Змеюшка

Говорю Абсу, что беременна. Ему — первому и почти сразу после того, как сама поняла: позже ровно настолько, сколько необходимо, чтобы умыть лицо от очередных беспричинных слез. Он удивляется, не знает, что сказать, а потом тянет недоверчиво-радостное «Правда?». Я останавливаю его руку, готовую нежно прикоснуться к пока плоскому животу. — Я не знаю от кого. В голубых глазах стремительно тускнеет только что такой яркий свет. Абс встает, но не уходит. Просто смотрит на меня. Никакого выражения ни на лице, ни во взгляде — ледяной король. Таким мне его видеть еще не приходилось. — Абраксас… Добила. Перешла предел терпения и ранила его слишком сильно. И это при том, что он только вчера начал разговаривать со мной нормально: после похорон жены больше молчал. «Человеку плохо — сделай еще хуже!» — именно так с любимыми и поступают. — Почему у нас все так неправильно? — он отворачивается в сторону. Я беру в руки его сжатый кулак и целую пальцы и костяшки — Потому что с самого начала жить надо было или по уму, или по сердцу. А мы за тем и другим погнались. И никуда не успели. — Не то чтобы совсем никуда. Без ума не было бы Люциуса, знаний о крестражах. Без сердца не было бы многих счастливых дней с тобой, дружбы с Игорем. — Но?.. — Давай попробуем только по уму. Раз уж это его ребенок… — Да не знаю я чей! Там разницы — меньше суток. Вообще, надо будет где-нибудь за границей рожать, а Тома общественно-полезным делом занять: если малышка родится блондинкой, хоть будет время перекрасить. — А ты бы хотела, чтобы это была девочка? — Да, всегда мечтала о дочке. — Надеюсь, так оно и получится, — он садится рядом и проводит кончиками пальцев по животу. — Она в любом случае будет дорога мне. Абс возвращается вниз, и правильно: нас, наверняка, давно потеряли. Вытираю опять внезапно потекшие слезы. Гормоны шутят. Надо умыться и пойти вниз. И фиг с ним со всем. Даже получается смеяться, когда кто-то шутит или мальчишки в количестве теперь уже четырех штук (вру, шести: еще Игореша с Фенриром) устраивают кавардак. Шуму от них в разы больше чем обычно: надо наверстать те четыре месяца, что Девяточка в Хогвартсе провел. Была у меня в прошлой жизни привычка портить себе настроение аккурат под новый год. Тридцатого или тридцать первого я целенаправленно билась головой о грабли, садилась в последнюю не замерзшую лужу или вылетала в ту самую трубу, которую чистила для Санты. Что ж, завтра — Сочельник. Можно рассчитывать, что больше ничего не произойдет. Вечером, когда все расходятся, а Севочка уже спит, приходит поболтать Девяточка. Как уж он уговорил папаню остаться здесь до второго дня Рождества — не знаю: меня в мужской разговор не посвятили. Тут хоть смейся, хоть плачь: рожать надо девчонку, а то скучно быть единственной дамой в компании. Девяточка сдвигает кота и садится рядом со мной, повернувшись боком. Разворачиваюсь лицом к нему, всем своим видом показывая, что готова слушать. Про учебу он рассказал вчера и сегодня днем, так что, видимо, меня сейчас ждет что-то более сокровенное. — Мама, а это ничего, что я дружу с Анди? — Почему это должно быть плохо, милый? Сын краснеет, видимо, сомневается говорить или нет, но все-таки решается. Долго-долго подбирает слова. — Остальные мальчики с девочками не дружат. Понятно. Дразнятся, значат. Хорошо, если не пытаются драться. Это возраст такой, лет в четырнадцать пройдет. Вот только почему так и не сказать? «Я мужчина, я сам справлюсь»? Но это можно и потом прояснить. — Курсе на третьем-четвертом начнут. Девочки, наверное, тоже с ними не горят желанием общаться? — Да, — он кивает. — Со мной хотели, но мне не интересно. Мы с Анди книжки обсуждаем, вместе домашнее задание делаем, а они только про косметику говорят. — Тогда не упускай Анди, раз она такой хороший друг. — Она не только друг, — его щеки снова заливает краска. — Она мне нравится. Можно я потом, чуть позже, предложу ей быть моей невестой? — С этим лучше даже не затягивать. Анди вырастет красивой, женихов будет хоть отбавляй. Девяточка поворачивается лицом ко мне. Успеваю заметить тень страха, но сейчас там спокойная решимость. — Тогда я дам ей выбрать самой. Но сделаю все, чтобы она выбрала меня. — Это, пожалуй, лучший вариант из всех, какие могут быть. Подсказать, что девочкам нравится? Сын кивает и втягивает босые ноги на кровать, свернувшись в клубочек. — Укрывайся, давай. А то холодно. Девяточка устраивается рядом и обнимает меня. Впервые сам обнимает. Как же это замечательно. Советую ему обращать внимание на ее внешний вид, потому что девочкам важно, чтобы мальчики замечали новую блузку или платье. Учу говорить комплименты. Предлагаю выучить язык цветов, потому что многие этим увлекаются. — А из-за чего Белла так злилась на перроне? — Я не знаю. Она все время так себя ведет. Анди с ней ругалась несколько раз в женской половине общежития, но мне не говорила из-за чего. Понятно, что ничего непонятно. Надо присмотреться к девчонке, но это позже. Мы болтаем с Девяточкой, пока не замечаю, что он уже клюет носом. Веду спать, поправляю одеяло и целую в лоб. — Мам, ну, я же не маленький. — Ты взрослый, но мне иногда хочется, чтобы вы с Севочкой были маленькими как можно дольше. — Почему? — Чем вы старше, тем от большего количества бед я не смогу вас уберечь. — Обещаю, мы со всем справимся. Еще раз целую его и ухожу. Сон с меня слетает моментально: зря я это ему сказала. Уж кого-кого, а детей впутывать в проблемы нельзя. Хотя, может, побережется лишний раз, чтобы меня не расстраивать. Кладу руку на живот. Еще один ребенок, которого тоже надо защитить и от ругани света, и от Тома, что более важно. Посоветуюсь с папаней, но уже после праздников. Есть охота. Интересно, это ребенок или собственный идиотизм? Впрочем, кушать все равно полезно. Сижу на кухне, жую пирожки и размышляю. Интересно, есть заклятие бесплодия? Импотенции — точно есть. В XV веке ведьмы писали книги для подрастающих девочек, а Эйлин их читала. Просто если вдруг Том… то писец котенку. Хотя хочет же он участвовать в жизни Севочки и Девяточки, значит, наверное, и своему обрадуется. Впервые при мысли о Томе не чувствую почти привычного укола жалости. Вообще ничего не чувствую, кроме столь же привычной брезгливости, если уж на то пошло. Все теплые чувства перенеслись на малышку? Черт! Я бы чувствовала себя менее виноватой перед ним за план убийства, если бы это был его ребенок. Что-то вроде «Лучшая часть тебя переродилась в ней». И все-таки еще слишком рано, чтобы ему сообщать. Сначала с папаней поговорю, по крайней мере. — С добрым утром, мамочка! Я проснулся, зубки почистил и спустился вниз. Вас с братиком не было. Я почитал, пришел дядя Игорь. Мы позавтракали. И он сказал вас будить. Девяточка уже умывался, когда я зашел. Вот. Вставай скорее. Весь ворох информации вываливается на меня в первую же минуту, как просыпаюсь. С трудом продираю глаза и сажусь. Девять утра. Игорь, блин! Мог бы сам развлечь ребенка. Девяточка самое раннее — в двенадцать лег, если не в час. Игорь смотрит на мою сонную, недовольную морду и неуверенно предлагает сырники. Девяточка тоже кивает, чуть менее сонный. Соглашаюсь, поздоровавшись, и клюю носом над тарелкой. Токсикоз, недосып или ночной пережор — не знаю, но есть не хочется. — Том, пока не официально, но сообщил, что хочет увидеть меня в качестве преподавателя ЗоТИ в Хогвартсе. — Ого! Круто, конечно. Разве там есть свободная должность? — Профессор Макэвой очень болеет и все время говорит, что уйдет на пенсию, как только появится кандидат, — сообщает Девяточка. — Я буду рад, дядя Игорь, если ты будешь у нас преподавать. И мама не будет переживать, что со мной что-то случится. — А ты ведешь себя так, что может? — появляется в дверях папаня. — Нет, конечно, дедушка. Разговор сам собой затихает. Малфои празднуют дома, хоть дети и немного опечалены этим фактом, у оборотней полнолуние, так что таким составом и справлять, а ночевать снова будем втроем с мальчишками. Папаня с детьми уходит украшать дом: вчера не до конца успели, а без Девяточки не хотели. Игореша начинает раскладывать принесенные на ужин продукты, я остаюсь у него на подхвате. Хотя бы для того, чтобы понаблюдать за своей реакцией на всякое разное. Даже если он заметит и догадается о беременности, ничего плохого не будет. После обеда сонливость лишь усиливается, так что хватаю Сева и иду с ним устраивать тихий час. Он поспит и дольше посидит вечером, а я просто посплю. Когда встаю, ребенка нет. Спускаюсь вниз и вижу четыре сдерживающие смех морды. Ой, как удачно Игореша начал лепешки и пироги печь. Сейчас мы морды припудрим. Папаня смотрит на происходящее с ужасом, Девяточка тоже подключается не сразу. Впрочем, беситься так, чтобы весело было всем, мы умеем. В ход идет и щекотка, и жидкое тесто, и орехи. Пока отмываемся и чистим кухню с гостиной, чуть не опаздываем на чай. Папаня, вернув лицу подобающее выражение, абсолютно спокойно интересуется: «И часто у вас происходят подобные баталии?». — Раз в пару недель, а что? — Это не совсем то поведение, которое ожидается от аристократа, пусть даже и ребенка. — Именно поэтому мы ведем себя так только в очень узком кругу. Правда, мальчики? — Конечно, мама. Дедушка, я понимаю разницу между тем, что можно в обществе и дома. Папаня умудряется поймать меня наедине после того, как в очередной раз ухожу в ванную. Прячет взгляд, будто стыдится чего-то. — Ты была бы счастливее, если бы я вел себя с тобой подобным образом? Или если бы у тебя были подруги среди детей? — Да, была бы. В глубоком детстве. А дальше — не знаю: слишком много допущений. Не будем говорить о том, что могло бы быть. Я счастлива тем, что есть. У себя я только могиле призналась в том, насколько нуждалась во внимании отца. Тут за исчезнувшую Эйлин все озвучила. Между двумя живыми людьми взаимопонимание по вопросу принципиально не возникает? — И все-таки. Они же мальчики. С ними нужно тверже. — У них было это тверже. Им от отцов досталось. И от людей достанется, и там уже разбираться будут сами. Девяточку вот мальчишки в школе за дружбу с Андромедой Блэк дразнят. Северусу, если на Слизерин попадет, наверняка за кровь отца придется отвечать. — Пусть будет так. Праздничный ужин проходит весело и беззаботно. Слишком маленькая и почти бесконфликтная компания, чтобы хотя бы кто-то с кем-то мог поругаться за столом. Время летит незаметно, так что скоро я снова остаюсь наедине с собой. Мальчики спят, мужчины разошлись по домам. Проверяю подарки для всех, доедаю один салат и ложусь. Любопытно, что мне подарят. Второй раз в жизни абсолютно все подарки будут сюрпризами. И так как в первый раз подарки дарили те же люди и почти полностью угадали, то и в этот раз, видимо, восхитит.