Да, малыш, и я тебя

      Среди студентов было довольно обычным делом устраиваться работать куда-нибудь в больницу, выбирая себе место во время практики. Вот и Руслику предложили трудоустройство в госпитале, пока что санитаром. Это была возможность набраться практического опыта, но оклад конечно же не шел в сравнение с клубным. Даже ночными сменами санитаром в больнице много не заработаешь, а ведь ему хотелось ночи и выходные проводить дома, с Лёвой. И деньги. Очень не хотелось вновь попадать в зависимость от Левиных нестабильных доходов и непонятных растрат. Руслика просто разрывало от сложности выбора, но трезво рассудив, что дежурств можно не брать больше, чем сейчас в клубе, зато на выходных в больнице будет куда как спокойней, чем в грохоте вечеринок, и можно будет готовиться к сессии, а главное, это будет серьезной причиной не уезжать на каникулы домой; он решительно распрощался с клубом и устроился в отделение хирургии. Совершенно неожиданно работать там ему понравилось. И хотя слив чьей-нибудь натекшей из дренажа желчи, танго со шваброй или санобработка мочеприемника радикально отличались от его работы в ночном клубе, отторжения у Руслика не вызывали. Он совершенно однозначно понял, что чувство брезгливости если и не чуждо ему, то в профессиональной сфере, при соблюдении всех гигиенических предосторожностей, вполне отключается. Медсестры, быстро прочуяв это качество в новом сотруднике, вовсю пользовались его помощью в тяжелых случаях, в благодарность не дергая по пустякам и прикрывая его уход пораньше с вечерних смен. А Руслик с удовольствием заступал на субботние суточные дежурства, предчувствуя ночью тихий полумрак коридоров, шелест халатов снующих по коридору медиков, а после полуночи полное затишье, когда можно сесть на посту почитать лекции, подремать на диване в сестринской или закрыться в собственноручно отдраенной санитарной комнате и, развалившись на кушетке, пошептаться с Лёвой на сон грядущий, сжимая губы в улыбке или стояк в кулаке. А утром, скинув в шкафчик выданный ему сестрой-хозяйкой застиранный хирургический костюм, рвануть домой к сонному, теплому Левушке. Как бы Руслик не уставал на работе, у них под одеялом всегда было жарко.       Конечно, день на день не приходится, нередко бывало, что некогда было даже присесть. И хотя это не районная больница, где никогда не знаешь, во сколько скорая привезет очередную жертву эскулапам, но и в ведомственном госпитале пациентов всегда хватало. Аппендициты, панкреатиты, язвы и прочие острые состояния никто не отменял. Но ведь он затем и устроился работать, чтобы на таких вот случаях набираться опыта.       В это дежурство в седьмой палате у прооперированного в пятницу "перитонита" начались осложнения, в третьей палате серьёзные, казалось бы, мужички неслабо наклюкались, нарушая больничный режим, а из приемного прислали двоих с "острым животом". "Перитонит" отправили в интенсивную терапию, новеньких подготовили и транспортировали в оперблок, забрали из реанимации вчерашнего прооперированного, справились со всеми врачебными назначениями, мужичков утихомирили, пригрозив всех поголовно сдать дежурному врачу и выгнать из больницы, и к вечеру Руслик, из последних сил перемыв в палатах полы, на пару с медсестрой валился с ног. - Ничего-ничего, Русланчик, - панибратски усмехалась пожилая медсестра. - Тяжело в учении - легко в бою. Иди поешь, там в сестринской на столе тёть Галя нам с тобой на ужин что-то оставила. Руслик, не чуравшийся больничной стряпни, всегда благодарно принимал дары буфетчицы, с удовольствием сметая всё до скрипа тарелок.       В сестринской пахло женскими духами, каким-то антисептиком и только что съеденной гречкой. Жизнь снова стала прекрасна и удивительна, и Руслик довольно наслаждался затишьем. В кармане тихонько тренькнул телефон, уведомляя о пришедшей СМС: «Сегодня репетиция. Буду поздно. Не жди». Руслик держал открытым сообщение Льва и чувствовал, как тает ленивое благодушие и напрягается что-то внутри. Это уже была далеко не первая подобная СМС-ка. Недоверие, просыпаясь, заворчало и подняло нос, принюхиваясь. Он смотрел на потухший экран телефона и не знал, что сделать, чтобы унять нарастающее в душе зловоние ревности. Позвонить Льву? Но что это даст? Ничего. - Ты чего тут? Поужинал? - заглянула медсестра. - Бери каталку, надо Сурова из оперблока забрать. В десятую его клади, к окну. Руслик сунул телефон в карман и пошел в палату за одеялом, чтобы застелить им каталку для несчастного прооперированного Сурова.       От перетаскивания тяжелых человеческих тел напряженно ныли мышцы рук и спины, гудели набегавшиеся по больнице ноги. Вернувшийся утром домой Руслик открыл дверь и ввалился в прихожую. Лёвины кроссовки стояли на своем месте. Он дома. И с плеч будто свалился стотонный груз. Дома. Руслан скинул одежду, тихонько прокрался в спальню, чмокнул светлую макушку и услышал ласковое бурчание в ответ: - Сусличек, дай еще поспать. - Я соску-учился. - От тебя больницей разит, брысь в душ, я тебе пока место под одеялом погрею. Он послушно направился в ванную, встал под горячие струи душа и, чувствуя, как прогреваются уставшие мышцы, улыбнулся. Лёва дома. А он просто ревнивый дурак. В теплой постели его обхватили и прижали к себе любимые руки. - Лягушонок ты мой. - А говорил, суслик. - Ага, суслик. Но холодный, как лягушонок. Как отработал? - шепот теплом обдавал шею. - Устал, как собака. Рук-ног не чую. - Тогда спи. Спи, мой хороший. Руки на мгновение сжали чуть сильнее и расслабились. Где-то под ухом грело сонное дыхание. "Просто ревнивый дурак". * * *       Руслан удрученно вертелся перед зеркалом - единственный приличный костюм длиной брючин едва доставал до середины голени, пиджак и вовсе не налез. У старшего брата залетела девушка. Свадьба была делом решенным. И вот теперь он пытался втиснуть своё изрядно увеличившееся в габаритах тело в выпускной костюм, а Лев ржал над его мучениями, дразнил "Гулливером" и швырялся подушками. Затем, сжалившись, притащил ему один из своих костюмов. И каково же было их удивление, когда и этот оказался Руслику тесен и коротковат. Это было полное фиаско. Лев ошалело покачал головой: - Ты куда растешь, Руслик? Может, хватит уже? Ты же Суслик, а не медведь.       На свадьбе они скромненько тусили в джинсах и новой рубашке. Лев из солидарности тоже не стал облачаться в костюм. Только вот Руслику всё равно казалось, что Лёва, даже в джинсах, был самым элегантным и самым красивым на свадьбе. Красивее невесты. Он с умилением смотрел на застрявшие в львиной гриве цветочные лепестки и зернышки риса, которыми старшее поколение обильно осыпало вернувшуюся из ЗАГСа молодежь. Все вокруг ели, пили, орали "Горько!", а он украдкой любовался сидящим рядом Лёвой и представлял его в свадебном платье. И думал, что тот даже в платье будет сказочно хорош. В обтягивающем и с глубоким вырезом на спине. Нет, он в любом будет хорош, даже в этой тюли, как у заметно беременной братовой жены, он будет настоящей принцессой. Но обтягивающая белизна по стройной фигуре, тонкие лямочки на ключицах, изгиб белоснежной спины в вырезе и, пожалуй, чулочки - сеточкой, с кружевной резиночкой, - будут вне конкуренции. А между кружевами, между белоснежными узорами резинок - набухший, горячий и сочащийся член. Очуметь. Просто разврат какой-то. Руслику сдавило молнией джинсов живо откликнувшуюся на представленную картину плоть.       Лева, хоть так и не понял, почему посреди очередного тоста оказался выволочен в подъезд, отбуксирован на чердак, крепко зажат и зацелован, шипел и возмущался нахальству своего Суслика весьма не убедительно. Тем более, что разобрать, что там шипит ему в пах опустившийся на корточки Руслан, было невозможно. А тот, дурея от выпитого за столом, от собственных фантазий, сжимал руками Лёвины ягодицы и шептал, задыхаясь и бодая носом бугорок члена под джинсой: - Моя принцесса... Моя развратная, прекрасная принцесса... Как же я хочу тебя трахнуть... Секунда на борьбу с "молнией", и яркие от прилившей крови, чуть обветренные губы жадно обхватили увеличивающийся член. Лева схватился для опоры за прутья решетки, закрывавшей выход к люку на крышу, и прикрыл от удовольствия глаза.       Нос забивала поднятая непрошенными гостями пыль, ноги дрожали от напряжения, одной рукой приходилось поддерживать сваливающиеся с Левы брюки, второй выпростать и сжать собственное возбуждение, но перед глазами стояли белые кружева, во рту пульсировала почти готовая разрядиться плоть, и так кружилась голова, что это стоило того, чтобы потерпеть неудобство. Тем более, что долго терпеть не пришлось - Леву, прикусившего себя за руку в попытках не стонать, согнуло спазмами подступившего оргазма, и Руслик, чувствуя во рту прибывающую солоноватую горечь спермы, следом брызнул белесыми каплями на пыльный пол. - Сумасшествие ты моё, - Лев помог ему распрямиться на затекших ногах и прижал к себе. Руслик уткнулся ему в волосы носом и пытался отдышаться, облизываясь и вздрагивая. - Что на тебя нашло, малыш? - Представил, что ты моя невеста. - Что? - рассмеялся Лев. - Невеста? - Угу. В белом платье и чулках. Левушка, а ты подаришь мне первую брачную ночь? - голос почти не дрожал, но кто бы знал, каких усилий стоило задать этот вопрос. - В платье и чулках? - Лев отстранил его от себя и принялся поправлять одежду. - Ты меня с Валькой, случаем, не перепутал, Суслик? Извини, я не по этой части.       Лев поправил одежду Руслану, пригладил волосы и, потянув его за руку, направился к ступенькам вниз. Вопрос так и повис в воздухе.