Змеюшка

На день рождения Игореша приглашает нас к себе. Насколько я поняла Абса, этот дом окутан едва ли не более густой завесой тайны, чем дом Тома. Аппарировав, с любопытством оглядываюсь. Интерьер такой же несуразный с точки зрения моды и стандарта, как сам Игорь в высшем обществе. Большая часть гостиной оформлена в классическом стиле, но в углу — чучело медведя, на полке — по меньшей мере двадцать матрешек из одной игрушки, на камине две вазочки, расписанные под хохлому. Игореша приглашает в столовую. Там все с точностью до наоборот. Стены из сложенных традиционно бревен, белоснежная скатерть с черно-красным узором, вышитым крестиком, и в то же время классическая английская посуда. Если бы я не знала Игорешу, решила бы, что эта эксцентричность показная, но, кажется, ему и в самом деле так удобнее всего. Впрочем, он же воспитывался на стыке культур, логично предположить, что дома реализовал их наиболее любимые формы. Обед проходит весело. Сначала поздравляет папаня, подарив какие-то ужасно полезные и редкие зелья, которые могут храниться чуть ли не сотню лет. Потом Фенрир вручает какой-то таинственный конверт. Игорь заглядывает внутрь и почти моментально заливается краской. Ой, что-то там весёлое. Фенрир с его нюхом и более простым отношением к физиологии мог и абонемент в бордель подарить. — С-спасибо. Оч-чень неожиданно. — Что там? — спрашивает Севочка. — Потом сам поймешь. Только успокоившийся Игореша снова краснеет, и мы с Абсом начинаем безудержно хохотать. Извиняясь, но ещё хихикая, Малфой дарит какую-то не то игрушку, не то головоломку, для решения которой нужны глубокие познания в нескольких областях магической науки. Не сомневаюсь, рано или поздно Игорь с этим разберется. Мальчишки с торжественным видом преподносят свою открытку. Именинник её удивленно разглядывает. — А кто её зачаровал? Все недоуменно переглядываются. — На ней очень сильные чары сохранности. Наверное, с ней и в огне ничего не случится. — Это, наверное, Ремус. Он очень переживал, что подарок будет испорчен. Все поздравляют Рема с таким сложным колдовством, так что мальчик даже смущается всеобщего внимания. — Здравствуй, братик. Судя по удивлению Игоря, никаких братьев у него нет. Все взрослые настороженно приглядываются к незнакомцу. Мужчина лет сорока с залысинами, брюшком и водянистыми глазами. Совершенно не похож. — Не узнаешь? Мы же в тридцать первом на крови клялись вечно вместе по жизни идти, умереть вместе. — Мне в тридцать первом было восемь лет. — Ты ведь понимаешь, что я бы просто сюда не прошёл, будь сказанное ложью. Игорь с видимым сожалением кивает, а мне начинает казаться, что на моих глазах происходит какая-то катастрофа. Они выходят в гостиную. Я жду хотя бы каких-то звуков оттуда, но, видимо, Игореша ставит заглушку. Все остальные за столом тоже едва заметно напрягаются. Фенрир, правда, поводит носом и тихо бормочет: «От него гнилью пахнет». Игорь, непривычно собранный, с жёстким, цепким взглядом, появляется через пятнадцать минут. — Я извиняюсь. Боюсь, мне придётся пообщаться со Станиславом несколько дольше. Пока папаня и Абс вежливо прощаются (плевать, что нас по факту выгнали), я подхожу и обнимаю его из всех сил. — Все будет хорошо! Он теряется, а потом улыбается сквозь выступившие на глаза слёзы. Я прощаюсь «до скорой встречи», но почему-то отчётливо ощущаю, что не увидимся мы очень долго и почти так же долго моё обещание не сбудется. Только ночью, когда все расходятся, вспоминаю, что даже подарок не отдала. И от этого накатывает ужасная тоска. Плохо настолько, что встаю и укладываюсь в комнате Севочки. Утром сплю неожиданно долго. Севочка почему-то тоже сидит в комнате. Да, точно, Игореша занят. Не успеваю подать признаков жизни, как в комнату входят оба Малфоя. — Тише, — шепчет Севочка. — Мамочке плохой сон приснился. Абс тяжело вздыхает. Чуть приоткрываю глаза и с удивлением созерцаю крайне виноватое выражение его лица. Беда не приходит одна? Сажусь. — Что случилось? — Ювента… Она очень больна. Через два часа она отправляется в клинику в Швейцарии. Я должен ехать с ней. Лютик… — Здесь или с вами? — Лучше, наверное, здесь. Прости… Перед кем он извиняется, мы не понимаем, но просто отпускаем к жене. Я даже ревности не испытываю: трудно не переживать за человека, с которым прожил шестнадцать лет. Лютик отвлекается от тяжёлых мыслей уже после того, как мы переносимся к Рему. Фенрир нервничает, а я уже трусливо не хочу узнавать, что с ним. Но кто бы меня спросил. — Лина, — он дожидается моего полного внимания, — ты можешь спросить у Рема, все ли с ним в порядке, не чувствует ли он чего-то необычного? — Могу, но объясни зачем. — Перед полнолунием поведение и ощущение мира обычно меняется даже в человеческом облике. Я ничего за ним не заметил, но лучше проверить. Где-то через полчаса предоставляется возможность спросить так, чтобы дети ничего не заподозрили. Услышав твердое «нет», возвращаюсь к Фенриру. Он нервно лохматит волосы и молчит пару минут. — Поставь заглушку. Молча выполняю просьбу и стараюсь как можно более терпеливо ждать продолжения. Бесит этот театр драмы, но срываться на Фенрире себе дороже. — Они нарушили связь с волком. Пять лун они измывались над зверем и, дай Мерлин, пять лет потребуется, чтобы все восстановить. — Они же дети. И Рем, и волчонок. У детей ссоры и примирения проще проходят. — Думаешь? — Ну, мы в любом случае это не узнаем, пока вы не обернетесь. Это, конечно, большая проблема, но, как и со всеми текущими проблемами, нам остается только ждать ее разрешения. Ох, из всех моих проблем пока нет только у Блэков и папани. И дай Мерлин, не будет. Впрочем, блэковские проблемы скорее всего решат Блэки: не даром их почти три десятка, а папаня как-то до шестидесяти умудрялся не влипать в неприятности и тут не влипнет. Не влип. Просто умотал в За… Зу… Вот же хреновый почерк у человека! В Замбию! За каким-то редким ингредиентом (полторы строчки названия я точно не прочитаю). Собирать эту вроде бы живность должен сам зельевар, а тут как раз пора цветения (о, значит, все-таки растение) и его позвали. Мне оставлены пять эльфов и пожелания всего хорошего на ближайшие две недели. К черту всех! Когда решат все свои дела, скину на них детей и устрою шопинг и загул по всяким спа. После полнолуния Фенрир приходит жаловаться. Не знаю, как назвать это по-другому, если мы оба понимаем, что помочь я не могу. — Рем, если ничего не произойдёт, станет альфой и соберёт стаю в будущем. Вот только сейчас это добавляет проблем. — В каком смысле? — У его волка связь нарушена не только с человеческим сознанием, но и со мной. Я не смогу ему помочь, пока не завоюю доверие, но пропасть между человеком и волком может стать непреодолимой к тому моменту. Сзади раздаётся топот детских ног. Заглушка! Оборачиваемся и видим спину убегающего Рема. Как мы его не заметили? Ладно я, но у Фенрира-то слух круче, чем идеальный. Грейбэк рычит. — Сиди, сама разберусь. Лютика с Севом отвлеки! С трудом, но нахожу забившегося между корнями дерева ребенка и уговариваю его вылезти и посмотреть мне в глаза. Что же сказать? Надо было заранее обдумать этот вопрос. — Что именно тебя так расстроило? — Я никогда не подружусь со своим волком, — начинает реветь Рем. — С чего ты так решил? — Фенрир в этом уверен. — Скажи мне, Рем, Фенрир ведь очень сильный? — дожидаюсь кивка и продолжаю. — Он вожак стаи, а это значит, что он сильнее всех. Он просто привык, что все вокруг слабее, чем он. Из-за этого он иногда недооценивает других. Мне кажется, это именно такой случай. Если ты будешь искать своего волка всем сердцем, ты сможешь найти его без чьей-то еще помощи. — Правда? — широко распахнув глаза и с бесконечной надеждой, переспрашивает он. — Конечно, Рем. И знаешь, помощь ведь может прийти не только от волков. Есть одна магическая наука, она очень сложная, но даже самые простые упражнения могут тебе помочь. Окклюменция позволяет защищаться, но перед этим приводит разум в порядок. Спокойно возвращаемся к Фенриру и мальчишкам, чтобы предложить заниматься еще и Лютику. Когда я заканчиваю говорить, подлетает сова Тома. Протягиваю знакомой птице руку, гадая, что ему понадобилось, но Эвредика планирует к Фенриру. — О! — смотрим друг на друга одинаково не понимающими взглядами. — Дети, еще час гуляем, а потом пойдем ужинать. Они моментально разбегаются с хохотом, чтобы успеть подольше погулять. Мы с Фенриром снова садимся на плед, благо, вспомнив про заглушку. — И что от меня хочет твой благоверный? — Этот благоверный передо мной не отчитывается. — Злыдня. — Читай давай. — Сама читай. — У Тома паранойя. Он чисто автоматически все письма зачаровывает так, что их может прочитать только адресат. Чего я никак не ожидала, так того, Фенрир начнет читать по слогам. Все. Очень. Плохо. — Что, смеяться будешь? — на взрослом лице читается детский вызов. — Или жалеть? — Не буду. Молчим. Я уверяю его, что это просто проблема, которую мы решим, и что эта проблема не делает его хуже. Он пытается отыскать оттенки лжи и не находит. — Сначала разберемся с этим письмом, потом будем учиться. Он все-таки дочитывает письмо, которое оказывается просьбой о встрече. — Том хочет сотрудничать с оборотнями. — Том? Сотрудничать? — Действительно не то слово, — посмеялась бы, если б не напряженность ситуации. — Не уверена, как стоит реагировать. Лучше потянуть время. — Если я ему скажу, что моя стая никогда не станет ничьей ручной собачкой, можно будет и время потянуть и вытрясти из него какие-нибудь уступки, подарки и еще что-то такое. Потому что он точно не успокоится после слова «нет». — Да, Том точно не уймется. Интересно, а в каноне все так же происходило? Ох, беда. Я все-таки слишком на многое повлияла, чтобы канон продолжал быть адекватным источником информации. Ладно, будем надеяться на лучшее, решать проблемы и жить. Подумать о высоком можно и потом.