Личная кОтастрофа

      Куроо вертится на футоне, не зная, как лечь поудобнее. Ему всё мешает и жутко раздражает, а от волнения сводит живот. Докрутившись, Куроо скатывается с футона на пол и, тихо матерясь, пытается снова улечься, когда наконец за дверью раздаются тихие шаги, и в комнату приоткрывается дверь: Акааши вернулся из ванной.       Стараясь не шуметь, Кейджи прикрывает дверь и крадется к своей постели. — Я не сплю, так что можешь шуметь, — усмехается Куроо и слышит вздох парня, однако никакого ответа не следует. Акааши тихонько укладывается. Куроо наблюдает за его темным силуэтом.       Минут на двадцать наступает тишина, и Куроо кажется, что он вот-вот задохнется от ее тяжести. Словно она стала какой-то вязкой темной субстанцией и, проникая в дыхательные пути Тетсуро, пытается его удушить. Наконец, он не выдерживает. — Акааши, - тихим шепотом зовет Куроо. — Ты не спишь? — Что такое, Куроо-сан? — немного помолчав, подает голос Акааши. — Скажи, — Куроо немного мнется, он еще сам не знал, зачем позвал Акааши, и поэтому не успел придумать, что сказать. — Ты... ты злишься на меня? — Злюсь? — Кейджи немного удивлен, а Куроо мысленно хлопает себя по лбу. — Ну, в смысле, за то, что я приехал сюда. — Да не очень. — Не очень... — Куроо приподнимается на локте, пытаясь разглядеть в темноте Акааши. — То есть, немного ты все же злился. — Только капельку, и только в первый день. А может и не злился вовсе. — Какой ты противоречивый, — усмехается Куроо. — Сказывается общение с Ойкавой?       Акааши лишь вздыхает и переворачивается на бок, лицом к Куроо. — Я просто не понимаю Вас, — немного помолчав, отвечает Кейджи. — Не понимаю, зачем ехать сюда, за мной, в поисках чего? Почему Вы так упорно на что-то надеетесь? Продолжаете ждать? — Потому что ты не сказал мне "нет". — Разве? — Акааши приподнимает бровь, но потом вспоминает, что в темноте все равно ничего не видно, и снова возвращает себе равнодушное выражение. — Разве, — кивает Куроо и садится. — Ты говорил, что тебе нравится Бокуто. Говорил, что не готов принять моих чувств. Но ты никогда не говорил, что мне нужно оставить тебя в покое, исчезнуть из твоей жизни и перестать на что-либо надеяться.       Акааши наблюдает удивленным взглядом за черным силуэтом. С каждым словом Куроо тишина из вязкой субстанции становится чем-то жидким и невесомым, а внутри Акааши что-то сжимается. Парень подтягивается и тоже садится. — То есть, Вы хотите сказать, что это моя вина? Что я даю вам надежду? — А ты чувствуешь себя виноватым? — А должен?       Куроо замирает. Кажется, разговор зашел в тупик, и оба парня затихают. Немного погодя, Акааши снова ложится на спину и устремляет взгляд в потолок. Потихоньку глаза привыкают к темноте, и Куроо уже видит Акааши лучше: он скользит взглядом по его лицу, пытаясь понять, что же творится у него в голове. Но на самом деле ему никогда это не удавалось. А тишина вдруг снова начинает "сгущаться". Первым опять не выдерживает Куроо, вновь почувствовавший давление. — Акааши, слушай, я не хочу, чтобы мои чувства доставляли тебе дискомфорт или мешали жить, и уж тем более не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым. — Голос Куроо стихает, и к концу фразы звучит совсем неуверенно, словно он говорит совсем не то, что хочет. Акааши не шевелится, продолжая сверлить потолок. Куроо зажмуривается и вдруг выпаливает чуть громче, чем стоило бы: — Да кого я обманываю! На самом деле я хотел этого!       Кейджи разворачивается и удивленно смотрит, а Куроо продолжает. — На самом деле я хотел, чтобы ты заметил их, чтобы ты почувствовал хоть что-то, даже вину. Я же влюблен в тебя. Конечно, ты виноват. Ты даешь мне надежду, а эта надежда меня убивает. И я хочу, чтобы и ты понял, чтобы почувствовал хоть немного, каково это, когда тот, кого ты любишь, дает тебе веру и немного света, надежду на взаимность и на то, что ты еще не пропал, а потом вдруг: "Вчера Бокуто-сан снова был лучшим на том матче с теми-то. Это была хорошая игра". И это "Бокуто-сан" разбивает к херам все твои мечты и надежды. И тебе то ли хочется прибить лучшего друга, то ли самому сдохнуть к чертовой матери, только бы больше не слышать этого имени и больше никогда не чувствовать ни любви, ни надежды.       Поэтому да, ты, Акааши, должен чувствовать себя виноватым!       Куроо резко выдыхает и снова закрывает глаза, а внутри плещется пустота. Словно вместе со словами вырвались наружу все переживания и эмоции, и пришло долгожданное облегчение. Тишина полностью отступает, и чувство тяжести пропадает. Теперь это просто комната, теперь это всё — просто пустота. Ничего лишнего. Только прерывистое дыхание Акааши и глубокое мерное — Куроо. — Я не хотел, чтобы... Вы в меня влюблялись, я этого не просил. — Тогда откажись. — Голос Куроо тихий и опустошенный. — Прямо сейчас. — Что? — Акааши поворачивается и непонимающе смотрит.       Куроо прищуривается, словно задумал что-то, затем, не сводя глаз с лица Акааши медленно подползает к тому, тихо шепча: — Откажись от них, скажи, что тебе они не нужны, и отпусти меня.       Куроо замирает в паре сантиметров от лица Акааши и смотрит тому в глаза. — Прямо сейчас? — Кейджи сглатывает. Вся дневная уверенность и спокойствие его покинули напрочь. Он чувствует себя загнанным в угол зверем, напуганным и растерянным. — Просто взять и отказаться? И тогда ты уйдешь? — Уйду, завтра же первым поездом я вернусь в Токио и больше никогда не буду нарушать твоего покоя, навсегда уйду из твоей жизни. Ну?       Кейджи мнется, его взгляд блуждает по лицу Куроо. — А если... нет? — Тогда прими их. — Куроо замечает панику в глазах Кейджи и вдруг вспоминает слова Иваизуми, сказанные сегодня на кухне: "Не жди, что он втрескается в тебя по уши сразу же. Любовь — это адское терпение". Сделав глубокий вдох, Куроо чуть отодвигается, но не отходит, продолжая нависать над парнем. — Я не заставляю тебя отвечать мне взаимностью или сразу взять, да забыть о своих чувствах к Бо, или что-то подобное. Но я прошу тебя сделать другой выбор: либо оттолкнуть меня навсегда, либо принять мои чувства и дать мне шанс. Взять на себя ответственность за ту надежду и за те чувства, что ты заставляешь меня испытывать. Сможешь ли ты?       Акааши прикрывает глаза. — Взять ответственность и принять, но не отвечая взаимностью? — Акааши снова смотрит на Тетсуро и в какой-то миг, ему кажется, что он начинает понимать.       Понимать, через какой ад он заставляет проходить этого человека, находясь с ним рядом. Даже сейчас. Он сам никогда не мог себе позволить слишком близко подойти к Бокуто, прикоснуться подобным образом. Но сама близость с человеком, к которому у тебя такие сильные и односторонние чувства, заставляет гореть живьем.       Так каково же было всегда Куроо, который, весело смеясь, распивал кофе, сидя на кровати Акааши? Или в столовой на соседнем стуле, совсем рядом? Или в парке? Тому, кто заботился и носил лекарства, когда Кейджи болел?       Акааши делает вдох-выдох и прикрывает глаза, едва различимо шепча: — Каково это..?       Куроо смотрит недоуменно, а Кейджи чуть подается вперед и практически невесомо касается чужих губ, застигая того врасплох. Это и поцелуем-то назвать сложно, просто легкое прикосновение, но Куроо кажется, что где-то разверзлась земля; еще секунда, и он провалится или проснется. — Так это значит..? — Тетсуро мямлит, едва справляясь с волнением. — Я беру ответственность, — тихо отвечает Акааши. — Но за последствия я не ручаюсь. И да, это не значит, что мы встречаемся или что-то подобное. Это просто значит, что я не хочу, чтобы ты исчезал из моей жизни.       Куроо расцветает своей "кошачьей" хитрой улыбкой и снова чуть наклоняется к Акааши. — Тогда можно еще раз? — Зачем это? - Акааши хмурится. — Как зачем? А моральная компенсация за все мои многолетние муки и сердечные терзания? И бессонные ночи? И... — Я понял, — едва успевает его перебить Кейджи, как тут же Куроо спешит получить свою долгожданную компенсацию, не ограничиваясь на этот раз легким прикосновением, а получая самый настоящий полноценный поцелуй. — Другое дело, — ухмыляется Куроо. — Идите уже спать, иначе сами потом будете расхлебывать свои "последствия", — ворчит Акааши, краснея и отворачиваясь. — Спокойной ночи, — мурчит Тетсу и резво уползает на свой футон. — Угу, спокойной, — бурчит в ответ Акааши, отворачиваясь к стене и пряча невесть откуда взявшуюся улыбку.       Наверно, брать ответственность — это не так уж и страшно. И Ойкава, возможно, не такой уж и дурак, когда рассуждает о чувствах.