Змеюшка

Игореша приходит посреди ночи. Я сначала принимаю поскребывания в дверь за Севочку, поэтому без задней мысли зову. Когда люмосом включается свет в комнате, начинаю подозревать неладное. Проморгавшись, смотрю на застывшего соляным столбом только очень покрасневшего Игорешу и начинаю смеяться. — Прости, ты позвала, и я подумал… — он моментально отворачивается. — А я подумала, что там Севе — ик — рус, — черт! Я думала, проблема с икотой от смеха в лежачем положении решилась с переходом в новое тело. Обидно, однако, но тут хотя бы не надо бежать за водой. — Агуаменти, — выпиваю стакан воды и выжидательно смотрю на игорешину спину. — В гостиной с чаем и разговорами о погоде, или я укутаюсь в одеяло и мы решим проблему? — Ты как всегда права, я по делу. Станислав познакомил меня со своей невестой, а потом долго сокрушался, что она слишком слаба здоровьем, чтобы выносить наследника. — Ты должен примерить на себя роль Бога и исцелить ее? — У меня есть артефакт, который решит проблему и подарит плодовитость. — Отдай его, а после родов заберешь. Или так нельзя? — У него действие до момента, когда женщина в любом случае будет слишком слаба для беременности. Так что ждать мне лет сорок. А я мечтал о большой семье. — А если не отдашь? Игорь многозначительно молчит. Значит, ничего хорошего. Ладно, решим вопрос позже, а Станиславу по маковке прилетит от меня, а не от Игореши. — Отдавай, найдем тебе здоровую, красивую невесту с аналогичными мечтами. Еще взвоешь в компании десяти маленьких Каркаровых. — Мне пяти вполне хватит! — смеется это чудовище. Раз смеется, то все уже в порядке. Почему я интересно подумала про Молли Прюэтт в качестве возможной невесты? Она ему в дочки годится. А-та-та мне. А на следующее утро Абс забирает Лютика. Преувеличенно бодро. С трясущимися руками. А мне только-только начало казаться, что скоро все станет привычно хорошо. На улице ливень, так что играть Севу негде и не с кем. Он ощущает мое мрачное настроение, но от скуки виснет на мне. Неожиданно Том зовет меня гулять вместе с Севочкой. То ли почуял что, то ли действительно так совпало. Под «гулять» подразумевается поход в цирк. Что Том, что Сев смотрят представление с одинаковым выражением восторга и восхищения на лицах. Мне все-таки жалко зверушек, хотя грация тигров и меня вводит в подобие транса. Сев прыгает вокруг нас, даже забыв про то, что не любит Риддла, еще с полчаса, а потом вдруг начинает клевать носом. На руки идти отказывается, а сам путается в ногах. Том предлагает поехать на автобусе. Сначала не понимаю, а когда Сев крепко засыпает уже через пару остановок, благодарно улыбаюсь. Человек с мозгами справится с почти любыми проблемами, даже если опыта нет. Том героически носит Сева на руках всю прогулку, а гуляем мы — спасибо согревающим чарам — довольно долго. И только прощаясь, забираю сына. Встречает нас очень замученный и взволнованный папаня. Нежно перехватывает начавшего просыпаться Севочку и несет наверх. Завариваю чай с мелиссой и пустырником: судя по папаниному состоянию успокоение лишним не будет. — Я испугался, когда увидел, что вас нет. — Я бы оставила записку, если бы знала, что ты вернешься сегодня. — Где Люциус? — Его утром забрал отец. — Ювента? — Не знаю. — Траур будет длиться год. — О чем ты? — Я не слепой. Если он не предложит тебе брак по истечении этого срока… — Это только мое с ним дело. Захочу — вообще за Тома выйду. Он звал. — Почему я об этом не знаю? — Тебе надо соблюсти приличия. А я не хочу становиться мишенью его врагов. Папаня принимает довод. Кажется, соглашается он скорее от усталости, потому что прощается очень быстро и уходит к себе домой. Ну да ладно, мне только лучше, потому что он крайне редко меняет свое мнение. Вечером заходит Игорь. Северус выбегает, едва заслышав его шаги. И только сейчас понимаю, насколько они друг по другу соскучились. Сев обнимает Игорешу за шею, чуть не плача и забыв, что не любит сидеть на руках. Игорь обнимает его нежно и бережно. Эти двое не отходят друг от друга весь вечер, сами того не осознавая, стараются не разрывать тактильный контакт. В свете последнего разговора с папаней становится жаль, что Сев так на Абса не реагирует. Брак логически следует из происходящего, и лучше заранее подготовить Северуса. А потом приходят Абраксас и Люциус. В ослепительно-белых траурных мантиях, бледные, младший и вовсе с опухшим, покрасневшим носом. Новость настолько очевидна, что они говорят лишь «Завтра, в одиннадцать». Отец пожимает руку Абсу, Игорь замирает перед Лютиком, так и не обняв. Я прихожу в себя только от вкуса крови из прокушенной губы. — Я сожалею… Никогда не привыкну к смерти. Пусть практически чужой человек, даже не приятельница — знакомая, мне искренне жаль. Но гораздо больше мне страшно. Я панически боюсь всего этого. — Что случилось? Лютик! Почему ты такой расстроенный? А мы с мамой в цирке были! Там собачки прыгали на задних лапках. Вот так! Сев, пытаясь развеселить друга, начинает подпрыгивать, тряся перед собой руками. Мне кажется, что губы Лютика вздрагивают в слабой улыбке, но в тот же миг он отталкивает Сева на пол. Они смотрят друг на друга в немом удивлении, а потом Люциус начинает плакать. Северус, кажется, винит себя. Ох, не представляю, что делать. Взглядом прошу помощи у мужчин и киваю на Сева. Будем надеяться, что-нибудь они ему объяснят. — Люциус, — сажусь на колени перед повесившим голову ребенком, — пойдем поговорим? В поднятом наконец взгляде отчетливо читаю страх, но Лютик покорно идет за мной. В детской сажусь прямо на ковер и приглашаю устроиться напротив. — Я понимаю, почему ты его толкнул, и не злюсь. Но я хочу объяснить тебе его мотив. — Он хотел развеселить меня, потому что я грустил. Он не знал, что мама умерла. А я знал! Но он все равно меня насмешил. Я чуть не улыбнулся. Мама вчера умерла, а я так просто улыбаюсь. Значит, не показалось. Только объяснить, что Сев не знал, гораздо проще, чем хоть как-то отреагировать на это. Я сама-то не знаю, как нормально и не нормально чувствовать себя в подобной ситуации. — Возможно, это действительно несколько странно. Но… ты ведь любишь Северуса? — Да! Я раньше хотел братика, а сейчас мне Севочка почти как братик. — Ты любишь маму, поэтому скорбишь по ней. И ты любишь Сева, поэтому смеешься ему в ответ. Я не знаю, что правильно. По-моему, тут просто нет правильного поведения. — Но как же… Я не должен быть счастливым, раз мама умерла. — Совсем? — Совсем! Никогда! Смотрю в замкнутое, серьезное лицо человека, который принял ранящее его решение. К сожалению, выражение знакомое по прошлой жизни. К счастью, сейчас я могу хотя бы попытаться помочь. — Не будь так категоричен, прошу тебя. Подумай, чего хотела бы твоя мама для тебя. Она хотела бы, чтобы ты был счастлив или чтобы тосковал по ней всю оставшуюся жизнь? — Наверное, счастлив, — после нескольких минут раздумий признает Лютик. — Но как я могу быть счастлив без нее? Зачем она меня оставила? — с его губ срывается тихий всхлип. — Мне кажется, она очень старалась задержаться с тобой как можно дольше, — теперь уже и мне на глаза набегают слезы, — а ушла, когда поверила, что теперь у тебя появились еще люди, которые смогут позаботиться о твоем счастье вместо нее. — Папа говорил, что нельзя надеяться ни на кого, кроме семьи. — Он пытался так уберечь тебя. И он, и мама любят тебя, потому что ты их ребенок. Это самая искренняя и безусловная любовь. Однако рано или поздно ты полюбишь кого-то еще и кто-то еще полюбит тебя. И эти люди не всегда будут совпадать. — Почему? Это же плохо. — Так почему-то получается. С этим приходится мириться. И тебе придется научиться отличать тех, кто искренне тебя любит и хочет тебе добра, чтобы верить только им. Чтобы никто не причинил тебе боль, пока ты этого не умеешь, Абс сказал тебе верить только семье. — А мама узнала, что кто-то меня любит? И поэтому решила умереть? — Она же болела. Я думаю, она устала бороться с болезнью. Люциус обнимает меня, уткнувшись лбом в ключицу. Я чувствую его слезы сквозь ткань платья и все-таки начинаю реветь. — Лина… Даже если мама хотела бы видеть меня счастливым, можно я буду тосковать по ней еще какое-то время? — Конечно, Лютик. Думаю, все поймут это. — Надо извиниться перед Севочкой! Он подскакивает, вспомнив, удивленно смотрит на мои слезы и медленно садится обратно. — Почему вы плачете, Лина? — Мне грустно, потому что тебе грустно. — Не грустите! — Люциус снова обнимает меня. — Я не хотел, чтобы вы грустили. — Не волнуйся. Пойдем умоемся и вернемся вниз. Нас там, наверное, заждались. Мы выполняем этот план. Сев подбегает к Лютику с извинениями практически в тот же миг. Пара фраз — и они уже сидят в обнимку. Абс вопросительно смотрит на меня. «Все будет в порядке», — пытаюсь взглядом ответить я, но вдруг снова начинаю плакать. Моргаю почаще, прогоняя слезы. Конечно, Абс замечает. Но, видимо, разговор меня ждет позже. Оно и к лучшему, сейчас я морально к этому не готова, а если он зайдет вечером, смогу хоть что-нибудь нормальное ответить. Малфои быстро уходят, но все остаются погруженными в свои мысли, только Сев увлекается какой-то сказкой. Время тянется медленно, и это довольно сильно угнетает и Игорешу, и папаню, и меня. Поэтому как только ранний осенний вечер вступает в свои права, все расходятся спать, чтобы не нервничать лишние часы. Не знаю, как там Игорь и отец, но я лежу в кровати с открытыми глазами, размышляя о произошедшем. Хорошо хоть Сев спокойно спит, несмотря на все сегодняшние переживания. В последний раз посмотрев на часы, я вчера увидела «без пятнадцати три», а потом уснула. Это наталкивает на определенные размышления. Абсу определенно было, что сказать. Только он не пришел, чтобы поговорить. И в чем проблема? Хотя, учитывая, что сегодня похороны, наверное, странно ждать его и думать о подобном. Не смог. Физически или эмоционально не смог. Потому что был слишком занят или слишком расстроен для разговора. Похороны. Это и в том мире было ужасным испытанием, а в этом будет еще тяжелее. Судя по воспоминаниям Эйлин, там соберется больше сотни разных людей, из которых только человек десять будут не лишними. А учитывая, что в данной ситуации я буду одной из самых лишних (шутка ли — любовница вдовца), мне вдвойне некомфортно. Одно радует — почтенная публика этого сомнительного «зрелища» не знает про меня и Абса. Впрочем, от этого не намного легче. Придется продержаться как-нибудь, хотя и чувствую себя странно и грустно.