужно было ползать в ногах у своего господина, но теперь он занимал достаточно высокое положение и имел право стоять – как будто это что-то меняло. – О чём ты можешь мне доложить? – Министерство продолжает всё усложнять, мой лорд. За мной следят так же пристально, как и за другими преподавателями, но влияние Дамблдора слабеет с каждым днём. Почти все его полномочия у Амбридж. – Это хорошие новости, но в данный момент меня волнует не это. Хогвартс – будущая цель, не срочная. Что насчёт Ордена, Северус? Каковы их планы? Северус внутренне содрогнулся и собрался с силами. – Мой лорд, ситуация остаётся прежней. Они суетятся, стараясь сохранить позиции, пытаются не дискредитировать себя и привлечь новых сторонников. Они продолжают охранять от нас Отдел Тайн и посылать людей для переговоров с другими расами, но я не вижу ничего, что бы указывало на какие-то явные действия против вас. Большинство людей восприняло бы это как хорошие новости, – кисло сказал он сам себе. На тот момент преимущество было бы на стороне Пожирателей, если бы его господин перестал так беспокоиться о чепухе, сказанной Трелони, и попробовал бы хоть что-то сделать. Конечно, Северус был против этого и не желал этим людям победы, но часть его была разочарована этой упущенной возможностью. Красные глаза уставились на него. – Сними свою маску, Северус. Он выполнил приказ, зная, что последует за этим. – На колени. Фокусируясь на своём дыхании, Северус встал на колени, сконцентрировавшись на щитах Окклюменции. – Посмотри на меня. Легиллименс! В глазах потемнело, и за этим последовала вспышка боли в тот момент, когда хозяин проник в его мысли. Резко, безразлично и обыденно жестоко Тёмный Лорд небрежно рылся в его воспоминаниях, не беспокоясь о том, чего это стоило его шпиону. – Ничего нового, что ты мог бы мне предложить, Северус, – закончив, сказал он с угрозой в голосе. Мужчина склонил голову. – Я могу лишь принести свои извинения, мой лорд. Вы знаете, что я делаю всё, что в моих силах, чтобы служить вам. – Однако в последнее время твои "силы" были весьма скудными... – Как скажете, мой лорд, – он ненавидел себя, когда говорил подобным образом, ненавидел льстить и больше всего ненавидел, что когда-то эти слова были искренними. – Посмотри на меня, – Северус подчинился, заставляя себя встретиться взглядом с нечеловеческими красными глазами, вновь концентрируясь на дыхании и сердцебиении и стараясь расслабить мышцы перед тем, что должно было последовать за этими словами. – Круцио. За эти годы мало кто спрашивал его о Круциатусе. Поппи однажды, когда она пыталась выяснить, был ли способ помочь юноше, который, скуля, приполз в больничное крыло и потерял сознание. Дамблдор один раз спросил, но Северус отказался отвечать из принципа. Минерва тоже спрашивала, после вечеринки по случаю чьего-то дня рождения – она была очень пьяна и потому сентиментальна. Он не ответил никому из них. Отчасти потому, что не хотел обсуждать, но в основном потому, что не мог найти нужных слов. По ощущениям это было как расплавленный лёд или ледяной огонь – неописуемое чувство, разливавшееся по венам. Оно начиналось в груди и распространялось дальше по нервам, и в этот момент чувство времени всегда покидало Северуса – он мог проследить, как оно мучительно медленно достигало его конечностей, пусть даже в реальности это происходило за долю секунды. Затем оно доходило до головы, мгновенно пробуждая все болевые рецепторы мозга, и мир прекращал существовать. Оставались лишь лёд и пламя, ощущение настолько резкое и непреодолимое, что оно даже не походило на боль – нет, нечто совсем иное, в то время как зрение покидало его, оставляя во тьме. Во время пыток Круциатусом Северусу всегда было страшно. Иногда ему казалось, что он умер. Если бы он действительно умер, пока его проклинали, он бы не узнал об этом, пока не очнулся бы в аду, каким бы он ни был. Это пугало его – мысль о том, что он мог умереть, не зная об этом. Боль отключала все прочие чувства, почти выбивала его из тела – во всяком случае, так это ощущалось. В реальности же он погружался в глубины своего сознания, прячась за его щитами и оставляя плоть агонизировать. Помимо боли, все физические ощущения были лишь расплывчатыми тенями, и Северусу приходилось сильно сконцентрироваться, чтобы понимать, что происходило с его телом. Иногда заклятие заставляло его кричать, правда довольно редко – больше он не реагировал на боль подобным образом – и когда это случалось, его горло болело из-за перенапряжения гортани. Если у него и так были какие-то повреждения, мука делала их ещё хуже. Возможно, в этот самый момент его печень продолжала разрушаться. Иногда он так корчился, что вредил себе – неважно, насколько высоким был его болевой порог, мышечные спазмы, вызванные Круциатусом, он всё равно не мог контролировать. Однако на этот раз собрание было на улице, и он лежал на влажной земле, так что, синяки ему не грозили, да и удариться было не о что. Иногда боль была так сильна, что тело подводило его, и даже Окклюменция не могла остановить его от того, чтобы обмочиться, но, чтобы достигнуть этой стадии, он должен был долгое время находиться под проклятием. Невозможно было измерить время. Поппи пыталась определять серьезность повреждений, спрашивая, сколько раз его проклинали или сколько это длилось, прежде чем они выработали шкалу боли с номерами, и он никогда не мог ей ответить. В странном месте, создаваемом, когда агония от Непростительного заклятия ломала его сознание, времени не существовало. Могло пройти несколько секунд, а может несколько часов, прежде чем огонь стихал, оставляя позади лишь лёд. Кромешная темнота сменилась на знакомый вид сомкнутых век, и Северус услышал биение крови в ушах и свое неровное сердцебиение. Мозг вновь обрёл контроль над телом, и мужчина осознал, что лежит на правом боку, тяжело дыша. Он был весь в поту и дрожал, в то время как холод медленно отступал, оставляя позади уже намного более привычную боль. Во рту была кровь, в чём не было ничего необычного – обычно в какой-то момент он прикусывал губу или язык. Проигнорировав это, мужчина поднялся, не обращая никакого внимания на боль, вновь неуклюже опустился на колени и открыл глаза, чтобы неподвижно уставиться в землю. Встать, не получив на то разрешения, было бы самоубийством, но оставаться лежать было признаком слабости, что в конечном итоге было бы не менее смертельно. – Ты знаешь цену поражения, Северус. Голос господина доносился словно бы издалека и отдавался странным эхом, как будто Северус слышал его, будучи под водой. Это тоже было нормально – если это конечно вообще можно было назвать нормальным. Его собственный голос звучал так же бесстрастно, как и всегда, хоть и более скрипуче, чем обычно, когда он тихо ответил: – Да, мой лорд. – Не смей подвести меня снова. – Нет, мой лорд, – покорно ответил Северус, не веря ни в единое свое слово. Он знал, что подведет обоих своих господ ещё много раз, прежде чем эта война закончится. Тёмный Лорд наказывал его физически, Дамблдор – эмоционально, и он всё ещё не был уверен, что ранило больнее. – Вернись на своё место. Северус медленно встал, игнорируя то, как мир завертелся вокруг, в глазах потемнело, а кровь отлила от головы достаточно быстро, чтобы он почувствовал головокружение. Он знал по опыту, что не упал бы в обморок, даже если по ощущениям должен был. Вновь надев маску, он медленно прошёл к своему месту в кругу и снова опустился на колени, ища языком прикушенное место и сглатывая кровь. На этот раз всё было не так уж плохо – конечно, всю оставшуюся ночь ему будет плохо, а на следующее утро всё будет болеть, и его будет потряхивать, но ничего такого, с чем он не мог бы справиться, ничего, с чем он не справлялся уже много, много раз.***
Возвращение Хагрида в начале ноября никак не улучшило настроение Северуса. Переговоры с великанами провалились, что, впрочем, никого не удивило. К тому же, присутствие полувеликана в Хогвартсе должно было лишь поспособствовать планам Амбридж и придать ей ещё больше решимости уничтожить последние крохи стабильности. Однако, к его удивлению, её первый шаг не был направлен против преподавателя по Уходу за магическими существами или любого другого из учителей. Северус спокойно занимался своими делами, проверяя эссе третьекурсников, когда в его кабинет, громко хлопнув дверью, ворвалась Минерва и гневно уставилась на него. – Надеюсь, ты доволен, Снейп, – резко сказала женщина. Немного опешив от столь сильного, не свойственного ей гнева, Северус непонимающе посмотрел на неё и слегка нахмурился. – Едва ли я виноват в том, что дети решили устроить драку после квиддичного матча, – заметил он. – Они часто так делают – что уж там, это уже традиция. Что тебя так взбесило? – Она их отстранила, – сердито ответила его коллега. Мужчина приподнял бровь. – Кого отстранила? – Поттера и близнецов! Я потеряла половину команды! Северус фыркнул, что было весьма неблагоразумно с его стороны. Это была ошибка – никогда не стоило дразнить Минерву на предмет квиддича, если тебе была дорога твоя шкура – но он просто не смог удержаться. Это было невероятно, восхитительно мерзко со стороны жабы – Поттер бы наверняка с большей охотой позволил ей ампутировать ему руку, чем бросил бы свой обожаемый спорт, и без ловца и загонщиков гриффиндор практически наверняка должен был занять последнее место в этом году. По виду Минервы можно было сказать, что она едва удерживалась от того, чтобы дать ему пощечину – её глаза метали молнии. – Это не смешно, Северус! Малфой нарочно их спровоцировал, и ты это прекрасно знаешь! – Ну разумеется. Он всегда так делает, а они всегда ведутся, – протянул он в ответ. – Им бы уже стоило стать менее чувствительными за эти годы. Эта кричалка даже не была остроумной, я в своей жизни слышал вещи куда хуже. – Не из-за этого всё началось. Ни один из детей Молли Уизли или Лили Поттер не позволил бы так себя оскорблять, – мрачно ответила Минерва, и он замер, осознав, о чём она говорила. Да, этого было бы достаточно. Никто не стал бы терпеть оскорбления в сторону своей матери – Северус никогда особо не любил свою мать и первым бы наговорил о ней не самых лестных вещей, но никому другому он бы этого не позволил – и Драко очень повезло, что декан его факультета не услышал, что он говорил такие вещи про Лили, так же, как все эти годы везло не попадаться на слове "грязнокровка". – Как бы то ни было, – ответил Северус, убедившись, что он вновь был спокоен, – сходи к Дамблдору и верни всё, как было. Это не конец света. – Я не могу, – беспомощно сказала женщина, уже без былой злости. – Очередной чёртов Декрет об образовании. – Да уж, весело. Сколько их там уже, двадцать четыре? – Двадцать пять. Новый даёт ей право решать все дисциплинарные вопросы, не считаясь с нашим мнением. Она может делать с учениками всё, что угодно, а у нас нет власти её остановить. – Вот чёрт, – немного помолчав, произнес Северус, хотя, честно говоря, новость его не сильно удивила. Не так уж много это меняло – она и так делала практически всё, что ей хотелось. Он не был уверен, были ли остальные преподаватели уже в курсе её "наказаний". Если бы мужчина преподавал не зельеварение, то тоже бы ничего не заметил, но он довольно много времени проводил, наблюдая за руками учеников, и был достаточно подкован в Тёмных Искусствах, чтобы распознать шрам, оставленный Чёрным пером**. Конечно, всегда была ма-аленькая вероятность того, что парень практиковал особо театральный вид селфхарма, но даже Поттер не был настолько тупым. – Её власть растёт с каждым днём, Северус. Я не знаю, как нам её остановить. – Между нами, мы что-нибудь придумаем, – мрачно ответил мужчина, уже размышляя над решением. Ему уже вполне хватило вмешательства жабы. Пришло время занять её чем-нибудь другим... С этой целью Северус опоздал на следующее преподавательское собрание. Традиционно последний пришедший готовил напитки для всех остальных, и только по этой причине он обычно приходил заранее, но только не в этот раз. Присев – по крайней мере никто не попытался оккупировать его любимое кресло*** в углу – он стал неспешно потягивать кофе и наблюдать за кружившим за окном снегом, вполуха слушая совещание и считая про себя. Как по часам, ровно семь минут спустя жаба резко побледнела, и ему потребовалось все его самообладание, чтобы сохранять бесстрастное выражение лица, пока он наблюдал, как она вертелась и ёрзала в своём кресле. Ещё четыре с половиной минуты спустя она, чуть не пролив свой чай, громко охнула, прервав Филиуса на полуслове и приковав всё внимание к себе. – Что-то не так, Долорес? – спросил Дамблдор с искренним беспокойством в голосе. Северус радостно заметил, что она побледнела, как никогда, и начала обильно потеть. – Я... я... – заикаясь произнесла она, хватая ртом воздух и походя на жабу больше, чем когда-либо, и трясущейся рукой опустила чашку с чаем, пролив половину на блюдце. – Прошу прощения, директор, я... что-то мне немного... нехорошо... Могу я вас покинуть? – Конечно. Я надеюсь, ничего серьёзного? – А я не надеюсь, – пробормотала Минерва себе под нос, и губы Северуса изогнулись, прежде чем он вновь вернул лицу прежнее выражение, удерживая его, пока не хлопнула дверь – Амбридж почти убегала, и он всеми силами старался сдержать смех. – Я очень надеюсь, что она в порядке, – пробормотал Дамблдор, глядя на дверь. – Думаете, она что-то не то съела? – Возможно, – сухо согласился Северус, уже не пытаясь спрятать ухмылку, и взмахом палочки заставил исчезнуть содержимое чашки. – Ты... Северус, что ты с ней сделал? – Я, директор? – невинно переспросил мужчина. Он увидел, как за спиной старика Минерва начала улыбаться, осознавая произошедшее, и почти растерял остатки своего самообладания. – Не надо играть со мной в игры, Северус. Ты её отравил? Он фыркнул. – Вы, право, меня оскорбляете. Если бы я её отравил, она бы уже была мертва. А это пойдёт эй только на пользу. Дамблдор сжал пальцами переносицу. – Что ты ей подлил? – Ничего смертельного. Она, к сожалению, будет в порядке к утру понедельника, правда, возможно её будет... мучить жажда. А нас, в свою очередь, впереди ожидают прекрасные спокойные выходные. Некоторые из его коллег уже тихо хихикали, и его ухмылка стала ещё шире. Горшочек с галлеонами к концу года достигнет немалых размеров, и Северус собирался завладеть его содержимым. С учётом развития событий, оно ему, возможно, пригодится. Директор выглядел разъярённым. – Почему ты это сделал? – Потому, – беспечно ответил Северус, начиная театрально загибать пальцы. – Потому что она этого заслуживает. Потому что она меня раздражает. Потому что я не хочу её видеть хотя бы несколько дней. Потому что благодаря Министерству это единственное, что я могу с ней сделать. И потому что это забавно. – Это не игра, Северус. Министерство... – Ой, да хватит уже, – сказал он своему начальнику. – Я ведь не идиот, и знаю, что стоит на кону. Она не умрёт – это простое желудочное расстройство. Может, это даже пойдёт ей на пользу, и, по крайней мере, она день-другой не сможет причинить никакого вреда, – его губы вновь изогнулись. – И это больше, чем вам когда-либо удалось достичь. У старика хотя бы хватило совести отвести взгляд.***
Ранним воскресным утром Гермиона, с трудом пробираясь сквозь снег, отправилась в хижину Хагрида, но лесничий был не особо сговорчив и явно не поверил девушке, когда та попыталась объяснить опасность, исходившую от Амбридж. Она старалась подчеркнуть, как важно было составить программу занятий, которая бы не принесла её другу ещё больше проблем, но он её, очевидно, не слушал, и через некоторое время она нехотя сдалась и перешла к другой причине своего визита. – Хагрид, прежде чем я уйду, можно ещё кое о чём спросить? – Гермиона одарила его самой невинной из своих улыбок. Её мама бы ни на секунду ей не поверила, да и Снейп, вероятно, тоже, но у всех остальных обычно не возникало никаких подозрений, ведь они не ожидали, что она могла лишь изображать невинность. Временами это оказывалось весьма полезным, хоть она и чувствовала себя немножко виноватой. – Я тут думала, нет ли поблизости места, где было бы безопасно бегать... После того как она убедила Хагрида, что, нет, она не имела в виду сердце Запретного леса (если Снейп туда ходил на пробежку, то, как говорится, счастливо оставаться), лесничий показал ей тропинку, бежавшую вдоль озера и затем назад к замку по самому краю леса. Бегло осмотрев её, Гермиона заметила, что снег был утоптан и на нём виднелись свежие следы кроссовок, а взгляд в сторону замка подтвердил, что весь или почти весь маршрут был скрыт от посторонних взглядов даже теперь, когда вся листва уже опала. Идеально. Круг в длину составлял пару километров – она внутренне порадовалась, что немного потренировалась и поработала над выносливостью, ведь теперь, хоть пробежка всё ещё потребовала бы от неё усилий, она по крайней мере не умерла бы в процессе. – И на меня никто не нападёт? – уточнила девушка. Кальмар не станет её трогать, если она не сойдёт с тропинки, и опушка леса тоже вроде как была безопасна, но никто в Хогвартсе лишний раз не доверял тому, что его окружало. – Не, тута ничего опасного не водится, – радостно заверил её лесничий. Неужто даже зельеваров нет? Девушка не осмелилась сказать это вслух и закусила губу, а Хагрид тем временем продолжил: – Эт хорошо, что из вас хоть кто-то поупражняться сподобился. Он был прав. За исключением тех, кто состоял в квиддичных командах, единственная двигательная активность учеников заключалась в беготне по замку из одного класса в другой. Учитывая рацион большинства из них, Гермиону удивляло, что половина школы телосложением не напоминала Крэбба и Гойла. К тому же, она уже заметила, что с тех пор, как стала бегать даже на короткие дистанции, она стала лучше спать и чувствовала себя намного бодрее. – Как думаешь, я смогу уговорить Гарри и Рона присоединиться? – невинно поинтересовалась девушка и присоединилась к громкому смеху, которым был встречен её вопрос – именно настолько это было маловероятно. Никто бы и не подумал к ней присоединиться – в этом и был весь смысл.***
На следующий день во время обеденного перерыва Гермиона пробежала первый круг по будущему маршруту. Всё оказалось не так уж плохо – обычно её путь был не таким длинным, но зато земля была ровной, а снег – не особо коварным. Теперь, когда она убедилась в том, что не опозорится, пришло время привести план в действие до того, как погода окончательно испортится, поэтому девушка рано легла спать и поставила будильник на пять утра. На улице всё ещё стояла кромешная темнота, что не особо помогало делу. Гермиона совсем забыла, что за окном был не только ноябрь, но ещё и просторы Шотландии, а значит, солнце должно было взойти только к завтраку. Могло быть и хуже, – твёрдо сказала она себе, осторожно пробираясь по замку, ориентируясь по памяти и молясь, чтобы ни одна из лестниц не двинулась. – Мог опять идти снег. Оказалось, что снег шёл, и притом довольно сильный. Снег Гермиона любила, а вот бегать в такую погоду – не очень. Чёрт, – пробурчала она себе под нос, бродя около замка в поисках укромного места для разминки, и сверилась с часами. Было чуть больше половины шестого – если ей повезло, Снейп уже был на тропе. Когда девушка добралась до неё, она, разминаясь, стала искать следы, чтобы понять, в какую сторону побежал мужчина, и сразу направилась по кругу в противоположном направлении. Какой-то неровный свет мерцал возле озера. Она не знала наверняка, отражался ли он от воды или исходил прямо из неё, но он позволял ей видеть, не держа перед собой палочку, что было довольно удобно, особенно в сочетании со снегом, который тоже словно светился в темноте. Главным для неё в сегодняшней затее было оставаться незамеченной как можно дольше. Теперь, когда она на самом деле сюда пришла, Гермиона осознала, как же это было чертовски глупо, и тихо пыталась побороть волнение, сосредотачиваясь на беге. Волнение превратилось в полную панику, когда девушка заметила тёмную фигуру вдалеке. Помимо всего прочего, она находилась слишком близко к Запретному лесу, чтобы ни о чём не беспокоиться. В его чаще кто угодно мог водиться, и появляться здесь в одиночестве было невероятно глупо с её стороны. Правда, в этом и заключался её план, но Гермиона всё равно была вся на нервах. Подбежав достаточно близко, она удостоверилась в том, что это всё-таки был Снейп, а не монстр из глубин леса – хотя это не сильно обнадёживало, ведь Снейп, возможно, был опаснее любого из лесных чудовищ, за исключением, пожалуй, одичавшего Форда Англия, всё ещё ездившего где-то там, в чаще. Девушка точно поняла, в какой момент Снейп её узнал – он провалился в глубокий сугроб возле дорожки и почти врезался в дерево, а потом замер, как вкопанный. Сосредотачиваясь на дыхании и молясь всем богам, что только могли её слышать, Гермиона собрала все остатки своей потрепанной храбрости и пробежала мимо мужчины, не повернув головы и не изменив темп бега, борясь с искушением на него взглянуть. По спине девушки бежали мурашки, а она сама старалась бежать ровно и спокойно, пока не добралась до поворота тропинки – там она понеслась сломя голову, очень надеясь, что Снейп был слишком потрясён произошедшим, чтобы её преследовать.***
В тот же день в Большом Зале Гермиона всеми силами избегала смотреть в сторону преподавательского стола, ночью была вся на нервах, а на следующее утро вновь повторила своё представление. На этот раз Снейп явно был внимательнее к происходившему – он остановился, как только девушка оказалась в его поле зрения, и продолжал стоять, дожидаясь её. Гермиона уже было начала сбавлять темп, но потом заметила, что мужчина отошёл в сторону, не загораживая тропинку. Надеясь, что поняла всё верно, она вновь ускорилась, осторожно рассматривая мужчину по мере своего приближения. А он определённо стоил того, чтобы его рассмотреть, так как поразительно отличался от её профессора зельеварения. Во-первых, на нём были довольно грязные тёмно-серые спортивные штаны, припорошенные снегом потрепанные кроссовки и тёмно-синяя футболка с длинным рукавом, местами темневшая пятнами пота. Во-вторых, он ещё не брился, и его подбородок и щёки темнели слегка неряшливой щетиной, которая мужчине не особо шла, но определённо делала весь его вид куда менее устрашающим, особенно теперь, когда она подбежала достаточно близко, чтобы услышать его тяжёлое дыхание и заметить легкий румянец на щеках. Однако, неодобрительный и слегка раздражённый взгляд, направленный на неё, и скрещенные на груди руки абсолютно точно принадлежали профессору Снейпу. Впрочем, он так и не попытался преградить ей путь. Собравшись с духом, Гермиона, пробегая мимо, кивнула мужчине и продолжила пробежку. Он не сказал ни слова, но девушка чувствовала на себе его взгляд даже после того, как скрылась за поворотом.***
Позже в тот же день Гермиона немного испуганно смотрела на своё последнее эссе по зельеварению. Узкий угловатый почерк Снейпа и в лучшие времена был не особо разборчивым, а теперь становился всё хуже и хуже – она даже не смогла опознать вторую цифру в своей оценке (но, по крайней мере, она точно получила больше восьмидесяти). Зато три слова Зайдите ко мне рядом с этой цифрой читались очень легко. Слегка нахмурившись, она бегло просмотрела эссе, читая написанные красными чернилами пометки. Всё, как обычно – по большей части попытки найти, к чему бы придраться, и несколько очередных кратких замечаний в конце по поводу цитирования целых параграфов вместо изложения собственного мнения. Ничего такого, что могло бы побудить Снейпа её отчитать... а значит, он хотел её видеть по другому поводу, что, в свою очередь, значило, что её безумный план, возможно, сработал. После урока Гермиона с некоторым трепетом подошла к столу Снейпа. – Вы хотели меня видеть, профессор. Он взглянул на девушку, отметив, что она не держала в руках пергамент с домашним заданием, и продолжил собирать и укладывать в ровную стопку только что собранные эссе, в беспорядке лежавшие на краю стола. – Вы, разумеется, знаете, что вам небезопасно бродить по территории в одиночку. – Сэр? – спросила она, подавив дрожь от волнения и радости. Сработало! – Если вы ещё раз скажете "сэр" таким глупым голосом, мисс Грейнджер, у вас будут проблемы, – холодно сказал мужчина и, пройдя мимо неё, взмахнул палочкой, стирая записи с доски быстрыми уверенными взмахами. – Вы не идиотка, большую часть времени, по крайней мере, и когда вы пытаетесь ей притворяться, это очень раздражает. Вы прекрасно понимаете, о чем идёт речь. С небольшой натяжкой, но это почти можно было принять за комплимент – во всяком случае, вряд ли она когда-нибудь услышит от него нечто более лестное. Запомнив это на будущее, Гермиона вежливо ответила: – Я не бродила по территории, сэр. Я просто вышла на пробежку. Я никогда не сворачивала с тропы, и Хагрид заверил меня, что бегать там абсолютно безопасно. Снейп посмотрел на неё и приподнял бровь. – Речь ведь о том же Хагриде, что создал соплохвостов и в качестве питомцев держал трёхголовую собаку, дракона и акромантула? – поинтересовался он таким сухим тоном, что, будь это кто-нибудь другой, Гермиона бы рассмеялась. – У него очень странные представления о безопасности, мисс Грейнджер, и я сомневаюсь, что он хоть на минуту задумывался, что может произойти с самой знаменитой маглорожденной волшебницей нашего времени, останься она там одна. – Сомневаюсь, что Пожиратель Смерти сможет похитить меня с берега озера, сэр. Он поднял вторую бровь и посмотрел на неё с насмешливым удивлением, и девушка закусила губу, осознав, что она только что сказала. В конце концов, Пожиратель Смерти смотрел на неё в этот самый момент, находясь на расстоянии меньше метра. Поверить не могу, что и вправду забыла. Пытаясь не покраснеть, она пробормотала: – Вы поняли, что я имела в виду, профессор. В ответ мужчина фыркнул и начал готовить класс к следующему уроку. – Можете храбриться, сколько хотите, мисс Грейнджер, но факт остаётся фактом – это небезопасно. Сколько раз вы и ваши маленькие друзья оказывались ранены из-за того, что пошли, куда не следовало? Гермиона уже было открыла рот, но профессор посмотрел на неё испепеляющим взглядом. – Это был риторический вопрос. И это не обсуждается, – он нахмурился. – Раз уж все в этом замке считают смертным грехом любое упражнение, в котором не задействована метла, то, если вы хотите бегать, вы будете бегать со мной. В его голосе сквозило явное нежелание этим заниматься – не очень-то лестно, но винить его девушка тоже не могла. В конце концов, вся суть плана заключалась в том, чтобы проверить, сможет ли она терпеть его общество – то, что он не мог терпеть её, Гермиона и так знала. – Да, сэр, – смиренно ответила она. – Спасибо, сэр. В ответ он злобно взглянул на неё (не очень-то справедливая реакция на вежливую благодарность за то, что он определённо не хотел делать) и раздражённо прорычал: – Будете встречаться со мной в полшестого около этого класса каждое утро с понедельника по пятницу. Не опаздывайте. Если вас поймают в коридоре, вам с этим и разбираться. Я не буду вас выгораживать ни перед мистером Филчем, ни перед... профессором Амбридж. Гермиона закусила губу, чтобы сдержать улыбку – пауза была почти незаметной, но Снейп явно чуть не пропустил звание Амбридж, что, учитывая, как он настаивал на уважении к преподавателям, прямо-таки кричало об его отношении к нынешнему профессору Защиты. – Я поняла, сэр. – Вы свободны. Мысленно исполняя победный танец, она кивнула и тихо вышла, вновь закусив губу, чтобы скрыть торжествующую улыбку.***
Финеас навестил её тем же вечером, когда она уже почти заснула. – Умно, мисс Грейнджер, – тихо заметил он. – Спасибо. Для начала неплохо? – с надеждой спросила девушка. – Увидим. Пока что тебе отлично удаётся его раздражать. – Я дышу, – ответила Гермиона, гладя Живоглота. – Разумеется, уже одним этим я его раздражаю. – Ха, верно подмечено. Но тебе стоит быть осторожной. Целительство, теперь ещё и это – думаю, он уже размышляет, сколько ещё времени ему придётся провести с тобой. Если есть ещё какие-то идеи, советую с ними немного повременить. – Нет, пока никаких. Всему своё время. – Хороший ответ, – сказал бывший директор. – Достаточно хороший, чтобы я тебе рассказал, что, если завтра утром ты на втором этаже повернешь налево, а не направо, и спустишься по маленькой винтовой лестнице, ведущей к старым винным погребам, я тебя встречу и покажу коридор, по которому можно дойти до подземелий и ни на кого не наткнуться. – Спасибо, – удивившись, поблагодарила девушка. Он пожал плечами. – Я никогда не узнаю, что из этого выйдет, если тебя поймает Филч. К тому же, как ты завтра узнаешь, по этому коридору можно добраться до малоизвестного выхода из замка. Им он пользуется, когда ему нужно быстро уйти – когда его призывают – и когда возвращается. Тебе стоит знать, где этот выход – на всякий случай. – Понятно. В любом случае, спасибо. Финеас кивнул. – Больше никаких идей в голову не пришло? – Надеюсь, что этот план позволит узнать о нём достаточно, чтобы понять, нужны ли мне новые идеи. Бывший директор гаденько улыбнулся. – А вот тут, думаю, тебя ждёт разочарование. Ты не в курсе одной ключевой детали. Гермиона поежилась, почувствовав холодок нехорошего предчувствия. – Вот как? И какой же? Он ухмыльнулся. – Северус Снейп не ранняя пташка.