Closer To The Heart

      О том, что лучше бы он не принимал приглашения Неро, Юу подумал чуть позже, ночью, когда в очередной раз проснулся с бешено колотящимся сердцем. Вот честно, меньше знаешь – крепче спишь. В том, что узнал слишком много, Юу практически не сомневался. Сон в этот раз был хоть и абсурдным, но пугающе реальным. И каждое пробуждение всего лишь прерывало серию, но не заканчивало. Стоило Юу закрыть глаза и задремать, как продолжение не заставляло себя ждать. То ли выпитое пиво было тому виной, то ли действительно новая информация, Юу понятия не имел. …К железным кованым воротам увитого плющом дома подкатила сияющая колесница, запряжённая четырьмя мордастыми грешниками. Управлял колесницей роковой мужчина Амано Шинджи. Белоснежная туника, прихваченная на плечах золотыми застёжками, выгодно подчёркивала статную фигуру рокового мужчины и обнажала длинные мускулистые ноги, расписанные тигриными полосками. Позади рокового мужчины, на обитом алым бархатом диванчике восседал Ниикура Каору, облачённый в стильную рясу тонкой шерсти – явно индивидуальный пошив – с ненавязчивым логотипом ателье Тома Форда на воротничке. - Подвеска стучит что-то, – обеспокоенно заметил Амано, прислушиваясь. Левый пристяжной грешник громко чихнул. Амано нахмурился. – Ну вот, пожалуйста, и мотор чихает. Надо техосмотр пройти, Ваше святейшество. - Мне лично не надо, – лениво возразил Ниикура и погладил крест на груди. – А твоим мордоворотам полезно побегать. Ты погляди, какие откормленные. Вчера эти приезжали на переговоры, бизнесмены из Апокалипсиса, так чуть не издохли от зависти. И они сами, и кони их, прости Господи. А мотор твой чихает, потому что пыль у дома. Это порождение Диавола вчера запил и погряз в безделии, за что будет примерно наказан, как только протрезвеет. - Какое порождение? – удивился Амано, перебирая в уме всех знакомых, но дьявольских порождений среди них не нашёл. Отец Ниикура тяжко вздохнул. - Дворник наш, Неро. Совсем хочет погрязнуть в грехах и пороках. - Завтра как обычно, Ваше святейшество? – перевёл тему Амано, поняв, что схалтурить не удастся, а о греховности мира любимый шеф может говорить долго и вдохновенно. Отец Ниикура величественно кивнул и выбрался из колесницы. - Напомни, пожалуйста, начальнику отдела безопасности, что я жду его у себя к ужину. Амано свистнул, взмахнул кнутом, и грешники резво помчали колесницу вниз по улице, вздымая клубы пыли. Отец Ниикура покачал головой, послал взглядом громы и молнии в сторону дома нерадивого дворника и отворил калитку, спрятавшуюся среди обвившего ограду плюща. Лёгкий ветерок врывался в распахнутые окна светлой гостиной, играл тюлевыми занавесками и перебирал разбросанные в беспорядке на полу нотные листы. В чарующую мелодию, которую играл на рояле отец Кавамура, вмешивался высокий голос скрипки в руках господина Сугихары. Брат Нишимура, поджав под себя ноги, сидел на диване, обитом бежевой кожей, и с видимым выражением страдания на лице пожирал шоколад. Отец Ниикура в дверях вежливо кашлянул. Рояль смолк. Господин Сугихара вздрогнул, отчего скрипка издала скрежещущий звук, и застыл как изваяние. Брат Нишимура быстро спрятал недоеденную шоколадку за спину. - Разлагаемся? – ласково уточнил отец Ниикура и прошёл в комнату. Отец Кавамура поднялся из-за инструмента. - Ты сегодня рано, дорогой, – заметил он и тут же прикусил губу, понимая, что подобрал не те слова для встречи. Отец Ниикура медленно обошёл вокруг замершего господина Сугихары, после чего придавил его взглядом. - Что он делает в нашем доме? - Сугизо был в деревне проездом и решил навестить, – объяснил отец Кавамура и посмотрел на отца Ниикуру кристально честными глазами, в которых читалась бесконечная любовь и преданность. – Мы действительно давно не виделись. - В прошлый раз, – ядовитым голосом поведал отец Ниикура и прищурился, – низвергнутый десницей всемогущей, летел стремглав из светлого эфира он в тёмную бездонную пучину. - Каору, ну почему ты так несправедлив к Сугизо? – расстроился отец Кавамура. Брат Нишимура под шумок вытащил из-за спины шоколадку и жадно в неё вгрызся, глаз не сводя с разворачивающейся перед ним сцены. - Сугизо… – усмехнулся отец Ниикура и сверкнул глазами. – Исполнен благородства казался он и человечно кроток, но пусто всё и ложно было в нём. Хотя из уст его лилися речи, подобные небесной сладкой манне, способные представить в лучшем свете всё худшее, расстроить и смутить мудрейшие советы. В мыслях низок и лишь во зле находчив, он робел пред смелыми деяньями. - Каору! – воскликнул отец Кавамура, трагически заламывая руки. – Каору, ну что ты такое говоришь?! - Коварный змий! Пылая адской злобой и завистью, праматерь нашу Еву он обольстил, когда в своей гордыне низвергнут был с небесной высоты… - Каору, ты не на работе!!! – голос отца Кавамуры зазвенел такой силой, что на скрипке господина Сугихары лопнула струна. Отец Ниикура опомнился. - Какой богомерзкий звук, – скривился он и тяжело опустился в кресло. - Совсем заработался уже, – причитал отец Кавамура, суетясь вокруг главы семейства. – Я даже ничему не удивляюсь. Ты же привык всё на себе тянуть всегда, вот они и пользуются этим. Я тебе сколько раз говорил, что трудоголизм – это зло и грех великий, но ты же не слушаешь. В отпуск тебе надо, в отпуск. Уехать на месяц к морю… - Я плавать не умею, – жалобно простонал отец Ниикура и откинул голову на спинку кресла. Отец Кавамура строго взглянул на брата Нишимуру, отчего тот едва не подавился шоколадкой. - Немедленно иди умойся и принеси таз с горячей водой и средство для ножных ванночек. Как будто не видишь, что отец с работы пришёл уставший. И полотенце не забудь! Брат Нишимура запихал в рот остатки шоколада и вприпрыжку побежал в ванную. Через пару минут отец Ниикура уже блаженно растекался по креслу, пока отец Кавамура порхал вокруг него. Ступни ног отца Ниикуры нежились в пене, источающей аромат лаванды, а сам он вальяжно махнул рукой. - Можешь отмереть, – милостиво разрешил он, и господин Сугихара, всё это время неподвижно стоявший у рояля, шумно выдохнул и осторожно пробрался к дивану. Умытый брат Нишимура с полотенцем наизготовку стоял по стойке «смирно» у кресла и ожидал команды. - Рассказывай, каким ветром тебя занесло в наши края, – молвил отец Ниикура, не открывая глаз. Отец Кавамура принёс уютные домашние туфли фиолетового бархата и принял из рук брата Нишимуры полотенце. - Да я тут мимо проезжал… – проникновенно начал господин Сугихара, но отец Ниикура прервал его: - Не лги мне! Господин Сугихара сник и признался: - К Шинье я приехал, а этого несносного мальчишки дома не оказалось. Ну, я и пришёл сюда. А куда мне ещё деваться? - Уйти в пучину, из которой ты явился, – пробормотал отец Ниикура сонно. Господин Сугихара совсем съёжился и прижал к себе скрипку. Отец Кавамура велел брату Нишимуре принести из спальни плед и подушечку. Устроив отца Ниикуру со всеми возможными удобствами, отец Кавамура отошёл от него и присел рядом с господином Сугихарой. - Как тебя угораздило сойтись с этим деспотом? – свистящим шёпотом спросил господин Сугихара. - Я слышу всё, порочнейший из падших херувимов! – подал голос отец Ниикура, и господин Сугихара испуганно замолчал. - Спи, ради всего святого! – взмолился отец Кавамура. – Ты когда-нибудь точно сойдёшь с ума со своей работой. В дверь постучали. Брат Нишимура потрусил в прихожую. Господин Сугихара прислушался к ровному дыханию отца Ниикуры и снова зашептал: - Как ты вообще с ним живёшь? Объясни мне, что он такого сделал, почему ты предпочёл его? Таскался за тобой? Так я тоже не в сторонке стоял, знаешь ли. Веру принял из-за тебя? Так для этого много ума не надо. Вы всё равно кладёте на эту веру, когда спите вместе. Уехал к тебе в глухую деревню? Ну и что? Подумаешь, подвиг совершил… - Знаешь, Сугизо, вы оба стояли перед выбором: музыка или любовь. Ты выбрал музыку. Каору выбрал любовь. Разве этого недостаточно? - Я не мог бросить музыку, ты же знаешь! Она живёт во мне! И мы как раз тогда раскрутились как следует. Как можно было это бросить? - Каору тоже прочили большое будущее, если ты помнишь, – покачал головой отец Кавамура и бросил ласковый взгляд на спящего отца Ниикуру. – А он решил, что ему всё это не нужно без меня. - В общем, я всё понял: Каору – герой, а я – так, мимо проходил, – обиделся господин Сугихара. – Рюичи, ну зачем тебе всё это? Живёшь тут при нём, как попадья, мальца этого придурковатого подобрали где-то… - Сугизо, выбирай выражения, – кротко попросил отец Кавамура. – А мальца зовут Кё, если ты до сих пор не знал. - Рюичи, бросай ты всю эту блажь и возвращайся. Пусть Ниикура и дальше тут царствует, если ему это нравится. И мальца воспитывает заодно, а то он у вас только конфеты и может жрать... Ой! – господин Сугихара прижал ладонь к щеке. С дивана упал плотно скатанный шарик из фольги. Отец Кавамура обернулся и едва сдержал улыбку. В дверях стоял насупившийся брат Нишимура, держа в руках самодельную рогатку. - Вот, значит, как, – из тени прихожей на свет выступил Терачи Шинья. – На два фронта работаете, Сугихара-сан? А я-то почти Вам поверил… - Шинья, мальчик мой дорогой, ты просто всё не так понял! – залебезил господин Сугихара, резво подхватываясь с дивана. На губах отца Кавамуры заиграла коварная улыбочка. Брат Нишимура по широкой дуге обошёл гостей и забрался с ногами на диван. Рогатку он предусмотрительно засунул за пазуху. - Не так понял? – переспросил Терачи и сделал шаг назад. – Неужели? Вы лгали мне всё это время! Вы пользовались моим расположением! Я пустил Вас в свой дом, а вместо благодарности получил измену! - Шин-чан, я просто пытаюсь вернуть Рюичи в музыку, – господин Сугихара мелкими шажочками приближался к Терачи и ослепительно улыбался. – Никак не могу взять в толк, почему он не желает возвращаться. Как можно отказываться от славы? - К чему она и что она такое? Ничтожный блеск, народная хвала, А сам народ – не жалкое ли стадо И пёстрый сброд, превозносящий часто То, что скорей достойно порицанья? И хвалит он, не зная сам кого, Пленяется, не зная чем. Ужели Ценителей подобных восхищенье Желательно? Неодобренье их Не служит ли скорее похвалою? Как счастлив тот, кто это сознаёт! Немногие разумны между ними. Немногих же разумных похвала, К несчастию, не составляет славы, – отчётливо продекламировал отец Ниикура, не просыпаясь. Господин Сугихара вытянулся в струнку и являл собой образец оскорблённой добродетели. Шинья, приоткрыв рот, смотрел на отца Ниикуру. - Ну, ты и скотина, Ниикура, – только и смог выдавить из себя господин Сугихара. - Прочь от меня! Проклятьем заклеймённый, воистину ты – злобный сатана, – закончил свою мысль отец Ниикура и взглянул на соперника. Господин Сугихара оскорбился окончательно. - Каков мерзавец! – приговаривал он, подталкивая Шинью к выходу. – Ноги моей здесь не будет больше! И пропадите вы все пропадом! Когда за гостями закрылась дверь, отец Кавамура с упрёком взглянул на отца Ниикуру. - Каору, ну зачем так жестоко? - Можно подумать, ты поверил в этот фарс, – усмехнулся отец Ниикура и поправил плед. – Но меня действительно беспокоит его настойчивость. - Я никуда не уйду, – твёрдо ответил отец Кавамура. – И пусть Сугизо хоть расшибётся. Впрочем, Бог с ним, с Сугизо. Насчёт ужина ничего не меняется? - Нет, всё в силе, – отец Ниикура снова смежил веки. – Я ещё немножко вздремну, пока время позволяет. Кстати, Кё, сколько шоколадок ты сегодня съел? - Две, – быстро ответил брат Нишимура и прилежно сложил руки на коленях. Отец Ниикура хмыкнул. - А если честно? - Пять, – буркнул брат Нишимура и надулся. После ужина отец Кавамура обещал мороженое, так что честность могла серьёзно навредить. - Ты общался с нашим новым конюхом? – спросил отец Ниикура. Брат Нишимура отрицательно помотал головой. – А ты пообщайся. Хороший человек, но невоздержанный. Мог сделать прекрасную карьеру, а вместо этого обречён выполнять грязную работу до тех пор, покуда не раскается и не воспитает в себе стойкость к соблазнам. А сейчас, сын мой, будь добр помочь матушке на кухне. Брат Нишимура сполз с дивана и степенно отправился на помощь. Благие дела должны быть вознаграждены – это брат Нишимура усвоил очень хорошо – а значит, порций мороженого будет целых две. Когда к воротам подкатила одноместная колесница, запряжённая одиноким грешником, уже смеркалось. Невысокий блондин в армейской форме и ботинках-говнодавах ловко соскочил с колесницы и распахнул ворота. По дорожке от дома быстрым шагом шёл отец Ниикура. - Заводи свою клячу в конюшню, там его покормят, – велел он и закрыл ворота. – Что-то он совсем тощий. Может, продать его этим, из Апокалипсиса? Они таких любят. - Не жрёт ничего, морду воротит, аристократ хренов, – низким голосом ответил блондин, загоняя колесницу в конюшню. – Здорово, Сага, как тебе живётся здесь? Смотрю, ты даже поправился. - Как у Христа за пазухой, – весело ответил высокий худой парень, которого назвали Сагой, распрягая грешника. – А воздержание благотворно сказывается на организме. Да, Ваше святейшество? - Не льсти мне, – добродушно усмехнулся отец Ниикура. – А то я могу и передумать насчёт твоего повышения. А поправился потому, что по бабам не бегает каждую ночь. Человек же, не жеребец, так пусть ведёт себя соответствующе. Пойдём, Хирото-сан, а то мои домашние уже заждались. Распряжённый грешник дождался, когда начальство удалится за пределы слышимости, и фыркнул. - За что тебя наказали-то? – поинтересовался Сага. – И как тебя зовут? - Гара, – сипло ответил грешник и задумчиво огляделся. – Я обуян гордыней и страдаю злословием. Ну и ещё там целый список грехов. Можно подумать, сами тут святые. Лгуны проклятые, жируют на наших харчах, а всё прикидываются ангелочками. Я их выведу на чистую воду! - Стоп-стоп-стоп, Гара-сан, – замахал руками Сага. – С тобой всё ясно. Ты не гордец, ты дурак. Ужинать будешь? - Я не беру ничего у проклятых лгунов и их прихвостней! – гордо заявил Гара и отвернулся. Сага пожал плечами и с аппетитом захрустел овощным салатом. Когда он принялся за суп, Гара покосился на него, но мгновенно принял независимый вид, едва Сага поднял голову. А вот на мясном рагу Гара не выдержал: - Ладно, немного можно. Мне ещё этого толстожопого назад везти, – и громко сглотнул. - Не завидуй, – хохотнул Сага и придвинул Гаре тарелку. – У Хирото отличная фигура. - Только ноги кривые, – не удержался Гара, но в тарелку вцепился обеими руками. - А у тебя – буквой «Х». И характер поганый, – парировал Сага и налил себе чаю. Гара не нашёлся с ответом, только метнул на Сагу ненавидящий взгляд и активно заработал ложкой. …Юу сел на футоне и потёр ладонями лицо. Такого бреда ему ещё не снилось. Теперь и Сугизо влез в его сны на правах старого друга отца Кавамуры и близкого знакомого Шиньи. С этим нужно было срочно что-то делать, вот только что именно, Юу не знал. Наверное, следовало поговорить с кем-нибудь из главных героев этих снов, но, например, брат Нишимура только подлил масла в огонь своим рассказом. А если начать с героев второстепенных? Только не с Неро, решил Юу, уже стоя в ванной комнате. Неро может задавать лишние вопросы, а это ни к чему. Одевшись, Юу заглянул в комнату соседа. Тот спал, раскинувшись на футоне, и негромко похрапывал. В комнате воняло кислятиной. Юу приоткрыл окно и поставил рядом с футоном бутылку воды. Посчитав свой долг выполненным, Ямагучи вышел из дома. На церковной площади царило оживление – похоже, кто-то из городских устраивал здесь свадьбу. Юу постоял, разглядывая пышно украшенный свадебный кортеж, и развернулся в сторону автосервиса. Отвлекать святых отцов смысла не было. В сервисе зычно ругался Амано. Из-под чьей-то машины торчали ноги одного из механиков, а второй в это время выслушивал ругань начальника. Ругался Шинджи вдумчиво и сочно, но разрушительный эффект от его слов несколько сглаживался плюшевым голосом. Заметив остановившегося в дверях Юу, Амано прервал свой убийственный монолог и направился к выходу. - Ты по делу или так зашёл? – сходу спросил Шинджи. Юу пожал плечами. - Решил узнать, как ты после вчерашнего. Неро, например, до сих пор так и не очухался. - Ну, мы столько и не выпили, – сказал Амано и достал сигареты. Юу присоединился к нему. - Слушай, а что тут забыл этот Сугизо? – Юу решил не ходить вокруг да около. Было сложно придумывать какие-то темы для разговора, потому что близко они с Амано до сих пор не общались. - Он вообще-то к святым отцам приезжает, – ответил Шинджи, стряхивая пепел в старую жестяную банку, стоящую у дверей. – Они давно знакомы, в одних кругах вращались. А года три назад Сугизо ногу сломал, да как-то неудачно, и отец Кавамура обратился к Терачи за помощью. Терачи же не просто массажист, он занимается именно реабилитацией после травм, инсультов – ну, там, гимнастика лечебная, всякое такое. Тот не отказал, конечно. В итоге Сугизо теперь и к нему заезжает после своих гастролей. Сам понимаешь, у музыкантов какие-то профессиональные заболевания есть, им нужно регулярно всю эту реабилитацию проходить. - А Терачи, он… ну… – Юу замялся, подбирая слова. Амано захохотал. - Это тебе Неро наверняка наплёл всякого, да? Ты ему не очень-то верь. Если Неро кого-то невзлюбит, сразу же наделяет этого человека самыми страшными пороками. А самый страшный порок в его глазах – это гомосексуализм. Но вот какая штука: пока Неро не знает, что общается с геем, ни за что не заподозрит. Если человек ему симпатичен, значит, он не подвержен ничему «такому», – Амано показал пальцами кавычки и пристально посмотрел на собеседника. – А ты почему интересуешься? Запал на Терачи? Юу побледнел и отшатнулся от Амано. Как он узнал? Или это так заметно? - Если так, то зря, – продолжил Шинджи и заглянул в помещение. Механики лежали под машиной уже вдвоём и приглушённо переругивались. – Терачи – птица слишком высокого полёта. Кроме того, он совершенно точно не гей. - Откуда ты знаешь? – сдал себя Юу. Амано усмехнулся. - Неважно. Просто знаю. А ты поищи себе кого-нибудь другого, пожалей своё время и нервы. Возвращаясь от Амано, Юу размышлял над своим незавидным положением. Тот крохотный огонёк надежды, что ещё теплился внутри, вот-вот норовил погаснуть после слов Шинджи. Перспективы устройства личной жизни по-прежнему были весьма туманными, а желание быть нужным кому-то – почти отчаянным. Наверное, ему следовало податься не в дворники, а в монахи и научиться усмирять дух и плоть. Юу присел на скамейку возле дома Окады и уставился в землю. Вспомнилось стихотворение, которое прочитал ему отец Кавамура, и Юу совершенно ясно увидел себя тем самым несчастным осликом – замотанным и забытым. Только, в отличие от ослика, стойла блаженства ему не полагалось.