Между строк

У всякого целителя имеется свое кладбище. Они все разные, отличные от чужих, с крошечной оградой из благих намерений и вскопанные ласковыми, пропахшими обезболивающими настоями, руками. Существуют где-то в глубине сознания, маленькие и неприметные — если повезет. Тео не мог назвать себя владельцем одного из таких. На его рубашке неприметное красное пятно зияет невыносимой фальшью. «Что вы, всего лишь порезался когда брился», «капнул вином, уж очень крепкое попалось», «склянка с зельем треснула в самый неподходящий момент, представляете!». Каждый день новое оправдание, всех и не упомнить. А на плечах покоится мантия цеха Целителей: благородное призвание, святая обязанность излечивать общество от заразы. И никого не волнует, что эти самые светлые руки не по локоть даже, до плеч заляпаны. Иногда он завидовал своим коллегам. Казалось бы, что может показаться приятнее — прогнать простуду у пятилетнего ребенка? Или диковинную инфекцию у парочки заезжих лосальтийцев? Или вот у Серого Братства прихватил желудок в прошлой декаде — а нечего было так сразу зариться на специфическую кухню некоторых провинций. Ну, бывает, прихворает немощный старик, и его необходимо освободить от страданий — так или иначе. Тео бы с радостью помог облегчить чужую боль. В какой-то степени, он этим и занимался, снимал головную боль правящего круга. Жаль только, его кладбище одно из самых больших. Сравнится с ним, пожалуй, разве что Бастиан — вот удивительно, правителя Шоканги называют Драконисом, а его нет, хотя казалось бы. Тео привык и смирился. Он поддевал очередную рубашку, а поверх накидывал строгую мантию преподавателя и, шагая через парк, приветливо улыбался спешащим на завтрак студентам. Проверял домашние работы, качая головой над некоторыми глупостями, которые юнцы горазды допускать. Однако вместе с тем смертельно скучал. Читал учащимся лекции, поглядывая на часы куда чаще их самих. Считал минуты до скончания дня — и до того, когда его вновь призовет вторая должность. Или первая, как посмотреть. Погружаясь в расследование с головой, он скидывал довлеющую массу обыденности вместе со званием мэтра. Позвольте, да разве ученые мужи проводят по подвалам столько лет, когда есть пыльные залы библиотек и ректората? Тео закатывал рукава, как иные сменяют выходные одежды на врачебные халаты, и вместе с тем отбрасывал на время того Ребенгера, которому дозволено делать ошибки и довольствоваться местом за кафедрой. И заходя в допросную, в его голове негромко отщелкивал счетчик: как долго продлится дело? Скольких еще усадят перед ним, таких связанных и беззащитно-невинных в своем стремлении утаить тайное знание, а его, Тео, обнажить чужой замысел. Жаждая вскрыть его, точно нарыв на больном теле горячо-любимой страны, скорбя о способе, но ни секунды не сомневаясь в необходимости. Лекари ведь не сомневаются в тяжком случае, кого спасать: роженицу или ребенка? Людей у Арконата много, но сам он обязан стоять незыблемой твердью под суровыми ветрами, приносящими отголоски Пустоши на зеленеющие луга. Так и Тео, не колеблясь, протягивал руку за следующим инструментом, с капелькой любопытства гадая: «Насколько еще пополнится его личное кладбище?» И как долго Всевышний позволит стрелкам не останавливать бег на его часах?