Да, малыш, и я тебя

Глава 3. Не бечено       Похороны прошли спокойно. Народу было немного — родня и ближайшие соседи, так вышло, что бабушкины подруги её опередили.       Дядя Гоша устало смотрел вокруг воспаленными слезящимися глазами, но держался с достоинством. Он выглядел совсем стариком в свои неполные 70 лет. Иссох и ссутулился, хромал и ходил с палочкой.        — Он наркоман, Руслан. И я уже ничего поделать не могу. Раньше я несколько раз укладывал его лечиться в платные клиники и в обычную районную психушку. Ничего не помогало. Сейчас ему не на что купить дозу и он пьет вместе с женой. И у меня давно уже опустились руки. Но душа болит за Лёньку, загубят ведь его, загубят сволочи, — он сокрушенно покачал головой.        — Лёньку? Лео Лёнькой что ли зовут?       Дядя Гоша посмотрел на него недоуменно.        — Ну да, Ленька. Леонид же.        — Вот как значит. Я думал, Леонард какой-нибудь.        — Да уж, с этих станется и Леопольдом назвать.        — Дядь Гош, так может лишить их родительских прав и забрать себе мальчика?       Старик мотнул головой.        — Пытался. Я пока носился с Лёвой, упустил из виду Лидку с сыном. А приехал как-то вечером переночевать, как раз от Лёвы возвращался из наркологии, смотрю — малец перед домом сидит. Один. Это в пять лет! Взял его домой, а в квартире никого нет. Я к соседям, там товарищ мой давний живет, вот они и порассказывали, как она «воспитанием» занимается. Пьет и шляется где-то целыми днями и ночами, а сына либо с собой таскает непонятно где, либо он сам по себе.       Они сидели после поминок вдвоём в старом бабушкином домике. Все уже разъехались, забрав с собой и Лео. Рус остался ночевать с дядей Гошей, что б поддержать в этот тяжелый момент. Тем более, что тот не захотел возвращаться жить в Москву, решив остаться и дальше жить материнском доме. Вот так и зашел разговор про Льва.        — У неё ж брат в аварии погиб, да и муж из Левы так себе, и она запила, а бабе долго ли надо, чтобы спиться. Оба не работают, сдают Лидкину квартиру в центре Москвы, на эти деньги и пьют. Я боялся, как бы нашу квартиру не пропили, забрал все бумаги на неё. Но если припечет, могут и восстановить ведь. У них самих уже мозгов на это может и не осталось, но сейчас полно всяких нечистых на руку дельцов. Вот и решил я лишить их родительских прав — побежал в эти, органы опеки и попечительства. До суда дело дошло. Несколько заседаний было, они всё не являлись. Льва без них лишили. А как дело дошло до Лидки — тут мужик из отдела и сказал, что мальчика мне могут и не отдать — я ж одинокий старик с одной лишь пенсией. А если лишат Лидку прав родительских — заберут его в детдом или интернат. А ему нельзя в детдом, он там не выживет. Вот и жду его совершеннолетия, чтобы забрать. Только и правда, сдаю я совсем. Сердце вот барахлит, — дядя Гоша вздохнул и развел руками. — А пока мотаюсь туда, подкармливаю, приодеваю. Хороших вещей не покупаю — всё равно отберут и пропьют. Купил как-то телефон, чтобы на связи быть. Ты не смотри, что он всё молчком, да молчком. Он в технике шарит, получше нашего поселкового телемастера. Я ж на каникулы его к себе забираю, так он и по хозяйству помощник, и обои нам в кухне поклеил, и телик мой старенький настроил, и в телефонах понимает. Только вот тот, что я ему купил, уже через пару дней отобрали и продали эти ироды.       Стариковски выцветшие глаза покраснели и увлажнились. Дядя Гоша отвел взгляд в сторону.        — Ты уж прости старика, что на тебя это вывалил. Только я уже не знаю, что делать. Может, съездишь к ним, посмотришь? Передачку от меня завезешь. А то сил нет, а к зиме надо мальчонке ботинки теплые. У меня там друг остался, у него если что переночевать сможешь.        Рус молча слушал и лишь согласно покивал головой. Как тут откажешь. Никак.        Всю ночь он ворочался на узкой панцирной кровати, прислушиваясь к шорохам старого дома, похрапываниям дяди Гоши и взбунтовавшимся мыслям. Мысли как раз спать и не давали, то и дело возвращая его в ободранную, грязную квартиру к тараканам, спившейся Лидии и горящим алкогольной агрессией глазам Льва. А потом к их мальчишке — одиноко сидящему поздней ночью на колесах, тихонько задремавшему в ночной электричке, привалившись к окну, послушно таскающему тарелки с едой, кухонную утварь и лавки к поминальному столу и молча прижимающемуся в Храме и на кладбище к дяде Гоше, совсем по детски вцепившись пальцами в рукава его старенького пиджака. И мутные мысли были. Ненужные, неуместные, но настолько настырные, что к утру Рус окончательно определился в своих действиях.       На следующий день он пришел в родительскую квартиру. Рассказал родителям, как обстоят дела и что он собирается сделать.       Мать растерянно всплеснула руками и, стыдливо отводя глаза, никак не прокомментировав, ушла собрать вещи Лео. Тот гулял с Митей — сыном старшего брата Руса. Отец нахмурился, пожевал губы, цыкнул на загудевших внуков и полез в сервант за бутылкой.        — У нас в роду, еще мама рассказывала, царствие ей небесное, нередко были такие как ты и Гошка.       Водка забулькала по прозрачным, как хрусталь, рюмкам в уютной родительской кухне точно с таким же звуком, как и несколько дней назад в немытых стаканах обшарпанной московской квартиры. Рус невольно поморщился, но выпил.        — Какие такие?        — Ну, однолюбы, что ли. Не знаю. Гошка вон, как и ты, один раз и на всю жизнь, а потом её сына растил. Теперь оказалось и ты у нас такой. Мы же не слепые с мамкой. Но надеялись, что это так, пройдет. Гошка-то свою поздно встретил. А оно вон как оказалось.       У Руса не было сил удивляться, или это водка после бессонной ночи сгладила эмоции. Он молча слушал, пытаясь понять, какой он еще ТАКОЙ. Он видел Льва и ничего-ничего к нему не чувствовал. А то, что он один — так сложилось. Не попалось на пути подходящего человека. Были у него и мужчины и женщины, но не легло на душу. Да и не один он, в конце концов, в Саратове его Нина ждёт. Да в общем-то, и Лаптев тоже. Хотя, на Лаптева лучше не ссылаться. Тут хмель в голове отступил, и его осенило.        — Так вы чё, знали?        — Да чё там знать-то. Гошка даже думал отзывать тебя оттуда. Да мы с матерью уговорили не лезть, сами разберетесь. Так и вышло. Что на роду написано, того не миновать. Гены не водица — папашка-то Лёвин родной тоже алкоголиком был, мать Левкину, им беременную, колотил, вот она и сбежала. Вот так-то сынок. А Ленька… Ну, не чужой же он нам, я же понимаю, — отец потер подбородок и мотнул головой. — Нет, не понимаю, но дело твоё.       Рус резко осушил очередную рюмку и стал собираться в дорогу. Надо было закинуть Лео домой и успеть на поезд до Саратова. Когда с улицы возвращается Лео, они всей семьёй обедают и Руслан прощается с роднёй.       В электричке Рус попытался поговорить с Лео, рассказать о своих планах и узнать его мнение. Но только речь зашла о Льве и Лидии, мальчишка, и так не расположенный к общению, вовсе ушел в несознанку. Съежился, уткнулся мордочкой в окно и совсем перестал реагировать на слова Руса.       Лео был очень похож на Льва в юности, тоже светленький, тощий, глазастый. Те же черты лица. Только неопрятный, заросший, в обносках и действительно с каким-то тупым безэмоциональным взглядом. Сколько Рус его видел — тот был либо равнодушен, либо испуган — других эмоций не было.       Рус отвез его домой, в подъезде вручил сумку с продуктами и вещами от дяди Гоши и попрощался. Не заходя в квартиру, повернулся и отправился на вокзал.       Возвращение в Саратов было омрачено предчувствием предстоящих дел и грядущих перемен. Не откладывая в долгий ящик, он прямо с вокзала поехал на работу. Решительно написал заявление на увольнение и отловил Лаптева для разговора. Ваня его выбор, мягко говоря, не одобрил и стал решительно его отговаривать. Но уже после нескольких аргументов против, не выдержал и психанул:  — Князев, ты с ума сошел? Всё бросить и уехать? А как же карьера, твоё заведование? Бросишь нас всех? А Нина? С ней ты говорил? Рус видел в глазах любовника неподдельное огорчение и недоверие, но на попятную идти уже бы не смог.       После тяжёлого разговора с Ниной, он снова всю ночь не спал. Ворочался с боку на бок в раздумьях. Появилось трусливое желание бросить всё и никуда не уезжать. В конце концов, ради чего он должен ломать свою благоустроенную жизнь, терять перспективную работу, терять личную жизнь с Ниной, да и с Иваном, коль на то пошло. Ради кого? Ради ребёнка, который одним своим появлением на свет уже однажды сломал эту самую благоустроенную личную Русланову жизнь?       Нина в Москву переезжать категорически отказалась. И на убежденные слова Руса, что и в Москве будет и дом, и новая работа, лишь разочарованно бросила:        — Тебя ждать, «донкихот», или в Москве и жена новая будет?       Рус лишь скрипнул зубами и полез в ящик стола за своими сертификатами и дипломами. Затем засел в интернете в поисках недорогого съёмного жилья, всё равно прощальная ночь страсти от обиженной женщины ему явно не светила, а надолго оставаться приживальцем у дяди Гошиного приятеля не хотелось.